Руки

Стар вне себя и идёт на балкон, бросив танец на полпути, потому что каждый, с кем она танцевала был ей неважен, важно было то, что это не Том, и что надменные три глаза это видели. Стар вне себя и впивается ногтями в собственные ладони, еле сдерживаясь от того, чтобы не вдарить по наглой демонской роже с печальными глазами, потому что Том не имеет права печалиться, ведь это он игнорировал её весь вечер. Стар еле сдерживается и вместо ударов кричит в его удивлённое лицо, через секунду воспылавшее яростью. - Ты думаешь, просто для меня быть вежливым? - деревья пылают, глаза пылают, руки пылают, но Стар не слышит за взбешённым голосом и собственной злостью - "ты думаешь, я знаю, как быть вежливым?" Странно, но стул - как стрела амура знак войны, и им всё же придётся танцевать, и Стар не хочется признавать, что втайне ей этого хотелось. Пара неуклюжих па, и ноги вспоминают, как было раньше, и руки сами сплетаются вместе, и Стар сжимает пальцы крепче, держится, улыбается и держится взглядом, руками держится. Том улыбается тоже, непроизвольно, и Стар немного смешно, но сейчас ей даже не хочется смеяться. В ногах необыкновенная лёгкость, и вот уже на ковре огненный след, а от каждого её шага бабочки взлетают ввысь, заполоняя купол зала, и руки, руки переплетены, и Стар упирается в плечо Тома, крепко, и Том держит её за талию, крепко. Как было раньше. Как было раньше, но теперь они обнаруживают, что парят под потолком, только, когда раздаются аплодисменты, и оба - смеются, потому что бабочки щекочут лицо. Не только поэтому. Стар до самого конца не отпускает руку Тома, и после долго смотрит на дурацкую родинку на ладони - вот также они держались за руки больше года назад, странно, не правда ли? Стар и правда кажется, что странно. Ей кажется, прошло много-много лет и при этом не больше секунды. Том эмоциональный, очень эмоциональный, и Стар наклоняет голову набок, вспоминая вспыхнувшую ярость на балконе, потому что разве не злилась и она сама? Мотает головой себе в ответ, потому что злилась, да, на Тома, но Том - злился на себя. Том так часто злился на себя, а Стар подливала масла в огонь, не замечая, - год назад, год назад. И кто же знал, во что всё это выльется - плащи и маски, пентаграммы и наручники, огонь, агония, и Стар прижимает Тома к своей груди, шепча, обещая, что будет здесь, будет рядом, и всё, всё будет хорошо, ты только очнись. Стар грызёт ногти на руках, когда Том открывает глаза, и сразу бросается к постели, и им обоим всё уже ясно, и, что чудесней всего - в улыбке Тома Стар не видит и следа надменности и наглости, что чудилась ей на балу под звон серебра. И они принимают решение, принимают его практически вместе, и Стар крепко-крепко сжимает руку Тома, а пальцы снова переплетаются сами собой. - Вы двое, должно быть, шутите, - Пониголовая подавилась словами, а Стар улыбается, робко, как давно она не улыбалась робко? Как давно не была так по-тихому счастлива? Том опускает взгляд и сжимает руку Стар ещё крепче.