Синдром Франкенштейна

      Тонкие, длинные пальцы скользят по силикатному стеклу, оставляя мутные, неровные разводы. Утонченные кисти, изящные запястья, ровные, аккуратные фаланги. Такие руки называют музыкальными. Такие руки нужно украшать бриллиантами, унизывать кольцами и оплетать браслетами. Но своеобразные мозоли и стертая подушечка указательного пальца говорят о том, что ни музыкальных инструментов, ни тем более украшений эти узкие ладони не знали.       Слабое свечение выхватывает из липкой темноты абрис миловидного лица. Оно кажется усталым и изможденным. В потухших голубых глазах пляшут отблески светодиодной подсветки. Выбившаяся из косы русая прядь неприятно щекочет щеку, будто по ней ползет мелкое насекомое. Волоски на скулах встают дыбом, по шее пробегает невесомая рябь мурашек. Здесь не может быть насекомых, подобная реакция тела иррациональна. Мысль всплывает на самом краю сознания и тут же гаснет. Тело успокаивается. Сердце продолжает размеренно отбивать ритм.       — Прошу прощения…       Розенталь вздрагивает, и помимо воли с ее губ слетает еле слышный полувздох полустон. Тихий, учтивый голос прозвучал в звенящей тишине гулким набатом. Стал настоящей неожиданностью. Неприятной неожиданностью. Розенталь с неохотой отнимает пальцы от дисплея-окошка и поворачивается к раздражителю.       — Я не хотел вас напугать, — Уолтер подходит ближе. — Мама, включи свет в отсеке В-12.       — Хорошо, Уолтер, — незамедлительно реагирует корабль.       Многочисленные лампы зажигаются поочередно, освещая целые ряды капсул для сна.       — Если не хотел напугать, зачем подкрадываешься? — у Розенталь выходит гораздо грубее, чем следовало бы. Яркий свет режет глаза, приходится часто моргать и щуриться. Первоначальное смятение, смешанное со смущением и испугом, отступает, оставляя место раздражению и злости. Как долго робот находится здесь? Слышал ли, что она говорила мужу, который видит стотысячный криосон?       — Это вышло случайно. Я пришел убедиться, что колонисты в норме. Поддержание жизнеобеспечения и диагностика состояния переселенцев занесены в бортовое расписание и в мои личные обязанности, — с абсолютно безучастным лицом принялся оправдываться синтет. — Еще раз прошу у вас прощения, — Уолтер запоздало склонил голову в знак сожаления, так и не дрогнув ни одним мимическим мускулом.       — Все нормально. Я в курсе твоих обязанностей, — Розенталь уже успела взять себя в руки, специфика профессии обязывала. — Просто в следующий раз обозначай свое присутствие сразу.       — Как скажете, — легко согласился Уолтер. — Могу ли я задать вам личный вопрос, Изабелла?       Розенталь уже собиралась уйти, считая разговор законченным. Однако слова андроида заставили ее остановиться. Она уже давно не слышала собственного имени. В команде безопасности принято обращаться по фамилии или званию, все-таки они военное подразделение и следуют уставу. А на личные разговоры с членами экипажа практически не остается времени из-за постоянной занятости. Да и с ними все больше по фамилиям.       — В твои обязанности входят еще и личные вопросы? — на Розенталь накатывает очередная волна раздражения. Чувство неловкости все еще не покинуло ее: все-таки посторонний, пусть всего лишь робот, стал свидетелем слишком личной сцены. Выходит, услышал достаточно, чтобы делать выводы.       — Да, я должен заботиться и об эмоциональном фоне экипажа, — Уолтер либо действительно не замечает колкости, либо искусно делает вид. — Внутренний дисбаланс может повредить вашей работе и миссии в целом.       — Хм, — Изабелла складывает руки на груди. — Валяй, задавай свой вопрос, — Розенталь запоздало вспоминает, что обращение по имени самый простой психологический прием, чтобы расположить к себе собеседника. 2:0 в пользу машины, почему-то отмечает она, хотя всегда считала соревнования глупым занятием.       — В какое время вы обычно посещаете мужа? — спрашивает синтет. — Мне бы не хотелось побеспокоить вас еще раз, — он торопливо поясняет смысл своих слов.       Ясно. Все стало предельно ясно. Уолтер натыкается на нее не первый раз. А сегодня он решил разрешить неловкую ситуацию. Максимально безболезненно. Как ему казалось. Интересно, андроид притворился, что встреча произошла случайно, или уже просчитал определенный алгоритм ее посещений?        Конечно, глупо было надеяться на приватность в замкнутом пространстве корабля, пусть, и таком большом. Но она не была готова к настолько длительному расставанию с супругом. Там, на Земле, все казалось предельно легко и просто. Семь лет разлуки выглядели вполне адекватной платой за светлое будущее, за новый мир, за побег с планеты с агонизирующим человеческим обществом, которое неизбежно пожрет само себя под властью корпораций и натиском бесконечных военных стычек. Подумать только, с исчезновением границ и государств проблема агрессии и постоянных вооруженных конфликтов совсем не решилась. Розенталь — типичный продукт своего времени. Она родилась с винтовкой в руках… Но умирать с ней совсем не хотелось…       — Я прихожу, когда начинаю особенно сильно по нему скучать, — Изабелла смотрит в искусственные сине-зеленые глаза собеседника с вызовом. — Нет, даже не скучать, а тосковать. Понимаешь? Тоска — это немного другое. Скуку можно потерпеть и переждать, а тоску — нет. Она, как бы яснее выразиться, больнее, острее что ли. Придешь, поговоришь с любимым человеком, и становится немного легче. Правда, ненадолго. У чувств нет системы, их невозможно просчитать, — она разводит руками. — Я и сама не знаю, когда мне приспичит пообщаться со спящим мужем в следующий раз.       — Хорошо, в таком случае, я буду спрашивать у Мамы, где вы находитесь, прежде чем отправиться сюда, — буднично сообщил Уолтер.       — Ага, спрашивай, — кивнула Изабелла. 3:0.       Она чеканила шаг в сторону жилого отсека. После общения с синтетом остался неприятный осадок. Розенталь не привыкла анализировать свои эмоции. Но неприязнь, которую она испытывала к роботу, вызывала у нее тревогу. Уолтер не сделал ровным счетом ничего такого, что могло бы оправдать подобное отношение. Однако при каждой встрече с ним необъяснимое раздражение вперемешку со злостью поднимались в ее душе, словно илистая муть со дна чистого озера. Розенталь и сама не смогла бы точно ответить, что конкретно приводит ее в тихое бешенство. Идеально симметричные черты лица, ровный голос, правильная речь, подчеркнуто ненавязчивая учтивость, исполнительность, небольшое, буквально секундное зависание (роботу все-таки требовалось некоторое время на обработку информации) во время принятия особенно сложных решений? Изабелла всегда старалась сдерживать себя, но в моменты эмоционального напряжения это получалось из рук вон плохо. Сегодняшний диалог — прекрасный тому пример. Она проявила слабость. Хороший солдат не должен плакать в темноте, прижимаясь к капсуле криосна. Он должен выполнять боевую задачу. По сути, она сама виновата, нечего раскисать. Неплохо было бы извиниться перед Уолтером и поблагодарить за деликатность.       — О! Белла! — из соседнего отсека вывернул Ледвард. Его долговязая фигура смотрелась комично в заляпанном мазутом рабочем комбинезоне, он больше походил на слесаря, чем на военного. — Откуда маршируешь?       — Да так, проверяла кое-какие показатели, — отмахнулась Розенталь, все еще размышляя, уместно ли извиняться перед роботом. Она же не приносит извинения своему автомату, если нечаянно роняет его во время чистки. — Чего такой взмыленный, Лед?       — Дэниелс заэксплуатировала вконец! Заколебался цепи подтягивать на ее махинах. Каждое пробуждение одно и то же. Мы подразделение безопасности, должны следить, чтобы все было тихо-мирно, с винтовкой наперевес. И со снисхождением взирать, как впахивают ученые, инженеры и прочие ребята, — пожаловался Ледвард и почесал спину разводным ключом. — Сигаретка есть, Роз? — он заговорщики подмигнул.       — Я свой запас еще в прошлое бодрствование уничтожила. Да и запрещено курить на борту, — сварливо напомнила Розенталь.       — Запрещено, но ты уничтожила, — Ледвард по-товарищески закинул руку на плечи Изабеллы, отворачивая от камер. — Пошли, поделюсь табаком. Скучно одному убивать в себе лошадь.       — Эй! Чего вы там шепчитесь? Слышь, Лед, я все твоей жене расскажу, когда она проснется. И твоему мужу тоже, Роз, — Анкор упер руки в бока и смотрел на парочку заговорщиков с улыбкой. — А если не возьмете меня в долю, то и капитану.       — Ты даже не знаешь, что мы задумали, — засмеялась Изабелла.       — Я за любой кипеш, кроме голодовки, — Анкор утер нос тыльной стороной ладони и оставил на нем темный след. Он тоже заботился о сохранности строительной техники. — А на голодающих вы не похожи.       — У меня всего две сигареты, — развел руками Ледвард.       — В чем проблема? Одной угостишь даму, дрогой — боевого товарища, — гыгыкнул Анкор.       — Эй, я тут не с гуманитарной миссией, чтобы делиться с космическими малоимущими! Стрельнешь у инопланетян!       — А что, если инопланетяне захотят стрельнуть у нас, а мы все запасы уничтожили? Дело пахнет межпланетарным конфликтом из-за горстки табака, — засмеялась Изабелла. — Все, хватит светиться перед камерами, — Розенталь подтолкнула сослуживцев к железным створкам и нажала кнопку закрытия.       Отсек терраформирования был идеальным местом, чтобы предаться пагубной привычке. Десантники спрятались за каким-то монструозным грейдером. Розенталь досталась целая сигарета. И она медленно курила, смакуя каждую затяжку, оперившись спиной на гигантское колесо машины. Анкор и Ледвард травили байки и подначивали друг друга, передавая сигарету, которая исчезла у них за считанные секунды. Что ни говори, а сослуживцы были отличными ребятами. Изабелла искренне смеялась над их шутками, когда в промежутке между машинами, стоявшими тесными рядами и образовывавшими целый лабиринт, замаячила высокая мужская фигура. Характерную походку Уолтера невозможно было не узнать.       — Мне бы не хотелось напоминать, но курить на корабле строго запрещено. На моем месте мог оказаться сержант Лоуп, и вы получили бы выговор, — мягко заметил вездесущий андроид. Он обращался ко всем, но смотрел лишь на Розенталь. Ведь бычок дымился только в ее музыкальных пальцах. — А встреча с капитаном повлекла бы еще больше неприятностей.       Розенталь демонстративно медленно потушила окурок о протектор колеса и убирала в карман.       — Мы не настолько идиоты, чтобы спалить «Завет». К тому же, в исключительных случаях для поддержания эмоционального фона команды в норме можно отойти от правил, — Изабелла незаметно для себя начала передразнивать тон синтета, и Анкор присвистнул. — Такого больше не повторится, обещаю.       — Я вам верю, — кивает Уолтер и чуть медленнее, чем надо, смеживает веки.       — Эй, ребята! Ребята, вы здесь?! — звонкий голос Дэниелс разряжает напряженную атмосферу. Сама она стоит на небольшом мостике у двери в отсек, силясь рассмотреть в недрах огромного зала своих помощников. — Ледвард, Анкор, на сегодня хватит, пора немного отдохнуть!       — За нами не заржавеет! — отозвался Анкор.       — А премия полагается? — Ледвард взобрался на грейдер и помахал Дэниелс.       — Только горячий ужин. Так что пошевеливайтесь, а то и он перестанет таковым быть! — весело кричит Дэни.       Анкор и Ледвард сорвались с места. Розенталь ничего не осталось делать, как последовать за ними. Всю дорогу до выхода из отсека она чувствовала на себе взгляд внимательных синтетических глаз.       Время. Как часто его не хватало в той жизни, что навсегда осталась на голубой планетке под названием Земля. Не хватало катастрофически. А на "Завете" каждая минута равнялась вечности. До очередного погружения в сон осталось двое суток. Одна тысяча четыреста сорок вечностей, помноженных на бесконечность. Медленно, неспешно, словно засахаренный мед, секунды тянулись одна за другой. Розенталь уже ненавидела дерганную стрелку часов, которая с черепашьей скоростью ползла по циферблату. Изабелла давно успела сбиться, какую по счету чистит винтовку. Но лучше занятые руки и пустая голова, чем наоборот. Она сдула с лица надоевшую прядь и взялась за следующий карабин. Что-то мелькнуло на периферии ее зрения сбоку. Тело сработало на рефлексах. Тычок прикладом в сторону предполагаемого противника, подсечка, и вот Розенталь сидит на груди Уолтера, прижимая его горло цевьем винтовки.       — Уолтер, какого черта?! — цедит Изабелла в лицо андроида. Их носы вот-вот соприкоснутся.       — Вы не пришли на обед и ужин. Я посчитал, что неплохо будет принести вам что-нибудь сюда, в арсенал, — сдавленно сообщил синтет. Он не пытался пошевелиться, смирно лежал, снося все неудобства.       Изабелла посмотрела в сторону входа. На полу валялись поднос, осколки кружки в луже чая, рассыпавшиеся бутерброды.       — Сержант Лоуп хотел послать за вами Холлетта, но я предложил свою помощь, чтобы они не отрывались от дел, — подытожил свои объяснения Уолтер.       Розенталь в ярости отбросила оружие. Винтовка прокатилась по гладкому полу, выписывая круги, и врезалась в стену. Изабелла вскочила на ноги. Усталость и моральное истощение дали о себе знать, она больше не могла сдерживаться.       — Уолтер! Ты достал уже! Сколько можно? Отвали от меня, ясно? Просто отвали! Мне не нужна помощь! Никакая! Не нуждаюсь я в ассистентах, помощниках, утешителях и прочих уродах. Разберусь как-нибудь сама! Со своим временем, со своими делами, со своим мужем и обедом — тоже! — выкрикнула Розенталь.       — Ваши эмоции объяснимы. Вы просто не знаете, как себя вести. Потому что я вам не нравлюсь, и вы не хотите быть благодарной за заботу, но чувствуете себя обязанной, — Уолтер поднялся и отряхнул форменный свитер.       — Да что ты можешь знать об эмоциях, железка, или из чего ты там сделан?! — Изабеллу понесло, слова вырывались сами собой. — Хватит этой проклятой учтивости, приторной вежливости! Просто отвали!       — Не переживайте так. Ваша реакция вполне нормальна и нисколько меня не задевает. С людьми иногда такое бывает. Они подсознательно чувствуют необъяснимую неприязнь к… — робот замялся, подбирая слова, — предметам, точно копирующим человека, — Уолтер принялся собирать осколки.       — Не надо. Я сама. Просто уйди, — голос Розенталь скрежетнул железом, она снова пыталась взять себя в руки.       — Но, — синтет захлопал длинными ресницами.       — Я сама, — с нажимом повторила Розенталь.       — Прошу прощения, — как-то устало выдохнул андроид и оставил осколки. После чего удалился без единого слова.       Створка двери с тихим шепотом сервоприводов отсекла оружейную от коридора. Розенталь машинально присела на корточки, принялась собирать разбитую чашку в поднос, порезала пальцы острыми краями стеклопластика и бессильно осела на пол, оставив свое занятие. Бесшумные рыдания рвались из ее груди, а слезы обжигали щеки. Она бы ни за что не смогла сказать, сколько просидела в арсенале, размазывая по лицу горькую влагу. Но когда слез больше не осталось, решение пришло само собой. Розенталь поднялась, подобрала винтовку, бережно стерла с нее остатки баллистола и аккуратно убрала в оружейный шкаф.       Ее гулкие шаги отскакивали эхом от потолков коридора. С каждым шагом уверенность в правильности поступка росла все больше. Розенталь не ошиблась, синтет находился в оранжерее. Его мелодичный тихий свист несся из-за небольшого парника, из которого торчали пушистые стебли какого-то растения. Изабелла постояла некоторое время, слушая трель не лишенную определенного такта и красоты.       — Уолтер, — Розенталь, наконец, решилась и позвала робота. Собственный голос показался ей каким-то бесцветным, безжизненным.       Трель затихла.       — Уолтер, — пришлось позвать снова.       Мелькнула шальная мысль, что синтет обиделся и теперь не хочет с ней разговаривать или вовсе избегает. К счастью, это оказалось не так. Андроид выглянул из-за парника, сдернул с головы капюшон и внимательно посмотрел на незваную гостью.       — Чем могу быть полезен? — мягко поинтересовался он.       — Есть пара минут? — Изабелла подошла и присела рядом.       — Конечно, — кивнул Уолтер. Он выглядел растерянным.       — Прости меня, Уолтер, ладно? — Изабелла опустила глаза. — Мне стыдно за свой поступок. Ты не виноват, проблема во мне. Я благодарна за заботу и все, что ты для меня делаешь… И очень это ценю. Просто… Как-то все навалилось, сама не понимаю… Дорога к лучшей жизни оказалась сложнее, чем я думала… Но ты ее облегчаешь и совершенно не заслуживаешь подобного отношения… Можешь тоже на меня наорать и обозвать, если тебе станет от этого легче. Или перестать общаться, я пойму, — Розенталь заламывала руки, объяснения с людьми всегда давались ей тяжело. С людьми…       Уолтер молчал, лейка застыла в его руке и вода уже полилась через бортик грядки. Он опомнился, убрал лейку в сторону и взял Розенталь за руку. Его пальцы оказались теплыми.       — Я бы сказал, что тронут. Все в порядке. Не стоило беспокоиться. И, к счастью, мне не нужна сатисфакция в силу конструкции, — неожиданно сыронизировал над собой синтет. — Мне не следовало быть таким навязчивым. Все в порядке. Спасибо.       — Я вела себя, как натуральная стерва. А ты отличный помощник. Даже не знаю, что мы без тебя делали бы, — Розенталь тепло улыбнулась. — Так что тебе совершенно не за что меня благодарить.       — Нет, есть, — убедительно кивнул Уолтер.       — Хочешь, помогу с грядками? Тебе же тоже иногда нужны помощники, верно? — Изабелла взяла лейку. — Ну, что тут надо делать?       — Сейчас покажу. Но сначала мы забинтуем ваши пальцы, — уголки губ синтета дрогнули в подобии улыбки. ***       Розенталь застегнула разгрузку, попрыгала, убеждаясь, что ничего не звенит, проверила пистолет в кобуре и зашагала в лендер последняя. Сердце бешено колотилось в клетке из ребер, словно испуганная птица. Высадка. Ее первая высадка на другую планету. Изабелла села рядом с Анкором, принялась возиться с ремнями безопасности, руки не слушались.       — Не волнуйтесь, все будет хорошо, — напротив остановился Уолтер, помог справиться с застежками.       — Спасибо, — кивнула Розенталь. Она была слишком взволнованна, чтобы вести длинные разговоры. — Надеюсь, ты окажешься прав.       Уолтер улыбнулся, невесомым жестом заправил непослушный русый локон за ухо Изабеллы и двинулся к своему месту.       Лендер отстыковался от корабля и устремился навстречу буре.