Без названия

Огонь в камине едва горел. Его отблесков не хватало, чтобы осветить всю комнату, а плотные шторы не пропускали электрический свет с улицы. Ничто не нарушало покой полутемной комнаты. Двое людей отдыхали на широкой постели, умиротворенные только что пережитым наслаждением. Один из них, поджарый и жилистый, дремал, лежа на спине и закинув руку за голову. Светло-рыжие с обильной проседью волосы разметались по подушке. Его любовник вытянулся рядом, подперев голову рукой. Он с видимым удовольствием ласкал взглядом худощавое бледное тело. — Что с таким упорством ты каждый раз пытаешься во мне найти? — не открывая глаз, спросил рыжий. — Причину, по которой ты оказался в моей постели, Странник, — слегка растягивая слова, усмехнулся второй. — Я тебе ее назвал шесть лет назад, когда ты меня об этом спросил. Но ты все никак не можешь поверить. — Семь. — Прости? — Странник приоткрыл один глаз. — Семь лет назад. Тогда я отлеживался у тебя после покушения, и меня слегка повело от твоих лекарств. Трудно было адекватно воспринимать реальность. — Это не от лекарств, а от того, что ты чудом жив остался. Сколько раз я просил тебя быть осторожней? — Примерно столько же сколько я тебя. И у меня в отличие от тебя есть охрана. А ты мало того, что регулярно мотаешься в Хонти и Пандею, спасибо хоть не в Островную Империю, так еще и здесь ездишь без телохранителей. — Во-первых, ты сам прекрасно знаешь, зачем я мотаюсь в Хонти и Пандею. Во-вторых, мотался бы и в Островную Империю, но туда пока не получается проникнуть. В-третьих, на меня покушаются раз в шесть меньше, чем на тебя. И, в-четвертых, эти покушения доходят до активной стадии только, если я это позволяю. — И вот это прекрасное тому доказательство, — тяжелая рука опустилась на грудь Странника, накрывая уже сходящие шрамы от пулевых ранений, а сарказм в голосе не услышал бы только глухой. — Ты кстати, нашел утечку? Странник невесело усмехнулся: — Нашел. Его и искать-то не надо было. — Даже не спрашиваю, что стало с беднягой, — мощные пальцы поглаживали пулевые шрамы. Странник ощутимо расслабился под ласкающей рукой. — Да ничего не стало. Мотается вон по городу, разыскивает этого чертова летуна из ГСП, — Странник поморщился при воспоминании о Каммерере и тут же охнул, вцепившись в простынь, когда тяжелое жесткое тело отнюдь не нежно прижало его к кровати. — Ты с ума сошел!!! Какого хрена ты его не уничтожил?! Странник прикрыл глаза, заставляя себя расслабиться и разжать пальцы. Собственные обостренные Саракшем до предела инстинкты и выучка прогрессора требовали устранить возможную опасность и скинуть с себя нахала, по возможности так, чтобы падение завершилось летальным исходом. Агрессивное давление немедленно преобразовалось в мягкую уютную тяжесть. — Рудольф, я сделал тебе больно? Прости… Странник усмехнулся: — Это я чуть не сделал больно тебе. У тебя были все шансы вылететь в окно. А этаж здесь далеко не первый. Представляешь, какие были бы заголовки в газетах? — Представляю, особенное учитывая то, что часть следов на мне вряд ли удастся списать на последствия падения, — мужчина, улыбнувшись, повел расцарапанными плечами. Его всегда удивляло, как Странник умудрялся разодрать ему кожу до крови, имея остриженные практически под корень ногти. — Тем не менее, Рудольф, ты стал слишком неосторожен. В тебе всегда было какое-то саморазрушительное начало, а сейчас оно явно берет верх. — Ты не прав. Если бы во мне было это, как ты выразился, саморазрушительное начало, я бы не стал прогрессором. В лучшем случае. В худшем погиб бы еще на Арканаре, — Странник замолчал. Были вещи, которые он не любил вспоминать. — И все же, ты слишком рискуешь. И если ты будешь продолжать в том же духе, Странник, я найду способ связаться с твоими коллегами и обрисую им твои выходки со своей точки зрения. — Ты волнуешься за меня, — Странник улыбнулся, глядя в темные глаза собеседника. — Не обольщайся. Ты удобный сосед по постели. Странник искренне развеселило это заявление. — Я тебя умоляю! Можно подумать ты не сможешь найти мне замену. Я не так часто бываю в твоей постели, так что это будет несложно. Да и от желающих у тебя отбоя не будет, только намекни. Тот же Деверь тебя на каждом Совете взглядом пожирает. Он в тебя влюблен давно и, по-моему, вполне искренне. Да и Умник будет не против пообщаться в приватной обстановке. — И на кой-мне сдались эта шлюха всея Саракша и девственник, которого надо будет учить целоваться, не говоря уже обо всем остальном? — Между прочим, меня ты учил. — А ты умел целоваться, просто делал это так, что лучше бы не умел. Так что я просто выправлял твою технику. А, кроме того, я не люблю перемен, особенно в личной жизни. — Это, безусловно, аргумент. Кстати, Умник — не шлюха. Просто у него образ такой, что кажется, будто он готов ради выгоды лечь подо всю Гвардию. По-моему, секс — это единственная вещь, которую он не использует для достижения своих целей. — Твоя осведомленность просто поражает. Мне начать ревновать? — длинные пальцы привычно зарылись в волосы Странника. — Не стоит. Зачем мне Умник, когда у меня есть ты? В комнате повисло молчание. Эти двое были вместе много лет, но разговоры о чувствах или даже намеки на эти разговоры давались им с трудом. Слишком зыбкой и неверной была почва таких разговоров. Один слишком много знал о Саракше и его обитателях, второй слишком хорошо знал, в какое страшное оружие может быть обращено любое чувство. Странник почти заснул, наслаждаясь ласковыми прикосновениями и теплом чужого тела, окутывающим его вместо одеяла. — Ты уверен насчет этого Фанка? — мощное тело отодвинулось, освобождая Рудольфа от тяжести. — Да. Он верен мне. И все, что он делает, он делает ради меня, — в голосе Странника прозвучало недовольство, вызванное то ли возвращением к уже закрытой теме, то ли исчезновением уютного тепла. Его собеседник не прокомментировал это заявление, но тяжелая рука красноречиво погладила шрамы. — И это тоже. Поверь, если бы он не сдал меня людям Волдыря, могло быть гораздо хуже. Срыв прогрессора — это страшно. — С тобой такое уже было? — Нет. Но я такое видел. — Давно? — Лет тридцать назад. Еще на Арканаре. — У вас детей берут не только в Группу Свободного Поиска, но и в прогрессоры? Странник открыл глаза и удивленно посмотрел на любовника. — С чего ты взял? — Логический вывод. Ты сам говорил, что на планеты с уровнем развития Саракша и ниже имеют доступ только наблюдатели и прогрессоры. — А еще на всю голову стукнутые ГСП-шники, — проворчал Странник. — А еще ты рассказывал, что у наблюдателей и прогрессоров разные психотипы, поэтому наблюдателем ты быть не мог, — ворчание было проигнорировано. — ГСП тоже можно отмести, я еще могу поверить, что ты искал новые планеты, но никогда не поверю, что найдя оные, да еще обитаемые, ты, подобно Дикарю, стал бы контактировать с местным населением и в следствии чего нарвался бы на прогрессора. — Очень любопытная цепочка, но причем здесь дети? — При том, что тридцать лет назад тебе должно было быть… лет пятнадцать? Странник расхохотался. — И что смешного ты нашел в моих выводах? — Ну, во-первых, я не сказал, что видел это лично. Учебные фильмы еще никто не отменял. Во-вторых, в молодости я был неплохим пилотом и мог возить грузы для баз прогрессоров и наблюдателей, и соответственно мог наблюдать сорвавшегося прогрессора на базе, куда его доставили для приведения в чувства. А в-третьих, с чего ты взял, что возраст, указанный в моем досье, соответствует реальному? Напомню — там очень мало фактов, соответствующих действительности. — А сколько тебе было? Двадцать? — Нет, не двадцать и даже не двадцать пять, — Странник усмехнулся и в его глазах запрыгали чертики. — Тридцать лет назад мне было пятьдесят два. Сколько сейчас, посчитай сам. Его собеседник потрясенно молчал, неверяще глядя на Сикорски. Некоторое время Странник любовался совершенно непередаваемым выражением лица своего любовника. В конце концов ему надоело это занятие. — Резард, — позвал он. — Ты еще здесь? — Здесь. Перевариваю. Знаешь, Рудольф, очень не легко привыкнуть к мысли, что спишь с человеком, который тебе в отцы годится, если тебе самому уже даже не тридцать. А вообще я начинаю понимать, за что тебя так не любит Умник. — И за что? — Ты отнимаешь возможности. Сейчас, например, ты отнял у меня возможность однажды сказать тебе: «А вот я в твоем возрасте…» — Зато у тебя теперь есть возможность обозвать меня старым пнем. — По отношению к тебе это определение выглядит нелепо, — легкая грусть проскользнула в красивом, тягучем словно мед, голосе. Странник внимательно посмотрел в печальные антрацитовые глаза, приподнялся на локте и тронул поцелуем чуть припухшие твердые губы. — Забудь, — прошептал он, на секунду оторвавшись от этого занятия. — Забуду, — в темных глазах улыбка прочно перемешалась с грустной нежностью. Поцелуями очень удобно заполнять неловкие паузы, гораздо удобнее, чем словами. И после них можно просто лежать рядом и чувствовать себя гораздо спокойнее, чем после слов. Тяжелая жесткая рука вновь начала поглаживать шрамы на груди Странника. — Все-таки, мне кажется, что убирать Волдыря было не лучшей идеей. Странник вздохнул. — Резард, я не имею ничего против разговоров в постели, но для разговоров о делах все-таки существуют кабинеты. — В которые насовали жучков все, кому не лень. А вот сунуться в мою спальню хватит нахальства, пожалуй, только у тебя. — И заметь, я сюда суюсь не с целью поставить жучок. А что касается Волдыря, то он стал не просто помехой моей работе, но он начал копать еще и под тебя. Учитывая его, немалые возможности, он мог бы доставить кучу неприятностей. — Верно, но он был очень неплохим отвлекающим фактором. Меня сильно беспокоит развеселая компания на Совете. Сейчас детишки несколько ошарашены, но скоро они очухаются и тогда хорошо бы придумать им занятие, а то ведь они придумают его сами и хорошо, если это будет отбирание друг у друга игрушек и поголовное ябедничество «родителю». Странник невольно рассмеялся, но тут же вновь стал серьезным. — Чего ты боишься? — Гражданской войны в масштабах столицы, если не страны. Еще более вероятна агрессия во вне, на Хонти. Если гражданскую войну можно подавить в зародыше, устранив главных возмутителей спокойствия, тут главное — поймать нужный момент, с твоей и моей агентурой это не проблема, то внешняя агрессия… У меня нет ни аргументов, ни средств предотвратить это. — И устранение здесь не поможет. Уничтожать придется весь Совет, за исключением нас с тобой. А это снова грызня за власть и опять же гражданская война в перспективе. А если ты резко воспротивишься войне, то поставишь себя под удар. Черт! Надо подумать! — Подумай. Заодно своих аналитиков подключи, пусть тоже подумают. — Как ты считаешь, сколько у нас времени? — Месяца два, я думаю. Может удастся выиграть три. — Мало. — Мало, но лучше чем ничего. — Пожалуй, — согласился Странник и устало зевнул. — Давай спать. Я все-таки устал за последнее время. Очень устал. Его любовник улыбнулся, но промолчал, не высказав ехидный комментарий. Такие признания редко срывались с губ железного Странника и были показателем полного доверия к собеседнику. А потому их следовало ценить, а не острословить в ответ. Странник заснул мгновенно, как умел только он. А его любовник еще долго любовался резкими чертами лица самого удивительного человека, которого он когда-либо встречал, который никогда не переставал его удивлять, который подарил ему мечту. Когда-то давно молодой талантливый, амбициозный офицер мечтал о силе и власти. Он получил и то и другое, став во главе целой страны. Но в этой стране было отравлено все — земля, воздух, вода, даже разум и чувства людей. И с этим ядом надо было что-то делать, но при взгляде на объем работы просто опускались руки. Именно тогда к нему пришел Странник. И предложил… нет, не решение всех проблем разом, просто надежду, призрачную и какую-то отчаянную, замешанную на грязи, крови и тяжелой работе, но все-таки надежду на то, что когда-нибудь Саракш удастся очистить, на то, что когда-нибудь здесь не будет войны. А взамен потребовал доверия и честности. Это была странная сделка по меркам Саракша, но офицер все же согласился. И ни разу об этом не пожалел. Нет, его стране было еще далеко до благополучия, но год за годом все четче и четче был виден нужный путь к благополучию. А Странник, этот непонятный и невозможный человек, местами невероятно циничный, а местами так же невероятно наивный, стал одним из самых необходимых, самых дорогих людей для грозного главы Совета. Сперва соратник, потом друг, потом любовник, Странник входил в его жизнь постепенно и как-то… неотвратимо. И кажется, это было уже навсегда. В прочем, Резард Африм, всесильный Папа, не жалел об этом сейчас и был уверен, что не пожалеет в будущем. Как бы дальше ни сложилось.