Perfect/Идеально

Майки говорит, что некоторые вещи не должны меняться. Такие, как «Вавилон», например. Неоновые огни, искрящиеся шары и умца-умца. Безопасное место, настоящий рай, плевок в лицо всем натуралам-политикам, законодателям и священникам, которые мечтают подметать педиками ковры и делают вид, что не подозревают об их существовании. «Мы топчемся на месте», — думает Брайан. Майки обнимается с профессором, а Теодор потягивает газировку и работает над семнадцатым раундом «Жизни с Блейком» — и это также не должно меняться. Это неизбежно как смерть, налоги и щелбаны Деб. Майки говорит, что некоторые вещи не должны меняться. Он имеет в виду что-то конкретное. Майки ошибается. Брайан движется под музыку и наблюдает за танцующей толпой сквозь полуприкрытые глаза. Он трезв, потому что его время всевозможных смесей, бурбона и траха в задней комнате если не закончилось, то, по крайней мере, сильно сократилось с тех пор, как он стал ответственным домовладельцем. Брайан был столько раз близок к тому, чтобы потерять того, кого любил, что ему уже не хотелось никакого безрассудства. Все это — его клуб, бизнес, его друзья, его жизнь — не совсем то, что он планировал, но он никогда и не знал, чего хочет. Его внимание всегда было направлено на то, чего он не хотел. Например, стать похожим на Джека. На благочестивых страждущих прихожан в церкви, с печальными глазами и тонкими губами. Он не хотел медленной, мучительной смерти в браке, двоих детей и белого забора. Он не хотел быть бедным, не хотел бояться, и он определенно не хотел быть одиноким — и как главному жеребцу Питтсбурга ему было гарантировано, что он никогда не будет. Брайан никогда и не был один. Каждая ночь приносила новый трах. Он не знал, чего хочет, пока мальчишка, стоящий под уличным фонарем, не направил его. В задней комнате все еще случаются минеты, но они блекнут по сравнению с голосом Джастина по телефону, хриплым и глубоким, нуждающимся в нем. Брайан по-прежнему посещает бани, но всё чаще случаются спонтанные полёты в Нью-Йорк, отчаянные поцелуи и руки, лихорадочно хватающиеся за заляпанную краской одежду. Брайан откидывает голову назад, чтобы полностью отдаться ритму; поднимает руки и прикрывает глаза. Он продолжает танцевать, пока не чувствует, что кто-то тянет его за штанину. Он лениво оглядывается. — Круто! — кричит Эммет. — Ты устроил грандиозную вечеринку! — А ты ожидал чего-то другого? — ухмыляется Брайан. — Всё просто идеально! — Эммет одаривает Брайана щербатой улыбкой и отправляется обратно в толпу, на поиски очередной вечной любви. Нет, это не идеально. Он покачивается в такт музыке, наблюдает за массой тел на танцполе — за торсами, отливающими белым, черным и коричневым, улыбается и… — Извини, — Джастин легко запрыгивает на постамент. — Чертов самолет опоздал. Он покраснел и запыхался, под его ногтями засохшая черная краска. Брайан тянет его в поцелуй, проводит рукой по волосам, затем по спине, крепко сжимает в объятиях. Когда они расцепляются, Джастин смеется. — Зал полон, — говорит он, осматривая толпу. — Я пропустил что-нибудь интересное? Как вообще проходит? Брайан прижимает его к себе и улыбается, когда их тела сближаются вновь. Руки Джастина обхватывают его за шею, Брайан обнимает его за талию, их тела движутся вместе так естественно, так привычно. Он чуть сгибает колени и прижимается лбом ко лбу Джастина, ловя его внутренний ритм. Пытаясь совпадать с ним, насколько может. — Все идеально, — мягко говорит он. — Теперь.