lost

Грубый тычок в плечо прервал сонное оцепенение, рука сама дернулась к охотничьему ножу, но сиплый голос союзника показал, что это была ложная тревога. − Подъем, четыре тысячи восемьсот пятьдесят девятый. Боец вскочил со спальника, отряхнулся и оправил на себе форму − немецкую, старую до невозможности, потрепанную, и все же неплохо сохранившуюся. − Я же просила не называть меня так, − девушка пригладила короткие светлые волосы и надела очки. − Извини, привычка, − старик усмехнулся. − Сигарету не одолжишь? − пошарившись по карманам, спросила она. − От сердца отрываю, − Александра хмыкнула и закурила. − Знаешь что, Андерсен…я хочу уйти. Отправиться в одиночное плавание. − Опостылело всё, да? − понимающе склонил голову старый снайпер. − Можно и так сказать, − тлеющий бычок полетел к далекому асфальту. − Неволить не стану, дело твое. Помни, что всегда можешь вернуться. Она уже шагала прочь, прихватив рюкзак с припасами и автомат. Под берцами хрустело битое стекло. Отчего-то Андерсен знал, что видел свою подопечную в последний раз. Нельзя было точно сказать, когда мир начал сходить с ума. Вероятно, он всегда был с червоточиной, и в один момент по самому его естеству пошли трещины, давая возможность вырваться чему-то древнему наружу. Оно проникало в умы людей и сжирало их сущность, оставляя жаждущую убийств оболочку. Хотя…можно долго и красиво описывать происходящее. Но все было куда проще: в один прекрасный момент междоусобицы вышли на новый уровень, имя которому война. Она застала врасплох немногих. Страны давно готовились к затяжному конфликту, и, как обычно, повод нашелся. Когда проливается много крови, вселенная дает свой жестокий ответ. И так появились ночные твари. Стало вполне обычным, что человек мог выйти из дома после заката и не вернуться. С ними пытались бороться, но выходило не особенно. В общем, так все продолжалось довольно долго. И постепенно люди приспособились к вечным сражениям. Четыре тысячи восемьсот пятьдесят девятый. Ха. Как герой Освенцима. Весьма иронично, подумала Александра, крадучись по ночной улице. В желудке было омерзительно пусто который день, зато боеприпасов предостаточно. Справа скользнула юркая тень, тут же павшая под автоматной очередью. Снайпер приблизилась, обшарила еще теплое тело в поисках нужных вещей. Коробок спичек и бритва. Неплохо. Равнодушно взглянула в стекленеющие глаза и отправилась дальше. Ее охота не прекращается никогда. Как и пляска со смертью. Терять нечего, чисто спортивный интерес: как долго можно удержаться на краю пропасти. А еще месть. И давняя, давняя обида, свившая гнездо в груди, мешающая дышать, заставляющая сжимать кулаки и шипеть в бессильной злобе при одной только мысли о ней. Хорошо, хоть во снах ее нет. А сны у Александры странные, дикие, как она сама. Стоит сомкнуть веки, как она совсем другой человек иной эпохи. Студентка, художник, нелюбимая дочь, одинокая в своей печали, куда уж страньше? В той жизни нет войны, но чувство безысходности крепче. Серые будни, ночи, наполненные глухой тоской и Агатой Кристи, с трудом заживающие порезы на руках, само тело предает ее. И живет от заката до восхода, нервно ожидая, когда можно будет взять в руки ставший родным автомат и бродить по реальности, где слилось прошлое и настоящее, вспарывать горло случайным мародерам и жить, жить, жить, глотая дым и пыль разрушенных империй. Вечно искать старого врага и пить разбавленный спирт, сидя на шаткой арматуре и болтая ногами над бетонной бездной. Коллекционировать клыки огромных волков, воющих на оранжевую луну, слушать треск еле работающего приемника и слабый голос диктора, вещающего про надежду. Кто бы ему объяснил, что это чувство совсем потеряло свою ценность, когда половина планеты захлебнулась в обжигающей огненной волне. А небо было все таким же красивым. Александра иногда забиралась на крыши высоток и подолгу смотрела на холодные, безразличные звезды и черный бархат ночи между их острыми краями. Озоновый слой был безнадежно испорчен, и все чаще приходилось надевать кислородную маску. Ночи были до жути холодными, а дни раскаленными. Впрочем, конец был близок. Город гудел, обсуждая последнюю новость: создан отряд ликвидаторов, и с каждым днем их все больше. Слухи ходили не самые позитивные: люди в черном не щадили никого, не шли на переговоры и не ставили ультиматум, хладнокровно уничтожая всех. Александра полировала ствол автомата, время от времени кивая своим мыслям. Интересный будет квест: убить убийц. Насладиться их предсмертной агонией, забрать пули и в очередной раз поиздеваться над судьбой. И она ждала, затаившись во мраке, когда посланцы смерти заявятся на чужую территорию. Ночь упала камнем на ненавидимые бойцом номер четыре тысячи восемьсот пятьдесят девять развалины. Спать не следовало, но тело отчаянно требовало отдыха. Звон битой посуды, пьяные истеричные крики, стук в стену — ничего нового. Пробраться ползком через прихожую, натянуть берцы на ноги, завязать шнурки дрожащими пальцами, замотаться в шарф, накинуть пальто и позорно сбежать. Алгоритм проверенный, действенный. Чужие люди, чужая квартира. А где он, дом?.. Бродить по утренним пустым улицам, мелко подрагивая от промозглого осеннего холода, скуривать сигареты одну за другой, кусать и без того обветренные губы до крови. Обычно до жути. Взгляд на часы − пора на учебу. Еще одна отдушина. Несколько часов занять голову другим, потом снова неприкаянной тенью таскаться из стороны в сторону. Кажется, так было вечность. Желание прекратить ход времени все крепче. Девушка вскочила, услышав звуки выстрелов. Слишком близко. Большое упущение. Она скользнула за баррикаду из пустых ящиков и затаилась, глядя сквозь щель в досках. Группа из шести человек появилась из-за угла. Посовещавшись, они разошлись в разные стороны. Походка ликвидатора, направившегося в ее сторону, показалась подозрительно знакомой. − Неожиданно встретить тебя здесь, − усмехнулся боевик и сдернул маску. Ненавистное имя обожгло Александре губы. − Прибилась к большой стае, чтобы выжить, да? Они и тебя убьют, когда не останется никого, − она фыркнула. − А ты, как всегда, одинока. Всех от себя отогнала, − ухмыльнулась ее противница и медленно облизнула губы. Александру как током прошибло. − Интересно, как живется отбросам общества? Расскажи, − невинная улыбка. − Заткнись, − сухо звучит ответ. − Я знаю, тебе нравится мой голос. И я нравлюсь. Не смей отрицать. Сказать бы нет, усмехнуться язвительно, да только правда жжет сердце, бьющееся скоро, неровно. Подводишь, сердце. Поддаешься на провокации и колкие замечания. И ноги предательски подкашивается, стоит лишь ей взглянуть лукаво из-под полуопущенных ресниц. Ненавидишь? Вряд ли. Когда ненавидят, не целуют в шею. Когда ненавидят, не сжимают бедра до боли. И уж точно не стонут имя врага в голос, прогибаясь в пояснице от ловких, приносящих обжигающее удовольствие прикосновений длинных тонких пальцев. − Ты ничтожество, − слышишь снисходительную реплику. − Я с тобой только из жалости, − и снова накатывает волна жара. − Ещё. Пожалуйста, − перед глазами пляшут острые, блестящие звезды. − Мне никто не нужен, − голос предательски дрогнул. − Оно и видно, − она поправила прядь алых волос, и Александре захотелось сорвать все ногти один за одним с этой худой красивой руки. − Мы не закончили тогда, − она передернула затвор. − Неужели? − изящно приподнятая бровь выводила из себя. Еще немного, и желание впиться зубами в глотку чертовой сучке нельзя будет сдержать. − Я долго искала тебя, − палец был донельзя близко к спусковому крючку. − Чтобы валяться в ногах и умолять о любви? − этого снести было нельзя. Ярость застлала глаза кровавой пеленой. Оружие полетело в сторону. Низкий гул прорезал тишину. Не помня себя, снайпер одним прыжком перескочила разделявшее их пространство и вцепилась давнему врагу в шею. − Ты мне не нужна. Только твоя смерть, − Александра хладнокровно душила человека, которого когда-то любила до безумия, не замечая ничего вокруг. − Встретимся в аду, − прохрипела жертва, и резкая боль пронзила грудь. Наплевав на это, четыре тысячи восемьсот пятьдесят девятый завершила свою месть и лишь потом обратила внимание на себя. − Собственница хренова, − она прислонилась спиной к ящикам и вытащила нож. Кровь хлынула сплошным потоком, заливая зелень формы. Вспышка. Парты, шушукающиеся одногруппники, нетерпеливо ждущий ответа преподаватель. Все это расплылось, померкло, как постепенно забывающийся сон. Она пошатнулась и судорожно расстегнула толстовку. На рубашке расплылось уродливым цветком кровавое пятно. Голоса слились в один, невнятный. Пол оказался неожиданно удобным, и даже ступеньки у затылка ничуть не помешали. Глядя на смутные лица, склонившиеся над ней, Александра подумала, что наконец-то пора проснуться. Вдалеке завыла сирена воздушной тревоги.