Часть 1
24 декабря 2017 г. в 19:23
Запах плесени ударил в нос, когда Тору вошёл в незнакомую квартиру, используя ключ, который, как он думал, никогда не достанет из ящика, куда он положил его несколько лет назад, после того, как рассматривал его блестящую поверхность в течении нескольких минут, а может, и часов. Воспоминания о том моменте были довольно расплывчатыми и неясными, он стёр большую их часть, но он всё ещё мог вспомнить, какие чувства испытывал тогда, как сидел на кровати с опухшими глазами и трясущимися руками. Это было одно из самых сложных решений, которое он когда-либо принимал, и это было достаточно иронично, что, не используя ключ, в конце концов, он запер прошлое на замок.
Он получил белый конверт в среду, четыре года назад. Тору помнил, как поднял его с пола, но на белой бумаге не значилось имени отправителя, как и не было марки в верхнем углу. Только его имя, написанное неаккуратным почерком, на который Тору не мог смотреть более пяти секунд. Внутри конверта был только серебряный ключ с прикреплённой к нему запиской. Адрес, что был написан тем же небрежным почерком, несколько символов, которые сразу врезались в память Тору, хотя он знал, что в любом случае не будет использовать эту информацию. Ниже было написано ещё одно слово, выделяющееся тёмными чернилами на светлом фоне. Черты иероглифов были кривыми, как будто их писали трясущимися руками.
«Пожалуйста»
Четыре года назад, в среду. Погода была солнечной, женщина из выпуска новостей была одета в синий пиджак, и Тору не завтракал тогда, потому что проспал. Он всё ещё помнил все детали, каждую мелочь, произошедшую в тот день, когда он получил конверт, на котором было лишь его имя.
Четыре года назад в среду он последний раз слышал что-либо от Таки.
Тору зашипел, когда ударился ногой обо что-то, и был рад, что решил не снимать обувь, потому что даже при тусклом свете он всё ещё смутно мог различать контуры предметов, валявшихся по всему коридору, и он определённо не хотел наступать на них. Тору боролся с желанием зажать нос из-за почти невыносимого запаха, который, как ему казалось, уже въелся в его одежду.
На самом деле, бывший гитарист не ожидал, что когда-нибудь встретит Таку после всего, что произошло, поэтому стоять здесь, по адресу, куда привело его полученное четыре года назад письмо — ситуация, о которой он и мечтать не мог.
Шторы в гостиной были закрыты, лишь небольшой солнечный лучик, пробившийся между плотной тканью, освещал комнату, а вместе с ней и фигуру, лежащую на диване без одеяла, что могло бы прикрыть исхудалое тело. Тору видел коробки из-под пиццы, разбросанные по полу; некоторые из них были пустыми, а некоторые нет. Бесконечные пачки из-под лапши быстрого приготовления добавляли беспорядка, и насколько Тору мог видеть, повсюду валялись бутылки. Он хорошо понимал, что они, вероятнее всего, были из-под крепкого алкоголя.
После распада ONE OK ROCK он не виделся с Такой, он даже не разговаривал с ним. У них были общие знакомые, он временами узнавал о состоянии бывшего вокалиста, но ни одна из новостей не заставила его искать письмо, которое он получил в ту среду, чтобы наконец приехать по тому адресу, что был ему дан.
— Така? — позвал он, подходя к дивану. Тору почувствовал, как наступил на что-то мягкое, но старался не думать об этом, чтобы ему не стало совсем дурно. Он всё ещё размышлял о том, было ли решение приехать сюда правильным, он больше не имел никакого отношения к его жизни, но сейчас он был здесь, и назад пути не было. Даже имя Таки стало для него чужим, он давно не произносил его, с тех пор, как позабыл каждый момент, когда оно слетало с его губ. Или, по крайней мере, он изо всех сил старался сделать это.
Человек на диване даже не пошевелился, и в комнате было так темно, что Тору не мог сказать с уверенностью, дышит ли он вообще.
— Такахиро? — позвал он снова; произносить полное имя было ещё более странно и он вздрогнул, когда ему ответили совершенно неожиданно.
— Не смей произносить моё имя, Тору, — Тору молча застыл, осмысляя то, что он услышал. Слова сами по себе и то, с какой ненавистью и презрением они были адресованы ему, нисколько не удивили его; придя сюда, он не ждал, что Така кинется ему на шею. Наличие такой гармонии между ними было бы более чем нереалистичным. Нет, именно от звука его голоса у Тору перехватило дыхание. Ему не хватало сил и звучал он грубо. Тору очень хорошо знал, как звучал Така после сна, но здесь было совершенно другое. Если бы он постоянно не слышал Таку на протяжении многих лет, Тору даже не смог бы с уверенностью сказать, узнал бы он, кто с ним разговаривал из тени. Он сглотнул.
— Я думал, что ты спишь, — сказал он, внимательно наблюдая за Такой, чтобы не пропустить ни малейшего движения от человека, который напоминал того, с кем он раньше делил так много. Однако, маленькая фигура не шевельнулась.
— Я не спал несколько дней. Хотя хотел бы. Просто закрыть глаза и забыть о реальности на несколько часов. Но какое тебе до этого дело, — в его голосе не осталось ничего от Таки, только если слушать достаточно внимательно, можно было различить несколько соответствий, но, даже проведя большую часть своей жизни рядом с ним, Тору не мог поверить, что это на самом деле говорил его бывший вокалист. Это было очень далеко от того голоса, который когда-то заполнял арены и стадионы по всей Японии.
— Но, может быть, я сплю прямо сейчас, ведь не мог же Ямашита Тору прийти в мою пещеру, спустя столько времени, да? — Така звучал очень отдаленно, будто его тело было здесь с Тору, в то время как разум был далеко не в этом месте.
— Я открою шторы, — Тору больше не обращал внимания на слова Таки. Не то чтобы он не замечал, как часто Така пытался связаться с ним. Совсем наоборот, на самом деле. С каждым шагом, что старший делал в его сторону, Тору отступал назад.
Ткань была тяжёлой в его руках, когда он раздёргивал её, открывая грязное окно, которое, скорее всего, мылось много месяцев назад и за которым открывался вид на квартал Токио, в который Тору не пошёл бы по собственной воле. Он не стал раздумывать, прежде чем открыть окно и запустить свежий летний воздух в комнату. Не то, чтобы снаружи было больше воздуха, но он был явно лучше, чем затхлый, застоявшийся запах в квартире Таки.
Тору застыл, когда обернулся и смог осознать реальную степень беспорядка. Он видел силуэты большинства этих объектов и до этого, но, понимая, как много вещей было скрыто в тени, он затаил дыхание. Здесь были пустые коробки из-под еды, кусочки пиццы и другой фаст-фуд, что лежал на полу, и о его "возрасте" Тору не решился задумываться. В основном он был вокруг дивана, на котором, вероятнее всего, Така провел большую часть своего времени. Гвозди когда-то были забиты в голую стену, рамки, что висели на них, были разбросаны по полу, а разбитое стекло доходило до середины грязного красного ковра, который когда-то был куплен самим Тору. У него была смутная идея, кто был на этих фото, но ему было слишком страшно проверять, не говоря о том, чтобы спрашивать.
Перед коричневым кожаным диваном стоял маленький стеклянный стол, который был таким же грязным, как и окно. На нём было было множество бутылок дешёвого ликера, большинство из которых были пустыми; вскоре они находили свой путь на пол, где лежали ещё более старые бутылки, о существовании которых было вовсе забыто. Между ними была переполненная пепельница, с краёв которой падали окурки. Така иногда курил с Тору, но количество сигарет, что он увидел перед глазами, было раза в два больше, чем Тору давал Таке за последние годы карьеры.
То, что привлекло внимание Тору, помимо огромного количества выкуренных сигарет, было шприцами, которые лежали среди бардака на столе в кучке коричневого порошка. Тору не был глуп и понимал, что это было вовсе не лекарство.
— Эх, кажется, я всё же не сплю. В моих снах ты не выглядишь столь шокированным.
—Что за бардак? — спросил Тору, полностью игнорируя комментарий Таки, наблюдая, как он сидит на диване, который когда-то стоял в их общей квартире. Каждая складка и рубец на тёмной коже всё ещё присутствовали в воспоминаниях Тору; наверно, он мог бы даже нарисовать его по памяти. Прошло столько времени, когда они сидели на нём, ничего не делая, просто наслаждаясь обществом друг друга. Вспоминать эти моменты сейчас, было странно и казалось, что это было в другой вселенной.
Глаза Тору расширились, когда он увидел Таку, полностью освещённым дневным светом. Человек перед ним — лишь тень того, кем он был. Длинные кудри падали на лицо Таки, почти наполовину закрывая его, но они не смогли скрыть темные круги под глазами и сами глаза, что смотрели на Тору таким тусклым и безжизненным взглядом, что выбивал воздух из лёгких. Как Тору помнил, Така всегда был миниатюрным, но он никогда раньше не видел, чтобы его скулы выделялись под бледной кожей. Така был одет в серый пуловер и Тору боялся, что если его снять, то каждая маленькая косточка будет видна. Он помнил, что Така всегда был крайне не уверен в своей внешности, поэтому чаще всего предпочитал одежду размером побольше. Теперь же, смотря на Таку, было ясно, что всё, что он когда-либо носил, будет на пару размеров побольше.
— Какое тебе дело? — убрав со лба несколько прядей, Така показал костлявое запястье, которое виднелось в месте, где его рукав был закатан, прежде чем повернуться в сторону Тору и посмотреть на его внешность. Прошло много лет с их последней встречи, а после расформирования One Ok Rock Тору закрыл свою страницу в инстраграме, из-за чего Така не имел ни малейшего представления о том, чем младший занимался в своей жизни, не говоря уже о том, как он выглядел сейчас. Всё развалилось после окончания группы. Хотя сам распад начался ещё раньше.
Рассматривая внешность Тору, первое, что заметил Така — это короткие чёрные волосы, которые теперь заменят светлую чёлку в его воображении. Сколько времени прошло с тех пор, как Тору последний раз так выглядел? Лет 10? Ему идёт, ну конечно, ему вообще всё идёт. Это делало его старше, а пара очков, которые были непривычны для Таки, добавляли серьёзности. Тору, похоже, перестал пользоваться линзами, всё же теперь им больше не нужно визуально себя преподносить.
Кольца в ушах пропали, их когда-то давно заменили чёрные гвоздики, которые, как будто компенсировали потерю, а на пальце левой руки было что-то блестящее. Така почувствовал, как его живот дёрнулся.
— Кто такой счастливый? — не понимая, о чем говорил Така, Тору несколько раз моргнул в замешательстве, прежде чем последовать за чужим взглядом, который останавливался на украшении, находящемся на его руке. На самом деле, он был удивлён, когда Така спросил об этом. Тору ожидал, что старший только спросит причину своего визита, прежде чем снова забыть его. Это превращалось в один из наиболее дружелюбных вариантов сценария, к которым он готовился.
— Женщина, которую я встретил через несколько месяцев после расформирования группы, мы поженились в прошлом году, — в комнате повисла тишина. Вероятно, прошло всего несколько секунд, но атмосфера была напряжённой, Така и Тору молча смотрели друг на друга в течении нескольких минут. Между ними было столько невысказанных слов, о которых ни один из них не осмелился сказать.
— Уже слишком поздно поздравлять?
— Ты не должен, Такахи…
— Хорошо, тогда поздравляю с тем, что ты нашёл того, с кем хочешь провести остаток своей жизни. Приятно видеть, что хоть кто-то из нас достиг этого, — Тору знал, что Така перебил его, потому что он снова осмелился произнести его имя. Несмотря на это, бывший гитарист догадался, что заслужил хотя бы этого.
— И всё же, почему ты здесь, Тору? Какого чёрта ты забыл в моей квартире, тебе же столько лет было насрать на меня? — сказал Така, прежде чем устроиться в правильном сидячем положении, ожидающе глядя на Тору и не скрывая ненависти во взгляде. Тору сглотнул, но не смог разорвать зрительного контакта. Он считал, что это будет проще, не как прогулка по парку, конечно, но определённо легче, чем то, с какой частотой билось его сердце, когда он стоял посреди гостиной Таки, заполненной мусором и грязью. Он не ожидал столкнуться с Такой, который подсел на наркотики, который сломался. Он не ожидал возможности столкнуться с эмоциями, что он запер в себе давным давно.
— Я переезжаю. Уезжаю из Токио. Хотел лично сказать об этом, — Така не ответил, только уставился на Тору, не меняя выражение лица. Тору даже не мог сказать, было ли уже старшему наплевать на его местоположение. Так много всего произошло, и ещё больше развалилось. Он не мог перестать разглядывать Таку и его худое тело, которое выглядело более хрупким, чем Тору помнил и когда-либо видел. На Таке были только трусы и, хотя его ноги всегда были худыми, особенно в тех узких джинсах, которые он всегда любил носить, Тору теперь видел, насколько они тощие. Когда их бледный цвет ярко контрастировал с темно-коричневым диваном, он понял, сколько веса Така в действительности потерял.
— Ты пришел сюда, чтобы сказать мне это? — спросил Така, терпеливо ожидая ответа Тору, который чувствовал, будто его что-то душит. — Тору, ты пришел сюда после четырёх лет игнорирования моих звонков и сообщений, чтобы сказать, что уезжаешь? — лицо старшего помрачнело, но он всё ещё не отводил взгляд от Тору.
— Потеряйся, Тору. Уйди из моей квартиры. Сейчас, — Така даже не попытался встать, просто посмотрел на Тору, будто этого было достаточно, чтобы оттолкнуть его.
— Я еще не закончил, Та…
— Тору, съебись из квартиры, я не собираюсь слушать эту херь! Ты приходишь сюда после всего того времени, говоришь мне, что женат и собираешься переехать так, будто ничего не произошло! Выметайся! — голос Таки сорвался несколько раз ближе к концу. Тору почувствовал, как ветер дул на волосы, которые больше не закрывали уши, заставляя его дрожать. Не из-за температуры, а скорее из-за того, как холодно Така посмотрел на него. Он знал о его состоянии, хотя бы частично, но никогда не ожидал, что его бывший вокалист будет выглядеть так, как сейчас.
— Така, тебе нужна помощь, ненавидишь ты меня или нет, но тебе нужно видеть кого-то, посмотри на себя, посмотри на свою квартиру! — Тору только хотел сказать Таке, что он скоро уйдет, не больше и не меньше, но как бы он не хотел, он не мог игнорировать условия, в которых жил бывший вокалист. Тору слышал от Рёты и Томои, как плохо чувствует себя Така, что он впал в депрессию и изолировался от внешнего мира, но Тору не пытался помочь ему. Что бы он мог сделать уже не важно, было слишком поздно. Единственное, в чем он был хорош — побег.
— Мне не нужно, чтобы ты жалел меня, не теперь! Неужели ни капли стыда нет?! Сбежал, оставил меня одного, а потом вернулся, будто ничего не произошло и предлагаешь свою помощь?! Ты ёбанный выродок, выметайся! — в итоге Така поднялся на ноги и Тору увидел, как тот двигался. Его ноги выглядели такими слабыми, что казалось, будто они не могли его выдержать и Тору не удивился бы, если бы они подогнулись в конце концов. Он тупо уставился на Таку, не в силах ничего сказать. Бывший вокалист был прав во всем, что сказал — всё это было ошибкой Тору, и от этого факта тот бегал много лет.
— Что случилось с тобой?! Разве ты не видишь, что тебе нужна помощь?! — Тору не собирался повышать голос, особенно, учитывая состояние Таки, но он боялся, что его могли не услышать или понять не так. Шаги Таки в его сторону были неуклюжими, будто он всё ещё был под наркотиками или пьян, а, может, и то и другое, и Тору даже не уклонился от бутылки, которую тот схватил перед тем, как ударить его в плечо. Ему было совсем не больно, слишком мало сил было у второго.
— Что случилось со мной?! Тебе действительно хватает смелости спрашивать это?! — Така закричал, бросив пустую бутылку в стену, разбив ее на мелкие осколки. — Я любил тебя, Тору, я, блять, любил тебя всем, что у меня было, а ты бросил меня! Вот что случилось, вот, что сделало меня таким, какой я есть сейчас! Потому что мне, в отличии от тебя, это было дорого! — Тору стоял на месте, не в состоянии сказать и слово. Он так долго бегал от этой встречи, слишком боялся столкнуться с ошибками, что он совершил в прошлом. Он знал, что Така страдал, знал о его депрессиях, но не делал ровным счетом ничего. Он был напуган реальностью.
— Как ты думаешь, кто ты, Тору Ямашита?! Я звонил тебе, слал сообщения, я, блять, боролся за тебя, за нас, но тебе было всё равно, ты ничего не делал! — руки Таки коснулись его груди, когда он начал толкать Тору. Они были теплыми. Это заставило бежать мурашки по спине Тору, когда он оказался так близко к старшему после стольких лет разглядывания его лица на фотографиях или в своем воображении. Там он до сих пор был всегда смеющимся и энергичным вокалистом, в которого он так сильно влюбился, человек, рядом с которым он хотел бы быть всю жизнь. Правда теперь Така выглядел намного старше и очень уставшим. Это был человек, с которым он был близко много раз, человек, с которым он плакал и смеялся, человек, с которым он просыпался на протяжении многих лет.
— Ты меня уже бросил однажды, так почему ты решил вернуться?! Я знаю, ты снова уйдешь, конечно уйдешь, ты же женат, черт побери! На женщине, Тору, ты женат на женщине, ты так боишься себя? — слабые руки, что недавно толкали его, теперь били Тору по груди, неуклюже, просто желая нанести какой-то урон. Тору чувствовал, как слабы его атаки, хотя был уверен, что грудная клетка будет болеть завтра. Така выпускал годы разочарований, гнева, одиночества и предательства, крича на него, и он имел на это полное право. Всё же это Тору бросил его, а не наоборот, потому что младший боялся мнения окружающих.
Тору всё ещё смотрел на Таку, который начал плакать посреди своего порыва злости. Он не рыдал, не подавал и звука слабости, но те соленые слезы, что катились по подбородку, открывали Тору всю беспощадную правду. Он никогда не забудет это выражение лица Таки, и он всегда знал, что бывший вокалист плакал каждую ночь перед сном после их разрыва. Были голосовые сообщения, очень много голосовых сообщений.
«Пожалуйста… Тору, возьми телефон, прошу тебя.»
«Ты не можешь игнорировать меня так, скотина, я больше ничего для тебя не значу?»
«Тору… Сейчас два часа ночи, я сижу на крыше… Сегодня оживленно на дорогах…»
Медленно Така отступил назад.
— Тебя перестало это волновать. Я могу понять, кто не хочет идеальной жизни вместе с женой? В плане, посмотри на меня, я разбит, — опухшие глаза смотрели на Тору. Он привык видеть в них жизнь, но, тёмно-карие глаза стали тусклыми и мёртвыми, и смотрели на мир исключительно для координации в пространстве. Не прошло ни единого дня, когда Тору не думал о них, о их цвете, о том, как по-особенному Така смотрел на него, куда бы они не пошли, о чем бы они не говорили. Как будто он означал для него мир, как будто он был для него всем миром. Не прошло ни одного дня, когда он не думал бы о Таке.
— Не переставало. Никогда, — голос Тору был ничем не громче шёпота. Глаза Таки расширились. — Мне никогда не было наплевать.
— Хватит прикалываться надо мной, Тору, ты был тем, кто сбежал, кто оставил меня позади. Я был готов жертвовать всем: карьерой, именем, всем! Но ты нет, поэтому не устраивай этот цирк, будто ты не виноват! Потому что ты виноват! — Така определённо потерял бы голос, если продолжил так кричать на Тору, который абсолютно не вписывался в эту мерзкую обстановку. Они были противоположностями. Тору выглядел аккуратно и чисто, в то время как Така выглядел так, будто полностью отказался от себя. И снова Тору было слишком страшно, чтобы спросить, правда ли это.
— Я не вру. Я думал о тебе, Така. Каждый день. Каждый день просыпался и засыпал с мыслями о тебе. Каждый день, ложась спать, я надеялся, что проснусь рядом с тобой следующим утром. Я думал о тебе, когда целовал жену, думал о тебе в день, когда женился. Я думал, что, придя домой, ты будешь стоять на кухне, куда бы я не пошел я…
— Заткнись, Тору! — слова так легко срывались с губ Тору после стольких лет, когда он не мог выговориться, запирая их в своем сердце, где никто бы не мог найти их. Он вздрогнул, когда Така перебил его. Он не лгал, он был здесь и был готов выложить всё, потому что Така был не единственным, кто страдал, и он хотел доказать это ему. — Хватит издеваться надо мной, я устал от этой гребаной лжи, я устал слушать твою чушь, иди на хер и не возвращайся, сделай для меня эту последнюю услугу! — слова Таки не соответствовали его выражению лица и тому, как он смотрел на Тору. Бывший гитарист знал его наизусть, мог понять состояние Таки, просто взглянув на него. Эти карие глаза умоляли его остаться, умоляли Тору не бросать его снова, и Тору хотел остаться с Такой, хотел этого больше, чем чего-либо на свете.
Вытащив телефон, Тору пихнул его Таке, который только моргнул несколько раз, не понимая, что младший хочет от него. Тору не отступит, не снова. Скоро он уйдет, но он хотел, чтобы Така наконец узнал правду.
— Я думал о тебе каждый день. Я говорю тебе правду. Я хотел снова тебя увидеть, я так скучал по тебе, каждый грёбаный день. Становилось всё сложнее и сложнее, я чувствовал, что чем больше времени проходит, тем больше становится расстояние между нами. Я слышал все твои голосовые сообщения, я помню их все, они выжжены в моей памяти. Я хотел перезвонить, хотел увидеть тебя, это так, Така, поверь мне, — Тору не плакал, пока нет, но его голос дрожал и Така не был уверен, что он когда-либо видел младшего таким расстроенным. Он пытался ненавидеть Тору и то, что он сделал с ним, он проклинал его так часто за последние годы и заставлял себя забыть его. Ничего не работало, ничего не помогало избавиться от мыслей. — Я хотел прийти сюда, когда получил письмо, каждый раз, когда кто-то говорил мне о твоем состоянии, я порывался прийти, чтобы увидеть тебя. Но я просто не мог, потому что так много всего произошло и у меня не хватало чёртовой смелости. Мне очень жаль, Така.
Така не знал, на что смотреть, не говоря уже о том, что говорить. Часть него хотела верить всему, что говорил Тору, часть, которая была спасена младшим, которая была любима и обласкана им и знала его нежную сторону. Другая же часть Таки была осторожна и не верила тому, что говорил Тору. Часть, которая была сломана. Та, что перенесла всю боль и вред, нанесённый им.
Така посмотрел на хмурого Тору, а потом на экран телефона, свет которого заставил щуриться парня, привыкшего к темноте. Телефон показывал почтовый ящик Тору, кажется, его черновики. Така затаил дыхание и распахнул глаза, смотря на черные иероглифы сквозь пелену слез, застилающую глаза.
«Мне так жаль, Така. Мне так, так жаль, я… не могу сделать это». Самое раннее сообщение было датировано июлем 2017 года, спустя примерно три месяца, после распада One Ok Rock.
«Така,
Я мечтал о тебе сегодня. Я мечтал вернуться домой и наткнуться на тебя, спящего в коридоре, потому что ты ждал моего возвращения. Мы были в доме, о покупке которого думали последний год до того, как всё произошло. Дом с большими окнами, я уверен, что ты помнишь его.
За последние месяцы я отчаянно пытался забыть тебя, пытался стереть тебя из своей жизни с помощью всего, что у меня было. Я знаю, что у меня нет права скучать по тебе, у меня нет права переживать по поводу наших разорванных отношений. Я уверен, что ты ненавидишь меня сейчас и это нормально, ты имеешь полное право на это. Но знаешь, это больно, пытаться стереть тебя из памяти, потому что даже после того, как я запер всё, что напоминало мне о тебе, ты стал появляться у меня во снах. Так, будто ты не хотел отпускать меня. Так, будто ты хотел, чтобы я страдал от потери тебя. Что я и делал. Каждый день.
Я не знаю, зачем я пишу это. Возможно, это станет моей привычкой. Писать тебе, я имею в виду. Или писать твоему видению, что, кажется, следует за мной. Не чувствовать тебя поблизости — это так странно, неправильно. Ты и я… Это всегда были «мы». Нередко я всё портил.»
Сообщение обрывается на этом, и оно до сих пор не закончено. Така пролистал черновики. Их было так много, так много «Така», временами «Дорогой Така», время от времени «Такахиро». Тору начал звать его настоящим именем в последний год их отношений потому что, как он сказал, человек, которого он любил был тем, кто стоял за образом Таки из One Ok Rock. Така таял в объятиях Тору, когда тот шептал эти четыре слога. Использование настоящих имен доказывало их близость. Теперь в письмах редко встречалось «Такахиро» и Така предположил, что Тору чувствовал, что не имеет больше права так его называть. Он нажал на сообщение от октября 2017.
«Добрый вечер, Така,
Около часа назад звонили мои родители и спрашивали, что с нами случилось. Я не рассказывал им о нашем разрыве, потому что не хотел, чтобы они волновались. Моя мама так сильно любила тебя, ты всегда был для неё как сын. Услышать то, как она плачет, было бы самым ужасным, и я бы тоже не смог остановиться. Я не имею права плакать, это всё моя вина.»
Така прикусил губу, вспомнив доброту родителей Тору, как они от всего сердца приветствовали его в своей семье, когда у него не было того, кто бы ждал его с распростёртыми объятиями. Он провёл так много дней своей жизни с семьёй Ямашита, потому что они давали ему чувство защищённости и, как сказал Тору, они смотрели на него, как на собственного сына. Така видел семью, частью которой он мог бы стать, он представлял маму Тору, которая бы представляла его другим, как своего зятя, и эта картинка в его голове была одной из самых трогательных из тех, о которых он когда-либо думал. Идеальные вещи, которым суждено было разбиться.
Некоторые черновики были написаны в один день. Така насчитал девятнадцать писем с 7 декабря 2017 года, это был первый день рождения, который они провели отдельно друг от друга. Така вспомнил, что сидел в своей гостиной и смотрел на телефон, размышляя, может ли он позвонить Тору, чтобы поздравить его и немного обрадовать. Он не ожидал, что младший ответит на его звонок, он даже не был уверен, слушает ли он его голосовые сообщения, которые он оставлял ему сначала. Он стремился связаться с ним, несмотря на то, что они расстались месяцы назад, несмотря на то, что Тору относился к нему, как к дерьму, и это, наверно, выглядело очень жалко.
«Мой дорогой Такахиро,
Я надеюсь, что ты не думаешь обо мне, когда я пишу это. Надеюсь, что у тебя всё хорошо или, по крайней мере, лучше, чем у меня. Надеюсь, ты способен идти дальше без меня, создать новую жизнь без моего токсичного влияния. Я молюсь за твое счастье, молюсь, чтобы ты продолжал смеяться, продолжал жить.
Сегодня мне исполнилось двадцать девять. На самом деле, я представлял себе, что женюсь на тебе до того, как мне исполнится тридцать. Мы болтали об этом так часто… Как должна была выглядеть наша идеальная свадьба. Я всё ещё помню блеск в твоих глазах, когда ты рассказывал мне о желании провести церемонию на гавайском пляже и как я сразу соглашался на это, потому что это должно было быть так. Мы представляли себя в свадебных костюмах: я в чёрном и ты в белом. Мы представляли себе, как обещали всегда любить друг друга в горе и радости. Мы представляли, как обменивались кольцами, как плакали от счастья. Представляли, как мы любили друг друга в ночь после свадьбы, так, как не делали этого никогда — как муж и муж. Мы представляли, как путешествовали по всему миру в медовый месяц, показывая всем нашу любовь. Мы размышляли обо всех этих вещах и ты выглядел таким счастливым, мой милый. Когда ты хихикал после того, как я притягивал тебя к себе и целовал в лоб, когда ты смеялся после того, как я начинал щекотать тебя. Я так скучаю по тебе, мой дорогой Такахиро.»
Така прижал ладонь к губам, пытаясь сдержать всхлипы, когда слёзы непрерывно потекли из его глаз. Он всё ещё мог видеть их перед собой, лежащих на диване, а его голова была на груди Тору. Младший ласкал нижнюю часть его спины, вырисовывая маленькие круги на коже, а он, время от времени, оставлял быстрые поцелуи на ключицах Тору, улыбаясь каждый раз, когда тот говорил, как сильно любит. Така видел, как они мечтают о свадьбе, о том, где и как будут давать обещания друг другу. Тору мечтал о традиционной японской свадьбе, у него всегда было культурное самосознание, он определённо гордился тем, что был японцем. Така же наоборот, хотел, чтобы они поженились за границей, влюбившись в гавайские пляжи. Оглядываясь назад, он понимал, насколько это было бы иронично, когда тот из них, что боялся осуждения со стороны общества, хотел жениться в консервативной стране.
— Когда именно вы поженились? — Така почти подавился своими словами, но он всё ещё не мог оторвать глаз от дисплея. Он ненавидел Тору в течении последних четырех лет, он думал, что младший полностью вырезал его из своей жизни, покончив с ним и больше не вспоминая. Он ожидал, что тот будет счастлив, ожидал, что тот будет жить в счастливых отношениях, в конце концов, это был Тору Ямашита. Великолепный человек, он никогда не думал, что заслуживает его, даже в последние годы отношений. Тору спас его в семнадцать лет и с тех пор он боялся, что его снова бросят, потому что это случалось с Такой достаточно часто.
— В прошлом году, шестого июня, — Така пролистывал черновики, пытаясь игнорировать все сообщения, которые он, скорее всего, никогда не сможет прочитать. Он хотел знать каждое слово, которое его бывший гитарист адресовал ему, но у них не было достаточно времени. Никогда не было.
«Така,
Сегодня я женюсь. Честно говоря, я до последнего буду думать, что это сон, потому что никогда в своей жизни я не представлял себя, дающего обещание кому-то, кроме тебя. До самой последней минуты я буду думать, что скоро ты поднимешься по лестнице, держа руку своего отца.
Я никогда не говорил тебе, но когда мы давно вместе навестили твою семью, твой отец поблагодарил меня за то, что я заставил тебя присоединиться к группе. Он сказал, что я был тем влиянием, которого он всегда желал для тебя, он просил меня никогда не оставлять тебя и следить за тобой. Я уверен, что он не знал про нас, но в то же время я уверен, что он не был против нас. Мне жаль, что я не смог сдержать данного обещания. Ни ему, ни тебе. Ты заслуживаешь того, кто бы заботился о тебе и делал бы всё ради твоего счастья. Прости, что я не смог стать этим кем-то.
Иногда я спрашиваю себя: что произошло, если бы у меня было достаточно храбрости. Я пытался забыть о нас, обо всём, что у нас было, обо всём, чем мы были, но я не мог. Всё мое тело покрыто шрамами в тех местах, где ты хоть раз касался меня. Никто не видит их, но я знаю об их существовании и всякий раз, когда я смотрюсь в зеркало, я вспоминаю об их наличии.
Я женюсь сегодня. Я не должен думать о тебе, я даже не должен писать об этом, но я чувствую, что свихнусь, если перестану разговаривать с тобой так.»
Слезы Таки застилали его глаза, мешая смотреть, капли, что падали на экран, делали иероглифы нечитаемыми, оставляя место для фантазии, которую бывший вокалист не хотел себе позволять.
До этого он так часто представлял, как Тору женится, но всегда во рту был горький привкус ненависти, потому что младший так легко оборвал с ним все связи, совершенно не заботясь о том, что может случиться с Такой. Така считал, что Тору окончательно забыл о нём после стольких лет, упоминая о нём только в разговорах о группе, частью которой он был. Но от представления того, как он клялся кому-то, одновременно думая о нём, представляя Таку рядом с собой у алтаря, тянуло блевать. Они были готовы, они хотели пожениться, купить общий дом, создать семью и состариться вместе. Они были готовы к этому. Или только Така так считал.
Последнее сообщение. Он прочитает только его.
Промотав на самый верх, Така нажал на черновик, созданный восемнадцать часов назад — самое последнее сообщение.
«Така,
Я боюсь встречи с тобой. Не потому, что боюсь увидеть твою реакцию или выслушать весь тот поток ругательств, направленный на меня, вовсе нет, я даже представляю, как ты незамедлительно вышвырнешь меня из своей квартиры. Моя жена спросила, почему я так взволнован перед нашей встречей и я сказал, всё потому, что я не знаю, как сильно ты изменился. Она ответила мне, что изменения — естественная вещь, через которую проходим все мы, поэтому я не должен быть так обеспокоен, ведь после всего изменился и я сам. Конечно, я осознаю это, я больше не тот двадцатипятилетний блондин-рокер и я больше не мыслю как он. Мы были так наивны тогда, Така, когда думали, что имеем все возможности в мире.
Я слышал от Рёты и Томои, что ты снова впал в депрессию на довольно длительное время. Они сказали, что тебе достаточно плохо и я не знаю, чего ожидать, Така.
Я собираюсь прийти к тебе, чтобы сказать кое-что важное, в надежде, что ты будешь полностью свободен после услышанного. Я знаю, я тот ещё садист и мудак, что собираюсь сказать тебе это лично, но мне нужно увидеть тебя последний раз. Мне нужно увидеть, сколько из того, что мне говорили о твоём состоянии, было правдой. Приду или нет, ты в любом случае будешь ненавидеть меня, поэтому мне нечего терять. Я потерял всё, даже самого дорогого человека, четыре года назад.»
— Я думаю о тебе каждый день, Така, — Тору заговорил и Така, в итоге, снова поднял взгляд, посмотрев на Тору, чьи глаза покраснели и опухли, как и его, а щеки были влажными от слез, которые начинали капать, а Така даже не замечал этого. Телефон выскользнул из Такиных рук, упав на пол и оставшись там незамеченным обоими мужчинами, которые смотрели друг на друга, выплакивая всё то, что держали в себе столь долгое время.
— Каждый день, Така, — продолжил Тору и осторожно сделал шаг к старшему, который не вздрогнул, не сдвинулся ни на сантиметр и не оттолкнул руку, нашедшую путь к его щеке, прильнув к теплому прикосновению, без которого он спал годами. Он всхлипнул. — И никогда не переставал любить тебя.
Така сломался, расплавившись под ладонью руки Тору. Он схватил тонкие пальцы младшего и держался за них, будто его жизнь зависела от стабильности, что они могли дать. Така никогда не забывал, как звучали эти слова от Тору. Он пытался забыть их, забыть эту мелодию, что он продолжал слышать в голове, этот низкий голос, что шептал ему на ухо, как он прекрасен. Така пытался забыть о тех моментах, когда они были вместе, когда Тору адресовал эти три слова ему.
Когда они завершили свое выступление в Будокане в 2010, где они сделали огромный шаг к своей мечте, Тору впервые сказал ему, что любит. Младший был на адреналине и энтузиазме после того, как почувствовал, что тысячи людей подбадривают их, все, как один, почувствовали, сколького они могут достигнуть, если продолжат идти по дороге, по которой идут сейчас. Это была ночь, когда они впервые попробовали кровь на вкус, все они.
Тору обнимал Таку за сценой, плача и смеясь в одно время, и Така вернулся к этой странной смеси эмоций, когда смотрел в глаза Тору, что блестели от волнения.
И тогда, игнорируя всех людей, что были вокруг них, Тору выпалил, что любит Таку.
Как говорится, только дети и пьяные говорят правду и в тот момент, весь потный и измотанный, Така решил для себя, что Тору был абсолютно опьянён эмоциями, и поэтому осмелился поверить его словам, осмелился поверить, что лидер вернул свои чувства к нему, что испытывал уже давно.
Он не жалел об этом решении. Он не жалел ни о чём за эти шесть лет.
— Почему? — начал Така, чувствуя, как его ноги становятся всё слабее и слабее под его малым весом. — Почему ты говоришь мне это сейчас, Тору, почему сейчас? — ненавидеть Тору было больно, это противоречило всем идеалам, которыми когда-либо жил Така, он чувствовал, что это неправильно и несправедливо и так много ночей Така лежал в кровати, плача в подушку, потому что он не мог принять того, что он должен чувствовать что-то подобное по отношению в нему. Однако, ненавидеть Тору было легче, чем знать, что он всё ещё любил его. Потому что, несмотря на все усилия, несмотря на то, что сделал с ним бывший лидер One Ok Rock, Така не мог избавиться от любви к нему. И это начинало убивать его изнутри. С каждым днем всё больше.
Тору осторожно вытер слезу, что скатилась по Такиной щеке, большим пальцем. Он и сам плакал, но не мог спокойно смотреть на такого Таку, зная, что он был причиной, зная, что он всегда был причиной, заставляющей его опускаться на колени и кричать до тех пор, пока не оставалось голоса, чтобы кричать.
Он вздохнул. Он хотел открыть правду, он хотел, чтобы Така знал всё, но это было так сложно, так сложно сосредоточиться, когда старший смотрел на него вот так.
— Тору, почему ты не пришёл ко мне с этим, когда я был нужен тебе больше всего? — рука Таки дрожала, когда он поднял её, чтобы схватить Тору за ворот чёрной рубашки. Он хотел отойти, но решил сохранить положение, пока слёзы непрерывно текли из его глаз, так же, как текли и из Такиных. — Почему нужно было ждать сраных четыре года?! Если бы ты сказал мне это несколько лет назад, ты, возможно, мог бы спасти меня от меня же самого! — Тору чувствовал, что его грудь была сдавлена так, что он боялся, что не сможет скоро дышать. Как будто вес беспокойства, которое он пытался игнорировать годами, сейчас лежал на его грудной клетке, не давая забывать. Его воротило.
— Если бы ты был честен со мной годами ранее, Тору, я бы не был сломан сегодня! — как только Така повысил голос, он снова сорвался, несколько раз, заставляя запинаться. Тору закусил губу, пока не почувствовал привкус крови — слушать такого Таку было подобно ножу, режущему прямо по сердцу. Человек перед ним, чьи руки были закрыты тканью кофты, выглядел и звучал совершенно по другому, чем человек, которого Тору любил всеми фибрами души годами. Но всё же он знал, что это до сих пор был Такахиро Мориучи, его первая любовь.
Така кричал на него, и, если бы он мог, то избил бы его лицо до крови, Тору был уверен в этом. Но старший смотрел на него глазами, которые, кажется, всё ещё видели в нем то, что заставило Таку изначально влюбиться в него. Тору не мог точно определить, что это было, потому что, когда бы он не смотрелся в зеркало, то видел там только мерзкого труса.
— Ты не сломан, — беспомощно шептал Тору, не зная, было ли это правдой. Может быть, часть его всё ещё отрицала то, что именно он сделал это с Такой, а возможно, он сказал это на автомате. Типичная бессмысленная фраза, как «мои искренние соболезнования», когда кто-то скончался.
— Ты это серьезно? Тору, осмотрись вокруг, ты уже заметил весь этот беспорядок. Посмотри на меня, посмотри как я разбит. Ты, блять, разбил меня, Тору, а моя бесконечная любовь к тебе, наконец, добила меня, — Така отступил назад и Тору подумал, следует ли последовать за ним или отпустить. Он схватил Таку за руку, почувствовав, насколько тонким было запястье парня и как легко он мог обхватить его пальцами.
— Расскажи, через что тебе пришлось пройти из-за меня. Я хочу знать, насколько заставил страдать тебя. Каждую ужасную деталь, — в выражении лица Таки было столько боли и страха быть отвергнутым снова, потому что их реальность была ужасной и не была похожа на наполненную любовью повседневную жизнь, которую они когда-то имели.
Така ахнул, когда Тору подошел ближе и наклонился. Он заскулил, когда их лбы соприкоснулись, будучи слишком ошеломленным близостью, которой давно не ощущал. Маленькое тело дрожало, медленно теряя всю силу, которая оставалась под кожей Таки, потерявшей весь загар за годы одиночества. Така потянулся к теплоте, которую Тору источал, ощущение, которое он не забывал и по которому скучал каждый день. Он всегда обвивался вокруг младшего в постели, особенно в зимние месяцы, счастливо мыча, когда Тору обнимал его, чтобы согреть легко мерзнущего Таку.
Они были похожи на лед и огонь. Точные противоположности друг друга, но всё ещё прекрасно работающие вместе.
Така всхлипнул и его теплые слезы покатились по рукам Тору, которые он держал на его щеках.
— Даже если расскажу всё, ты не сможешь понять, как на самом деле я страдал, — он закрыл глаза, потому что ему внезапно стало так тяжело смотреть на Тору. Он видел человека, в которого он влюбился, в темных глазах, скрытых за начищенными линзами очков, он видел невинную душу, которая никогда не смогла бы навредить ему. Боль вместе со всеми чувствами была как удар в живот, вот почему он отводил взгляд. Така столько раз представлял, как кричит на Тору, рассказывая, как тот разрушил его. В воображении он бил его по лицу, заставляя нос кровоточить, заставляя чувствовать себя слабым под его полным ненависти взглядом. Но в его воображении Тору не был нежным, он не касался Таки, как если бы он был самой ценной вещью, на которую когда-либо смотрел Тору. И самое главное: Тору не любил его в тех фантазиях.
— Такахиро, пожалуйста, — просил Тору и Така чувствовал дыхание младшего на своих губах, что были сухими и жесткими, кожа там отваливалась, как лепестки у розы, что забыли полить. — Я хочу знать всё. Я пришел сюда, чтобы рассказать свою правду, прошу тебя, расскажи мне свою, — их губы были так близко, всего несколько сантиметров разделяло их — расстояние, которое, они прекрасно знали, не должны сокращать.
— Моя правда, — повторил Така, рассмеявшись. — Она уродлива и жалка. Ничего больше. Это навсегда изменит то, как ты смотришь на меня и, вероятно, на себя тоже. Тору, я хотел показать тебе, что ты сделал со мной, хотел заставить тебя страдать так же, как ты заставил страдать меня, — Така хотел вырваться из этого, он хотел вырваться из этого больше, чем чего-либо ещё на свете. Поцеловать Тору, наконец-то снова почувствовать чужие губы на своих. Но он больше не был его, поэтому он смотрел на темные радужки глаз, ради которых он до сих пор был готов на всё. Насколько серьезен он был. — Ты мудак и трус и я никогда не забуду, что ты сделал со мной, — продолжил Така, очерчивая шею Тору, лаская кожу кончиками пальцев. — Но я больше не хочу заставлять тебя страдать. Тебе не нужно знать и видеть всего этого. Теперь у тебя есть жена и нормальная жизнь, частью которой я не являюсь, и не важно, принадлежит ей твое сердце или нет, ты женат на этой женщине и должен быть для неё самым лучшим мужем. Поэтому я прошу тебя уйти сейчас. Пожалуйста.
Опять глаза Таки рассказывают совершенно другую историю, чем его голос и Тору было сложно следовать его словам, когда взгляд старшего умолял и так тосковал. Если бы Тору был смышленым человеком, то принял бы предложение Таки, попрощался и покинул квартиру, не оглядываясь. Он бы никогда не узнал, что Така пережил после их расставания, не обвинял бы себя в том, что случилось с ним всю оставшуюся жизнь. Он бы мог вернуться домой, рассказать жене об их встрече и притвориться, что всё прошло хорошо.
Однако, Тору не был таким человеком.
— Нет, — просто сказал он, прежде чем осторожно взять руку Таки в свою, его пальцы такие холодные в его руках. Така уже вдохнул, чтобы снова подчеркнуть свою точку зрения, но Тору продолжил. — Я скоро покину город и не знаю, сможем ли мы когда-нибудь встретиться снова. Конечно, я мог бы просто уйти и не спрашивать тебя о том, что произошло, но я не собираюсь повторять свои ошибки, я устал убегать. Ты прав, я могу посмотреть на себя с другой стороны после того, как узнаю правду, но это то, чего я действительно хочу, — Тору закусил губу, чтобы подавить слезы. Его глаза горели и он уже чувствовал головную боль, напоминающую о себе в области лба. Пальцы Таки были такими хрупкими и чужими. — Чтобы я ни делал, я никогда не смогу оставить тебя, Такахиро. Я пытался всеми силами, но ничего не получалось. Я хочу знать, за что должен взять на себя ответственность, я хочу знать каждую деталь, насколько сильно я облажался. Поэтому обвинять себя всю оставшуюся жизнь — это то, к чему я стремлюсь, это то, чего я заслуживаю, упустив любовь всей своей жизни, — он почувствовал, что Така сжал его пальцы на последних словах.
Когда старший отпустил его, первым стремлением Тору было удержать его на месте, не упустить маленькое тело, по которому он скучал так долго, но остановился, когда понял, что Така собрался делать. Неуверенные глаза смотрели в его, опухшие, красные и обеспокоенные тем, что будет дальше. Тору почувствовал, что его дыхание ускорилось, а руки начали потеть. Медленно Така задрал серый пуловер, в который был одет с тех пор, как Тору вошел в его квартиру, стянул его через голову, и наконец обнажил всё тело, стоя теперь перед Тору в одном нижнем белье. Ткань упала на пол, а глаза Тору широко распахнулись, в горле пересохло. Тишина заполнила комнату, а двое мужчин просто смотрели друг на друга.
Тору был прав о том, насколько Така стал тощим за это время, но то как это есть на самом деле, больше шокировало его, чем принесло удовлетворение верным предположением. У вокалиста всегда выделялись ключицы, формируя прямо под шеей миловидную V, но теперь, кроме этого, можно было увидеть каждое ребро, обтянутое кожей, беспощадно выставляя его худобу. Такины бедра выделялись из-за всего потерянного веса, что черные трусы с трудом оставались на месте. Тору всё ещё помнил как он был по-детски пухленьким, из-за чего все те узкие джинсы выглядели ужасно хорошо на ногах Таки. Теперь же он боялся, что даже самые узкие будут висеть на нем.
Осмотрев его, Тору заметил, что у Таки так же пропали мышцы на руках. Раньше он и Тору регулярно посещали спортзал, чтобы держать себя в форме. Укрепить себя для энергичных выступлений было основной целью, но потом они поняли, что наращивание мышц по визуальным основаниям, особенно для них двоих, было большей мотивацией. Они следовали своим тренировкам несколько лет, в итоге получив хорошо сложенные руки и грудь, особенно у Тору, хотя изменения на теле Таки тоже были заметны. Однако, Тору больше не мог видеть всех этих изменений. Руки Таки казались такими непропорционально длинными, висящими рядом с костлявой верхней частью тела и худыми бёдрами. Его острые плечи настолько выделялись, что просвечивали сквозь светлую кожу.
И всё же, несмотря на эти тревожные изменения, которые он уже заметил во внешности Таки, Тору почувствовал, что его колени готовы подогнуться в любую секунду, когда его взгляд остановился на Такиной левой руке, которая болталась вдоль его тела, словно старший не знал, что можно с ней сделать. Тору прижал руку ко рту, чтобы подавить удивленный вздох. На руке Таки были шрамы, большинство из них уже затянулись, оставив светлые полосы, которые выделялись на коже, после того, как раны заживали. Тору вспомнил ту тьму, с которой Така вошёл, когда впервые встретил его, в то время, когда старший не мог увидеть свет и был без единой надежды и цели, и Тору вспомнил, что Така имел такие наклонности, но никогда не основывался на них.
— Така…— он начал, даже не зная, что сказать. Перед ним стоял Такахиро Мориучи: в прошлом национальная суперзвезда, идол, которым восхищалась молодежь, брат, сын, друг и человек, который когда-то был его женихом. Теперь тощий, прошедший через боль парень с тусклым взглядом и шрамами на руке, предыстория, которую Тору даже не осмеливался представить. Его горло пересохло, когда он стоял там, смотря на человека, некогда бывшим лучом солнца. На сломанного сейчас.
— Это то, что ты сделал со мной, Тору. После твоего ухода я пытался достучаться до тебя, так много раз, чтобы ты отвергал меня снова и снова. Я чувствовал себя так, будто ты ударил меня ножом в грудь. И каждый непринятый звонок был очередным ударом по мне, — начал Така, смотря на шрамы на своей левой руке, от которых Тору не мог оторвать взгляда, они были слишком явными. — Я оставался в нашей квартире несколько месяцев после нашего расставания, в надежде, что ты вернешься ко мне. Знаешь какой огромной выглядит квартира, когда тот, с кем ты жил, уходит? Я больше не чувствовал себя дома. Я сидел там на полу изо дня в день, пялясь на входную дверь, надеясь, что ты откроешь её.
— Это было в то время, когда я начал терять чувство реальности. Ты как-то забываешь обо всех вещах, когда тебе больно. И это было со мной. Я так много плакал, забывал есть, пренебрегал гигиеной, в конце концов забил на оплату счетов, — кто-то закричал на улице, нарушив тишину, что царила в гостиной Таки. Тору боялся, что даже звук его собственного дыхания сможет сломать тонкий слой стекла, на котором они с Такой стояли. — После двух месяцев или что-то около того, меня вышвырнули из нашей квартиры, я уже начал пить тогда. Ты же знаешь, насколько счастливым и улыбчивым я всегда становился, когда выпивал пару стаканчиков? Я надеялся на такой же эффект, но, естественно, это не работало. Наоборот, я вновь впал в депрессию, — на деле депрессия никогда не заканчивалась, Тору узнал это за годы жизни с Такой. Они всё время были там, оставаясь в темноте. Хотя Така заставил замолчать своих демонов после того, как присоединился к One Ok Rock в подростковом возрасте, Тору так же сталкивался с днями, когда старший не мог найти мотивации, чтобы сделать что-нибудь. Это было нечасто, возможно, он мог бы пересчитать эти дни по пальцам одной руки, но они были.
— Така, я… — Тору хотел сказать что-нибудь, что угодно, но не мог подобрать слов. Опять. Наверняка он выглядел беспомощно, потому что Така отвел взгляд, рассматривая разбитые рамки, которые лежали на полу позади него.
— Я взял вещи с собой. Это то, в каком отчаянии я был. В основном наши фотографии. Я повесил их и рассматривал, вспоминая, как счастливы мы были. Наверно, ты сейчас думаешь, что я совсем лишился рассудка, и, если честно, я не думаю, что ты совсем не прав, но имея что-то о нас с тобой, не важно что, я мог вставать утром, это было маленькой надеждой, что ещё оставалась внутри меня. Серый пуловер тоже твой, единственная вещь, что ты оставил, когда съехал. Прости, что надевал его, можешь забрать его с собой, если хочешь, — ошеломленный Тору посмотрел на комок серой ткани, что лежала рядом с ногой Таки. Он не помнил одежду, но в любой момент мог вспомнить Таку в своей одежде. Он говорил, что она приносит чувство комфорта, возможность чувствовать запах Тору вокруг себя успокаивала его. Хотя Тору был уверен, что пуловер уже давно не пахнет им, но Така всё ещё носил его. Потому что это единственное, что ему осталось от него.
— Алкоголь не делал меня счастливым, но помогал отключиться телу, поэтому я продолжал пить, пока в один день какой-то пацан не предложил мне что-то ещё в тёмном переулке. Забавно, правда? Парень, что всегда носил те классные дорогие майки с надписями про наркотики, становится зависимым, — Така улыбнулся, но слёзы продолжали течь из его глаз. Это не было милой улыбкой, скорее гримасой, зовущей на помощь, и Тору так сильно хотел помочь, опоздав на столько лет. Он презирал себя, и с каждым словом, что произносил Така, он всё больше и больше ненавидел своё существование.
— Что ты принимал? — Тору шептал, его голос дрожал, он сжимал и разжимал кулаки. Така встретился с ним взглядом и замолчал на несколько секунд.
— Всё, — в конце концов он ответил, и Тору краем глаза заметил, как Така трёт шрамы на руке. — Всё, что доставал. Я курил марихуану и остальное дешёвое дерьмо, которое получал за небольшие деньги. Временами я даже не знал, что покупал, я просто был рад, что у меня было что-то, от чего моё тело немело, но чтобы это не было… это в конечном счёте испортило мой голос, — Така всхлипнул, потерев глаза, и Тору хотел быть способным пошевелиться и обнять его, потому что это было то, что он хотел сделать с тех пор, как впервые увидел, в каком жалком состоянии находился Така, но он так боялся переступить черту. — После потери тебя, я умудрился потерять последнюю вещь, что была дорога мне. И вот он я, певец, что больше не может петь, — улыбка на лице Таки стала шире, показывая, насколько беспомощен тот был сейчас. Похоже, что ему было очень больно и Тору мог только представить, какое отчаяние нужно пройти, не имея никого рядом, кто мог бы утешить.
— Когда я осознал, что курить всю эту хрень нехорошо, я спрашивал о других вариантах. Я был так потерян, что не знал, что творю. Быть под кайфом стало нормальным, я чувствовал, что не смогу пройти через день, не получив дозу.
— Дозу, — Тору повторил, не желая этого делать. Его глаза расширились, когда Така повернул руку, чтобы было видно внутреннюю часть. Бесчисленные крошечные шрамы образовывали узор на Такиной коже, некоторые из них уже затянулись, а некоторые были свежими, судя по красным краям. Большинство из них находилось на сгибе. — Это…
— Героин, — они замолчали и Тору просто пялился на Таку. Он видел шприцы, что лежали вокруг, он понимал, что они не для медицинских целей, но он надеялся, что то, что он вводил в вены, было менее опасным. Поэтому он просто смотрел, не в силах сделать что-то ещё, с трудом обрабатывая информацию, что Така ему выдавал. — Дорогая херня и я не всегда могу её себе позволить, но она определённо выполняет свою работу, заставляя меня отвлечься от тебя.
— И никто не… В смысле… — Тору бормотал и стыдился, что не мог нормально говорить. Он так уверенно говорил о желании узнать обо всём, что произошло с Такой, а теперь не мог и предложение сказать, когда горло было сухим, а грудь, казалось, вот-вот разорвется.
— Они знали, конечно, знали. Рёта и Томоя старались изо всех сил, правда. Они заботились обо мне, навещали и проверяли, как я тут. Они закупались в магазинах, когда я не мог выйти из квартиры, и иногда им даже удавалось накормить меня, когда всё, что я хотел — это сдохнуть от голода, — низкий мужчина всхлипнул и Тору подавился воздухом. — Они старались изо всех сил, правда, но ты понимаешь, что полученные у психиатра таблетки не очень помогут, если нет мотивации поправиться. Я смыл их в туалете в тот же день, — беспомощно Така стёр слёзы с щёк, чтобы в следующую секунду новые потекли по ним.
— И ты ничего не делал? — теплый летний дождь, что начал лить, остался незамеченным двумя мужчинами, но всё же заполнил тишину, что была в комнате, как вуаль.
Така рассматривал Тору несколько секунд, прежде чем развернуться, делая маленькие шаги тощими ногами, пока Тору не увидел его руку, все татуировки, что Така сделал за годы в группе, путешествуя по миру. Там был треугольник со всевидящим глазом внутри, мозг, знак вопроса, перо, два зуба, руки "любовь" и "ненависть", все символы, к которым Тору мог прикасаться и целовать так часто. Однако место, где когда-то была татуировка TTR, было украшено большим шрамом на Такиной руке.Травмированная кожа полностью покрывает первую Т, некогда знаковой татуировки. Инициал Тору.
— В какие-то дни я скучал по тебе меньше, тогда я был способен принять душ, постирать одежду и иногда даже покинуть квартиру. В другие, тоска моего сердца была с трудом терпимой, тогда я не мог даже встать с кровати или валился на диван, как только пытался что-то сделать. Обычно в те дни я напивался ещё больше, чтобы боль в груди исчезла, но в тот день этого было недостаточно, поэтому я попытался накуриться, чтобы в конце концов забыть, почему я плакал, — осторожно Така обвел шрам большим пальцем.
— Наркотики делают всё за тебя, ты становишься непредсказуемым и теряешь контроль, временами они заставляют тебя не спать днями. Я ожидал, что моя печаль исчезнет и заменится галлюцинациями или чем-то, что могло бы отвлечь меня от тебя, но вместо этого она превратилась в ярость и тогда, когда я увидел себя в зеркале, я чувствовал, что, вдруг захотел стереть всё это, несмотря на то, что ты был частью моей кожи. Я не знаю, что использовал, воспоминания размыты, но мне сказали, что это был нож. Я ударил в какую-то важную вену и из-за того, что я не чувствовал вообще никакой боли из-за интоксикации организма, я не мог контролировать нож и то, как сильно я себе вредил. Я просто хотел, чтобы татуировка исчезла, твой уход не был тем, что я мог контролировать, но моё тело всё ещё оставалось моим делом, и только если бы я хотел сохранить тебя на моей коже, то у тебя бы было на это право. По крайней мере это то, о чем я думал, — они смотрели друг на друга до тех пор, пока Така не продолжил.
— Тору, я ненавидел тебя так много, так бесконечно много лет. Я даже не позвонил в «скорую», когда понял, что был в полной жопе, мне уже было всё равно. Возможно, это было по вине наркотиков, а может и по твоей. Я просто отключился, лёжа на полу, совсем не волнуясь о том, что случится со мной. Спасать человека, который уже потерял всё, было бессмысленно. Рёта и Томоя просто вовремя нашли меня, чтобы довезти до больницы, если бы они не решили прийти ко мне, то я бы не стоял сейчас здесь. Да, я почти убил себя однажды, хотя не планировал, — когда Така рыдал в тишину, когда эти плохие воспоминания снова наплывали на него, Тору наконец забыл о своих страхах, забыл о сомнениях, что держали его на месте, и уверенно двинулся вперёд.
Така ощущался таким хрупким в его руках, крошечное тело сильно дрожало и его сорванный голос рыдал в ткань рубашки Тору. Слёзы катились по щекам младшего, когда он медленно наклонился и зарылся носом в густые кудри человека, которого он когда-то любил всем своим существом, человека, которому он отдал своё сердце около двадцати лет назад. Така всё ещё пах собой, запах, который напоминал Тору об их давно утраченном доме, аромат, почти забытый за годы разлуки. Щекочущее ощущение на щеках было слишком хорошо знакомым и он бы посмеялся над этим, если бы ситуация была другой. Потом бы он поцеловал чужую макушку, сказал бы, как он ему дорог и что всё будет хорошо. Но он не мог. Он больше не был в том положении, чтобы сделать это.
Тору тихо всхлипнул в растрепанные волосы, когда Така медленно обнял его худыми руками. Он чувствовал, как его пальцы цеплялись за рубашку, натягивая ткань, когда Така начинал снова плакать в его плечо, уткнувшись в него лицом. Его слёзы были тёплыми, а дыхание ещё горячей. И Тору прижимал к себе его фигуру, не смея отпускать, не смея обнимать старшего чуть слабее, потому что он боялся, что тот сломается, как только он отпустит его — опять.
— Только, — начал Тору, прищурившись, потому что слёзы не останавливались. — Только не делай это снова, — его голос был ничем не громче шёпота, тихой мольбой о сохранении жизни, которую он давно потерял. Создание, которое больше не знало куда идти из-за него. Он разрушил эту душу, он сломал этого человека. И он знал, что ничего не может с этим сделать.
Така посмотрел на Тору, откровенно плача в тихой комнате, которая изредка наполнялась звуком грома. Красный ковер, скорее всего, был уже мокрым, потому что они так и не закрыли окно, но им было всё равно.
— Почему, Тору, дай мне одну единственную причину, почему я не должен прекращать это? Почему я не должен покинуть этот мир? Тогда ты был тем, кто дал мне во что верить и взамен я дал тебе всё, что имел, и сейчас я не могу забыть тебя, никогда не смогу, понимаешь?
Осторожно Тору прислонился лбом к Такиному, рассматривая эти темные глаза в течении нескольких секунд и наблюдая за тем, как слёзы падают с длинных ресниц старшего.
— Потому что я люблю тебя, — сказал он, непреднамеренно притянув Таку ближе. — Потому что я всё ещё люблю тебя так сильно.
— Ты был тем, кто ушёл.
— Знаю.
— Ты был тем, кто ни во что не вмешивался, когда это дерьмо становилось всё серьёзнее, Тору, ты был тем, кто боялся реакции каждого на то, что ты гей, — Така прижался ближе к Тору, его тело действовало совершенно против того, что говорил и напоминал ему разум. Чтобы он ни делал, не важно, как он старался, Тору всегда был его первой любовью и последней, был тем, к кому он всегда и навсегда тянулся. — Сначала ты разрушил нас, потом мы разрушили группу.
One Ok Rock больше не работали после распада. Они были полностью не синхронизированы и Така просто выносил присутствие Тору во время их репетиций и планирований нового альбома, который, в итоге, так и не был выпущен.
— Нет больше ничего, чего бы я мог добиться, Тору. Я потерял тебя, я потерял группу и, в итоге, потерял голос.
Тору не подумал, когда положил руку на щеку Таки, большим пальцем стирая дорожку влаги.
— Я больше не имею права просить тебя что-то делать, я знаю. Я знаю, что это моя вина, я знаю, что всё было моей ошибкой, но я не знаю, что делать, Такахиро. Я не могу наверстать прошлого, хотя это единственное, чего я желаю и единственное, что могло бы помочь тебе — помочь нам. Куда бы я не пошел, я вижу тебя. Чтобы я ни делал, я думаю о тебе. Я просыпался, желая быть рядом с тобой и засыпал, думая об этом же. Я облажался, Такахиро. Я так сильно облажался. Я так виноват, я не заслуживаю быть здесь. Я хотел сказать тебе двигаться дальше, но на самом деле, я сам не сдвинулся ни на сантиметр.
— Останься, — Тору открыл глаза, которые он закрыл где-то во время своих слов, которые были прерваны его и Такиными всхлипами. Он почувствовал, как бывший вокалист снова натягивает его рубашку, когда он приближается, их носы соприкасаются, а губы находятся всего в нескольких сантиметрах. Они потеряли это. — Останься со мной, Тору. Мы больше не наивные мальчишки из прошлого, мы знаем, как устроен мир и насколько реальность может быть жестокой, у нас всё ещё есть шанс, у нашей любви всё ещё есть шанс. Я выберусь из этой ямы вместе с тобой, я сделал это однажды, добьюсь успеха и во второй, обещаю. Просто вернись ко мне, пожалуйста.
Тору был слишком ошеломлен словами Таки, он открыл рот, но слова застряли в его горле.
— Ты не любишь свою жену, тебе не нужно уезжать с ней. Почему мы должны жить той жизнью, которую не хотели, когда могли бы быть друг с другом? Всё очень сложно, но так всегда было, поэтому это не имеет значения. Просто, Тору, ты мне нужен. Потому что я люблю тебя. Поэтому, прошу, останься, — Така сломался в его руках, окончательно потеряв соломинку самообладания, за которую держался, когда его колени подогнулись и он осел на пол вместе с Тору. Дождь казался слишком громким, а гром — землетрясением. Тору едва мог выдержать боль в груди, петля вокруг его шеи, когда он был собственным палачом, была слишком заметна.
Он задыхался, отчаянно плача, схватив кучку кудрей Таки, которые всё ещё казались такими мягкими и шелковистыми в его руках.
— Я хочу это сделать. Оставить всё позади и вернуться к тебе. Наверстать все годы, что мы потеряли и пожениться на пляже, точно так же, как мы всегда представляли себе нашу церемонию, потому что я всё ещё люблю тебя всем своим сердцем, — у Тору всё ещё было кольцо, которое он однажды купил для предложения. Он не осмелился отдать его, оно было как талисман, который напоминал ему о Такахиро Мориучи, который, скорее всего, никогда не сможет стать ближе, чем когда-то был, снова. Потому что Тору был трусом, ничем больше.
— Тогда, ты вернешься ко мне? — Така прижался к нему, как будто его жизнь зависела от присутствия Тору, как будто это действительно было так. Младший осознал, нервно кусая нижнюю губу... Быть с Такой — это всё, чего он хотел. Он влюбился в застенчивого мальчишку, стоявшего на той убогой сцене; он сделал всё, чтобы заполучить его в группу, а потом и в свою жизнь. Его признание было случайностью, но не сожалением. В ту же ночь он попросил Таку прогуляться с ним, попробовать встречаться с ним и Тору был самым счастливым человеком в мире, когда парень согласился на это предложение, когда впервые поцеловал чужие мягкие губы в их номере в отеле. В двадцать один у Таки был первый раз с мужчиной и последний в двадцать семь. Они хотели пожениться, планировали жить в Японии и купить дом в Лос-Анджелесе, где они могли бы гулять, не скрываясь от осуждающих глаз. Они говорили о том, чтобы усыновить детей, создать собственную семью. Они были непобедимы, пока прикрывали спины друг друга.
Однако, в один день Тору сдался.
Кто-то закричал на улице.
— Не могу, — прошептал Тору, почти задыхаясь от двух слов, которые было так тяжело сказать. — Не могу, — он повторил. — Потому что у меня есть дочь, — в тот момент всё стихло. Звук дождя остановился и гром не перебивал их. На улице больше никто не кричал, и вдалеке не было слышно гудения машин. Город замолчал и природа не беспокоила их больше. Казалось, что время остановилось для них здесь и сейчас, потеряло свою функцию и было просто названием, чем-то абстрактным, что им было сложно понять своими простыми мозгами. Осознание промелькнуло в глазах Таки на секунду, как свеча, что погасла, прежде чем они вновь стали тусклыми и фокусировались на чем угодно, кроме Тору.
— Я встретил свою жену спустя несколько месяцев, после расформирования группы и с годами мы стали близкими друзьями. Она замечательный человек, правда, веселая и добрая в душе, и она никогда не хотела ничего, кроме лучшего для меня. В отличии от меня, её чувства искренние и хотя я знал об этом, я не оттолкнул её тогда, — голос Тору дрожал, когда он объяснял, и только с большей нерешительностью начал поглаживать щеку Таки, не обращая внимания на слезы, которые он всё равно не смог бы остановить. Така слушал, не перебивая, даже не издавая звуков. Мир разрушился на осколки перед ним.
— Мы были безрассудны и это случилось. Спустя несколько недель она сообщила мне о беременности и после долгих обсуждений мы решили пожениться. Это звучало поспешно, и конечно было так, но у тебя нет много идей, когда кто-то носит твоего ребёнка. В другом бы случае, я никогда не сделал ей предложение, не было никаких романтических чувств с моей стороны. Однако, она любила меня и я не хотел видеть, как мой ребёнок растет без отца, поэтому жениться было самой разумной идеей. Я думал о возвращении к тебе, Така, я хотел умолять о втором шансе, потому что каждый день без тебя был пыткой, но бросить своего ребёнка из-за того, что я когда-то проебал, не было тем, на что я был способен. Я видел, как сильно человек может пострадать из-за разрушенной семьи, — Тору слегка вздрогнул, когда Така отпустил его рубашку и положил руку на его, которая поглаживала щёку старшего. Вряд ли бывший вокалист не понял, что он имел в виду его и его неспокойное прошлое.
— Сколько ей лет? — спросил Така и Тору втянул воздух.
— Будет год в сентябре, — он ответил и увидел, что Така улыбается, на самом деле улыбается, впервые с того момента, как он приехал к вокалисту. Та трогательная улыбка, в которую он влюбился, которой его приветствовали так много раз, когда он просыпался утром, и та улыбка, которая всегда украшала губы Таки, когда он подтверждал свою любовь к нему.
— Как замечательно, — сказал он, поглаживая руку Тору большим пальцем. — Я рад за тебя, серьёзно. Я знаю, как сильно ты всегда хотел свою семью. Я уверен, что ты замечательный отец, — Така был честен, а его слова искренними и это разбивало сердце Тору.
— Мне очень жаль.
— Где-то в душе я всегда знал, что у нас нет будущего. Я всегда был утомительно общительным или замкнутым и тихим несколько дней, в то время как ты представлял идеальное спокойствие. Может, это и хорошо работало вместе, возможно мы налажали в конце, мы не узнаем этого. Ты всегда мечтал о детях, о собственных детях, но я не мог дать тебе этого. Я проблематичный, Тору, возможно, так лучше, — Тору закрыл глаза, сделав несколько глубоких вдохов. Настроение Таки полностью поменялось: в его выражении больше не было гнева, просто спокойствие и принятие. Эти годы он, скорее всего, знал, что их воссоединение было почти невозможно, но всё же был тот крошечный луч надежды, за который он цеплялся последние четыре года.
— Как это может быть лучше? Я уйду, мы можем больше никогда не увидеть друг друга, — Тору всхлипнул, когда Така взял его лицо в ладоши. — Я пришел сюда, чтобы сказать тебе, что уезжаю, чтобы ты мог оторваться от меня, мы оба могли. Я так долго избегал контакта, потому что, что мне следовало сказать? У меня есть дочь, я не могу вернуться к тебе просто так. Я просто случайно заскочил, чтобы окончательно сломать нас и сейчас посмотри на меня, сидящего здесь с тобой на полу, после того, как я сделал это. Я уйду, я не могу оставаться здесь, в этом городе, где всё напоминает мне о тебе, но мне всё ещё нужно увидеть тебя, я эгоист и мудак. Мне очень жаль, — Така почувствовал тепло, его кожа была мягкой при касаниях Тору и он не хотел отпускать это опять. Их окончательное расставание было неизбежно и было всё ближе и ближе, начиная сводить его с ума. Последнее, что он хотел бы — это оставить Таку. Снова.
— Нам не суждено быть вместе, вот и всё. Мир всегда был против нас, разве мы не должны были привыкнуть? — Така до сих пор плакал, но слёзы с его ресниц капали так незаметно. Он выглядел по-своему красивым. Но впрочем, Така всегда выглядел красивым. Даже сейчас. — Не отдавай свою любовь мне, Тору, её в тебе так много, не трать её на кого-то, кто не получит её, — нежно Така погладил грудь Тору, где находилось его сердце, что билось об грудную клетку. — Отдай всю эту любовь своей дочери и вырасти её самой счастливой девочкой. Освободи место в своем сердце для неё и забудь меня. Пообещай мне, Тору, — Така улыбнулся, искренне и ярко. Слезы капали, голос ломался временами, но улыбка была на его прекрасных губах. Тору кивнул, прежде чем взял руку Таки в свою и поднял её, оставив нежный поцелуй на обратной стороне.
— Я обещаю тебе. Она будет самой счастливой девочкой в мире, станет справедливым и радостным человеком, таким, каким был дядя Такахиро, — Тору вернул улыбку Таки. Он отпустит человека, что значил всё для него, но не он не забудет его историю, кем он был. Его дочь вырастет, узнав о Такахиро, как о ком-то, кто никогда не сдавался и боролся, не важно, насколько темными были времена, через которые он прошел. Она вырастет, узнав, что этот человек всегда мог ободрить всех и оживить их надежды. Что он был самым верным и добрым человеком, которого Тору когда-либо знал. И когда-либо любил.
— Дядя Такахиро звучит замечательно, — сказал Така, наблюдая, как Тору зацеловывал его руку, каждым прикосновением заставляя кожу гореть. Он думал, что отвык от ласки, когда на деле казалось, что он никогда не был более чувствителен к этому. — Могу ли я попросить последнее эгоистичное одолжение? — Тору поднял голову и посмотрел на Таку.
— Всё, что хочешь, мой дорогой, — прошептал Тору и Така рассмеялся над прозвищем. Он даже не переставал улыбаться, когда тёр опухшие глаза, прежде чем посмотреть снова на Тору. Это было так давно, когда его так называли. Так давно, что он не думал, что когда-нибудь услышит это снова.
Осторожно Така снял чужие очки, прежде чем положить их на пол, рассматривая Тору сквозь густые кудри, которые уже нужно было состричь. Когда-нибудь. Наверно.
— Позволь мне представить, что это ты. Ты из прошлого. Короткие волосы, без очков, но с безумным стремлением, заполучить меня в группу, хорошо? — легко он позволил пальцам прикоснуться к подбородку Тору, чувствуя кончиками пальцев, где младший побрился недостаточно хорошо. — Позволь мне представить, что это мы из того времени. Когда всё было хорошо. Последний раз, ладно? — Тору не мог сказать ни слова, они застревали в горле и Така показывал ему всю свою привязанность, заставляя его голову кружиться. Он просто смотрел на старшего, не в силах сделать что-нибудь ещё, заглядывая в прекрасные темно-карие глаза, которые он никогда не забудет, не важно, что произойдёт с ним. Они принадлежали сломанному человеку, человеку, который заслужил мир, но которому мир не дал ничего, кроме боли.
Тору был ошеломлён эмоциями, когда Така наклонился. Его губы не изменились с последнего их поцелуя, они всё ещё поддавались без труда, тёплые, мягкие и настолько идеальные, в отличии от его собственных. Тору закрыл глаза и решил забыть обо всем вокруг, когда обнял Таку за талию, погладил его по темным кудрям, с которыми он всегда любил играть.
Они не должны были этого делать, они оба это знали. В конце концов, это не принесет ничего, кроме боли, потому что им придётся покончить друг с другом в какой-то момент, окончательно забыть и не оборачиваться. Тем не менее, Тору погрузился в поцелуй, узнал аромат Таки, который охватил его, как сладкая колыбельная, маленькие руки, что гладили его щёки, и, конечно, губы, которые действовали против него, как будто ни одного дня не прошло с их последнего раза.
Поцелуй был сладким и невинным, обмен любовью и привязанностью, которой они не смогут больше поделиться, они оба знали хотя бы это.
— Я люблю тебя, — Тору шептал, поймав взгляд пары глаз. Он знал, что как только он сядет в свою машину, начнёт рыдать, бить по рулю, окончательно осознает, что, возможно, никогда не увидит Таку снова, и поцелуй не поможет никому из них, только приблизит к отчаянию. Но они не могли отпустить, не могли позволить своей любви ускользнуть сквозь пальцы, как песок, когда они сидели друг напротив друга. Момент пройдет, этот день тоже и в конечном итоге всё будет продолжаться. И их жизни не исключение.
— Я тоже тебя люблю. И всегда буду. Помни обо мне, Тору, — Така прикоснулся лбом ко лбу Тору после поцелуя.
— Скажи мне последнее, — спросил Тору и Така поднял глаза. — Откуда взялись эти шрамы? — мягко, младший позволил пальцам блуждать по неровной коже на нижней части Такиной руки. Затянувшиеся шрамы похожи на бугорки под его прикосновениями. Така поцеловал его снова, быстрый поцелуй, ничего больше.
— Человек может падать множество раз, но он не будет считаться неудачником, пока не скажет, что кто-то его столкнул, — он цитирует татуировку, которая когда-то украшала его руку, где теперь все шрамы сформировали нелепый рисунок. — Я сказал себе, что ты столкнул меня и стыдился самого себя. Мне казалось, что я не заслужил её носить, поэтому я резал себя, чтобы уничтожить татуировку, вот и всё, — Тору не колебался ни секунды, когда подносил губы к измученной коже и целовал вдоль темных букв, которые всё ещё мог видеть. Он отвечал за это, он отвечал за всё, что пережил Така и независимо от того, что он сделал, он не смог бы компенсировать это. Их время почти истекло.
— Мне очень жаль, — прошептал он.
— Я просто думаю, что, если бы всё было по-другому? Что, если бы мы никогда не встречались, были бы мы счастливы с кем-то другим сегодня? Или всё ещё искали друг друга? Что, если бы ты был достаточно храбр тогда и мы бы поженились? Что, если бы твоя жена не забеременела, ты бы вернулся? — медленно Така отпустил его, вернув очки обратно Тору на нос и поднялся с пола. Дождь закончился. Ковер был влажным, как и было предсказано.
— Мы снова встретимся? — Тору спросил, когда, следуя примеру, поднялся и заметил, насколько выше и шире он на деле был, чем Така. Он всегда таким был, но почти успел забыть, как велика разница в их размерах. Така всхлипнул, покачав головой. Длинные кудри летали и Тору осознал, что в последний раз видит тот или иной сценарий.
— Нет, не встретимся. И не связывайся со мной, я не хочу быть напоминанием того, чего не может быть. Позволь мне побыть эгоистом на этот раз, — сказал Така и снова подошел к Тору. — Пусть твоя дочка узнает обо мне, пожалуйста. И хоть мы никогда не встретимся, я люблю ее всем сердцем и я хочу, чтобы она стала сильной и независимой женщиной. — Тору кивнул, заскулив, когда Така обнял его лицо еще один раз.
— Спасибо, что пришёл, Тору, серьёзно. У нас не может быть будущего, но у нас есть замечательное и увлекательное прошлое, о котором нужно помнить. Ты спас меня, когда никто не верил в меня, ты дал мне надежду и во что верить, и годы с One Ok Rock были лучшими годами моей жизни, я буду всегда, всегда ценить их и держать близко к сердцу, — их прощание приближалось тревожным темпом и Тору не был готов, никогда не будет.
— Спасибо, что любил меня, — продолжал Така и Тору приложил руку ко рту, чтобы подавить слёзы. — Ты показал мне так много вещей, о которых я раньше не знал и я никогда не забуду, что ты сделал для меня. Не запомню тебя как человека, который сбежал, скорее как человека, который был достаточно храбр, чтобы вернуться. Спасибо, что верил в меня и спасибо за те годы, когда я мог быть рядом с тобой, — их время истекло, не к чему было возвращаться. В течении многих лет Тору жил мыслью о завтрашнем дне, когда он смог бы позвонить Таке, написать ему. Теперь больше не было завтра, это был их последний день. Их последний поцелуй. Их финальное прощание.
Когда Така спросил Тору о ключе, который послал ему несколько лет назад, он вернул его, не задавая вопросов. В замен он получил серый пуловер, который Така больше не наденет. Он больше не вернётся в эту квартиру. Тору больше не увидит человека, живущего здесь. Он упустил свой шанс, возможно, оба. Така однажды упомянул, что читал о существовании альтернативных вселенных, и Тору хотел бы знать, почему он вспомнил об этом только сейчас, когда держал старшего в своих руках последний раз, плача в Такины волосы. Возможно, в другой вселенной, в другом мире, они будут счастливы вместе. Он желал этого всем сердцем.
— Обещай мне, что не сделаешь ничего глупого, Такахиро, — попросил он, держа руку Таки своими. Последний поцелуй был оставлен на белых костяшках, когда он стоял на пороге. Скоро уйдет и никогда больше не вернётся. Старший только улыбнулся и потянулся за поцелуем в последний раз, просто касаясь внешнего угла губ. Так легко и почти не заметно.
— Я не могу обещать, что сдержусь, ты знаешь это, — глаза Тору расширились, но он не смог ответить.
— Спасибо за всё, Тору.
Последний раз Тору позволил своей руке причесать эти толстые пряди, зная, что он не сможет сделать это снова.
— Будь счастлив и успешен и хорошо воспитай свою дочь.
Больше не сможет.
— И никогда не забывай обо мне.
Потому что их время вышло.