Подобрашка

Зимой в Тампе совершенно нечего делать. Абсолютно. Как только отшумят Святки, побережье погружается в сон. В океане, лениво катящем серые волны, не особо покупаешься без риска отморозить себе внутренности, песок студит пальцы, разве что пальмы все так же зелены, как летом. Тайлер любит это сонное затишье, его личный рай длиной в полтора месяца — до марта. Уже весной здесь не протолкнуться, и хочется закрыть уши еще на подступах к пляжу. Сейчас, в январе, надо быть или безумцем, или отшельником, чтобы приехать прогуливаться по тихому пляжу. Таких немного обычно, последние года три только Тайлер, и то — он не приезжий теперь, год назад он купил здесь дом и, верно, может считать себя местным? Почти местным уж точно. Каждый день после обеда он идет на пляж, туда, где ветер колышет жесткие фестоны выцветших пляжных зонтиков. Тайлер каждый раз удивляется, почему администрация пляжа не вывезет это старье, но неприметная со стороны отеля бухта из месяца в месяц продолжает хранить расшатанные столики и потрескавшиеся стулья, отмеченные злым летним солнцем и зимней сыростью. Тайлер иногда чувствует себя таким же — потрескавшимся и расшатанным. Он рад, что сюда, в захламленную бухту, не приходит никто, кроме него. Почти никто, кроме него. Парочку, каждый день вышагивающую вдоль берега океана, он заметил сразу. Те меньше всего походили на счастливых влюбленных, бредущих по кромке воды — шли слишком быстро, слишком нервно, и парень вроде бы держал руку девушки в своей, но делал это так, будто нес тяжелое бремя. Тайлер приходил к океану в то же время, что и они, но не навязывал свое общество и всячески уклонялся от встречи — он не слишком хорошо умел ладить с людьми. Впрочем, парочка обычно не доходила до него — прошагав по плотному влажному песку четверть мили, они поворачивались спиной к океану и шли наверх, туда, где в любой час теплыми желтыми огоньками светился холл отеля. Сегодня что-то было особенно не так. Слишком рваные движения, слишком дрожащие руки, слишком обиженное лицо девушки, которую эта гримаса холодности только портила. Они, верно, ссорились, потому что, не пройдя свои обычные четверть мили, та после громкой эмоциональной перепалки вырвала свою руку и убежала, а парень, тяжело вздохнув, понурился и продолжил шагать. Он шел, и его модные вансы вязли в песке. В какой–то момент, провалившись почти по лодыжку, он остановился, стащил кеды, взял их в руку, и продолжил ступать по песку, продавливая ямки, которые тотчас заполняла набегавшая вода. На мгновение Тайлеру показалось, что в этой картинке не хватает собаки. Рыжей, с золотистым подшерстком, собаки, которая бы весело бежала рядом с черноволосым, с выкрашенной посредине головы рыжей полосой, хозяином. Тогда бы ему не пришлось нести свои кеды. Наверное. Тайлер абсолютно не разбирается в собаках, но они, вроде, что-то носят? Он с любопытством наблюдает за незнакомцем, которому, похоже, все равно, куда идти, потому что тот все сильнее удаляется от вылизанного уборщиками пляжа, примыкающего к отелю, приближаясь к укрытию Тайлера — скоплению столиков-ветеранов. Тай, собственно, не то чтобы против, но сразу за этой резервацией для псевдокраснодеревой мебели берег делает резкий изгиб, и там определенно лучше не бродить в расстроенных чувствах. Тайлер молчит и ждет, надеется, что парень остановится и пойдет обратно или наверх, не дойдет до него, но тот шагает, неуклонно приближаясь к опасному повороту, и ему приходится первым идти на контакт. Как только расстояние между ними сокращается до нескольких шагов, Тай спрашивает (ему приходится повысить голос для этого): «Все в порядке?». Парень останавливается, поднимает глаза и непонимающе смотрит вокруг. Тайлер молчит, ожидая хоть какой-то реакции, лучшей из которых будет оставить его одного. Но тот съеживается, будто холод от воды и сырость песка, по которому он шагал босиком, наконец-то достигли его костей, поворачивается и шагает к Таю. Тот вздыхает и думает, что стоило держать рот закрытым. Тай думает, что надо встать и уйти, и обещает сделать это, как только незнакомец задаст вопрос. Но парень просто садится на соседний стул и тяжело дышит, будто сдерживает слезы. Их с Тайлером разделяет только поцарапанный стол, и если кто-то из них подвинет руку, их пальцы встретятся. Тай не хочет этого прикосновения, и ему, верно, стоит убрать руку, но он медлит, будто завороженный. Тишина, потревоженная было тяжелым дыханием пришедшего, вновь разглаживается, и Тай смотрит на океан, не замечая присутствия рядом. Когда он решает, что на сегодня довольно, и поднимается, парень все так же сидит, глядя в никуда. Сейчас он напоминает Тайлеру побитый морозом бутон, цветок, которому не дали раскрыться, и ему даже жаль — настолько, что он готов протолкнуть меж губ привычно-затертое «мне жаль», будто он чем-то виноват в том, что здесь случилось. Он делает пару крошечных шагов и окликает незнакомца: — Ты идешь? Тот поднимается и послушно шагает за ним, не спрашивая, куда они направляются. Он все так же идет босиком, не надевая кеды, и лишь чертыхается шепотом, наступая на острый камень. Дом Тайлера — бледно-серый, с жемчужного цвета жалюзи, в миле от пляжа, и всю эту милю парень несет свои кеды в руке, не делая попыток переложить их. «Где ты потерял свою собаку?» — хочется спросить Таю, но он молчит, боясь быть неправильно понятым. Собака у этого парня есть только в его, Тайлера, мечтах. Оказавшись в доме, незнакомец аккуратно ставит облепленные подсохшим песком кеды у порога и нерешительно ступает вперед, останавливаясь у ковра. Ковер — пушистый, белый — занимает почти всю площадь гостиной. Он напоминает Тайлеру океанский берег под луной, и хотя его чертовски трудно чистить, Тай каждые выходные ползает по нему с щеткой и бутылкой специального спрея. Ему дорога возможность лежать, раскинувшись, как звезда, закрыв глаза, не зажигая лампу, и вспоминать дни, когда на таком же ковре лежали двое. Он не хочет вернуть эти дни, и не хочет о них забывать. Незнакомец топчется у кромки, понимая, что ступить измазанными ногами на это белое великолепие сродни святотатству. Тайлер, прищурившись, смотрит на него, мысленно дорисовывая рядом собаку, и сообщает в никуда: — Ванная через две двери направо. Если бы у него самого была собака — белая, с черными подпалинами, он бы нес ее на руках после каждой прогулки — мыть лапки, и после валялся на ковре, уткнувшись носом ей в холку и перебирая пальцами шерсть. Но у него нет собаки, у него никого нет, кроме этого странного парня, по стенке пробирающегося в ванную комнату. Тому повезло, что у Тайлера никого (ничего) нет, в том числе и срочной работы. Он вполне может сделать то, что наметил, ночью, и пусть потом он будет спать до обеда, сейчас гораздо занимательнее (важнее), что будет делать этот подобрашка в его доме. Тайлер никогда не подбирал на улице котят и щенков, он сразу перешел к людям, и ему (страшно) интересно, что из этого может выйти. Незнакомец, очевидно, не в ладах с математикой, и с ориентированием в пространстве у него тоже не очень, потому что он сначала идет налево, в жилые комнаты, и Тай с интересом смотрит на него, не говоря ни слова. Тот спохватывается через пяток шагов и поворачивает направо, проскакивает вторую дверь, возвращается к ней и, наконец, заходит. Тайлер ждет восхищенного «вау», и через пару минут слышит его. Он улыбается, потому что знает, что его подобрашка там увидел — океанскую волну на стене и звезды на потолке. Иногда Тайлер просто лежит в ванне, не включая света, и звезды бросают бледные лучи на оседающую с тихим шипением пену. В ванной стоит одна щетка, один флакон геля с запахом моря, но там два полотенца (оба чистые, Тайлер повесил их утром). Людям обычно свойственно рассуждать логически, и если щетка одна, а полотенца два, значит, зубы подобрашке чистить точно не надо, а вот вымыть хотя бы ноги — можно. Тай надеется, что тот догадается. Тот догадывается, но не слишком, потому что кричит, наполовину высунувшись из ванной: — Ты живешь один? Тай кривится. Ему хочется ответить «Нет, я живу с парнем, который приходит ко мне потрахаться и приносит с собой свою зубную щетку и тапочки». Вслух он отвечает: — Ага. Так что никто не засечет тебя, разгуливающего по дому в одних шортах. Незнакомец высовывается из ванной ещё сильнее и с интересом смотрит на него: — Почему в одних шортах? — Потому что должен же я получить хотя бы моральное удовлетворение оттого, что привел к себе чела с вымазанными в песке ногами. Тот ерничает: — На чье имя мои родители могут выписать чек за спасение их старшего сына? — Меня зовут Тайлер. Ладно, можешь остаться в футболке, только ноги помой, и пол тоже. Тряпка под ванной. Выдав ценные указания, Тай идет в гостиную и садится за работу. Ему нужно обработать вчерашние фотографии, и он погружается в процесс, не реагируя на то, что происходит в доме. В его ушах умиротворенный плеск океана, и сейчас ему хорошо с самим собой. Идиллию разрушает явление подобрашки. Тот треплет его по плечу — Тай, прежде чем снять наушники, скашивает взгляд вниз и видит, что его ноги чисто вымыты — и сообщает: «Я помыл пол в гостиной, ванной и ванну тоже помыл». Глядя в изумленные глаза Тайлера, добавляет «у тебя были ужасно грязные краны». Тайлер вскакивает со стула и бежит в ванную. Краны сияют, а зубная щетка подозрительно влажная. Хочется тотчас выставить паршивца из дома. Тот хохочет из-за спины «там была другая тряпка, не бойся, я не трогал твою щетку». Тай облегченно выдыхает. — Я Джош, кстати, — сообщает незнакомец. Отлично, Тайлеру не придется придумывать для него имя. То есть он понимает, что у всех людей есть имя с рождения, но это его личный человек, так? И он мог называть его по-своему, но Джош ему очень нравится. Да, Тайлер придурок, и потому он живет один. Он смотрит на подобрашку снизу вверх, и видит под нижней губой крошечный шрамик. Становится интересно: как это — носить в себе металлическое кольцо? Как с ним есть? Спать? Целоваться? Незнакомец Джош с каждой минутой становится интереснее. Тайлер изучающе смотрит на него, разглядывая приобретение. — Мы можем постирать твои кеды, если хочешь. Подобрашка кивает, возится в гостиной с кедами, вытряхивая из них песок, затем несет их в ванную, закидывает в машинку и включает ее. По-хорошему, песок надо смести, но сейчас Тайлера это не заботит, это всего лишь привет от океана у него дома. Стиралка гудит, Джош кивает, будто ставит галочку и смотрит на Тайлера, будто ждет чего-то. Тот думает, что, наверное, подобрашку надо кормить. Он не берет его за руку, хотя хочется, просто идет на кухню и спрашивает неуверенно: — Может, кофе? Или ты голодный? — Голодный. Джош улыбается, так, что Тайлеру почему-то кажется, что речь идет не о еде, но он показывает на холодильник и великодушно предлагает взять оттуда все, что хочется (если там что-то есть). Тот кивает, и через минуту на плите уже скворчит яичница, куда Джош высыпал остатки овощей. Тайлер не то чтобы очень любит овощи, но он фотографировал их два дня назад, и не выбрасывать же? — Почему ты меня позвал? Тайлер засматривается на руки подобрашки и не сразу понимает, что вопрос обращен к нему. Он откашливается и мямлит неубедительное: «сразу за тем местом, где я тебя остановил, дно резко уходит вниз». — Не хотел, чтобы я искупался? — Ты знаешь, где ванная, — отвечает Тайлер, стараясь не смотреть. Это было очень глупо — забрать себе такого красивого человека. Наверняка он не задержится тут, потому что такая красота сама может выбирать, где и с кем ей быть. В голове Тайлера уже появилась папка с ярлычком «Джош», и в ней уже есть первые картинки — изумительные руки, угол челюсти и щека, трогательный шрам под нижней губой, выступающие под кожей полосы ребер. Тай хотел бы видеть эти кадры у себя в компьютере, но их пока там нет, и неизвестно, будут ли. Он просто смотрит пока, запоминает, мысленно выстраивает композицию и свет. Определенно, его ковер в гостиной был бы лучшим фоном. И ночь за окном — чтобы фото было черно-белым, для такой красоты не нужен цвет. — А чем ты занимаешься? Тайлеру стоит лучше следить за беседой. Он привык, что предметы, которые обычно оказываются перед его объективом, молчат, и не сразу понимает, что вопрос обращен к нему, хотя было бы глупо, начни подобрашка разговаривать сам с собой. Тай вздыхает и мрачно отвечает «я фотограф». Он уже готов к шуткам про завод по сжиганию фотографов, но Джош смотрит поверх его головы на стены, будто ищет что-то. Тайлер догадывается, что именно — фотографии. В его доме нет ни одной распечатанной фотографии. — А где можно увидеть твои снимки? — В интернете. — Тайлер отпивает из чашки, стоящей перед ним, и повторяет, — в интернете, в журналах, везде, где купят. — А выставки? — Я не настолько крут, чтобы мои фотографии попали на выставку. Так что… Прости, если разочаровал. Тай не смотрит в лицо Джошу, он и без того уверен, что тот разочарован. Еще бы. Нет, он определенно не умеет обращаться с людьми, не умеет им понравиться. В ушах, пробиваясь сквозь мысли, звучит: «Но у тебя же есть океан…». — Что? Океан? Да, океан. Я просто прихожу туда посмотреть. Мне нравится вода, и небо, и звезды. Они разные каждый вечер, так что… Тайлер не говорит Джошу всей правды. Он фотографировал океан, и одна из этих фотографий стоит у него на рабочем столе в компьютере, а другая наклеена на кафель в ванной. Подобрашке незачем об этом знать. Он откашливается и продолжает: — И потом, знаешь, есть пейзажисты и маринисты куда лучше, чем я. Например, Томас Хитон, объездивший весь Озерный край. Джош смеется: — Я знаю только Брэда Хитона. Это такой чувак, который снимает концерты. — Это тоже довольно интересно, — вежливо отвечает Тайлер. Он с самого начала решил, что концертные съемки не для него. Слишком много людей, слишком много нервов, слишком много эмоций, слишком много всего. Волшебный свет и драйв вытягивали из него все жилы, и он возвращался домой опустошенным. Надо быть очень толстокожим, чтобы спокойно переносить нервотрепку шоу и давление толпы, так что тот самый Брэд, о котором говорит Джош, наверняка мегакрут. Ну и ладно, им делить нечего. Джош, очевидно, решил пока остаться тут, или, может, он ждет, пока его кеды высохнут. Он сидит на стуле и улыбается. Тайлер смотрит на него и видит ямочки на щеках. Это так мило и необычно — кто-то улыбается, сидя на его кухне. Не то, чтобы Тайлеру не улыбались раньше, да и ямочки на чужих щеках он видит не первый раз, но чтобы это происходило не по команде «сейчас улыбку», а просто так — ново для него. Он неуверенно улыбается в ответ, думая, что привести домой человека, который просто сел рядом, не так и глупо. Тишину разрезает резкий звук, будто дождевые капли с силой бьют в окно, и Тай привстает с места и тянет шею — посмотреть, не начался ли дождь. Но это поет телефон Джоша и тот по-детски хмурит брови, глядя на экран. — Прости, мне надо поговорить, — бросает он Тайлеру и выходит. Тай кивает. Он понимает, что у подобрашки нашелся хозяин, и чувствует себя, как ребенок, которому сказали, что найденного на улице щенка надо вернуть. В углу кухни скулит его (воображаемая) собака. — Мне надо идти, но я приду завтра? В воздухе повисает вопрос, и Тайлер кивает.

***

На следующий день погода хуже, чем накануне — свинцом затянуты не только волны, небо тоже, но Тайлер все равно сидит на привычном месте и смотрит на волнующееся полотно океана. Джош не уверен, что тот ждет его, но все равно подходит и садится рядом. Тай не здоровается с ним, не спрашивает, как у него дела, и как все прошло вчера, но он, кажется, улыбается. Джош смотрит в волны, пытаясь понять, что ищет в них Тайлер, растворяется в этом вечном движении и чуть было не пропускает момент, когда его окликают «Ты идешь?». Он встряхивается и идет. Сегодня он не снимал обувь, и они движутся гораздо быстрее. Оказавшись в доме, Джош моет руки и включает чайник. На улице довольно промозгло, и его потряхивает от сырости. Тай кивает чему-то (своим мыслям) и приносит ему толстовку. — В ней будет теплее. Они пьют чай, и Тайлер, оставляя посуду на Джоша, уходит работать, а тот, сполоснув под краном чашки, приходит в гостиную и садится на ковер. Тайлер не обращает на него внимания, ему не мешает черная тень за спиной. Ему определенно повезло с этим человеком. По меньшей мере, пока. Джошу быстро наскучивает разглядывать скудную обстановку гостиной (мало мебели, много белого, и даже ламинат имитирует выбеленные морской солью доски) и он начинает болтать. Он рассказывает о себе и том, что делает зимой в Тампе (романтическое путешествие на годовщину отношений, все предсказуемо), что, впрочем, не объясняет, почему одновременно с тем Джош предпочитает второй день подряд зависать дома у Тайлера, а не в номере со своей девушкой. Тайлер даже немного сочувствует ему — о том, что зимой в Тампе скучно, знают только те, кто провел здесь зиму. То есть Тайлеру не скучно, ему как раз хорошо, но он не такой, как большинство людей. — А правда, что фотографы спят со своими моделями? Услышав этот вопрос, Тай разворачивается спиной к монитору и изучающе смотрит на Джоша. На языке вертится «Ты пришел сюда, чтобы попробовать?» и «Хорошо, что ты спросил, а то я не знал, как предложить», а вслух он произносит: — Даже с большой голодухи не могу представить себя трахающим помидор. — Почему помидор? Джош недоумевает, и это делает его идеальное лицо забавным. Тайлеру очень хочется поддеть пальцами его нос, но он сдерживает себя. — Потому что я стоковый фотограф. Я фотографирую предметы, и эти фотографии потом покупают те, кто ищет определенные изображения. Реклама, журналы, сайты — везде, где угодно. — А люди? Ведь в рекламе есть одинаковые люди тоже, я видел! Джош упорствует, будто ему нужна эта истина в первой инстанции, и Тайлер впервые не знает, что сказать. Нет, он не спит со своими моделями. Теперь не спит. И не только за неимением моделей. Ему слишком дорого дался предыдущий опыт, и общаться с яблоками гораздо безопаснее. Джош вопросительно смотрит на него, а (воображаемая) собака стучит хвостом по ковру. Тайлеру странно, что кто-то тут (не он) не понимает очевидного, но принимается объяснять: — На использование фотографий людей нужно получать разрешение. Даже если в кадре нет лица, но есть родинка или шрам, по которым можно узнать кого-то. Или если есть татуировка — на нее подписывается отдельное соглашение. С неодушевленными предметами гораздо проще. — А если не показывать лицо, тогда как? — Тогда можно, но это, знаешь, все-таки больше касается девушек. Слышал, может, что женская грудь продает все, что угодно? В рекламе это работает на все сто. — Жаааль. Джош так искренне расстроен, что Тайлеру смешно от этого. Он пытается утешить, как умеет: — Ты же приехал не один? Любой айфон поможет тебе сделать фото для двоих. Они будут искренними, по меньшей мере. — Не в этом дело, — морщится Джош, но не объясняет, в чем именно. Тайлер не понимает его. Джош звучит так, будто Тай отказал ему в чем-то. Чтобы сгладить висящую в воздухе диссонирующую ноту, Тайлер манит его к себе и поворачивает монитор, чтобы с пола было лучше видно. На мониторе кубики шоколада и какао-бобы. Тайлер долго возился накануне с фоном, но сейчас он доволен результатом, и Джош, кажется, тоже. Он смотрит на фото, раскрыв рот, и Тай в порыве благородства предлагает посмотреть другие снимки тоже. Он открывает свой профиль на Шаттере и уступает Джошу свое место, а сам садится на пол. Тот устраивается на стуле и медленно листает галерею, разглядывая каждый снимок, а Тай, сидя на полу, разглядывает его. Разглядывает запястные косточки и венки на кистях, рассматривает чуть потрескавшуюся кожу у локтя и едва приметные веснушки на еще хранящей следы загара коже, ведет взглядом по профилю, соскальзывая на скулу, оглаживая непослушный черный завиток на виске. — Ты говорил, что не фотографируешь людей! Голос звучит почти обвиняюще, и Тайлер, впечатывающий образ Джоша в себя, не понимает, о чем речь. Тот хватает его за руку и тычет пальцем в монитор. Там открыты фотографии — ладонь, прижатая к запотевшему стеклу, теряющийся в дымке простыней изгиб бедер, сомкнутые ступни, сложенные сердечком пальцы, стекающая на лопатки темно-рыжая грива волос. Тай помнит, как он поправлял эти волосы, наслаждаясь прикосновением к ним. Еще он знает, что в этой галерее больше нет фотографий лица — разрешение было отозвано, и после этого Тай поклялся, что теперь у него не будет моделей из числа людей. Он пытается отшутиться: — Это первый опыт, знаешь. Я сдавал экзамены на сток с этими фото, потому что людей покупают охотнее всего. — Я тоже хочу! — Хочешь что? Слушай, ну это несложно, просто требует времени и усидчивости. Ну и конкуренция большая, но если… — Я хочу такие фото. — Джош, у тебя есть айфон и… Тот обиженно смотрит на него и вздыхает, будто Тай оказался на редкость тупым. Тайлер действительно не понимает, в чем дело, и говорит: — Если тебе интересно посмотреть, ты можешь прийти, но я снимаю ночью. У тебя, наверное, будут проблемы? Прости, я могу позвать только тебя. «Я вообще не понимаю, почему я тебя зову» — вертится в голове — «Я вообще не понимаю, почему ты уходишь, если согласился пойти со мной». «Я вообще не понимаю, что делать с людьми, когда они так смотрят». Джош спрашивает: — Я могу остаться сегодня? — Ты можешь, но… — Мы решили, что это был неплохой год, но так вышло, что я встретил кое-кого. И она тоже. Тайлер боится шелохнуться и спросить, кого именно встретил Джош. Он боится признаться себе в том, что хочет сделать с тем, кто попробует отобрать у него Джоша. Он давит в себе крики ревности «я, это я подобрал его». — Да, ты можешь. То есть да, если нужно, наверху есть свободная комната. — Я ненадолго тут, меня ждут родители, но билет куплен только на послезавтра. Джош будто извиняется, и улыбается растерянно. Вроде как нехорошо, что он пообещал остаться и тут же сообщает, что уходит. — Не успеешь мне надоесть. Тайлер надеется, что его голос звучит естественно и радость не кажется наигранной. На самом деле он думает «не успею к тебе привязаться». Его пугает, что все происходит слишком быстро, будто волна подхватила его и тащит в океан. Он не подходит близко к океану, но сейчас, кажется, океан сам пришел к нему. Он не произносит этого вслух.

***

Когда день за окнами гаснет, Тайлер достает из кладовки лампы и собирает в гостиной маленькую студию. Джош порывается что-то спросить у него, но Тай прикладывает палец к губам — ему надо сосредоточиться, потому что профиль Джоша отвлекает. На него хочется смотреть — и через объектив тоже. Наконец, все собрано, и в коробке рядом с Таем лежит реквизит, который он запланировал отснять сегодня. Тогда он стаскивает с дивана подушки, устраивается на них и вопросительно смотрит на Джоша. Тот, захлебываясь словами, спрашивает: «почему так?» — Я видел студии, они… они… — Я не фотографирую людей, — кротко повторяет Тайлер. Он понимает, что пытается донести до него Джош. Действительно, раньше он работал в больших студиях с огромными светильниками и тематическими фотозонами, но теперь ему хватает и нескольких кубов с фонами разного цвета, и пары-тройки ламп разной температуры. Убедившись, что вопросов больше нет, он включается в процесс съемки, вставая лишь для того, чтобы заменить предмет в кубе. Джош сидит рядом и тихо дышит, боясь обронить хотя бы слово. Они работают до двух часов ночи. Именно «они», потому что Тай, забывшись, то и дело просит Джоша что-то подвинуть, повернуть или забрать. Когда в аккумуляторе заканчивается заряд, а глаза начинают болеть, он сворачивается, и раскладывает оборудование по местам. Джош сидит рядом, зевая, и Тай, чувствуя раскаяние, скороговоркой предлагает ему пойти наверх. — А можно тут? Джош хлопает рукой по ковру, и Тай не то чтобы против. Он смущен, скорее. Но Джош так помог ему, и разрешить проще, чем объяснять, почему этот ковер и эта гостиная дороги Таю. Потому тот кивает и приносит сверху одеяло, замечая, что ночи холодные.

***

Ночь определенно была нелегкой для Тайлера — он лежал без сна, силясь уснуть, уговаривая себя, что его беспокойство оттого лишь, что в доме незнакомец, его подобрашка, к которому он еще не привык. Он вертится, вертится, вертится и, не выдержав, спускается — выпить воды и умыться. Проходя мимо гостиной, он видит Джоша, лежащего к нему спиной. Тот укрыт одеялом чуть ниже лопаток и Тай залипает на разворот плеч и спутанные кудри, стекающие на спину. Ему как никогда сильно хочется нарушить данное себе слово, но он заставляет себя пойти в кухню и сделать чаю. Потому что это нормально — пить чай в шесть утра, и потом, кто будет осуждать его привычки в его же доме? Джош не просыпается, и Тайлеру немного обидно, что это волнение не взаимно. Он садится на стул рядом с компьютером и сливает сделанные фото, намереваясь поработать, но его хватает только на то, чтобы отцепить и убрать фотоаппарат. Он запускает программу для обработки и прикрывает глаза, говоря себе, что это только на минуточку — пока открываются тяжелые файлы. Его будит Джош. Он трясет его за плечо и шепчет в ухо, что Тайлеру надо поспать, и в кровати это делать лучше, чем скорчившись на стуле. Тай смотрит на него непонимающе, кивает, и ложится тут же, в гостиной. Если бы у него была собака, она бы вытянулась рядом и лизала его руки. Здесь есть Джош, но просить его быть рядом нельзя. Слишком рано, а завтра будет уже слишком поздно. Тайлеру просто не повезло или, наоборот, повезло очень. Он подумает об этом позже, а сейчас он засыпает, комкая под головой подушку. Одеялом его укрывает уже Джош. Тай спит до обеда, потому что на улице дождь, и в непогоду ему долго и сладко спится. Через сон он слышит, как кто-то ходит по дому и фальшиво напевает отрывок из «Кошек». Кто-то щелкает чайником и стучит ножом по доске. Кто-то жарит куриное мясо на сковородке и тихо ругается, ожегшись. Это Джош, — вспоминает он, — это Джош, он до завтра тут, — и засыпает снова. Когда он открывает глаза и плетется в ванную, Джош кричит ему: — Ты будешь есть? Тайлер кивает, он чувствует себя разбитым от дневного сна, и ему надо под душ, чтобы снова стать человеком. Он массирует кожу колющими иголочками, меняя горячую воду на едва теплую, возит по зубам щеткой, и думает о том, что у них с Джошем осталась только одна ночь, как бы двусмысленно это ни звучало. Тайлер думает, что Джош наверняка уйдет утром, потому что он же сам сказал, что встретил кое-кого, и они наверняка уедут вместе. И еще ему надо забрать вещи из отеля, так? Но пока он здесь, и это не самый плохой вариант. Он приходит на кухню и видит, как Джош сидит у пустой тарелки, разглядывая что-то в телефоне. Заметив Тайлера, тот вздыхает облегченно и говорит, что не мог обедать один — вроде как это не соответствует его правилам вежливости. Тайлер смеется и ест. Джош постарался для него, и Таю чуточку жаль даже, что это только сегодня — неожиданно приятно, когда о тебе заботятся. Пусть даже из чувства долга. Вымыв посуду, Джош протягивает Тайлеру телефон и обиженно нудит, что у него не получилось так же красиво. Тай смотрит в галерею и видит размытые снимки своих рук, ступней и затылка. — Обычно у людей принято спрашивать разрешения перед тем, как сфотографировать их. Это первое. Второе — снимки не в фокусе, надо нажать вот тут, — он разворачивает телефон к Джошу и нажимает на экран, где сразу вспыхивает квадратик фокусировки. — Все просто, нужно немного потренироваться, и у тебя получится. Джош забирает телефон и что-то нажимает в нем. Наверное, чистит галерею, или записывает то, что сказал ему Тайлер, в заметки. Тай смотрит на него и думает, что сегодня они определенно не пойдут к океану, потому что на улице дождь, и вообще, время уже к вечеру. Если Джош уезжает завтра, то можно просто поговорить с ним, наверное, только о чем? Тайлер не знает, о чем говорить с человеком, который меньше чем через сутки исчезнет из твоей жизни. Зато Джош знает, кажется. Он откашливается несколько раз, царапает ногтями стол и нерешительно спрашивает: — Ты мог бы сфотографировать меня? — Я делаю фото для продажи, я уже тебе говорил. Тайлер пытается казаться непреклонным, он приводит кучу нелепых отговорок, лишь бы не признаваться, что он тоже думал об этом, еще с того момента, как залип на руки Джоша. — Я подпишу разрешение для тебя, если надо. Голос Джоша рвется — от неуверенности или страха, хотя чего ему бояться? Разве что неожиданно встретиться с самим собой в каком-то журнале? Тайлер напоминает ему об этом, а Джош улыбается и предлагает: — Ну, не лицо, а остальное, как те фото… — Могу отснять тебя по частям, как полуфабрикаты в магазине, хочешь? Это звучит грубо, Тайлер и собирался быть грубым, но Джош, кажется, согласен и на это. Тайлер ставит аккумулятор на зарядку и рисует в голове раскадровку, глядя на Джоша и — одновременно — через него. Тот рассказывает что-то — о доме, где у входа висят обвитые вьюнком качели, об океанариуме, одном из самых больших в мире, о работе. За разговорами они не замечают, как серый мир за окном становится все темнее. Ночь скрывает их от чужих глаз и даже, кажется, изолирует их друг от друга, хотя они сидят рядом, на расстоянии вытянутой руки. Тогда Тай поднимается, приносит из кладовки лампы на штативах, вставляет аккумулятор в фотоаппарат и меняет объектив. Когда для съемки все подготовлено, он поворачивается к Джошу и спрашивает: — Может, ты разденешься? Просто сними футболку, ладно? Джош кивает, стаскивает верх, хватаясь за ворот, и отбрасывает мешающую тряпку в сторону. Он очень красив, гораздо красивее, чем представлял себе Тайлер, когда наблюдал за ним на пляже, и стоит немалых усилий сосредоточиться на съемке. Он делает несколько кадров, пристреливаясь, говоря себе, что это только для того, чтобы правильно выставить свет, и, заставив себя собраться и выдохнуть, обращается к Джошу: — Можно я немного побрызгаю на тебя водичкой? Чтобы на плечах были капли. Тот смеется: — Я могу сходить в душ, это проще с точки зрения результата. Тай хмыкает, признавая его правоту, и говорит: — Ванная справа… — Я помню. — Только не вытирайся, ладно? — кричит Тайлер ему в спину, и Джош согласно кивает. Он возвращается довольно быстро, одетый лишь в полотенце. Полотенце довольно длинное, и не отвлекает Тайлера от намеченного плана съемок, по меньшей мере, он старается убедить себя в этом. Тай просит Джоша лечь, смотрит на него через объектив, щелкает несколько раз, просит вытянуть руки, потом согнуть их в локтях и приподняться. Джош шепчет, едва шевеля губами: — Чувствую себя совсем как в гребаном «Титанике». — Совершенно ничего общего, — так же шепотом отвечает Тай. Он фотографирует линию от подбородка к груди, угол челюсти, изгиб шеи, ребра, выступающие под кожей, впалый живот, на котором угадываются кубики. Все, что ниже, укрыто полотенцем. Тайлер передвигает лампы и фотографирует ступни. Джош ерзает — лежать в одной позе тяжело, и он уже устал. Модельная съемка не самое легкое дело, теперь он узнал это на практике, и Тай, понимая, что нужно сделать перерыв, разрешает встать и походить. Ему тоже нужно сделать перерыв и он жадно пьет холодную воду. Через пятнадцать минут Джош говорит, что готов продолжить, и Тайлер возвращается в гостиную. Он задумчиво смотрит на распростертое перед ним тело и спрашивает: — Ты можешь сдвинуть полотенце немного? Совсем немного, на ладонь. Джош неловко шутит: — Я могу вообще его снять. Тайлер мотает головой — нет, снимать не надо. Он подходит и осторожно сдвигает полотенце вниз, обнажая изгиб бедра и тазовую косточку. Ниже уже нельзя. Еще сантиметр ниже — и они оба могут пожалеть об этом. Джош медленно и тяжело дышит, видимо, он уже устал, очень устал, и Тай скороговоркой упрашивает его полежать немного, совсем немного. Он ловит в объектив ту самую манящую его косточку, крошечную впадину пупка, отступает на несколько коротких шагов и схватывает силуэт. Джош поворачивается на бок и смотрит ему в лицо. Полотенце держится на честном слове, в комнате становится очень жарко и у Тайлера пересыхает во рту. Руки нажимают на кнопку спуска, а его голове вспыхивают иные кадры — это он лежит распростертым на ковре и Джош заводит его руки за голову, лишая возможности пошевелиться. Это он подается вперед, откидывая голову и подставляя шею под поцелуи. Это он уступает настойчивым рукам, соскальзывающим с ребер все ниже. И в его голове между ними нет никакого полотенца. В джинсах становится тесно, голова кружится, и Тайлер шепчет «Думаю, это все». Он осторожно кладет фотоаппарат на ковер, гасит лампы и идет в ванную. Ему до боли хочется прикоснуться к себе, но он не сможет быть тихим, и Джош это услышит. Джош, Джош, Джош — это имя бьется, звенит в ушах, как будто он шепчет его, а может, и вправду шепчет? Тайлер стоит, опираясь обеими руками на раковину, и жмурится. За дверью раздается тихое «Все в порядке?», и Тай принуждает себя ответить: — Да. Да, ты иди спать, я должен прибрать все и вообще, надо поработать. Там ручка и бумага на столе, напиши, куда скинуть снимки. Судя по звукам, Джош топчется у двери, будто хочет что-то спросить, но после все-таки уходит. Тай дожидается, пока ступеньки прекращают петь, и щелкает замком двери. Он надеялся — глупо, иррационально надеялся, что Джош все-таки ждет его у ванной, но внизу никого нет. Лампы уже остыли, и он убирает их, затем расправляет одеяло и снова ложится тут, на ковре. Ему снится Джош, заново заставляя переживать самую мучительную в его жизни фотосъемку. Утром Джош жмет ему руку и уходит, невнятно поблагодарив за клевый отпуск. Тайлер молча кивает. У него есть адрес Джоша, но он не пишет ему. Он не рассказывает, как тяжело было обрабатывать снимки, как это было физически больно, как ему не хватало воздуха порой, и он убегал из дома — смотреть на океан. Он не говорит, что Джош сам напоминал ему океан, потому что раз тот смог уехать от этой вечной, одного возраста с миром, стихии, значит, океан не позвал его. Он не говорит, что, вспоминая о Джоше, он неизменно дорисовывает рядом собаку — рыжую, с золотистым подшерстком и мягкими ушами. Он не говорит ничего этого, просто однажды отправляет ссылку на облако, куда залиты обработанные файлы. Он не знает, что Джош каждый день ждет письма от него. Не знает, что тот встает по ночам и смотрит в окно, мечтая вновь увидеть за ним пляж и странного парня, сидящего под выгоревшим на солнце зонтиком. Не знает, что получив фото, Джош плачет взахлеб, потому что хочет снова пережить те самые мучительные минуты, с тем, чтобы в этот раз их съемка закончилась по-другому. Тайлер не смеет напоминать о себе, он старается не пересматривать фото чаще раза в сутки, и уж тем более не выкладывает их в свой профиль на Шаттере и Гетти. Это принадлежит только ему, и он один будет смотреть на эту красоту.

***

Зимой в Тампе совершенно нечего делать. Абсолютно. Как только отшумят Святки, побережье погружается в сон. В океане, лениво катящем серые волны, не особо покупаешься без риска отморозить себе внутренности, песок студит пальцы, разве что пальмы все так же зелены, как летом. Тайлер любил это сонное затишье, но теперь, на исходе февраля, он не может найти себе места. Он каждый день ходит к океану и смотрит на пляж, будто там из ниоткуда может появиться тот, кого он ждет… … Однажды, летним уже утром, когда он будет стоять на границе воды и песка, и океан будет рассказывать ему истории на своем рокочущем языке, к старым зонтикам, еще сильнее потрепанным непогодой, подбегут двое — золотистый ретривер с мягкими, покрытыми шелковистой шерсткой, ушами, огромными влажными глазами и длинными ресничками, и его хозяин — с удивительными руками, выцветшей полосой волос посреди головы и смущенной улыбкой. С того дня Тайлер больше не будет ходить к океану один, и единственное, о чем он пожалеет после — у него не было с собой камеры, чтобы сохранить момент, когда он сел на песок, не в силах стоять, а их с Джошем собака принялась лизать ему лицо. И Джош — его Джош — стоял рядом.