Полёт Эарендила

«Вингилот» - «Цветок Пенный» - вот имя моего корабля. Но на самом деле это имя моей жены, Цветка-у-Моря. Потому что Винги – только я зову её так. Он изменился для того, чтобы подняться в Небесный Океан. Теперь моему кораблю уже не ходить под парусами. Сильмарилл и валар изменили тело корабля так, как изменилась Винги, шагнув в море с маячной башни. Так, как, верно, менялась её бабка Лутиэн, когда надевала на себя звериную шкуру. Только обе они вновь стали людьми. «Вингилоту» стать морским кораблём не суждено. Атани рассказывают, будто я поднялся в Среднее Небо без возврата на земную твердь. Это не так. Иногда я выхожу в море на кораблях родичей Винги, и над моей головой снова хлопают паруса, руки ложатся на весло, а палуба качается под ногами, вторя дыханию океана. Отец не зря дал мне моё имя – я не знаю, как смог бы жить, вовсе оставив водный океан. Ещё атани говорят, что я поднялся в Среднее Небо один. Это тоже не так. Даже Среднее Небо полно опасностей, и семеро друзей со мною, и я – их капитан. Всякое бывало за эти годы – и звёздные дожди, и солнечный ветер, опасный там, за пределами воздуха, и даже Моринготто дважды тянул из-за Стен Ночи свои лапы (если, конечно, это ещё можно называть лапами). Но мы всегда возвращались домой. Ещё говорят, что это сбитый мною дракон сокрушил Тангородрим. … Когда за Моргота взялись валар, и эльдар Валинора высадились на Восточном Берегу, к Тангородриму было не подступить. На многие лиги вокруг Трёхглавой кишели орки, в воздухе роились крылатые твари. А сам Моргот заперся под горой, и Камень моего корабля горел от гнева, когда «Вингилот» проходил над этими горами – он слышал два остальных, всё ещё томившихся в проклятой короне. Теперь Камень моего корабля для него то же, чем был когда – то наполнявший паруса ветер. Это его мощь поднимает «Вингилот» в небеса и движет вокруг мира – ближе путей Тилиона и Ариэн, выше полёта самых могучих птиц. Летучих тварей разогнали Орлы и птицы Йаванны. А мы три дня и три ночи обстреливали уруков с воздуха – ведь «Вингилот» может заходить и на Ближнее Небо. Да, так мы зовём небеса: на Ближнем гуляют тучи, по Среднему – небесные камни и чужая твердь, а на Дальнем сияют огнём великие звёзды. А ещё есть Вечное Небо – но туда не попадёшь, пока Единый Бог не позовёт за собой. «Вингилоту» было опасно держаться в воздухе: над Анфауглит ходили безумные ветра. Валар бывают очень, очень страшны, и об этом не следует забывать. Сам Манвэ и есть ветер; Тогда воздух над Анфауглит кипел чёрной пылью и вращался, как вода в нолдорской стирке белья. Мало я видел таких штормов. И вдруг всё кончилось: полил дождь, превращая пыль в жидкую осклизлую кашу. А от Трёхглавой поднялся в небо гигантский чёрный дракон. Он был велик, словно кит-полосатик, и его несли большие кожаные крылья, а хвост был пострашнее клыков и рогов. Здешние драконы большие и безмозглые, и кровь у них холодная, как у ящериц, а вот жадности и злобы очень много. Мы сбили того дракона на немаленькой высоте, и он, кувыркаясь, обрушился куда-то в горы. Воздух к тому времени уже очистился, грозовой ливень прибил поднятую ветрами пыль, а объединённые силы ваньяр, нолдор и атани гнали остатки морготовых тварей – многоногих и многоруких. Орков среди этой толпы уже не было. Дракон свалился куда-то в горы, и как раз вслед за этим земля тяжело вздохнула: раз, другой и третий. А потом горы задрожали. Сила Ауле раскалывала горы изнутри, а Тулкас со своими майяр отыскал Моргота, затаившегося в тесной кладовке. И Камень моего корабля звал остальные два, всё ещё скованные проклятым железом. Если приложить к этому Камню ладони – хотя я и не делаю этого без особой нужды – то свет пронизает из насквозь, и станут видны кости. А умом я увижу, что делается с остальными двумя. Это похоже на осанвэ. Они одного корня, одного света, одного ума и одних рук. Кажется, они никогда не переставали слышать друг друга – и, может, ещё живущих. Тех, кого позовут. И закрываться от рук оплётшего их в Проклятое Железо, от его стремлений и мыслей. Уходить в раковину, словно моллюск – от хищника. И так – почти шестьсот лет. Я боюсь за того, кто попробует вновь их позвать. Наверное, валар пока обойдутся без этого. Я слышу – нет, я почти вижу это. И эта мерзость столетиями изводила свободные народы, посылая им всякие беды! Он похож на огромного ирча, и так же, как они, хватает всё красивое и блестящее. И так же, как они, жесток с тем, кто слабее, и безумно боится того, кто сильней. Земля дрожит и покрывается трещинами. Успели бы отыскать те норы, что Моргот прорыл под своими горами! Кто ещё может таиться там – недобитые твари, неведомая опасность или же пленники, которые годами не видели неба? Иногда киты сбиваются с морской дороги и выплывают на мелководье, после не умея выбраться обратно. Дракон был как раз размером с такого кита. Но берег не вздрагивает подобно палубе корабля, когда кит бьётся в мелкой воде, силясь вернуться в океан. Как-то дед Тургон, ещё давно, в Городе-среди-Гор, рассказывал о том, почему колеблются иногда Эред-Энгрин. Он ставил на стол кружку с водой и ударял снизу в столешницу кулаком. Кружка звякала и падала набок, роняя воду ручьём. Если так же ударить по столу сверху, вода в кружке лишь всколыхнётся, и только. Так же и расплавленный камень Эред-Энгрин, текущий из жерл Трёхглавой, подобен этой воде. «Вингилот» обходил Арду круг за кругом, и мы видели, как нехорошо всему окрестному краю, не только Трёхглавой Горе. Войско Запада давно покинуло опасную Равнину Пепла. Только валар и майяр ещё были там, но для них гибель – лишь потеря оболочки, не более. Для них она не так страшна, как для иных живущих. На следующее утро обвалился боковой конус Трёхглавой, а следом и две большие вершины. Земля внизу шла трещинами, в них вскипали вода и жидкий камень, и ядовитый пар поднимался до неба, застилая солнце. А потом начали плясать земли Дортониона и Эред-Ветрин, Талат-Дирнен и Дориата, Хитлума и Арверниэна. Беда шла как степной пожар, и валар не справлялись, не могли её остановить. Горько знать, что есть беды, с которыми не справляются даже боги. И ещё горше видеть, как уходит под воду край, который привык называть своим. Долина Гондолина и устье Сириона были моим домом много лет. Оссирианд и Дориат были домом моей жены. И в иных краях жил мой народ, люди, которых я оставил, уходя на Запад за мечтой. И вот теперь земля, на которой они жили и за которую умирали, уходила от них, словно песок сквозь пальцы. А я ничего не мог сделать. Не мог даже быть на этой земле – «Вингилот» не умеет сесть здесь, только на особом поле на западе Валинора, а это совсем другие края. И тогда я снова взял сильмарилл в ладони. И услышал песню боли и отчаяния. Услышал океан и огонь. Это камни, вечные, неуничтожимые, плакали о несбывшемся… …Забери силу, забери боль, забери сомнение, забери страх, забери горизонт, забери морской путь, и сил нет, не вздохнуть. Ты, вечный, негасимый свет, ведь горя и неправды нет! Останови бурю, останови шторм, сохрани жизнь и сохрани дом! Лучше я к тверди вовек не вернусь, но пусть прекратится разрушение, пусть! Дуб и берёза, река и гора, падению здесь прекратиться пора! …Я очнулся первым. Корабль висел у кромки Среднего Неба, остановившись в одной точке и вращаясь вместе с Ардой. На ардастационарной – так мы говорим. Тучи разошлись, и было видно, что осталось от моего края. Но осталось! На том месте, где прежде был Ангбанд, стлались волны; Дортонион и холмы к востоку от него превратились в цепь островов, Криссаэгрим и Эред- Ветрин щетинились вершинами, а Эред- Луин стали береговой грядой. Но буйство подземелий стихло, и твердь больше не походила на крышку котла. А у новых берегов – если приглядеться – стояло множество кораблей. А если очень-очень хорошо приглядеться – я могу и это - и прислушаться как следует – это я тоже могу… Единый Боже, это они! Эльвинг всё-таки ошиблась! Это они, мои близнецы! …Я возвращаюсь домой. Там, на Западном Берегу, теперь мой дом. Там ждёт меня моя Крылатая, не разучившаяся летать птицей в небе и ходить женщиной по земле. Это умение было у её бабушки, передалось и ей. Я везу для неё вести. И горькие, и радостные. Разные вести. Одно расскажут у Маханаксара, другое привезут телерские корабли. Они уже летят под попутным ветром на запад, они несут тех, кто ныне возвращается домой. Но я хочу успеть прежде их. Потому что я везу весть, самую важную для отцов и матерей. Для отца и матери. Для нас. Весть о том, что наши сыновья Эллерондо и Эллероссэ живы. Сказ о море, Сказ о земле, И о буре, И о воде, О парусах, Что уходят за Край – Чтобы увидеть, Чтобы узнать. Чтоб отстоять и правду, и честь, Чтобы отринуть глупость и лесть, Сказ о любви, что не знает преград. Камни как звёзды над миром горят.