Легкий мороз всегда освежает голову, проясняет мысли. С утра воздух, еще не прогретый солнцем, приятно бодрит тело, покалывает кожу, проникая сквозь форму, и оставляет белые следы на черных волосах. Будто седина. Мартен усмехнулся, с трудом себе представляя, что когда-нибудь иней времени его коснется. Наверное, до конца своей жизни он будет так же ранним утром выходить, разминаться, брать винтовку, лыжи и спешить на тренировку, пока остальные спортсмены еще досматривают сладкие утренние сны. Он прибыл в Хохфильцен достаточно рано, сразу, не разбирая вещи, принял душ и лег спать в номере; отдыхом нельзя пренебрегать ни в коем случае — это истина, которую знает каждый.
Вдоль полутемной трассы горели огни. Мартен, хорошенько разогревшись, встал на лыжи, закинул винтовку за спину и, подойдя к стартовой позиции, засек время. Рванул, стараясь держать привычный для себя темп, но холодный горный воздух все равно с каждым вздохом обжигал горло. Трасса не была «свежей», вдоль нее уже тянулись следы. Неужели кто-то мог тренироваться в такое время? Кто же эта ранняя пташка? Уж точно не братцы Бё — те еще сони.
У стрельбища в тишине гулко раздавались щелчки винтовки. Мартен прибавил скорости, но застал только темный силуэт, кляксу на белом полотне трассы, убегающую вперед… нет, к штрафному кругу. Значит, у него есть время поймать за руку отобравшего шикарный предрассветный час полного одиночества и посоревноваться. Выверенные быстрые движения — руки не должны дрожать, каким бы тяжелым ни становилось дыхание. Раз, два, три, четыре, пять — по секунде в заминку, не больше — все мишени закрыты, но нарушитель утреннего спокойствия, кажется, успел убежать. Мартен не сомневался — догонит.
Но не догнал. Почти засек на повороте, перед тоннелем, ведущим к финишной прямой. В освещении мелькнуло красно-синим, похожим на форму русских спортсменов. Не остановившись у финишной черты, не дав себе ни грамма передышки, тот рвался дальше, словно чувствовал, что его сзади нагоняют.
— Вот же черт, — тихо прорычал Фуркад. Все это его еще сильнее раззадорило. Настоящая гонка преследования, и он сейчас во вполне выгодной, своей любимой второй позиции. Кем бы ни был этот призрачный гонщик, он не укроется теперь от зоркого глаза француза, тем более с таким тяжелым шагом. Даже эрекция появилась, пока он опасно приближался к впереди идущему. Раньше так частенько случалось, если гонка выдавалась интересной. Чувство предвкушения новой победы смешивалось с возбуждением, внизу живота тяжелело, но это ничуть не мешало стремительно набирать скорость. Напротив, кипящая кровь бурлила в сосудах, гнала вперед, до предела натягивались стальные тросы мышц, адреналин бил по вискам. Максимальное напряжение и разрядка за финишной чертой. Чем биатлон не секс?
Казалось, все уже утеряно. За плечами побед так много, что удовольствия становится меньше с каждой гонкой. А сейчас вперед гнала неведомая тайна, адское любопытство, от которого пробуждалось давно забытое ощущение. Мартен, шумно втягивая через раз воздух, нагнал-таки на стрельбище своего соперника, но тот закрыл все мишени и уже уходил. Громко выругавшись, Мартен заставил его обернуться, но лица не разглядел. Подкатив к щитку, став с винтовкой, он быстро щелкал курком. Один промах. Но сейчас не время думать о штрафном круге. Он не на гонке, надо бежать, просто бежать за ним, потом он себе добавит лишний круг, чтоб неповадно было нарушать.
Пока есть лишь одна цель. И она не за финишной чертой.
Спина соперника становилась все ближе, но лимит сил иссякал, надо было их поберечь. Точно русский — Фуркад прекрасно помнил цветовую гамму форм, как бы она ни менялась год от года. А если русский, то на ум приходил только один человек, когда-то изрядно пощекотавший ему нервишки, особенно в эстафетах. Но тот, что впереди, шел тяжело, его ступни давили на лыжи слишком сильно, взметая искристые снежинки. И дыхание, по-звериному рычащее, отчаянное, словно каждый шаг дается титаническими усилиями. Совсем не то, что…
— Антон, — удивленно вскинул брови Фуркад, когда его призрачный соперник снова оглянулся, и он сумел разглядеть черты лица. Солнце к тому времени медленно выбиралось из-за горизонта, пролезая лучами сквозь голые ветки деревьев.
Он нагнал Шипулина на финише, окликнул, и тот вместо нового круга, остановился, опираясь на палки. Грудь под тонкой формой часто вздымалась и опускалась, из горла шли тихие, влажные хрипы. Мартен остановился, похлопав его по плечу.
— Ты в порядке?
В ответ молчаливый кивок. Антон даже не поднял головы.
— По-моему, ты слишком много отдаешь себя на тренировке.
— Кто бы говорил, — буркнул он по-русски, но, кажется, Мартен его понял.
— Сколько ты пробежал?
— 4 круга по 10. Плюс пара штрафных.
— Послезавтра же спринт, о чем ты только думаешь? — фыркнул Мартен, но вспомнив о том, что сборная России отстранена от Олимпиады, поджал губы. Стоило отдать должное, перед ним стоял воин. Настоящий, как там говорится по-русски, «богатырь». И дело тут не в мышцах, а в стойкости, в желании бороться настолько, насколько хватает сил. Только в Антоне этот огонек медленно угасает, как бы тот ни пытался поддержать его тренировками на износ. Он не сдается физически, но может сдаться морально.
— Давай устроим личную гонку, — внезапно предложил Мартен.
Снова молчаливый кивок.
— При одном условии. Ты сейчас, пока я пройду еще разок трассу, отдохнешь. Отдышишься хотя бы. Но мышцам остыть не давай. Не хочу стать победителем заранее.
— Раз не хочешь, то и не станешь, — Антон усмехнулся. Мартен улыбнулся в ответ. Вот такой, строгий, воинственный Шипулин нравился ему, стыдно признаться, до дрожи в коленях.
Проследив, что Антон снял лыжи, Мартен поехал вперед, в свое удовольствие раскатываясь по Хохфильценскому предгорью. Заодно проехал не закрытый им ранее штрафной круг, заметив, что колея у поворота нарушена и есть пара неглубоких ямок. Кажется, на перчатках у Шипулина был снег… Выходит, упал? Может, потому и шел так тяжело?
Приехав к замкнувшему круг финишу, Мартен тоже дал себе отдышаться, просто наблюдая за тем, как нетерпеливо Антон разогревается, бегая до тоннеля и обратно. Солнце уже взошло, но быстро скрылось за плотным слоем облаков, снег заблестел, как и капельки пота у него на лице. Необычное желание — коснуться влажной кожи. Мартен тряхнул головой, подавляя его в себе.
— Готов?
— Да, — Антон действительно стал бодрее, ловко пристегнул лыжи, закинул за спину винтовку. Сейчас его глаза горели. Или же так казалось в лучах тусклого солнца?
— На счет три.
У стартовой черты они считали вместе. Вместе оттолкнулись, и Мартен заметил, что ход Шипулина стал легче. Не намного, далеко не таким, как в прошлых сезонах, но все же гораздо легче, чем на злополучных тренировочных кругах. От ощущения того, что на спуске Антон почти дышал в спину, мурашки бежали по коже, и Мартен отталкивался старательно, резко, надеясь уйти дальше. И не получалось.
На стрельбище они подъехали почти одновременно. Синхронно легли, зарядив винтовки. Мартен стрелял быстрее, но ощущал напор соперника, настойчивый, резкий… Холодный. Именно этот холод и заставлял бежать, почти не оглядываясь. Он слышал в утренней, звенящей от выстрелов тишине, как его соперник закрыл все мишени, как быстро поднялся на ноги и снова нагоняет, давит своим присутствием. На стрельбе стоя рука дрогнула. Совсем чуть-чуть, но много ли надо, чтоб сбить прицел винтовки. Антон, подъехавший и позже начавший стрелять коварно улыбнулся, если не внешне, то в душе уж точно. Методично выцеливая, он одну за другой закрывал мишени и вышел ровно с прошедшим штрафной круг Мартеном, стараясь не уступать насколько хватит усталых, почти дрожащих ног.
Не зря говорят про второе дыхание. Антон ощутил его — как порыв ветра при штиле. Он и забыл, когда так рвался к победе, когда шел быстрее живой легенды мирового биатлона. А сейчас, без груза ответственности на плечах, он бежал просто наслаждаясь бьющим в лицо ветром. И хотелось быстрее, еще и еще. Догнать обошедшего Фуркада и вырваться вперед, прежде всего из оков, которые ему нарисовало собственное сознание. Он еще может, у него есть силы. Есть.
Последние метры до финиша Антон не помнил. Просто, едва пересек черту, свалился без сознания.
Мартен упал рядом. Чертовых миллиметров не хватило у самого финиша. От досады сдавило грудь. Зато кровь снова кипела внутри, приятная тяжесть от возбуждения разливалась внизу живота, а душа насыщалась теплом при мысли, что еще далеко не конец их соперничеству. Только вот…
— Антон! Эй, ты как? Все хорошо? Ты слышишь меня? Антон! Антон! — тяжело дыша, Мартен быстро снял лыжи и навис над соперником. Тряхнул его за плечо раз, другой. Тот лежал, не поднимая головы. Впору было запаниковать и броситься вызывать медиков, но, к счастью, Антон рассеянно поднял голову, стирая снег с раскрасневшегося лица и не без труда поднялся. Сначала на четвереньки, потом, отстегнув лыжи, выпрямился и мотнул головой, стряхивая темную пелену перед глазами.
— Ты как? — Мартен стал напротив, внимательно посмотрел на него и усмехнулся. Давно он уже не видел на лице Шипулина такой умиротворенной, слишком счастливой улыбки.
— Отлично. Просто отлично. Если ты, конечно, не вздумал в поддавки играть.
— А мне есть смысл давать себя обогнать? — фыркнул Мартен. И его напряженно подрагивающие ноги подтверждали это.
Глядя на него, Антон выдохнул русское «мерси». Слово приятным теплом коснулось губ, а светлые глаза обожгли холодом. Сердце пропустило пару ударов и сорвалось на бег, как при высоком подъеме, но Мартен не подал виду. Просто смотрел, как Антон собирает вещи и направляется к базе. Смотрел на гордо выпрямленные широкие плечи и жутко боялся, что однажды они окончательно согнутся под тяжестью невидимых оков ответственности.
***
«Все силы ради победы», — это его основное кредо. Мартен был согласен, но его все же пугало то, каким Шипулин выходил на старт. Казалось, не спал и наворачивал круги всю ночь. Вспомнив то, во сколько застал его на тренировке прошлый раз, Мартен бы такому заявлению не удивился. Но отчего-то было страшно. За него.
Словно издеваясь, Мартен мучил всех с определением стартового номера, выпытывал у тренера информацию, каким бежит Шипулин, и только после этого сказал, что станет за ним, возьмет цифру 38. Быть может, ощущение дежа-вю от прошлой их совместной тренировки подстегнет снова посоревноваться. Снова блеснет ледяное пламя в глазах Антона, зажжет его, придаст ему сил, однако перед стартом Мартен поймал его усталый, почти обреченный взгляд.
Звуковой сигнал. Его время пошло. Мартен внимательно смотрит, как тяжело Антон ступает на лыжи, и молча концентрируется на собственном старте.
Держась позади русского соперника, Мартен слышал хриплое, влажное дыхание, вытягивающее силы из тела. С самого начала гонки, пока он работал, сдерживая темп, Антон шел на пределе. Хотелось взреветь и ударить его чем-нибудь, чтоб не был дураком и экономил силы.
Только все эти силы утекли давно из-за постоянного давления. Этого Мартен не мог знать.
Подходя к рубежу, он видел, как Антон убегает на штрафной круг. Работает быстро, мощно, спешит, но все равно словно выдавливает из себя каждое движение. Догонит. От этого предчувствия сердце внутри заколотилось быстрее, и Мартен отчаянно понесся вперед. Предчувствие не обмануло — он чувствовал, как за спиной кто-то подстраивается под его ход, с трудом глотая поток встречного ветра. Мельком обернувшись, он заметил лишь красно-синюю форму. Улыбка не задержалась на лице, но было чертовски приятно ощущать его темп, его дыхание, как оно менялось, становилось легче.
К стойке они подошли вместе. Мартен не позволял себе мешкать, зная, что Шипулин, как опасный хищник, следит за каждым движением и от него всего можно ждать. Краем глаза он увидел, что Антон закрыл все мишени почти одновременно с ним. Опять на считанные доли секунды вырвался вперед, но тонким спортивным чутьем Мартен уловил: что-то не так. Физически больно было слышать частые и судорожные вздохи соперника.
— Держись меня, — произнес Мартен, поравнявшись с ним. — Поехали вместе.
Антон в ответ лишь слегка улыбнулся, хотя скорее Мартен догадался, что это была улыбка: вымученно приподнятые уголки пересохших губ сквозь тяжелое, свистящее дыхание. Острой иглой пронзило осознание: Шипулин не выдержит. Российский спортсмен едва передвигал ноги, тяжело ступал на лыжи, совсем не так… без прежней своей легкости.
Все изменилось. Мартен понимал. И окажись сам на месте Антона, не знал бы даже, как поступить. Наверняка, лично плюнул бы в лицо каждому, кто сидит в теплых креслах, делая вид, что они на спортивной арене главные.
Спустя какое-то время он уже не слышал за собой его дыхания. Обернувшись, за поворотом не увидел красно-синей формы номера 37. С горечью стиснув зубы, Мартен ускорился настолько, насколько хватало сил. У финишной прямой начало сводить ноги. Отыграл, но не выиграл. А наград, как известно, много не бывает.
Тяжело дыша, Мартен повернул голову и не снимая лыж ждал, когда покажется Шипулин. Он не боролся, в нем пропал прежний запал, это было видно, несмотря на то, какие бодрые слова говорились в микрофон журналистам. Внутренне он все-таки сдался. «Хотел бы я видеть прежнего тебя…» — Мартен собрался подойти, но вдруг остановился. К нему уже бежала пресса с поздравлениями и счастливыми вспышками фотоаппаратов. Предстояло награждение, улыбки и одинокий гостиничный номер — единственное место, в котором он был способен по-настоящему отдышаться и прийти в себя после гонки.
***
По завершении пасьюта, Мартен принял решение отказаться от эстафеты. Уже с сумкой в руках собираясь в аэропорт, он вдруг заметил в холле Антона в компании Цветкова с Елисеевым. Бросил тренеру, чтобы тот ждал его в машине, и, схватив капитана российской сборной за рукав, на ломаном английском выдал ребятам мутное:
— На пару слов.
Максим и Матвей тревожно переглянулись и только пожали плечами.
Антон, нахмурившись, проследовал за французом, чувствуя, что его уже начинает тошнить от слов поддержки. «Не сдавайтесь, держитесь, идите вперед», — так хорошо говорить тем, кто сидит у экранов и не знает, как болят ноги, из которых уходят силы, как дрожат пальцы, нажимая на курок. Как сдавлено тело пустотой, бессмысленностью собственного будущего. Меньше всего он хотел услышать сейчас эти слова из уст Мартена — с жалостью и насмешкой над рухнувшим колоссом российского биатлона.
Мартен завел его под лестничный пролет — темный угол, в котором никто не сможет их заметить. Но на всякий случай огляделся еще раз и только потом резко прижал плечи Антона к стене, прильнув к его губам. Пусть за столько сезонов, пройденных вместе, русская крепость ему так и не сдалась, пусть позади, за их спинами столько войн, и не только спортивных, пусть сейчас Антон снова будет зол… Но пока он разомкнул зубы, удивленно приоткрыв рот, пока позволил языку Мартена проникнуть внутрь, надо было пользоваться моментом. Смуглые пальцы ласково прошлись по русым волосам, погладили напряженный висок, спустились к скуле. Крепко удерживая в ладонях лицо Антона, Мартен отстранился и прислонился к его лбу своим, долго смотря в светлые, яростно блестевшие глаза.
— Давай в следующую гонку снова поедем вместе, — прошептал он с акцентом. — Хочу, обернувшись, увидеть тебя. Так близко, чтоб стало страшно.
— Не получится, — Антон так же крепко обхватил его лицо и улыбнулся. — В следующую гонку тебе придется меня догонять.
— Ты сам это сказал, — довольно усмехнулся Мартен. Хотел было снова поцеловать, но ладонь Антона накрыла губы с силой отстраняя. Настаивать бесполезно, Мартен уяснил давно. Любое его наступление всегда с треском ломалось о твердую стену Шипулинских принципов и о мягкую улыбку с тихим шепотом: «Stop, please».
По крайней мере, огонь в глазах Антона стал ярче, и это согревало душу. Мартен с минуту любовался холодным и дерзким пламенем, а потом, поправив сползшую с плеча сумку, произнес напоследок:
— Я буду ждать. Столько, сколько потребуется.
Уходя, он поднял вверх сжатую в кулак ладонь и, не оглядываясь, почувствовал, как улыбка Антона стала шире.
