До последней капли крови русичей

Ее жизнь была простой и понятной. Она жила в семье купца, воспитанная тятей, в окружении любящих старших братьев, которые берегли ее как величайшую драгоценность. Тятенька не мог на нее нарадоваться, ведь умница-дочка была и красива, и умна, впитывая в себя его умения как губка. Агнешка — так ее звал тятенька. Она жила в прекрасном городе Рязани, в уютном деревянном доме. Ее мир был прекрасен и беспечен, несмотря на сложности этой эпохи, до того дня… Над городом раздался тревожный звон колокола, он разносился над Рязанью, селя в сердцах страх и надежду, что все обойдется. Паника накрыла деревянные дома, в каждую семью ворвался неуловимый пока запах смерти. Золотая Орда монгол стояла уже так близко к защитным стенам и оставалось только верить в мудрость князя, в бравых воинов Руси и молиться, стоя на коленях у иконы в углу… Всего один день и деревянный город, припорошённый белым снегом, раскрасился в алый цвет. Цвет крови и огня… Стоны, все вокруг потонуло в стонах и криках, мольбах! Тятенька схватил ее за руку и силком втащил в погреб, приказав сидеть тихо. Она и сидела, сжавшись и дрожа всем телом, тихо читая молитвы непослушными губами. Лишь бы все выжили. Крики не утихали, становясь только громче, она отчаянно закрывала уши, желая перестать все это слышать. Страшно… как же страшно… Агна хотела жить… она так молода, чтобы умереть, ей всего шестнадцать! Она так хотела увидеть мир, хотела вместе с отцом путешествовать по городам и странам, чтобы увидеть этот большой и разнообразный мир! Именно поэтому она с таким рвением учила языки, даже такой сложный как монгольский. Ей был интересен этом огромный мир… Неожиданно дверца в погреб распахнулась. девушка понадеялась, что увидит родное, морщинистое лицо тятеньки, но это был не он, не тятенька и не ее любимые старшие братья. В проеме низкого потолка в ареоле огня было монгольское лицо, которое что-то радостно выкрикнуло кому-то позади себя. От страха и ужаса, она даже не могла разобрать хорошо звуки, которые для нее слились в бесконечные стоны и крики от боли и горя. Она не сможет сказать, когда появились еще несколько монгол, которые схватили ее и куда-то поволокли. Они тащили ее по залитым кровью и огнем улицам, мимо разорванных тел, мимо насилованных девок, мимо бесконечных гор трупов, мимо таких же, как и она людей, которых монголы тащили за разрушенные ворота к своим палаткам. И она не могла что-либо вымолвить, лишь по ее лицу текли бесконечные слезы, а крик застыл в горле. Страшно и больно… — Тятенька, — тихо шептала она, смотря невидящим взглядом, — тятенька, разбуди меня… когда этот сон закончится? Тятенька… Агнешка выскочила из полуобморока, когда с нее стали срывать одежду. — Нет! — закричала она, пытаясь вырваться, впиваясь ногтями в железную кольчугу захватчиков, отбиваясь ногами и руками, крича что-то невразумительное. — Нет! Не надо! Из последних сил девушка вырывалась из рук, что ее держали. «Уж лучше смерть» — билось в ее голове. А потом резко все прекратилось, ее отпустили, она упала на снег, который в отблесках горевшей Рязани казался прахом. Подняв голову, она увидела его. Он сидел на пьедестале, устеленном мягкими подушками, разряженный в шелка и драгоценности, он смотрел холодным, равнодушным взглядом на дне которого плескалось удовлетворение, направленным на горящий город, на снег, окрашенный в цвета крови и с безразличным выражением на хищном лице ел орехи. В этот момент он показался ей куда страшнее тех, кто насиловал и убивал, глумясь над смертью русичей. Страшнее огня и смерти, страшнее стонов и криков… Страшнее всей своей Орды! — Привести ее в порядок… — распорядился он, глянув холодными глазами прямо на нее. Страшно… Ее снова подхватили и куда-то поволокли. Затащив в шатер ее скинули в руки женщинам, половина из которых были не монголами, что-то им говоря — она снова перестала воспринимать действительность. Девушка снова стала сопротивляться, понимая, что ее раздевают и хотят засунуть в просторное корыто. Она не была глупа и поняла, что это значит, она не хотела этого… — Успокойся, дурочка, — тихо шептала ей самая старшая из женщин. — Не сопротивляйся, дай нам тебя вымыть, иначе и тебе, и нам достанется. Агна не хотела больше крови, она не хотела, чтобы снова проливалась чья-то кровь, она хотела жить! Поэтому девушка успокоилась и села, давая возможность женщинам домыть ее, причесать и обрядить в дорогие, совершенно непривычные ей одежды монгол. Она сидела на подушках в другом, более роскошном шатре, куда ее приведи воины Орды. Ее била крупная дрожь, крики ее земляков прекратились, наступила относительная тишина, лишь речь захватчиков разносилась по округе. Девушка вряд ли смогла бы сказать в какой момент в ее шатре появился он — ее кошмар — Хан Батый. Он появился в шатре совершенно бесшумно, как будто все время и был в нем. Холодный взгляд черных глаз прошелся по ней, остановившись на лице. — Встань, — был ей властный приказ, сопровождающийся взмахом руки. Почему-то хан не сомневался, что она его поймет. — Подойди, — еще один приказ, который она так же, как и предыдущий беспрекословно выполнила, затравленно смотря на ковры, что были расстелены у нее под ногами. Обжигающе холодные пальцы схватили ее за подбородок, поднимая ее лицо, заставляя смотреть ему в глаза. В свете танцующих по стенам шатра отблесков факелов он выглядел как сам демон, что поднялся на землю. Пальцы отпустили ее подбородок, Батый отступил на шаг, осматривая ее в полный рост, оценивая. Он любовался ею, прекрасной солнечной косой, что сливалась цветом со златом, что было вплетено в нее. Красивыми яркими, голубыми глазами, смотря в них, чудилось, что до небес не далеко, стоит только протянуть руку и ты ухватишься за него. Мягкими чертами белого лица с ярким румянцем. Вздернутым упрямо носиком. Почти незаметными, редкими веснушками. И манящей статью, что могла притянуть взгляд любого мужчины, заставляя его покориться и склониться перед ней. Батый помнил, насколько был прекрасен ее голос и уже мысленно вспоминал песни и баллады, который этой чистый как ручей голос споет ему. Он не сомневался, что она будет ему петь. Она запоет для него, ведь он держит ее жизнь в своих руках… Если бы Агна знала, как выглядит пантера, она вы сравнила его с этим хищником — плавные, размеренно опасные движения, острые черты лица, глаза как сама тьма и взгляд зверя, что загнал свою добычу в угол. Особенно сходство увеличилось, когда он плавно стал ее обходить по кругу. Хан видел и даже чувствовал дрожь, что пробивала тело девушки и упивался этим страхом, зная, что теперь она не убежит он него, теперь она будет бояться смерти, будет его… Такое сокровище может быть только в его руках! Мужчина снова остановился напротив нее, его рука потянулась к ее лицу, касаясь щеки, медленно заправляя за ухо прядь волос. А дальше случилось то, что она никогда не забудет, то во что она не сразу поверит — он улыбнулся, слегка растянув тонкие губы. — Твое имя, — потребовал он. — Агнешка… Агна, — трясясь всем телом, вымолвила она непослушными губами. — Агнешка… — медленно протянул он. — Теперь ты принадлежишь мне… до последней капли крови. — … — девушка не могла что-либо вымолвить, голос ее не слушался, она лишь отрицательно махнула головой. Взгляд черных глаз, который до этого сменил свою отстранённость на каплю тепла, снова заледенел, та улыбка, что так ее потрясла стерлась, лицо Хана окаменело. Холодная рука, сползла с щеки и легла на ее шею, чуть сжалась и притянула девушку поближе к себе. — За каждый твой отказ, будет умирать кто-то из русичей, — вкрадчиво прошептал он ей на ухо. — Ты поняла, Агнешка? — Д-д-да, — дрожащим голосом ответила она. — Молодец, — он отпустил ее, и отошел на шаг. Агна снова увидела на лице Батыя улыбку, только теперь она была хищной и злой. Он протянул к ней руку и нежно провел кончиками пальцев по покрасневшим местам, где всего минуту назад лежали эти самые пальцы. — Будешь моей, будешь хорошо и сыто жить, будут жить и твои русичи. Понимаешь, Агнешка? — Да, — тихо ответила она, склонив голову, не смея смотреть в глаза своего мучителя. — Молодец. Батый поощрительно погладил ее по щеке и завел руку за ее спину, хватая толстую косу, притянул ее к своему лицу и коснулся губами, на миг прикрыв глаза. Девушка понимала, что не посмеет поднять на Батыя руку, чтобы лишить его жизни, страх, что сковал ее, не дал бы ей этого сделать, ведь даже в таком мнимо-беззащитном виде он вызывал страх и благоговейный трепет… Странное чувство поселилось у нее в груди, странное и совершенно неправильное чувство, что заставило ее соврать себе: «Я буду его — Хана Батыя… до последней капли крови русичей».

_________________

Тятенька — старорусский вариант отца Агна, Агнешка — овечка.