Aftercold

Природа решила оторваться на всю катушку и вдарила холодом, не щадя никого. Столбик термометра рухнул до минус пятнадцати — именно тот случай, когда по регламенту на отмену матча, о которой страстно мечтали обе команды, не хватило совсем чуть-чуть, а самим потребовать его переноса гордость не позволяла. «Спартак», поглядев на воцарившиеся в России морозы, плюнул на репутацию и приложил кучу усилий, чтобы перенести встречу с «Крыльями Советов» на более приемлемую дату, но добился лишь того, что самарцы высмеяли нежную натуру столичных футболистов в промо-ролике, предложив гостям нарядиться в тулупы и валенки с красно-белым ромбиком. Однако москвичам в Москве было не легче: ЦСКА принимал «Оренбург». Страдали все: и спортсмены, и фанаты, и неясно, кто в большей степени. Сильный ветер промораживал до костей, не давая дышать полной грудью и вынуждая беспрестанно двигаться. Из-за него создавалось стойкое ощущение, что «за бортом» аж минус тридцать пять. Обладатель вышеупомянутого числа на форме, Игорь Акинфеев, пользуясь законной паузой, устроился поближе к батарее, стараясь привести в порядок хотя бы руки — главный инструмент вратаря. В первом тайме гости заставили немного попрыгать, но этого было ничтожно мало. Обидно, что чувства от игры на родном, таком долгожданном стадионе не греют физически. Свой стадион должен был бы вдохновлять на подвиги и поднимать боевой дух, но в такую погоду дух стремился не подняться, а испуститься. К перерыву армейцы вели со счётом 1:0, за что надо было поблагодарить реализовавшего пенальти Бибраса Натхо, поэтому Слуцкий не напрягался с корректировкой их действий и ограничился парой общих замечаний. — Так что держитесь, мужики, не отчаиваемся, кто-нибудь к концу да выживет, — завершил он инструкцию на оптимистичной, но, увы, вполне реалистичной ноте. Игорь невесело усмехнулся и покосился на Карлоса Страндберга. Его лицо посерело и застыло в предсмертной сосредоточенности — парня только что осчастливили тем, что вскоре он заменит Федю Чалова. Раньше от подобной новости Карлос до потолка скакал бы на радостях, всё-таки редкая возможность продемонстрировать себя с лучшей стороны, но сегодня его рвение явно увяло на корню, и он готовился к худшему. Акинфеев его понимал и тоже ничего хорошего от второго тайма не ждал. Один Ласина Траоре расстроился, что не блеснёт на поле, если он в принципе умел это делать. Хотя чего ему бояться, брёвна ведь не мёрзнут. Игорь тряхнул головой, отгоняя раздражение в адрес легионера, которого, если честно признать, за время пребывания Траоре в команде накопилось в избытке. — Не, ну это ненормально! — громко возмущался Вася Березуцкий. На это у него сил всегда хватало.— У меня плевок на лету замерзает, какой нафиг футбол?! — Так это отличный повод перестать притворяться верблюдом! — съехидничал Алан Дзагоев. Ему беспокоиться было совершенно нечего: на мороз и под страхом расстрела не выпустят и, в придачу, закутают в пару дополнительных одеял. Везёт же. — Аланчик, захлопнись, не то без одежды тебя туда бодрым маршем отправим, — посоветовал Жора Щенников. — А что, те как его увидят, испугаются, убегут с поля, и им засчитают техническое поражение? — развил мысль Кирилл Набабкин. — А это идея! — Чтобы все испугались, раздевать надо меня, — иронично заметил Слуцкий. — Кто отважится? — Да не, зачем такие крайности? — отмахнулся Вася. — Нам же не нужен тотальный инфаркт у всех присутствующих. — На нас, между прочим, дети смотрят! — с укором уставился на Слуцкого Набабкин. — У нас секретное оружие есть, персональный отменятель матчей! — продолжал Вася. — Эй, Серый, давай, сними ледовую травку на мобильный, у тебя в этом богатый опыт! «Я всегда с собой беру видеокамеру!» — пропел он. Игорь вспомнил, на каком поле их хотели заставить сыграть с теми же «Крыльями» несколько лет назад. Пожалуй, в таком жутком состоянии земля бывает только после больших фестивалей, даже намёка на траву там не оставалось. Налицо были все шансы, что в грязь по шею засосёт, и тогда без посторонней помощи не вылезешь. «Крылья Советов», похоже, можно смело считать экстремалами российского футбола. — Не нравится — вали домой, — невозмутимо отозвался Игнашевич, которого, казалось, холод ничуть не волновал. Воистину железный человек, им с Понтусом не страшны никакие преграды. Как они это делают? — Не могу, у меня контракт, — развёл руками Березуцкий. — С дьяволом? — предположил Тошич. — Хуже, с Гинером, — за Березуцкого откликнулся Леонид Викторович. — И не поспоришь, — Игорь, зябко передёрнув плечами, оценивающе рассматривал тюбик в руках Миланова: воспользоваться или обойтись? Георги старательно намазывал чисто выбритые ноги специальной согревающей мазью. В первые дни после его перехода в ЦСКА привычка Миланова брить на теле всё нужное и ненужное вызвала в команде широкий резонанс, лёгкий ахуй у молодёжи и море подъёбок относительно его нетрадиционной ориентации среди старожилов. Конечно, тут же выяснилось, что в Болгарии это в порядке вещей, но приколы долго не стихали. А сейчас уже попривыкли. — Что ты разнылся? «Амкар» вон и в минус восемнадцать тренировался и не жаловался, — скривился Алексей Ионов. Не иначе как представил себе это счастье. — Потому что они извращенцы! — поставил диагноз Березуцкий. — А ты бомбу сооруди из подручных средств, чтобы всех отсюда эвакуировали, — пробурчал Акинфеев. Несмотря на шутливую беседу, настроения не было, предшествующие дню матча события не способствовали хорошему расположению духа. Куда ни глянь, всё плохо. — Да ты что, забыл, что я гений? У меня такая бомба точно сработает, а стадион жалко, красивый. «Нет, к чёрту эту мазь, лишний раз шевелиться не хочется. Поберегу-ка силы для боя на поле. Что я, не мужик, что ли? Какого-то холода напугался». — Федька, ты как? — спросил у Чалова Астемир Гордюшенко, игрок молодёжки, постепенно подтягиваемый к основе. Хотя он пока в буквальном смысле сопел в тряпочку — из-под пледа парнишку было едва заметно, — накануне он отыграл тайм за молодёжную команду и отлично представлял, каково другу. — Пациент скорее мёртв, чем жив, — утёр сопли Чалов. Федя ещё не адаптировался к таким нагрузкам, дебют за основу у него случился совсем недавно, причём, что интересно, в Лиге Чемпионов, и он только приноравливался к взрослому футболу. — Слабак! — добродушно ухмыльнулся Понтус Вернблум. — Сашка, ты чего притих? Не спи, замёрзнешь! — Лёша Березуцкий подтолкнул Головина локтем. Саша и правда о чём-то глубоко задумался и в дискуссии о погоде участия не принимал. — Мне кажется, я видел среди зрителей… Да нет, вряд ли, — одёрнул он себя и, чуть зардевшись, опустил лицо. — Ну вот, у парня уже глюки пошли, надо срочно спасать. О! Нужно самого обаятельного и привлекательного к Мутко послать, пусть он глазки построит и уговорит прекратить эту фигню? — подключился к разработке коварных планов и Лёша Березуцкий. Игорь сдержал рвущиеся с языка ругательства. Лучше не придумаешь! Интуиция однозначно подсказывала, кого в такой ситуации единогласно выберут «Мисс ЦСКА». — Не, мужики, отбой, Мутко сегодня жопу дома греет, или не знаю, где он там, но к нам не пришёл, — покачал головой Сергей Овчинников. — Васька, смирись, придётся тебе играть! Причём прямо сейчас. Подъём, время, — скомандовал Леонид Викторович. Окунаться в ледовое побоище категорически не хотелось. Цоканье бутс по коридору отдавалось похоронным маршем. Акинфеев с неохотой направился к своим воротам, прислушиваясь к хрусту газона под ногами — поле покрылось коркой — и позвякивающей красно-синей сетке под аккомпанемент не затихающего гула трибун. Этот звук вселял спокойствие и заставлял собраться. Вздохнув, Игорь наклонился подтянуть гольфы. Бедные команды низшего дивизиона, каково это играть без болельщиков? Раздался свисток, и футболисты прытко рванули по своим позициям, понимая, что промедление может быть чревато отмороженными конечностями. Игорь горячо желал последовать их примеру — тот редкий случай, когда он мечтал оказаться в роли полевых, — но он был намертво прикован к своим владениям. Приходилось стоять на месте, так как соперники почти не приближались к штрафной армейцев: то ли выдохлись после первого тайма, то ли погода добила. Из-за этого возможностей оттаять у Акинфеева практически не оставалось: ни подвигаться толком, ни адреналина хлебнуть. Впрочем, у полевых имелись свои, не менее серьёзные проблемы — студёный воздух обжигал носоглотку до лёгких, они никак не могли продышаться и хрипели, как испорченные громкоговорители в вагоне электрички. Веселуха, одним словом. «Не холодно, не холодно, мне не холодно…» — Игорь, ощутив, как его начинает трясти, занялся аутотренингом. Эффективности ноль. — Вася, левее, левее, б-блять! — пытался он докричаться до защитников, но вышло неубедительно. И как в таких условиях руководить обороной? Тут со стучащими зубами разве что малоинформативно материться получается. Не игра, а пародия на неё. Кому нужен такой футбол? От Вернблума непрестанно доносились однообразные вопли: «Fuck! Fuckin’ winter! Fuck!.. Fuck!!!», и Игорь был с ним согласен. Хорошо, хоть выигрывали, иначе дверь бы точно капитально пострадала от неукротимого нрава шведа, как однажды в Химках. Слуцкий тоже не скрывал своих эмоций, но матерщины себе не позволял, посвящая крики в основном бегающему неподалёку от него Марио Фернандесу и неопытному Чалову. Так тренер выпускал пар, ибо Федя физически не мог слышать его подсказок, а Марио только притворялся, что соображает, о чём речь. Зато бразилец всегда жизнерадостно улыбался и показывал большой палец вне зависимости от того, понял ли он, что от него хотят, или нет. Благо, понимал он часто. Позитивный парень. Что-то он думает о климате в новоявленной отчизне? Не впервой, конечно, но всё же… «Держаться, держаться, я же мужик… Ног не чувствую… Здравствуй, ангина, после такого ты просто не сможешь обойти меня стороной и испоганишь весь отпуск. Грёбаный Мутко! Вот посидел бы он целый матч не в ВИП-ке, а на трибуне для обычных людей или побегал бы два тайма в скудной экипировке! Ну нет, даже ради злорадства я не хочу видеть его в шортах», — мрачно размышлял Акинфеев, покосившись на скамейку запасных. Сидящие там сильно смахивали на восточных красавиц — закутались в пледы, шапки напялили, одни глаза поблёскивали из-под слоёв одежды. Сиди они в таком виде где-либо ещё, то и самые преданные фанаты не сумели бы распознать их в этой маскировке. Игорь уже и забыл, когда смотрел на игру одноклубников, сидя на скамейке или и вовсе дома на диване. Сейчас же и следить особо не требовалось, «Оренбург» брыкался из последних сил, и их слабые попытки загнать мяч в створ без труда блокировались защитниками. Приходилось сохранять концентрацию ценой массы усилий, но мысли то и дело возвращались к табло: когда же конец?! «Стою тут, как француз под Москвой: холодно, голодно, и скоро дохлые кони кругом валяться будут», — проворчал Акинфеев, скептически взирая на то, как Щенников согнулся вдвое, восстанавливая дыхание. Похоже, здесь как никогда была уместна ставшая крылатой фраза Слуцкого «Жора, не умирай, не умирай, блять!». Минута передышки у Щенникова появилась из-за замены: Страндберг вышел вместо вымотавшегося Феди Чалова. Игорь обратил внимание, что Лёша подозвал к себе Васю и Серого и что-то им сказал, кивнув на него. Неужто заметили, что вратарь несколько не в форме и того и норовит впасть в анабиоз? Неприятно. Игнашевич оценивающе осмотрел Игоря и жестом велел поправить сбившуюся повязку. Игорь раздражённо закатил глаза: мол, давайте обойдёмся без тотальной опеки! На это Вася красноречиво погрозил ему кулаком в тёплой перчатке, так что пришлось учесть их просьбы и подтянуть повязку, хотя пользы от неё было чуть. Акинфеев собрался было глотнуть воды, но тут же отдёрнул руку — ещё не хватало, чтобы на зубах хрустели кристаллики льда! А то и губы приклеятся — на таком-то холоде. Надо было чай налить. И в термос, а не в эту бутылочку… Прыжки на месте помогали немного разогнать кровь, но бесконечно прыгать было сложно, а стоило лишь на миг прекратить, как в тело впивались острые иголочки мороза. Игорь растёр уши, стараясь вернуть им чувствительность, и в юбилейный сотый раз метнул взгляд в сторону центральной трибуны, выискивая знакомый силуэт: там, облокотившись о парапет, за игрой пристально наблюдал Роман Широков. Несмотря на натянутый на пол-лица шарф Игорь кожей ощутил, как Роман недовольно хмурится, посматривая на его ворота. Игорь приосанился, имитируя безмятежность. Но, кажется, его трюк не удался, Широков слишком хорошо его знал, да и трудно не догадаться, как обстоят дела при настолько минусовой погоде и скучной игре. «Ну, Ромка, а что ты хотел? Таковы реалии современного футбола. Ты и сам через это не раз проходил… Что ж я, идиот, от мази отмахнулся? Теперь это игра не на победу, а на выживание… Как-то мне не хочется окочуриться у тебя на глазах...» — Акинфеев отвлёкся от раздумий о Романе, рассматривая, как два оренбуржца повалились на землю: Андреев умудрился в подкате врезаться в своего же. На льду поскользнулись или работают под девизом «Бей своих, чтоб чужие боялись»? Игорь опять перевёл взгляд с пытающихся подняться соперников на зрителей. «Шарфик, что ли, у фанатов выклянчить? А то и несколько, какая-никакая, но защита от ветра. Интересно, правилами это разрешается?.. Ультрас вообще не жалко, эти дебилы сами раздеваются. Похоже, у них остатки мозгов отмёрзли, как ещё можно объяснить эту тупость? Не в этом ли лежат истоки страстной любви к пиротехнике? Имитация тепла всё-таки… О, я раскрыл секрет посещаемости нашего стадиона. Они тупо коньки отбрасывают после подобных игр! Естественный отбор в действии...» Судя по всему, футболисты «Оренбурга» обиделись, что их атаки захлёбываются в самом начале, и гости, собрав волю в кулак, понеслись вперёд и даже сумели пнуть мяч в направлении Акинфеева. Витание в облаках не помешало Игорю вовремя среагировать и поймать его, хотя сложным этот удар язык не повернулся бы назвать. Язык в принципе не очень-то и поворачивался. «Если придётся прыгать за мячом, то при приземлении я рассыплюсь на тысячу осколков. Вот фанатам квест будет, собери Акинфеева по кускам… Хотя это же фанаты, скорее на сувениры растащат… Замёрзнуть на футбольном поле, какой нелепый конец… Здесь же, в сугробе, меня и прикопают… До чего же холодно-то, бля!» Помимо холода терзала и тоска. У ЦСКА шёл спад, и разумеется, это отражалось и на игроках в общем, и на капитане в частности. Решение Слуцкого уйти покорять новые высоты стало для всех большим потрясением. Это была предпоследняя игра Леонида Викторовича в чемпионате России, последней должна была стать не менее леденящая кровь встреча с «Уралом», ну и «Тоттенхэм» в Лиге Чемпионов. В происходящее не верилось, не хотелось верить. Игорь за свою долгую карьеру работал с разными тренерами, но Слуцкий очень много для него значил, он прочно ассоциировался с четырьмя буквами, словно выгравированными на сердце. Тяжело представить, что не будет на тренировках взаимных розыгрышей, песен. Сначала Чанов, потом Широков завязал с футболом, Ерёменко загубил себе всё, Слуцкий сказал веское «До свидания»… Привычный уклад рушился, и остановить это было нельзя. Игорь постарался взять себя в руки. Не время и не место расклеиваться! Футболисты обеих команд уже едва ноги передвигали и выглядели неважно, в подкаты не стелились, их лица покраснели. Скорость упала, замены не смогли оживить игру. Хватит ли людей на «Тоттенхэм» после сегодняшнего? Очень хотелось преподнести Леониду Викторовичу подарок в его финальном матче с ЦСКА, хотя все осознавали, что это вряд ли получится с их положением дел, и без того с таким трудом добивались третьей строчки в РФПЛ. Но армейцы собирались целиком отдаться отчаянной борьбе и прорваться в Лигу Европы, раз уж Лига Чемпионов в очередной раз помахала им ручкой и испарилась в тумане несбывшихся надежд и приумножающихся антирекордов. Кому-кому, а Игорю это было известно лучше всех. Меж тем футбол скатился в дворовый стиль: команды вяло отбирали мяч у своей штрафной, бежали до чужой, там его теряли, возвращались, отбирали — и заново по кругу. И чем прикажете вратарям заниматься? Внутренний голос почему-то на это ответил одной из присказок Широкова «Дрочить, что ли?», и Игорь вздрогнул уже не от холода. Услышав незнакомый заряд, Акинфеев прислушался к надрывающимся трибунам, пытающимся, несмотря на небывало малое количество зрителей, звучать достойно. Что же они орут? При такой игре вратарю, собственно, больше было нечем заняться. Как выяснилось, кричалка посвящалась как раз ему: фанаты изо всех сил поздравляли его с наградой «Джентльмен года». Знали бы они, сколько мата и жажды убивать направо и налево порой витало в его мозгу, точно передумали бы называть джентльменом. От размышлений Игоря отвлёк неугомонный Андреев: в середине тайма он сорвал атаку Страндберга, вдарив ему по ногам, и, увидев сначала жёлтый, а потом и красный свет, отчалил отдыхать в тёплую раздевалку. «Теперь окончательно окоченею», — пригорюнился Игорь, в чём-то даже позавидовав ему. Зато остальные встрепенулись, повеселели. Игнашевич так вдохновился, что забил второй за эту игру гол. Однако для Игоря неприятная мысль оказалась пророческой, во всяком случае, с поля он уходил на деревянных негнущихся ногах. Но о преданных, а другие вряд ли пришли сегодня на стадион, болельщиках, он не забыл и, пересилив желание доползти до батареи и слиться с ней в жарких объятиях, направился поблагодарить фанатов за верность и те невзгоды, что они терпели ради клуба. Обмороженные ладони обожгло, хотя это была скорее имитация, чем полноценные аплодисменты. Игорь просканировал центральную трибуну, но Широкова там не обнаружил. Одиночество сжало сердце когтистой лапой, и Игорь поджал губы: а на что он рассчитывал? Глупо ожидать иного, Широкова изначально здесь не должно было быть. Роман говорил, что завтра в шесть утра он намеревался быть в Дедовске, поэтому ему давным-давно следовало туда выехать. А он на матч попёрся. Да и конспирацию никто не отменял. Наверно, внешне Игорю всё-таки удалось сохранить невозмутимость, так как Керимов и Бутовский, врачи ЦСКА, не кинулись к нему навстречу с одеялами наперевес. Хоть что-то. Акинфеев горько вздохнул — ему было по-настоящему плохо, он и не помнил, когда его так пронимало. Казалось, что отогреться ему не суждено, и потому он скоро обрастёт льдом, как мамонт в вечной мерзлоте Якутии. Но Игорь не имел права показывать, в каком находится раздрае, так что он на автопилоте кивал окружающим и выдавливал из себя улыбку. — С победой! — провозгласил Ионов. — С сухарём! — Сергей Чепчугов потрепал Игоря по плечу. — Тогда уж с тем, что на третье место залезли, — поморщился Игнашевич. Игорь молча юркнул в душевую, захлопнул дверь и позволил себе перевести дух: прислонился спиной к стене и застыл, собираясь с силами. Адская погода вытянула не только всё тепло до капли, но и всю энергию. И на душе скребли кошки. Ужасный день. Да что уж там, последние недели выдались крайне тяжёлыми. Одна история с Ерёмой чего стоит. Это был шок. Акинфеев раз за разом проматывал те события и ломал голову, как такое произошло и мог ли он как-нибудь эту трагедию предотвратить. Горячий душ кардинально ситуацию не исправил: кипяток тёк по коже, но внутри всё словно заледенело. Было холодно и морально, и физически, и причин для радости что-то не находилось. Акинфеев стиснул зубы, отгоняя хандру и пытаясь сосредоточиться на мыслях об отпуске. Получалось не очень. Он впал в прострацию и наглухо потерял счёт времени. Сколько он стоял, дрожа под струями воды — минуту, десять, час?.. Похоже, он действительно проторчал в душевой значительно дольше обычного, так как раздевалка успела опустеть. Все поскорее разъехались по домам, и неудивительно, после такой-то игры! «Ромка, мне тебя сейчас так не хватает… Эти твои проекты и планы и без того всё время сжирают, так ты ещё и в Англию намылился…» Игорь кинул шмотки в рюкзак, потянулся к телефону, и тот ответил взаимностью: на дисплее горели многочисленные пропущенные вызовы. Разговаривать ни с кем не хотелось, но для приличия Акинфеев решил дежурно проверить, кто же так желал с ним связаться. Среди списка друзей выделялся номер Широкова, и Игорь, не раздумывая, быстро его набрал: — Живой? — участливо осведомился Роман вместо приветствия, приняв звонок после первого же гудка. Неужели волновался? — А что мне будет? — после паузы отозвался Акинфеев. Плакаться в жилетку о том, как ему плохо, он не хотел. — Тебе медицинский справочник зачитать или так догадаешься? — обманчиво ласково начал Широков, а затем взорвался. — Раз живой, то это, блять, ненадолго, я сам тебя прибью! Медленно и мучительно! Ты охуел в таком виде по дубаку шляться?! — Раньше тебе моя форма нравилась, — Игорь непроизвольно шмыгнул носом. — Мне нравится, как часто ты наклоняешься, чтобы поправить гольфы. Но гораздо больше ты мне нравишься здоровым. Голову подлечи, отморозок, — объявил Широков. — Разве здорового человека к тебе потянет? Я на всю голову отмороженный, причём не сегодня это началось, — хмыкнул Игорь. — Рома, не поверишь, у футболистов есть форма, которую они обязаны носить. — Игорёк, не поверишь, у футболистов есть всякие согревающие штуки, которые ты напрочь проигнорировал. Думаешь, я не видел, как тебя колбасило? — Ясен пень, колбасило, как на тебя смотрю, так в дрожь и бросает. Надеялся, что заглянешь, обогреешь… — Игорь предусмотрительно понизил голос — яркий пример Роналду, едва не сделавшего каминг-аут в раздевалке, доказывал, что журналисты могут затаиться в самых неожиданных местах. К тому же один корреспондент давно охотился за Акинфеевым, мечтая об интервью. — На глазах у тренера и всего персонала, идея супер, — рассмеялся Роман. — Ещё раз в таком прикиде увижу на морозе, накажу, мало не покажется. — Хоть так твоё внимание привлеку, а то до тебя и не добраться без предварительной записи, — пожаловался Акинфеев. Захлестнувшее его чувство одиночества немного отступило, но куда острее захотелось, чтобы Широков был рядом. Игорь сдержался. Не стоит скатываться на нытьё, совсем не стоит. — Не надоело мир спасать? — Что ж поделать, долг зовёт! — Не долг, а Мутко, ты от него и не отлипаешь. Да и он тобой очень доволен, везде говорит, ты ценный член и так активен... — на свой страх и риск подколол Широкова Игорь. После завершения профессиональной карьеры Роман постоянно крутился в компании высокопоставленных лиц. — Про «член» и «активен» особенно любопытно. — Вызываю огонь на себя. Да ты ревнуешь, что ли? — Широков на том конце явно офонарел от слов, так вырванных из контекста. — Ну не то чтобы да… — Игорь и сам растерялся. — Осталось выяснить, кого и к кому. Меня к Мутко или Мутко ко мне? — Сплюнь, Ромашка, — хихикнул Акинфеев. — Я тебе не конкурент по этой части. Ты на свете всех милее, всех романей и ширее. — У него, знаешь ли, хороший вкус, засматривается на кого не надо, за ним глаз да глаз нужен, — задумчиво проговорил Широков. Что правда, то правда, от Мутко уже мутило, и Акинфеев делал всё, что было в его скромных силах, чтобы избежать назойливого общества президента РФС и якобы случайных встреч на разнообразных официальных и не очень мероприятиях, куда ему регулярно приходили приглашения. Игорь игнорил их по максимуму. Роман в этом его усиленно поддерживал. — Слышал, тебя в смокинг облечь хотят? «Джентльмен года», о-хо-хо! — Дурацкая награда, ненавижу официальные костюмы, — с облегчением подхватил Акинфеев. Мутко в его жизни и без того было чересчур много, чтобы обсуждать его, тем более с Ромой. — Да, Игорь Акинфеев и костюм — редкое сочетание! Ты как-то сказанул, что и голым готов играть… — протянул Широков. Игорь так и представил, как он прищуривается и неторопливо облизывает губы, смакуя свои жаркие фантазии. — Долго ты ещё мне это несчастное интервью припоминать будешь? — улыбнулся Игорь. Надо лучше следить за речью перед камерами! Впрочем, как ни крути, при желании Широков всегда мог нарыть на него компромат, даже если бы Акинфеев просто произносил детскую считалочку, Рома и там нашёл бы, к чему прикопаться и как поймать его на слове. Такое впечатление, что у Широкова был какой-то совершенно иной взгляд на вещи — глубже, под необычным углом и в очень странных цветах. — Долго, — подтвердил Роман. — Я бы на тебя такого в воротах посмотрел… Так уж и быть, гольфы бы тебе оставил… У Игоря в голове щёлкнуло. Наверно, в голос Широкова просочились какие-то похабные интонации, потому что Акинфеев вспомнил, с каким упорством Роман вынуждал его перед сексом раздеться полностью. Не то что футболка — если Игорь вдруг остался в носке, Широков замирал посреди процесса и деловито вопрошал: «Игорёк, ты ничего не забыл?» — Увы, увидишь только в смокинге, — обломал его Игорь, вернувшись в настоящее. — Тогда придётся помочь тебе его снять. «Но смокинг» табличку знаешь? Вот, — с ходу разобрался Широков. Уж он за словом в карман не полезет! — Мне его ещё не пошили, мерки сняли. — Небось облапали со всех сторон, пока меряли? — поинтересовался Роман. — А ты так и млел… Он знал, о чём говорил. К чему у Игоря никак не получалось привыкнуть, так это к тому, каким Широков был нежным. Особенно ярко это проявлялось в действиях. Даже в своих самых диких мечтах Акинфеев не мог вообразить, что он будет таять от одного того, что Роман будет его опекать в быту, носиться с едва уловимыми мелочами типа «подам-принесу по первому намёку». Вероятно, Широков ловил свой кайф от Игоревой пассивности. Он любил сам его раздевать, любил кормить с ложечки. Игорь реально охреневал с контраста, когда Рома, делясь своими впечатлениями от просмотренного матча ЦСКА с ним в главной роли, неистово матерился или изысканно обстёбывал какие-то детали и при этом с абсолютно спокойным лицом распаковывал чемодан Игоря, раскладывая шмотки по полкам, пока тот приходил в себя после напряжённого перелёта. Или и того хуже — ночью приткнётся носом Игорю в висок и сопит, как младенец, но только Акинфеев попробует выползти из-под одеяла, как Широков, не просыпаясь, железной рукой притягивал его обратно. Тут у Игоря чуть ли не кости плавились от ощущения защищённости. Раньше он не мог позволить себе такого. А с Ромой почему-то получалось само собой. Нечасто, но бывало. Порой в присутствии Широкова он наигранно капризничал — недолго, пару секунд. А потом Игорь понял, что ему нравится подставляться Роману под жёсткий трах после демонстрации такой щенячьей преданности и готовности для него на всё. Как будто при этом на весах тёмного и светлого начал что-то уравновешивалось. Его сразу вело от самых невинных касаний Широкова, что для последнего не было секретом. Правда, Рома считал, что причина не в нём, а в Игоре, типа, кого что, а его заводят именно прикосновения. Но Акинфеев никогда ни с кем ничего похожего не чувствовал. — Вовсе нет, — пожал он плечами. — Длину рук, длину спины от шеи до пояса, ещё что-то в этом духе… — А член тебе там не мерили? — Член мерили. Семнадцать сантиметров, — буркнул наугад Игорь. — Неправильные мерки. Девятнадцать с половиной. Представляю, что за смокинг тебе сошьют. На данной стадии отношений они уже перешли на безумные разговоры после секса. Такие беседы с Ромой — ни о чём конкретном, с перескоками в темах, без подтекста, откровенные — Игоря умиляли. Было в этом нечто более интимное, чем секс. Как-то речь свернула на то, что в своих плотских утехах они, оказывается, не пользуются презервативами. Вот спроси Игоря, как они на это вышли, из головы начисто вылетело, но сам факт разговора был. Сначала поржали, кто из них, если что, сильнее боится залететь, потом всерьёз задумались, не попадает ли там при этом в организм чего-либо такого в нестандартных дозах, что могли бы обнаружить анализы крови на допинг, затем Широков устало отмахнулся и решил-таки при случае закупиться стратегическим товаром. Игорь почесал в затылке и спросил его, какой размер брать. Рома ответил: «Бери как себе», Игорь с чего-то упёрся, что так легкомысленно к этому вопросу относиться не собирается, и потребовал дополнительных данных. Широков продолжал настаивать, что габаритами они не особо различаются, и предложил ему померять линейкой оба, так сказать, агрегата. Акинфеев минут пять шатался по дому под его ржач в поисках линейки, да так ничего пригодного для этой цели и не нашёл. Когда он сдался, Рома только и мог что хрюкать. На справедливый упрёк, какого, собственно, хуя, Рому так развезло, что он языком ворочает с трудом, Широков еле-еле сподобился выговорить, что у Игоря, видимо, мозги совсем отшибло. «Линейка-то тебе нахрена? Вешать в граммах и считать в миллиметрах? Надо просто подержать рядом и посмотреть, какой из них больше, если больше». Игорь резонно заметил, что их «просто подержать рядом» традиционно заканчивается либо минетом, либо двойной дрочкой. На это Роме было нечего возразить. Поэтому на следующее рандеву Широков, который по жизни очень редко что-нибудь забывал, а скорее, насколько Игорь успел его изучить, даже с наслаждением вспоминал что-нибудь пикантное в самый неподходящий момент, притащил портновский метр и тщательно провёл замеры члена Игоря. Акинфеев не сомневался, что у него и результаты записаны. Честно говоря, этот эпизод Игорю действительно приходил на ум на той примерке. Может быть, не столько потому, что параллели здесь напрашивались, но и потому, что задачка осталась частично нерешённой и иногда поскрёбывала в подсознании: у него до сих пор не дошли руки произвести аналогичные измерения для Ромы. — Не уезжай из Москвы и сам всё увидишь. Что это ты со Слуцким на пару в Англию собрался? Вы там не сговорились часом? — спросил Игорь. — Ты меня раскусил! Хочу через него к Абрамовичу в «Челси» затесаться. Я же не игрок — мечта любого! — Сашка Головин того же мнения. Хотя теперь пореже тебя упоминает. И уже без томного придыхания. Прогресс. Попустило парня маленько, — наябедничал Акинфеев. — Вот беда-а-а-а, как дальше жить? — радостно протянул Широков. — К слову об этом. Есть ли жизнь после Слуцкого? Кого вместо него назначат? — А хер его знает. Гончаренко, наверно, кто, если не он? Не Кадырова же приглашать. — Чем тебе Кадыров не угодил? Будете лезгинку отплясывать и Тарасова за отвагу восхвалять. — Ну как же его не восхвалить, он же звезда! Правда, звезда Инстаграма. А сколько голых фоток повыкладывал… Пересылать друг другу фотки в обнажённом виде они начали не так давно, да и не то чтобы это на самом деле стоило так называть. Как-то раз перед выездом ЦСКА, грозившим им с Ромой небольшой разлукой, на Широкова нашло некое помутнение рассудка. Он припёрся к Игорю, с порога отбросил свои вещи в угол и весь вечер изводил его ласками, засовывая свои пальцы везде, куда они только пролазили, доведя Акинфеева до боли в горле от стонов. К ночи Игорь едва мог шевелиться от сладкой усталости, а Рома, мотивируя тем, что не хочет ни на миг его покидать, ничтоже сумняшеся позаимствовал его телефон, всегда лежащий под подушкой, и принялся за очень горячую фотосессию — в багровых тонах, если говорить об особенностях освещения, или в тёмно-голубых, если учитывать её содержание. Казалось, камера побывала там же, где и пальцы Широкова, и чудом не расплавилась от того, что попало в её объектив. В конце концов, все умопомрачительные ракурсы на потного, перемазанного в сперме Игоря, который, утомлённо прикрыв глаза, валялся поперёк раскуроченной кровати и был не в силах сдвинуть ноги или хотя бы перевернуться на живот, в невообразимом количестве остались храниться как раз на его телефоне. Роман напомнил об этом уже после того, как самолёт сел. Акинфеев отправил ему для затравки одну фотографию, получил в ответ аудиофайл с пошлыми хрипами и теперь периодически подбрасывал в их с Ромой переписку в Viber’е эти кадры. Широков, как только добрался до Игоря лично, порывался перекачать эти фотки, но Акинфеев запаролил доступ к телефону всеми возможными способами и растягивал удовольствие, подогревая интригу. По его расчётам, их даже при щедром расходе должно было хватить где-то до середины зимы. — А ты и рад на голых парней попялиться, — укоризненно поцокал языком Роман. — Не знал, что ты за ним следишь. Думал, тебе поняшек достаточно. — А что делать? Ты далеко, вот и приходится… — Я тебе дам «приходится»! — возмутился Широков. — Дай. А потом ещё раз дай, — легко согласился Игорь. Он тоже умел играть словами. — Умеешь ты уговаривать. Одевайся и дуй домой, а там и я подъеду, — внезапно заявил Роман. Игорь потупил, переваривая эту новость: — Обалдел? Ты сейчас должен быть на полпути в Дедовск. — Боишься, что заеду к тебе ненадолго да так и поселюсь? — усмехнулся Широков. — Я серьёзно! — Я тоже. Разворачиваюсь. В жопу Дедовск. И прочее туда же. Хочу быть с тобой, когда у вас столько всего происходит. Ты хорохоришься, но я же слышу по голосу, что не всё гладко… Короче, скоро буду, встречай хлебом, солью и чем там ещё положено, — распорядился Широков. — Маслом? — ехидно переспросил Игорь. — Каким маслом? — Для эротического массажа. — Нууууу, что ж, одобряю твой выбор, — фыркнул Роман и повесил трубку, не дав Акинфееву шанса на логичные отговорки. Да и на нелогичные тоже. Игорь зажмурился, немного постоял в тишине и вдруг понял: согрелся.