colorblind

Сокджин, вообще-то, староста Хаффлпаффа, и не стоило бы ей пользоваться своим положением, но она всё равно, воровато оглядываясь по сторонам на спящих соседок, хватает мантию, которую накидывает поверх сорочки, и спешит вниз, в гостиную. Напротив камина в теплом комфортном кресле пускает слюни какой-то третьекурсник, и Сокджин отправила бы его в комнату, но не хочется будить парнишку, сдавая себя, так что она бросает на него быстро согревающее, которого должно хватить до утра, и проскальзывает в коридор. Хаффлпафф, хоть и находится на одном уровне со Слизерином, имеет в своём распоряжении куда более светлый и теплый коридор, если в этом замке вообще законно так выражаться… Она не боится попасться на глаза портретам: их гостиную окружают только натюрморты. Не зря рядом расположена кухня. За углом её уже поджидает Чонгук. Надо отдать ему должное: он не пугает её, только хватает цепко за ладонь, улыбается вовсе не по статусу чистокровного мерзавца, и прижимает к груди так близко, что Сокджин слышит, как он вдыхает аромат её волос. С тех пор как тот сказал, что ему нравится, как пахнут её волосы, она не меняла средство по уходу. Сокджин ойкает было, но звук затихает в теплой мантии мальчишки. Она никогда не была низенькой, и мальчишки с её курса, кажется, немного комплексовали. Догнали-то они её в росте только полтора года назад. А тут… Чонгук. Он был младше неё — непозволительно, но обладал преимуществом в размерах. И не то чтобы Сокджин скрывала, как нравится ей чувствовать себя рядом с ним себя защищённой и как она любит чувствовать его большие руки на своём теле. Они стоят немного, продолжая обниматься. Тишину прерывает звук гуляющего по замку сквозняка и их дыхание. Но вот, как по сигналу, рядом с хлопком появляется домовой эльф, чьи вялые уши едва не задевают пол. Тот ни разу не скрывает своего ворчливого характера, и показательно кривит губы, хмурясь так, что обвисшая кожа наверняка закрывает ему обзор. Чонгуку даже не приходится ничего говорить: обхватив её рукой за талию, он протягивает вторую эльфу, и через мгновериние они, немного пошатываясь от перемещения, оказываются посреди поля. Чуть в стороне от них стоят две гордые лошади, что дергаются от их появления, но не спешат убегать — видимо, приучены. Чонгук произносит в первый раз за вечер, с восторгом выдыхая: — Моя леди, прошу вас, — и указывает на одну из лошадей, чья шерсть под светом луны кажется чёрной, как его собственные глаза. Чонгук смотрит на неё с таким трепетным ожиданием, что Сокджин не может сдержаться, улыбаясь. Даже в небольшом тумане его улыбка сияет, как солнце. — Милорд… — Подыгрывает Джини. Она позволяет ему отвести себя к лошади, около которой скидывает мантию. Кожу пробирают мурашки от прохладного весеннего воздуха, пробравшегося под сорочку, но она, в который раз за вечер, накидывает согревающее и, не обращая внимания на взгляд Чонгука, забирается с его помощью на лошадь. Мерзавец улыбается ей самодовольно, когда забирается на свою, белую, и срывается с места. Настоящий Слизерин, чёрт бы его побрал! Сокджин сжимает в руках повод, предвкушающие улыбаясь. — Вперёд! — кричит она, и лошадь бросается следом. Её сорочка задирается, и воздух забирается ближе к коже. Сокджин радуется, что надела бельё. Чонгук впереди неё смеётся так задорно, что она подхватывает, веселясь. — Миледи, — обращается Чонгук к ней, — я делаю Вам предложение! Сокджин улыбается, ровняясь с ним, и бросает небрежно, хоть глаза у неё и горят от озорства: — Если победишь! Когда они доезжают до дуба, стоящего у кромки леса в конце поляны, она не жалеет, что проиграла.