Имитация

На крошечном фикусе появилось два новых жёлтых листка. Может, мексиканский климат не нравится, может, Чарльз забыл вовремя полить. В последнее время он многое забывает… даже чья была идея — развести на столе растения. Натужно стонет, скрежещет железо, на секунды — минуты? — выбивая его из этой реальности в другую («Эрик, нет! Эрик… прости меня!»), и Чарльзу удаётся очнуться, вернуться туда, где душераздирающий скрип — это просто открывшаяся дверь, только когда Логан окликает его громче, чем обычно, ставит ему на колени поднос с ужином, протягивает таблетки, стакан с водой и скрещивает руки на груди, наклоняет голову: — Зачем ты это сделал, Чарльз? — Зачем я сделал — что? — нарочно подпустив в голос ворчливых стариковских ноток, спрашивает в ответ Чарльз и складывает руки поверх одеяла; Логана это раздражает, но Чарльз и вправду не всегда помнит, что он сделал. — Вот это, — щурится Логан и тычет пальцем в самую большую пробоину наверху, где у бака разошёлся шов и внутрь льётся широкий поток пыльного света. Бывают вопросы, на которые можно ответить по-разному, но каждый ответ будет чистой правдой. — Моим растениям нужен солнечный свет, — лампу над столом прикручивал сам Росомаха, чертыхаясь, роняя инструменты и случайно помяв слабую, болезненную розу, не давшую за полгода ни одного бутона, но он-то должен понимать разницу между искусственным и естественным освещением. Только Логану не всякая правда по вкусу: он не знает всех ответов, но безошибочно чует, что их больше одного. Чарльз тяжело вздыхает и якобы сдаётся: — Я не видел звёздного неба почти год. — Звёзды, значит, — Логан не торопится поверить; лекарства уже начинают действовать, но Чарльзу не обязательно быть телепатом, чтобы догадаться, какие мысли водятся за этим нахмуренным лбом. — Звёзды, — невинно подтверждает он, и этого неожиданно оказывается достаточно. …не только звёзды. Днём в мелкие пробоины просачивается белый свет. Вечером, на закате — красный. Так ржавый бак упавшей водонапорной башни похож на Церебро. Нужно всего лишь немного прикрыть глаза, чтобы неровные края прорех расплылись, сами прорехи превратились в светящиеся точки — и мир вокруг меняется: рыжее гнилое железо окрашивается в серо-стальной цвет, поднимаются, вырастают стены из старого камня, увитые плющом, и солнечный луч высвечивает пылинки на паркете из тёмного дерева, и синие, красные, жёлтые блики от витражных окон падают на ступени лестницы в холле Школы. Так Чарльзу легче сосредоточиться, перебросить свой разум через пустынные, пустые пространства, дотянуться до тех, кто отчаянно ищет помощи: до измождённой смуглой женщины, которая не хочет сдаваться, до девочки, которая крепко держится за её руку и думает о вкусной еде, о мячике в рюкзаке, о солнце. «Как тебя зовут, дитя моё?» «Лора».