Курить Джин предпочитал сигареты легкие, вишневые, что оставляли после на губах приятное послевкусие. Вот и сейчас тонкая сигарета тлела меж его пальцев, аккуратно догорая до фильтра. Чонгук, вроде как, курить в этом кабинете позволяет лишь единицам, и омега в этот список не входит, но Джина это волнует в последнюю очередь. Он закинул ногу на ногу, покачивая в воздухе носком лакированного ботинка. В кабинете Чона сгустился полумрак. Альфа сидел в своем кресле с высокой спинкой, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Губами он сжал плотный фильтр любимого парламента, затягиваясь и в наслаждении прикрывая глаза.
— Трахать тебя у меня нет ни единого желания, — хрипло сказал Чонгук, нарушая тяжелую тишину.
— А я вовсе и не за этим сюда пришел, — немного оскорбился омега, заламывая аккуратные брови. — Невоспитанный ублюдок.
— В последнее время только за этим и бегаешь, шлюшка, — хмыкнул Чон, затушив окурок о дно пепельницы. — Толку от тебя — ноль. Зачем, в таком случае, я тебя вообще держу рядом? Может быть, стоит тебя сожрать? — ухмыльнулся альфа, выгнув бровь. Он провел языком по губам, смотря Джину прямо в глаза. — Я знаю, каким вкусным ты можешь быть.
— Ты меня не сожрешь, пока я тебе нужен, — мило улыбнулся омега, подаваясь вперед и проводя языком по вишневым губам. — А если попытаешься — следователи получат то, что так рьяно хотят найти. Мне всего лишь нужно нажать «отправить», и — бац! — ты труп, — Джин подмигнул и оскалился.
Омега расслабленно откинулся на спинку кресла, в ту же секунду чувствуя, как ледяные пальцы впиваются в его тонкую шею. Чонгук напротив стоял ледяной глыбе подобный, его глаза черной склерой заволокло, зрачки побагровели и ноздри раздулись. Но на его лице ни один мускул не дрожал, и Джин знал — одно неаккуратное движение, и альфа его шею к черту сломает, как ненужную зубочистку. Чонгук ядовито ухмыльнулся, склонив голову вбок. Джин выглядит жалко — цепляется пальцами за чонову руку, что сжимает его шею, пытается коснуться оторванными от пола ногами опоры, барахтается и кашляет, но Чон с неохотой признает, что да, у этого омеги есть власть над ним.
И Чонгук сам тому поспособствовал. Такой союз очень опасен как для Чонгука, так и для Джина, который, как и любой нормальный человек, захотел обезопасить себя, а Чон почему-то не стал препятствовать ему. Каждый вечер Джин отменяет на своем ноутбуке письмо, поставленное на таймер. Если он не отменит — письмо достигнет своего адресата. Сученыш продумал все до мелочей. Чон убьет его — письмо отправится, а пароль от ноутбука знает лишь он один. Пока не убил — у них сохраняется шаткий союз. Но омега каждый раз играет его нервами, которые уже попросту не выдерживают. Чон отпустил омегу. Джин упал на колени, тут же закашлявшись и согнувшись пополам. Омега утер слезящиеся глаза и жадно заглотнул необходимый воздух. Альфа облокотился бедром о край рабочего стола и достал из пачки новую сигарету.
— Не играй со мной, сука, — холодно сказал Чонгук. — Выкладывай, зачем пришел, и выметайся. Я не в том настроении, чтобы играть с тобой в твои игры «сучка-папочка». Ким Намджун все еще на твоем крючке?
— Нет, — нехотя ответил омега после нескольких минут молчания. Чонгук равнодушно глянул на него, ухмыльнувшись чему-то своему и вновь приложившись губами к фильтру. — Я думал, что он в моих руках, но он ясно дал понять, что между нами не больше, чем взаимная выгода в виде секса. Эта шлюха, Мин Юнги, сместил меня, — выплюнул эти слова Джин, как что-то необычайно противное, мерзкое.
— Мин Юнги… — повторил Чонгук, облизнув губы. — Знакомое имя. Ты должен втереться в доверие к нему, малыш, и меня не интересует, как ты сделаешь это. Чем ты ближе к верхушкам, тем больше информации тебе известно. Вот именно поэтому сейчас Ким Намджун пускает мне пыль в лицо — из-за твоих промашек. Из раза в раз ты проебываешься.
— Если бы не Юнг-
— Не ищи виновных, — равнодушно оборвал его альфа. — Если бы ты хотел сделать это для меня, никакая шлюшка тебе не помешала бы. Если это все — выметайся, — Чонгук отвернулся, отходя к широкому панорамному окну.
— Мальчишка ничего не рассказал, — сказал Джин, поджав губы. Чонгуковы губы расплылись в довольной улыбке. Он глянул на свое отражение в холодном стекле, а после коротко кивнул. Он не сомневался. — Его выписывают из госпиталя на днях. Все удивлены таким поворотом событий. Ожидалось, что он пробудет там как минимум два месяца еще, но
что-то, — омега выделил это слово, — помогло ему поправиться. И Намджун разберется,
что, если захочет, — с ухмылкой закончил Джин.
— Не сомневаюсь, — пожал плечами Чонгук, стряхнув пепел прямо на кафельный пол. — От легендарного следователя особого класса еще никто и ничто не ускользало, — ухмыльнулся он. — Что-нибудь еще?
— К нему приставили куинкса, теперь он будет под охраной следователей. К нему больше не подобраться, — хмыкнул Джин.
— М-м, — протянул безэмоционально альфа. — Ясно. Свободен.
— Ублюдок, — прорычал Джин, кидая в спину альфы разгневанный взгляд.
Кабинет вновь погрузился в тишину. Туман проглотил сизыми языками серый город где-то внизу. Он мягко плывет, стелется по асфальту, окутывает ноги случайных прохожих. Чонгук откинул догоревшую до фильтра сигарету в урну и сложил руки за спиной, переплетая пальцы в замок. Впервые он почувствовал, насколько сильно устал. Хотелось лечь в свою холодную постель, уже несколько недель не видавшую своего хозяина, запустить пальцы в шерсть Рюу и забыться сном без сновидений. Но спать Чонгук боится. Во сне на него глаза янтарные, страхом переполненные, смотрят, и Чон просыпается в холодном поту.
Не раз он задавался вопросом: да что же такого в этом человеке? Чонгук не знает. Оно просто есть, горит теплым угольком на дне его груди, светит оттуда неярким светом. Колючие пушинки снега укрывают крыши многоэтажных зданий, а где-то Тэхен спит, кутаясь в тонкое больничное одеяло и прижимая к груди плюшевого зайца. Чон запустил пальцы в свои волосы и прикрыл глаза. До Тэхена — рукой подать, но в то же время тысячи, миллионы барьеров между ними. Тронь — обожжет, и пусть Чонгук любую боль вытерпит, а Тэхен? Чонгук, правда, запутался. Правда. Он уже ничего не знает.
Ему даже интересно было — расскажет ли? Чонгук не сомневался, что ответ — отрицательный, и Тэхен только подтвердил это. Вот только почему — Чон объяснить не в состоянии. Он многого понять не в состоянии, да и самокопание одностороннее ему изрядно надоело. Ему скорее хочется к Тэхену, увидеть его вновь, в объятиях своих стиснуть, и одновременно с этим страшно увидеть в его глазах боль, отчаяние, страх, отвращение и презрение.
Омежьи ладони на чоновы плечи аккуратно ложатся и разрушают квадратную улыбку в сознании Чонгука, который, сам не понимая почему, от нее успокаивается. У Тэхена улыбка красивая. Правильная. Он улыбается так, словно не умеет, будто сама природа его не научила, дала личико фарфоровое, искусной мраморной статуей сделала, а Тэхен сам ее разбил и крикнул: «смотри! я — человек, и я умею улыбаться!». А Джин так эгоистично отбирает ее из его памяти, оставляя вместо — пальцы неровные и холодные.
Чонгук резко прижал его спиной к широкому окну и впился в вишневые губы, что целовать противно, грубым поцелуем.
✖
Юнги ожидал, что на него обрушится шквал ненависти к самому себе, а мысли начнут разрывать черепную коробку изнутри, рвать мелкие сосуды-капилляры, убивать медленно и мучительно, пробуя Мина на прочность, на вкус. Но нет. Вместо этого в нем ураганом разыгралась ненависть — лютая, жгучая, невыносимая. Мин чувствует, что грудную клетку огонь адский изнутри выжигает, оставляя на месте некогда процветающего поля выжженную пустошь. Юнги Намджуна ненавидит.
Ненавидит так искренне, безотчетно, всеми фибрами своей души ненавидит. Ему этого мужчину хочется уничтожить, убить, на части разорвать, а потом тем самым псом над его прахом выть. Намджун знал, куда бить, и ударил с профессиональной четкостью — без единого промаха. Горячие слезы ненависти застилают глаза, но Юнги искренне не хочет плакать. Ему хочется наперекор всему идти, и в первую очередь — наперекор себе. Он не будет кутаться в мягкий плед и жалеть себя, поедая мороженое килограммами. Намджун ожидает увидеть заявление на своем столе, но увидит лишь работающего за своим столом Мина, которому плевать хотелось на его слова.
Он, правда, пытается убедить себя в этом, но самому себе проигрывает — больно.
После ледяного душа, двух кружек кофе на голодный желудок и тонального крема все становится относительно хорошо, и Мин даже немного похож на человека. Он глянул на себя в отражении, вспоминая слова Хеджин об апокалипсисе, и ему впервые стало смешно. Действительно, смой тональный крем — вылитый зомби. Юнги смеется и вытирает выступившие слезы. Губы его задрожали, нос покраснел и глаза повлажнели не от смеха вовсе. Он повернулся к зеркалу боком, разглядывая свой живот, что снизу немного уплотнился, едва видно начал выпирать. Юнги резко одернул рубашку и вышел из ванной, громко хлопая дверью. Глухой хлопок разлетелся по пустующей квартире.
Телефон завибрировал в заднем кармане строгих брюк. Юнги достал телефон и принял звонок, прижимая телефон к уху плечом, а сам продолжил шнуровать свои туфли.
— Доброе утро, — поздоровался Хосок. — Уже проснулся?
— Да, — холодно ответил Юнги и перехватил телефон пальцами, закрывая дверь на замок и спешно спускаясь по лестнице. — Чего ты хотел?
— Тэхена сегодня выписывают, — сказал Чон. — Ты приедешь?
— Не смогу. Я приеду к нему позже, как появится свободное время.
— А, хорошо… — растерянно ответил омега. Наступило молчание. Юнги вышел на улицу, натягивая шарф на нос, и вытянул шею в поисках машины такси. — Юнги, послушай, я…
— Мне уже пора, Хосок, — перебил Юнги. — До встречи, — и завершил звонок. Юнги пока не может с Хосоком разговаривать.
Он боится, что скажет что-то, чего Хосок не заслуживает, а Мин этого не хочет. Все и так зашло слишком далеко. Юнги на своих эмоциях скупиться не может. Сейчас главное — заниматься Кииоши и охранять Тэхена всеми доступными способами. Юнги, найдя нужную машину, сказал водителю адрес и откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза. Телефон, который омега крутит в пальцах, обжигает ладонь. Он давно уже выучил номер, по которому нужно позвонить и записаться на прием, но сил никак найти не может, но и понимает в то же время, что оттягивать это нельзя.
В офисе CCG с ним так же приветливо здороваются, улыбаются, кивают — все еще не знают или просто делают вид, что не знают. Юнги предпочитает не думать об этом. Он прижался спиной к стенке лифта, откидывая голову назад. Лифт забит следователями, за спинами которых Юнги прячется, когда любимый до ненависти запах обжигает слизистую носа. Юнги зажмурился и отвернулся, прикрывая нос ладонью, потому что Намджун над ним издевается вновь, сам того, вероятно, не зная. Мин смотрит на его спину с опаской, будто вот сейчас Намджун развернется и все всем расскажет.
Двери лифта разъезжаются на каждом этаже, внутри остается сначала пять следователей, а затем — лишь они вдвоем. Юнги почти не дышит, смотрит в свое отражение и думает, что совсем свихнулся. Намджун в его сторону даже не посмотрел, а, когда лифт остановился на нужном этаже, просто вышел. Лучше бы смерил своим ледяным взглядом, чем не замечал вовсе, но Юнги молча выходит следом и идет в свой кабинет, соединенный с кабинетом Намджуна. На его столе лежит папка с документами, которые в прошлый раз он не успел рассортировать. Юнги положил сумку на стол и снял пальто, невольно останавливаясь взглядом на не зашторенном окне в кабинет Кима. Там, внутри, Сокджин, который на шее альфы повис, радостно улыбается, а Ким его за талию тонкую обнимает.
Сокджин подается первым, впивается в пухлые губы, которые совсем недавно Намджун так и не дал поцеловать, а Сокджин целует вот так — просто и легко. Получает то, чего так хотел Юнги. И Намджун не сопротивляется. Лишь углубляет поцелуй, а взглядом за Юнги следит. Юнги резко отвернул голову в сторону, чувствуя, как удушливые слезы просятся сорваться с глаз, и пулей вылетает из кабинета. К черту. К черту все.
Мин хлопнул дверью в уборную и прислонился к ней спиной, выравнивая сбитое, судорожное дыхание. Он досчитал до десяти, до боли сжимая в ладони телефон. Намджуну словно садистское удовольствие доставляет Мина лицом в грязь окунать, а Юнги уже надоело в ней захлебываться, и пора перерубить все нити, что связывают их. Юнги разблокировал телефон и набрал номер приемной в больнице Чхонсим. После одного гудка, что для Юнги оказался вечностью, трубку на том конце сняли, и женский голос сказал:
— Добрый день.
— Добрый, — тихо ответил Мин, сжимая пальцами переносицу. — Есть ли свободное место у доктора Че Хенвона?
— Минуточку, — сказала девушка, и послышалось клацанье пальцев о клавиатуру. После недолгого молчания она ответила: — Да, на пятнадцать тридцать. Вас устроит?
— Да, — кивнул Юнги.
— Ваше место забронировано, доктор Че будет вас ждать, всего доброго, — Юнги отключился, не дослушав.
Мин глянул на наручные часы. Только начало девятого, но он уже чувствует, как мерзкий комок ожидания и напряжения скручивается внутри. Юнги со вздохом отлепился от двери. Его никто не избавит от работы, которая не терпит отлагательств. Когда он вернулся в кабинет, его ждал Ким Сокджин, развалившийся в его рабочем кресле.
— Чем-то могу помочь? — холодно спросил Юнги. Сокджин ухмыльнулся, покручивая в пальцах карандаш, и склонил голову вбок.
— Я, честно признаться, удивлен что ты до сих пор здесь, — оскалился омега, закинув ногу на ногу. — Я ожидал большого бума, а получил мелкую искру. Непорядок, — покачал он головой.
— А ты разве еще не понял, что я уйду отсюда только тогда, когда сам того захочу? — ядовито ухмыльнулся Юнги, чувствуя, как внутри злость с новой силой разгорается. — Мне от тебя больше ждать нечего, свой единственный туз ты уже использовал. Думал, что сделал выигрышный ход, но на самом деле остался ни с чем. Теперь
тебе стоит бояться меня, — Сокджин удивленно поднял брови, а после рассмеялся, вытирая несуществующие слезы. Он поднялся с кресла, что жалобно скрипнуло, и подошел к Юнги, сжимая пальцами его подбородок. Мин дернул головой, не позволяя себя касаться.
— Нет, Мин Юнги, — расплылся омега в надменной улыбке. — Может быть, туз уже брошен, но парочка козырей у меня все-таки осталась, и я ими обязательно воспользуюсь.
— Не сотрясай воздух, — снисходительно улыбнулся Мин. — Я не боюсь тебя.
— А должен бы, — хихикнул Джин, поправив лацканы минова пиджака. — Удачного дня, — с улыбкой подмигнул омега и удалился из кабинета, оставляя Юнги в одиночестве.
Омега сел в кресло, зарываясь пальцами в свои волосы и прикрывая глаза. Он потянул первый попавшийся документ к себе и открыл базу данных, перенося информацию с документа. Юнги думает о том, что мог бы рассказать Тэхен, если бы разговаривал с ним не Намджун, который в общем-то и не умеет правильно разговаривать с людьми. Он не ищет конкретного подхода, а прет напролом, говорит прямо, не заботясь о чужих чувствах. Юнги поджимает губы. По кабинету разносится только клацанье клавиш. Ему, как никому другому, известно, каким следователь Ким может быть — не раз присутствовал на допросах. Может быть, так было правильно, так было нужно, но с Тэхеном такое не сработало. И не должно было. Юнги знал об этом, но лезть не в свое дело не стал — кому какое дело до его мнения, когда за дело берется сам следователь Ким. Юнги хмыкнул.
Главный вопрос по-прежнему остается открытым — как добраться до Кииоши, каким образом рассекретить. Тэхен на контакт не пойдет, Юнги заставлять не будет, потому что бередить незажившие раны опасно. Человеческая психика — вещь хрупкая, хрусталю подобная. Неверный мазок, и вся картина испортится, обрушится карточным домиком. Юнги сцепил пальцы в замок на затылке. Если бы было за что зацепиться, но у него нет ничего. Вернее, у него есть Тэхен, но Юнги боится, что под бесконечным давлением он рано или поздно сломается. Сложно. Их водят за нос, они как слепые котята тычутся из одного угла в другой, постоянно промахиваясь.
Но Юнги пришел на ум момент, на который никто, кажется, не обратил внимания — Тэхена выписывают слишком быстро. С его травмами это просто невозможно. У человека отсутствует способность к быстрой регенерации, заживлению ран и сломанных костей. В университете Юнги денно и нощно штудировал анатомию гулей, перелопатил половину академической библиотеки и знал одно — такое восстановление присуще только гулям. Но Тэхен быть гулем не мог, это исключено, полнейший бред. Тогда… каким образом?
Юнги покрутился в кресле, разглядывая потолок. Вполне возможно, что медицина сделала такой огромный шаг вперед, и все следователи это просто упустили из виду, но это неосуществимо. Тогда Мину на ум пришли куинксы — люди с вживленными в тело какухо. У них, как и у гулей, присутствует ускоренная регенерация. Юнги вспомнил, как быстро Хосок восстанавливался после тяжелых ран, и на это уходило несколько недель, что идентично случаю.
Да, в их телах присутствует какухо, но регенерация повышается не из-за этого. Юнги помнит, как тяжело приживалось какухо в теле Хосока, как он лежал пластом с высокой температурой. Его иммунитет пришлось подавлять, чтобы организм не отвергал RC-клетки, из-за которых и повышается регенерация. Проводя аналогию с той ситуацией, что случилась с Тэхеном…
У следователей нет ничего, кроме образца крови Кииоши, которую он оставил после мясорубки с другим гулем. Официальная версия гласила, что они сцепились из-за территории, но на самом деле никто не знает, что произошло. От гуля, что пал жертвой Кииоши, осталась только нижняя часть тела, а верхней так и не нашли. Намджун подозревал, что он утащил ее с собой, чтобы обглодать по косточкам, и от этого вердикта Юнги передернуло. Официально Кииоши объявился несколько лет назад. До этого же следователи находили только трупы людей и гулей. Намджун не раз рассказывал о его силе. Гули, практикующие каннибализм, были чрезвычайно сильными и опасными не только для общества, но даже для следователей и других гулей. Если каннибала перемкнет, он может сойти с ума, и эту бурю будет невозможно остановить.
Юнги пришел к одному выводу — в срочном порядке нужно взять тэхенову кровь на анализ. Но перебороть себя и поделиться мыслями с Намджуном он не может, хоть и знает, что нужно, что непрофессионально утаивать все это, что от этого может многое зависеть. Но не может. Не сейчас. Тем более, что доктор Че ждет его, а самого Юнги подташнивает от ожидания и волнения.
Белые стены больниц всегда действуют на него угнетающе. Забрав талон и повесив пальто на согнутую руку, Юнги мерил шагами коридор, нервно кусая губы. На стенах висели плакаты со счастливыми омегами и девушками, что улыбались и держали руки на животах. На некоторых была распечатана общая информация о развитии плода, о болезнях и мерах предосторожности. Юнги сморщился, отводя взгляд и предпочитая пилить взглядом начищенный до блеска пол. Дверь кабинета отворилась, и вышла улыбающаяся женщина с большим животом. Юнги отстранился, пропуская ее вперед, на долю секунды задерживаясь взглядом на ее животе. Она не выглядела нервной, как Юнги, наоборот — была счастлива своей беременности, хотя ей было явно тяжело. Юнги сглотнул, приоткрывая дверь и заглядывая в кабинет.
За столом сидел, казалось, совсем юный парень от силы лет двадцати пяти. На лице его полное спокойствие и уверенность. Доктор писал что-то в медицинской карте, не отвлекаясь на вошедшего Юнги. Кабинет был поделен на две части, вторая часть которого была скрыта широкой ширмой. Юнги нервно грыз губы, бегая взглядом по книжной полке с медицинскими книгами, по стоящим на подоконнике цветам, по стене, на которой висели диплом и различные грамоты — куда угодно, только бы не на доктора.
— Садитесь, чего же вы стоите, — слегка улыбнулся доктор пухлыми губами. «Красивый», отметил про себя Юнги, на негнущихся ногах подходя к столу и садясь в кресло. Юнги облизал пересохшие губы. — Итак, — доктор отложил чужую медицинскую карту в сторону и посмотрел на Мина, прищурившись. — Что вас беспокоит?
— Я хочу сделать аборт, — выпалил Юнги на одном дыхании. Брови доктора взметнулись вверх.
— Вот как, — нахмурился он. Юнги отвел взгляд, потому что ему показалось, что чужие глаза смотрят на него с немым укором. — Хорошо. В таком случае, мне нужна ваша карта. У какого врача вы уже наблюдались?
— Ни у какого, — сглотнул Мин. — Разве это важно? — прикусил губу омега.
— Конечно, важно, — строго ответил доктор. — Я не имею полномочий проводить подобную процедуру, если вы до этого не наблюдались у врача. Обменной карты, полагаю, у вас тоже нет? — Юнги отрицательно покачал головой. — В таком случае, сейчас мы ее заведем, — Хенвон достал из папки чистую карту и взял ручку, клацнув по кнопке. — Ваше полное имя, возраст, вес и рост, пожалуйста.
— Мин Юнги, двадцать один, пятьдесят три и сто семьдесят. Я не понимаю, зачем мне это? — кивнул Юнги на карту.
— Эта карта понадобится вам, если вы решитесь рожать, — ответил доктор, не отвлекаясь от записи озвученных данных. — Хм… У вас недостаточная масса тела, это может отрицательно повлиять на роды. Но не стоит пугаться, я пропишу вам рекомендуемый рацион.
— Я не собираюсь рожать
это, — поджал губы Мин. Доктор покачал головой, как родитель, услышавший от своего дитя что-то плохое.
— Переносили ли вы какие-нибудь тяжелые инфекционные заболевания, получали ли травмы, имеются ли врожденные пороки или отклонения в работе организма? — продолжил опрос доктор. Юнги хмыкнул, но ответил:
— Нет, ничего из этого.
— Это замечательно. Когда должна была случиться последняя течка или когда же она была?
— Кажется, в середине сентября… — Юнги нахмурился, пытаясь припомнить. Да. Это точно должно было быть в сентябре, но течки тогда так и не было, а Юнги было слишком плевать на это, чтобы забеспокоиться.
— По расчетам вашему малышу уже восемь недель, — спокойно улыбнулся Хенвон, посчитав в уме акушерские недели. — Отлично. Каков ваш род деятельности и имеются ли какие-то вредные привычки?
— Следователь, — ответил глухо Юнги. Он прикусил губу, опуская взгляд. Восемь недель, как в нем живет частичка Намджуна. От этих мыслей у него мурашки по телу бегут. — Я курю.
— Какой ужас! — воскликнул доктор, уставившись на омегу. — Вы в срочном порядке должны уволиться, Юнги. Ваша работа может плохо сказаться на плоде, это очень опасно, — он покачал головой. — Помимо этого вы должны отказаться от сигарет как можно скорее. Это опасно для развития плода.
— Исключено, — хмыкнул Мин.
— Вы должны подумать об этом, если не хотите потерять ребенка, — хмуро сказал Хенвон, смотря на Юнги. Но омега посмотрел на него в ответ так, что у доктора внутри что-то неприятно кольнуло. — Хорошо, как скажете. Чтобы заранее выявить вероятность развития каких-то патологий, позвольте узнать об отце ребенка. Сколько ему лет, есть ли пагубные привычки и наличие заболеваний?
— Ему тридцать, большего сказать не могу.
— Почему?
— Потому что не знаю, — резко ответил Мин.
— Извините, — кивнул доктор. Не его дело, при каких обстоятельствах был зачат ребенок, его дело — следить за его развитием. — Что ж, тогда пройдемте…
— Зачем? — вздрогнул Юнги. — В-вы сделаете аборт сейчас? — в его голосе скользнула нотка надежды.
— Нет, я хочу сделать УЗИ, — доктор отодвинул ширму, и у Юнги холодок по спине пробежал от вида гинекологического кресла. Он тяжело сглотнул. Врач поймал его взгляд и по-доброму усмехнулся. — Не сейчас, но если вы решите оставить беременность, этой процедуры не избежать.
— Не решусь, — глухо ответил Юнги и поднялся следом, проходя за ширму. Доктор сказал ему раздеться до пояса и лечь на кушетку, всучил в руки плюшевого медведя, выдавил из тюбика холодный гель на его живот и коснулся датчиком кожи. Юнги вздрогнул от холода.
— Лежите спокойно и очень-очень тихо, — сказал врач, внимательно смотря в монитор.
— Почему? — тихо спросил Юнги, но врач лишь улыбнулся.
Юнги сжимал пальцами голову медведя, смотря вверх, в белый потолок. Доктор улыбался чему-то своему, а Юнги чувствовал, что вот-вот позорно разревется. Хенвон повернул монитор в сторону Юнги, так, чтобы тот смог увидеть плод. Мин через силу посмотрел в экран. На черном фоне — очертания крохотного существа, чьи черты стали отчетливее, характернее. Маленький человек. Юнги почувствовал, как слезы сорвались с глаз, покатившись по вискам. На экране — его ребенок, следствие его мимолетного желания. Его ошибки.
— Шестнадцать миллиметров, точно восемь недель, все-таки не ошибся, — гордо улыбнулся доктор. — Практика не проходит просто так. Смотри, вот головка, — доктор указал пальцем в изголовье запятой — вот с чем сравнил Юнги своего ребенка. С запятой. — Он сейчас размером с виноградинку, но у него уже сформированы все органы. Вероятно, тебя уже мучает тошнота? — Юнги растерянно кивнул, не имея силы оторвать взгляд от монитора. — Не волнуйся, это пройдет. Но я хочу показать тебе кое-что очень-очень интересное. Хочешь узнать, что? — загадочным голосом спросил доктор. Юнги перевел на него влажный взгляд и вновь кивнул.
Несколько секунд ничего не происходило. Но потом кабинет наполнился сначала тихими и неясными, но затем нарастающими ударами. Юнги вздрогнул, испуганно смотря то на монитор, то на доктора. Раздавался отчетливый «тудум-тудум-тудум», как удары барабана. Юнги почувствовал, что его душит мерзкий комок слез. Он крепко сжал мишку в своих пальцах.
— Что это? — дрожащим голосом спросил Юнги.
— Сердцебиение твоего малыша, — с улыбкой ответил Хенвон.
— Выключите, пожалуйста! — надрывно попросил Мин. — Пожалуйста, пожалуйста… — по его щекам покатились обжигающие слезы. Юнги заплакал в голос, зарываясь лицом в короткую плюшевую шерсть. Хенвон прикусил губу и отключил аппарат. Все затихло.
— Юнги, я…
— К-когда я смогу сделать аборт? — заикаясь, задал вопрос Юнги. Он принял протянутые салфетки, резкими движениями стирая с живота гель, и надел рубашку, нервно застегивая пуговицы. Хенвон вздохнул и повернулся на стуле к сидящему Юнги, который прятал от доктора свои слезы.
— Юнги, послушайте, я не стану вас отговаривать, но хочу сказать лишь одно — вы можете пожалеть об этом. Первый аборт очень опасен для организма. Он же может стать и последним, никто не знает, как ваше тело на него отреагирует. Возможно, что вы больше никогда не сможете иметь детей.
— Они мне не нужны, — резко ответил Юнги, вскинув голову на доктора.
— Понимаю. Вы так молоды, дети сейчас вам ни к чему. Но… пройдут года, и вам захочется держать на руках свое дитя, но вы больше никогда не сможете его родить. Юнги, я не пугаю вас, я, к сожалению, говорю простой факт. Аборт может привести вас к бесплодию, раковому заболеванию или, в худшем случае, смерти. Пожалуйста, подумайте, — тихо сказал доктор, накрыв своей ладонью минову.
— Я не могу, — тихо ответил Юнги. — Не могу…
— Хорошо, давайте сделаем немного по-другому, — слегка улыбнулся доктор. — Я дам вам две недели, хорошо? Больше тянуть я не могу себе позволить, от этого зависит здоровье вашего ребенка. Если вы не придете ко мне в течение этих двух недель на аборт, то мы продолжим следить за развитием плода. Идет?
Юнги рассеянно кивнул и поднялся с кушетки, спешно собираясь. У него в голове туман, там все заволокло. Доктор говорил ему что-то о правильном рационе и отдыхе, но у Юнги в ушах звенело совсем иное. Хенвон отдал ему обменную карту, на которую Юнги глянул смазанным взглядом и сунул в сумку. Мин попрощался скорее на автомате, чем осознанно. Ему срочно нужно на свежий воздух, выветрить из головы сердцебиение своего ребенка, убить которого казалось теперь сложнее.
✖
Джесок поднял рентгеновский снимок к свету, сквозь очки разглядывая затянувшиеся раны. Тэхен сидел на кушетке, разглаживая ушки зайца, что подарил ему мальчик несколько ночей назад. Его ноги по-детски болтались в воздухе. Хмурый отец сидел рядом, напряженно ожидая вердикта врача. На фоне отца Тэхен смотрелся как-то нелепо в своем халате, когда отец в своем костюме лагерфельд источает силу и власть, а на запястье сверкают золотые часы картье. Тэхен лишь тяжело вздохнул — он никогда не соответствовал своему отцу, за что, наверное, отец его немного стыдился.
— Что ж, просветов нет, раны успешно затянулись, — улыбнулся Джесок, отложив снимок на свой рабочий стол. Он подошел к Тэхену и вновь достал из нагрудного кармана фонарик, посветив то в один глаз, то в другой. — В целом его состояние стабильное, и он успешно идет на поправку, но, Тэхен-а, — обратился врач к омеге, — ты уверен, что не хочешь задержаться еще хотя бы на неделю? Психолог мог бы поработать с тобой, прошел бы курс ароматерапии, познакомился бы с другими пациентами. Смена обстановки пошла бы тебе на пользу, — улыбнулся Джесок.
— Мой сын не душевнобольной, — грубо ответил Тэсон, поднимаясь с кушетки. Тэхен послушно встал следом, виновато глянув на врача.
— Психологи работают не с душевнобольными, а-
— Джесок-щи, послушайте, — перебил мужчина. — Я сорвал важную встречу, чтобы забрать сына, вы впустую тратите мое время. Тэхен здоров — это главное, все остальное я исправлю сам.
— Физическое здоровье не говорит о здоровье психическом, — покачал головой врач. — Тэхен уже взрослый человек, он вправе решить, нужно ли ему продолжить лечение или лучше вернуться домой. Тэхен? — Джесок посмотрел на притихшего омегу.
— Да, Тэхен-и, чего ты хочешь? — улыбнулся отец, склонив голову вбок. — Ты ведь хочешь домой,
верно? — с нажимом спросил отец, и Тэхен лишь покорно кивнул. Джесок поджал губы. — Видите, Джесок-щи, я лучше знаю, что нужно моему сыну.
— Хорошо, — сдался врач. — В таком случае, удачного выздоровления тебе, Тэхен. Всегда обращайся к нам, если тебе вдруг нужна будет помощь, — Джесок ободряюще улыбнулся, и Тэхен выдавил улыбку в ответ.
Тэсон вышел из кабинета, кинув надменный взгляд в Джесока, а Тэхен только благодарно поклонился, вызывая у врача добрую улыбку. На улице во всю лупил дождь. Тэсон раскрыл над собой зонт, игнорируя плетущегося сзади Тэхена, что даже переодеться не успел. Тапочки тут же промокли от больших луж. Отец спешно шел к машине, по пути сняв ее с сигнализации, и открыл заднюю дверь, закинув на сиденье тэхенову сумку, Тэхен залез следом, и Тэсон захлопнул дверь. Обойдя машину к водительской стороне, он закрыл зонт и сел в свое кресло, вставив ключ в замок зажигания.
— Ну, вот и снова мы вместе, — Тэсон глянул в зеркало заднего вида. Тэхен прикусил губу, отводя взгляд в окно, по стеклу которого стекали грузные дождевые капли. — И никуда ты теперь от меня не денешься, — на его губах расцвела довольная улыбка, а у Тэхена сердце болезненно сжалось внутри.
Омега ничего не ответил, а отец, кажется, никакого ответа и не ждал. Тэхен вжался в кресло, рисуя на запотевшем окне какие-то каракули. Отец с кем-то разговаривал по телефону, но омега в разговор не вслушивался. Он забрался на сидение с ногами, чувствуя, что продрог до костей. Влажные волосы мерзко прилипли ко лбу. Тэхен нарисовал кривое сердечко на стекле и, посмотрев на него несколько секунд, тут же стер. Тэхен чувствовал себя одиноко и покинуто, ему хотелось к своим хенам, хотя он и знал, что они вовсе не обязаны его навещать. У каждого свои дела, свои заботы, а Тэхен уже достаточно взрослый, чтобы самому о себе заботиться. Отец резко затормозил, повернувшись к Тэхену. На его лице играла улыбка.
— Папочка приедет попозже, малыш, у меня есть дела, а ты иди домой, — Тэхен кивнул и потянулся к ручке на двери, но отец его остановил: — Солнышко, а как же поцелуй для папочки? — Тэсон изогнул бровь. Омега сглотнул мерзкий комок и легко поцеловал чужую щеку. Тэсон ухмыльнулся, схватив омегу за шею. Тэхен испуганно дернулся, но мужчина только сильнее сжал пальцы: — Не думаешь же ты, котенок, что папочка забыл о том, что ты выкинул? Нет. Папочка ничего не забывает. И свое наказание ты обязательно получишь, малыш.
Тэсон аккуратно коснулся прохладных влажных губ своими, оставляя легкий поцелуй, и, отстранившись, улыбнулся.
— Перестань играть жертву, малыш, я ведь знаю, какой шлюхой ты можешь быть. Я еще немного поиграю в твою игру, но потом мое терпение может лопнуть. Хватит притворяться, что разговаривать не можешь, — Тэсон провел ладонью по тэхеновой щеке. — Посмотрим, как твой голосок прорежется ночью. А теперь беги домой.
Тэхен, схватив свою сумку с вещами, выбежал из машины, как ошпаренный. Ядовитый комок несправедливой обиды душит, но Тэхен не плачет. Он ведь отца простил, думал, что тот изменился хотя бы немного, но ошибся. Очередная шишка на его лбу, очередной рубец на сердце. Он доверяет многим, а потом ему в спину клинки насквозь вонзают. Устал. Он так безумно устал. Он запутался в этих сетях, как пойманная рыба. Тэхен забежал в подъезд и, игнорируя лифт, начал подниматься по лестнице. На него свалилось все, свалилось сразу, и он сомневается, что плечи выдержат такое давление.
Оторвав глаза от пола, он увидел, что перед дверью сидел тот, кого он видеть сейчас хотел больше всего. Хосок просиял и поднялся с ледяного пола, быстро подходя к Тэхену и заключая его в теплые, родные объятия. Тэхен судорожно вдохнул его теплый запах, что собой заполонил, и прижался к родному телу, бросив сумку на пол и обвивая руками хосокову талию.
— Привет, — шепнул Хосок в его волосы, оставляя поцелуй на макушке. — Я так рад, что ты здесь, — не уточняя, где это «здесь» — дома или в руках Хосока.
Тэхен искренне улыбнулся, утыкаясь прохладным носом во впадинку меж острых ключиц.
— Чего же ты мокрый весь? — хмуро спросил Хосок, усадив Тэхена на его кровать и вытирая волосы махровым полотенцем. — Заболеешь ведь. Совсем себя не бережешь, — цокнул языком старший, а Тэхен лишь виновато пожал плечами. Не скажет ведь он, что зонт ему никто не дал. Хосок Тэхена раздел и мокрые вещи засунул в стиральную машину вместе с зайцем. — Котенок, прости, что мы с Юнги не смогли прийти, — нахмурился Хосок. Тэхен поднял голову и улыбнулся, покачав головой. — Я так и знал, что злиться ты не будешь, — с какой-то грустной улыбкой сказал Хосок.
Тэхен слегка сжал его тонкое запястье, потянув на себя. Холодные языки воздуха лижут обнаженное тело, заставляя омегу зябко передергивать плечами. Хосок наклонился, оставляя поцелуй на тэхеновом лбу и сел рядом, утягивая омегу на свои колени. Он подтянул ворсистый плед, кутая Тэхена в него, как в кокон. Младший положил голову на его плечи и взял его ладонь в свою, слегка касаясь подушечкой большого пальца красной ниточки, перевязанной вокруг безымянного пальца.
— Не хочешь немного отвлечься? — спросил Хосок, глянув на Тэхена. — Не будем же мы всю жизнь сидеть дома, верно? — улыбнулся омега. На лице Тэхена появилось сомнение. — Не переживай, ведь я теперь всегда буду с тобой, куда бы ты ни пошел. Я здесь специально для этого. Тебя теперь будут очень-очень сильно охранять.
Тэхен вздохнул, но кивнул. Ему не очень удобно от того, что теперь его будут охранять, тратить на него свои силы, но если так нужно — хорошо. Хотя бы немного, но он чувствует себя в безопасности. Для похода в кафе было решено надеть бежевый свитер крупной вязки и светлые, слегка болтающиеся на Тэхене джинсы. В последнее время он сильно исхудал. Желудок хоть и выл протяжно, но Тэхен в себе сил не находил, чтобы поесть. Дождь за окном прекратился, оставляя после себя многочисленные лужи и сырость. Хосок надел свою кожаную куртку и зашнуровал мартинсы. Тэхен обвязал вокруг шеи шарф и, взяв Хосока за протянутую ладонь, вышел в большой мир.
Он смотрел на все вокруг, будто видел впервые. Все казалось таким интересным, таким необычным, даже остановившийся на остановке автобус, на котором Тэхен ездил в университет. И, кстати, пора было бы вернуться к учебе, он пропустил достаточно много. Хосок шел рядом, шлепая ботинками прямо по лужам и грея тэхенову ладонь в своем кармане. Хосок курил, выпуская дым в противоположную от Тэхена сторону, и изредка поглядывал на омегу. После того, как оказываешься на краю пропасти и чудом выживаешь, жизнь становится ценнее в миллионы раз. Но в то же время Тэхен чувствует, что большие скопления людей начинают его напрягать и волновать. Страшно увидеть где-нибудь в закоулке знакомые звериные глаза. Тэхен крупно вздрагивает, и Хосок чувствует это.
— Все в порядке, малыш? — обеспокоенно спросил Хосок. Тэхен рассеянно кивнул, выдавливая вымученную улыбку. Врет, но Хосок ведется, словно так и должно быть, и только тяжело вздыхает.
Кафе встречает их теплом и уютом. Хосок по-джентельменски придерживает дверь, пропуская Тэхена вперед. По помещению разлился перезвон маленьких колокольчиков, висящих над дверью. Тэхен улыбнулся, проходя к отдаленным столикам. В воздухе приятно пахнет пряной выпечкой, свежесваренным кофе, малиной и деревом. Омега выбрал самый дальний стол в углу и повесил на спинку плетеного кресла пальто, садясь за круглый стол, накрытый бежевой скатертью. Над барной стойкой мигали маленькие огонечки, на стенах, обитых деревянными резными панелями, висели картины, Тэхен даже увидел «Цветущие ветки миндаля», что обрадовало его. На широких подоконниках лежали разноцветные подушки, на одной из которых спал рыжий кот, спрятав морду в лапах. За окном бил дождь, а в этом помещении ярко светило и грело искусственное солнце.
— Ну, заказывай, что твоей душе угодно, — улыбнулся Хосок, положив перед Тэхеном меню. Тэхен поднял взгляд на старшего, изогнув бровь, но Хосок только покачал головой: — Я не голоден, не переживай.
Омега воодушевленно листал меню, игнорируя холодное и горячее, и сразу приступил к сладостям. От ярких и красочных фотографий начала обильно выделяться слюна, а желудок так кстати напомнил о себе протяжным воем. Тэхен не уверен, можно ли ему сладкое, но есть хотелось зверски. Он бы все и сразу заказал, только в одиночку тут не управиться, а хен есть не хочет. Подошедшему официанту Тэхен ткнул в черничный чизкейк, два пончика, выпеченных под образ котиков, и большой кружки ванильного мороженого, посыпанного сахарной присыпкой, с воткнутым в него чурросом и двумя сладкими трубочками, а также в ягодный мусс в небольшой баночке.
— Уверен, что все это слопаешь? — посмеиваясь, спросил Хосок, что заказал только чашку кофе. Тэхен утвердительно кивнул и улыбнулся. — Бедный ребенок, сколько же тебя там голодом морили, — улыбнулся Чон, качая головой.
Тэхеновы глаза заискрились, как самые настоящие звезды, когда принесли заказ. Он, как голодный волчонок, не знал, на что кидаться первым. Хосок незаметно сфотографировал омегу, что в одной руке держал пончик, а во второй — вытащенный из мороженого чуррос, жадно откусывая то одну, то вторую сладость. Хосок засмеялся, наблюдая, как омега медленно, но верно превращается из голодного волчонка в испачканную хрюшку, и отправил получившуюся фотографию Юнги, добавив: «Малыш в порядке».
— Тише, Тэхен-а, подавишься ведь, — улыбнулся Чон. Тэхен, налопавшись, откинулся на спинку кресла. На его губах играла легкая улыбка довольного жизнью человека. Теперь для него ценны даже такие маленькие радости, как вкусный ужин. — Тэхен, — тихо позвал Хосок, подаваясь вперед и укладывая переплетенные пальцы в замок на стол. — Мы можем поговорить с тобой кое о чем?
Тэхен нахмурил брови, но кивнул. Хосок облизал пересохшие губы и отпил кофе из своей чашки.
— Ты… рассказал что-нибудь следователям? — Тэхен заметно изменился в лице. Было видно, что ему не хочется говорить об этом, но он отрицательно покачал головой. — Хорошо. Это хорошо, Тэхен. Никому и ничего не говори, — Тэхен удивленно поднял брови.
Омега протянул ладонь, прося у Хосока телефон, и когда получил его, то написал единственный крутящийся в голове вопрос: «Почему?».
— Я все тебе объясню, Тэхен, обещаю, — Хосок накрыл его ладонь своей, слегка сжимая. — Я знаю, что тебе тяжело, что ты сбит с толку и совсем ничего не понимаешь, но… Но скоро все встанет на свои места. Просто поверь мне, хорошо? Ничего не говори следователям. Если они узнают хоть что-нибудь, то очень скоро найдут и убьют
его, — Тэхен вздрогнул, поднимая взгляд на Хосока. — А это повлечет за собой войну, Тэхен.
Тэхен вновь взял телефон, написав короткое: «Я не понимаю».
— И не должен, Тэхен, — покачал головой Хосок. — Еще не время. Просто, умоляю тебя, сделай так, как я прошу. Даже если Юнги будет умолять тебя, — Тэхен нахмурился, но Хосок лишь сильнее сжал его ладонь. —
Пожалуйста. Даже если весь мир будет умолять, молчи. Иначе реки крови из берегов выйдут и все заполонят.
Тэхен отдернул ладонь, словно обжегся, и прижал ее к груди, потупив взгляд в стол. Происходит что-то, чего он не понимает. Тэхен не знает, на чьей стороне ведет игру. Чонгук — зверь, что попытался его убить. Но… возможно, Тэхену все это приснилось, но он слышал его голос тихий, что шептал «мой», «не отдам», «убью за него». Тэхен пытается думать об этом, разложить все по местам, по полочкам, но оказывается, что лишь сильнее путается. Лабиринт, которому конца и края не видно. А… Хосок?
Омега глянул на него. За кого играет сам Хосок? Он должен быть на стороне следователей, на стороне людей, а он защищает
монстра. Тэхен гулко сглатывает от этой мысли. Разве должен Тэхен защищать того, кто едва его жизни не лишил? Того, против которого люди борются? Не должен. Чонгук обязан умереть. Но у Тэхена все внутри ноет, тянет болезненно. Он не понимает, что чувствует, он в своих чувствах запутался. Тэхен вплел пальцы в свои волосы, крепко сжимая.
— Поверь мне, — тихо шепнул Хосок, заглядывая младшему в глаза.
Тэхен больше не знает, кому верить. Он даже не уверен, может ли самому себе верить. Но ведь Хосок никогда его не обманывал. Он всегда был на его стороне, всего его защищал, всегда помогал. Разве может Хосок врать и делать так, чтобы Тэхену было хуже? Ему надоело копаться в себе, в других, в своих непонятных и раздирающих чувствах, он просто хочет спокойствия. Хочет спрятаться в месте, где будет только он и тишина. Спокойствие.
И он знает, где находится это место. Тэхен отвел взгляд в окно. Он уже очень давно не молился.
