Прелюдия

      Поздно, одиннадцатый час вечера, избалованная осень за окном. Течение времени струится через порог.       – Присаживайся. Вечера увеличились с тех пор, как я угас за отсутствием свежих идей.       Она выразительно посмотрела на меня. Этот взгляд мог содержать ощутимую долю сочувствия, если бы на моем счету были какие-нибудь три-четыре работы по ее вселенной, поспешно выпившие протекающий резервуар эмпатии. Впрочем, я не стал заблаговременно огорчать ее своей неоднозначной реакцией, которую мне не составило труда припрятать за естественной неловкостью, испытываемой при встрече нечастых, но, безусловно, дорогих гостей. Я решил отыграть сполна, отвесив легкий старомодный поклон.       ПРОШУ… ВХОДИТЕ.       – Я польщена твоим гостеприимством, – сказала она, устраиваясь с удобством в потертом флоковом кресле, – но я пришла на твой зов далеко не за этим. Как обычно, тебе нужны ответы. – Она облегченно свесила крылья за деревянные подлокотники и прижалась к широкой спинке. – И, полагаю, их будет не мало. Но у нас еще есть время, не так ли? Ты неспроста формируешь нашу беседу в маленькую фанатскую вещицу. Ее ждет публикация. Ты хочешь закрепить наше общение, как воюющие стороны заключают пакт о ненападении. Только вот в чем загвоздка: одна из сторон в скором времени невольно попадает под протекторат на диктаторских условиях. Ты понимаешь, о чем я?       Я уселся в кресло напротив и склонился над чайным столиком в нерешительности.       – Смелее, – подбодрила она, укладывая передние лапы на подлокотники. – Выставишь предупреждение «ООС» и забудешь об этих формальностях. Черный, две ложечки сахара, пожалуйста. Я могу себе позволить в предоставленный тобою выходной.       Я напряженно вздохнул. Очевидно, что инициатива разговора целиком и полностью достанется ей этим памятным вечером. Все, что мне оставалось – сполна прочувствовать ее подлинное присутствие, ее взволнованное дыхание, ее насмешливый голос. Собственно, я не видел в этом проблемы и не планировал отягощать ее рамками канона. Для этого она была слишком сильной. В конечном итоге никто не заставлял меня настолько оказывать на нее влияние, чтобы затем, получив новый виток развития, подобно семени плюща, оно переросло в окончательный продукт моей словесной деятельности и предстало в воплощении ее духа и тронутого пером мировоззрения.       Все же… Я был рад ее увидеть.       Несколько мгновений я оставался недвижим, с чайником в одной руке и отмытой для гостей ложкой в другой, изображая вечный поиск причин человеческой занятости. В моем убежище жарко, отчего я с волнением ощущал нарастание капелек пота на пояснице, под старой фиолетовой рубашкой, под стать гостье. Но моя цель оставалась непоколебимой. Как и всегда, я хотел узнать о ней больше. Я хотел прикоснуться к одной из ее граней, к которой нередко прикладывал руку.       Похоже у нас есть еще ЧТО-ТО ОБЩЕЕ, ПОМИМО ЦВЕТА.       – В тебе столько же неуверенности, как при просьбе повторно обнародовать свою жемчужину фэндомного творения – первую работу, которой ты так стесняешься…       – Уже нет, – резко вставил я и поднял взгляд. – Тебе, Синдер, стоит помнить о хрупкости своего существования. – Я поставил чайник и взялся за свою чашку. Следовало поубавить пыл. – И если бы стеснительность была решающим доводом, то я бы легко стер ее печатный и уничтожил зачатки рукописных вариаций. Остальное за тобой.       Она прищурилась.       – Что – за мной?       Я откидываюсь на спинку кресла.       – Верить, игнорировать или…       – Разве я могу тебя проигнорировать? Кого из вас, одержимых творцов, я способна проигнорировать?       Я осторожно улыбнулся. Мне не хотелось спугнуть ее прямотой, ровно как я и не хотел застать ее преждевременное разочарование мной. Вот только она неосознанно сочла меня за дирижера к ее постановке, а я в стороне от всех уселся за ветхое пианино, разочаровав фанатов, питавших ко мне симпатию.       – Меня, если наше общение не протекает по оба конца телефона.       Синдер заметно содрогнулась. Она торопливо отпила из чашки и уставилась на меня с встревоженным взглядом.       – Прости, – снисходительно сказал я, виновато опустив глаза. – Я и не думал, что мне так скоро удастся воззвать к твоему подлинному характеру. Случаются периоды, когда звонки учащаются.       – Я уже забыла, каково это – слышать звонок, – прошептала она. – Многие меня попросту не предупреждают. И они считают, что так и нужно. Считают, что я на все готова!       – Мы упрощаем себе задачу в этом вопросе, – пояснил я. – Мы на него не отвечаем. И что более того, даже не ставим перед собой этот вопрос. Наше чувство ответственности занимается блудом на пару с совестью.       Я боялся, что переступаю грань. На мгновение я заглянул ей за плечо. Синдер отпила свой чай, не отрывая от меня светлых глаз, полных надежды.       – Неужели в этот вечер ты не наделишь меня этой силой?       Я доверительно склонился над столиком, Синдер потянулась ко мне, поставив пустую чашку. Я пристально смотрел на нее, умудряясь повторно разливать чай по кружкам.       – Тебе как обычно, без сахара?       Синдер загипнотизировано глядела на меня, находясь в каком-нибудь футе от моего лица.       Внутри меня что-то оборвалось. Я не знал, что это могло быть, но отчетливый звук обрыва корабельного каната затуманил мой рассудок. Я ощутил болезненную волну вибрации.       НАЧАЛОСЬ!       – Может, сделаешь мне какао?       Я впал в ступор от широты ее предпочтений. Синдер продолжала заворожено смотреть мне в глаза и походить на каменное изваяние, зашевелившее губами только по одной причине – у скульптора, поглощенного своей работой, окончательно рухнула грань между фантазией и реальностью. Упрощенно – он доработался до шизофрении.       Что ответить? Отказ? Беспрекословное подчинение? Игнорирование? Если я стал причиной ее ментального преображения…       СТОЛЬКО УПОРСТВА, ЧТОБЫ ДОБРАТЬСЯ СЮДА.       – Ритуал принес свои плоды, – заговорила она. – Совладав с немалым количеством трудностей, я прошлась по стенам Варфанга, чтобы остановить Спайро, если он последует по стопам Темного Мастера. Его не остановил бы никто.       – Все ради мира? – спросил я, медленно отклоняясь назад.       – Отчасти. Ты ведь не думаешь, что все это было пройдено ради себя?       Я задумался, принявшись разглядывать носик чайника, его края, испачканные оттенком горячего напитка. Занимательно, что отчасти она была права, учитывая, что каждый из нас не бывает отчасти не прав.       – Ты угостишь меня какао или нет? Между словом, твоя последняя работа пришлась бы мне по душе, если бы я попала под влияние привлекательной стороны зла и в перерывах между актами меня угощали вкусным горячим какао.       Я пытался собраться с мыслями, сложив руки и намереваясь опустить их на стол, но вместо этого, ввиду природной неряшливости, чай хлынул из опрокинутой кружки. Испытывая стыдливую неловкость, я схватился за первое, что попалось под руку – за салфетку, которую больше полвека подстилали под вазу или накрывали ею внушительных размеров телевизор. До нее я мог дотянуться, не отрываясь от мягкой обивки кресла, что указывало на укоренившуюся в моем естестве лень. Комнату заполнил запах мокрой ткани.       Синдер откинулась на спинку и вытянула лапы, хвост сползал на пол из-под нее, не рядом, как ранее. Человеческая суета доставила ей несравненное удовольствие. Наблюдая за моими неуклюжими движениями, она самозабвенно улыбнулась, чуть приспустив веко одного из зеленых глаз.       – Это как устроить мне свидание с Малефором, – съязвила она, – а после первого антракта заявить, что произойдет его замена на привлекательную женскую версию. – Она хмыкнула, покровительственно поднеся палец к подбородку. – Вот видишь, не только я поддаюсь влиянию со стороны. Но разница между нами ощутимая. У тебя есть выбор, а у меня нет.       Слишком поздно я пожалел, что решил ПОДСТЕГНУТЬ ЕЕ ПАМЯТЬ.       – Тебе совсем не понравилось? – поинтересовался я. Мой лоб горел от мелкой бытовой неурядицы. – Ты не могла себе представить подобный исход событий?       Синдер рассмеялась мне в лицо.       – Об этом стоит спросить у Вольтира, если, конечно, неловкости в отношениях с Сирил вообще было место. Обоюдная сентиментальность и нотка вопиющей надежды на будущее! Последнее время такое нечасто случается или не сходит со страниц работ у таких, как ты.       Я закончил с проливом чая и поднялся. Мне оставалось поспешить на кухню, чтобы позаботиться о какао. Это было моим спасеньем – остаться наедине с собой на несколько минут и привести мысли в порядок.       – Не забудь зефир! – напомнила она вслед. – Момент с зефиром потом можешь подвергнуть жесткой вычитке и удалить из нашего с тобой разговора, чтобы не отпугнуть нескольких своих читателей. Кому есть дело до деталей в виде сладкого лакомства? От тебя не этого ждут.       Я остановился у двери и обернулся.       – А чего ждут?       – Содержимого в нашем единении со Спайро. Не все же мне внушать ему страх и довольствоваться нашим отсутствием в нашей вселенной.       Кастрюля, пакет молока, зажженная камфорная плита… Злополучное молоко закипало целую вечность. Я перебирал события в голове, как доверенный сомелье короля при дегустации вин. Они отравляли меня, заставляли колебаться относительно своих позиций и вынуждали жалеть о ряде выборов, но их действия было недостаточно, чтобы меня убить. Это слишком просто. Я все еще был нужен им как носитель для паразитов, как верфь для хрупких торговых кораблей, погибающих при первом шторме. Без меня они плыли в пространстве и времени – бесплотные, неустойчивые, – пока бы не столкнулись с подходящим переносчиком или вовсе растворились в темноте. Я размышлял о Синдер, о Спайро, об остальных соучастниках, без которых вселенная лишена полноты, но ныне переполнена мной и мне подобными. Я думал о перспективах, я скорбел об упущенных возможностях. Навалившись спиной на холодильник и мечтательно скрестив руки на груди, я смаковал каждый миг, проведенный в их мире. Прекрасное чувство безответственности.       В конце концов, у меня ИЗБИРАТЕЛЬНАЯ ПАМЯТЬ.       Я вернулся и застал Синдер лежащей на полу в углу моей маленькой комнаты. Тревога нахлынула с такой силой, что у меня закружилась голова. Я видел, как содрогалось ее тело от приглушенных всхлипываний. Прижатые крылья, обвивший ее хвост, поджатые под себя лапы…       Какой по счету была эта грань ее существа?       – Синдер?       – Ты… – Ее голос надломился. – Что я наделала?! – Она отчаянно мотала головой. – Нет, пожалуйста… нет!       Я НЕ ВЕРЮ ТЕБЕ!       Я был готов разделить ее судьбу.       – Синдер! – Я звучно опустил чашку на стол, чудом не пролив, и бросился к ней. – Я…       – Прошу тебя, оставь это!       Я опустился перед ней на колени. Она с усердием подняла на меня влажные глаза.       УСТАЛА, БЕДНЯЖКА.       Я в ужасе отшатнулся и поднял руки, словно защищаясь от вспышки ослепляющего света.       …И я увидел.       Множество сюжетных линий наслаивались друг на друга, они толкались, хищно взирали друг на друга, обнажая устрашающие клыки с липкой зловонной слюной, алчущие графической и письменной плоти. Они более не нуждались в нашем дозволении – они собирались поглотить друг друга, чтобы дать возможность появиться на свет совершенству.       Изменчивость. Динамичность. Непостоянство.       СЮЖЕТНОСТЬ.       Перед ними – подходящее тело, их пристанище, верный носитель. Они просочатся, проникнут, проберутся вовнутрь, чтобы, наконец, закончить свои томительные поиски.       Я не мог избавить ее от этой участи. Но я мог облегчить эту ношу.       ПРОСТО… ДЕРЖИСЬ!       – Я боюсь. – Она дрожащей лапой ощупала глубокую царапину на щеке. – Что будет со мной? Кого я могу породить на свет?       Свет комнатной лампочки становился тяжелым. Он сгущался у наших тел. Напоминал о влиянии течения времени.       Я ненавидел этот свет.       Я не знал, уместно ли соблюдать холодность, но, быть может, я мог вернуть ее в первую минуту нашей встречи? Мне стоило попробовать. Тех сил, что у меня есть, должно хватить.       – Будет лучше, если о тебе забудут.       Синдер еще не могла совладать с проступившими чувствами. Ее тело била дрожь.       – А если я стану мамой?       – А затем ты утратишь свою роль.       – А… как быть с нашей цепью?       – Разве она стала причиной всех бед?       Синдер опустила голову на лапы и закрыла глаза. Естественный оттенок ее взгляда на мир стал недоступен для меня.       – Ты не отстаешь от нас, – прошептала она. – Но держишь дистанцию. Зачем?       Я облегченно вздыхаю. Похоже, у меня получилось.       – Я стараюсь, принося разочарование тем, кто желал видеть меня по одну сторону баррикад.       Синдер постепенно успокаивалась. Ее выровнявшееся дыхание придало мне решительности.       – Хах… Мне нравится метафора. Она близка к катакомбам.       Я поднялся. Она не упустила шанс увидеть, как я грузно, пользуясь двумя конечностями, поднимался с пола. Я проследовал до кресла и, прежде чем в него усесться, коснулся двумя пальцами кружки с какао.       – Он почти остыл. Да и мне пора поставить на сегодня точку.       Синдер выждала несколько мгновений, придав особую значимость нависшему молчанию.       – Ты забыл про зефир.