***
Выйдя из метро, Лара ощутила острую нехватку воздуха от бьющего в лицо ветра. На секунду опешив, девушка опустила голову как можно ниже и подняла воротник. Декабрь. Бр-р-р. Она ненавидела зиму и предпочитала наблюдать за ней из окна, держа в руках чашку горячего чая или какао. Но для этого нужно сперва добраться до дома… Новый год обещал стать на редкость паршивым — пожалуй, он вошел бы в ее личный топ-3 паршивых окончаний года. Артём, симпатичный остряк, при ближайшем рассмотрении оказался ужасным слизняком, и Лара искренне не могла понять, что же заставило её так в него вцепиться. Впрочем, когда ты с головой погружаешься в депрессию и в какой-то момент уже готова возненавидеть весь мир, немудрено схватиться за первую же попавшуюся возможность сбежать от реальности. Видимо, так она себе представляла лекарство от депрессии: бабочки в животе, трогательный румянец, записочки через пять парт на лекциях… Может быть, подсознательно она надеялась на этих самых животовых бабочках долететь хотя бы до января. Но не вышло. Так что теперь она снова у разбитого корыта, разочарованная в жизни, любви и себе. Даже ёлку наряжать не хотелось, хотя Лара всегда считала, что голая новогодняя ёлка — это вообще одна из самых унылых вещей, которые можно вообразить. Особенно, если она искусственная. Так размышляла девушка, быстро переставляя коченеющие ноги. По сторонам она не смотрела, уперевшись взглядом в асфальт и надеясь, что идёт в правильном направлении. — Пи, — вдруг услышала она. Встрепенувшись, Лара подняла голову и огляделась. Под ближайшей к ней лавкой сидел маленький продрогший котёнок и жалостливо смотрел на неё глазками-бусинками. — Пи, — повторил он, видимо, на случай, если она не расслышала. Девушка подошла к лавочке и внимательно посмотрела на озябшего зверёныша. «Не надо возле него стоять, — подумала она. — Иначе он увяжется за мной. Даже котёнка нельзя кормить ложными надеждами». С этой мыслью она развернулась и продолжила путь. — Пи, — настойчиво раздалось сзади. Обернувшись, Лара увидела, что котёнок не собирался за ней идти, но, кажется, считал, что её позорное бегство достойно осуждения. Вздохнув, она вернулась к лавке и присела на корточки. Зверёк настороженно переступил с лапки на лапку. Он выглядел довольно жалко: тёмно-коричневая шёрстка, которая должна была быть пушистой и плюшевой, неопрятно примялась, превращая его в совсем тощего заморыша. На груди у него красовалось рыжеватое пятно, и Лара подумала, что, если котёнка отмыть, смотреться оно будет очень элегантно. — Ну чего ты хочешь, мелкий? — прошептала она, борясь с выступающими слезами. — Пи. — Машка меня убьёт, — пробормотала девушка, вспоминая свою соседку, с которой они с самого начала договаривались обойтись без животных. — Пи, — согласился котёнок. — Ну вот что ты на жалость давишь? — рассердилась она. — Говорю же — Машка… Она не хочет… Не могу же я… Вот так вот. Без спроса. — Пи, — то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал котёнок. — Не знаю я, почему она не хочет. Но раз договорились, уговор надо соблюдать, как ты считаешь? Котенок задумчиво промолчал. — Всё-то ты понимаешь, — девушка грустно улыбнулась. — Ну, ты не переживай… Тебя обязательно кто-нибудь заберёт. — Пи, — глазки-бусинки осуждающе моргнули. — И то верно, — вздохнула девушка. — Прости, дружок, но мне надо бежать…***
Грусть лежала на полу, подтянув коленки к груди, и надувала цветную свистелку, найденную всё в тех же пакетах. «Пф-ф-ф», медленно выдыхала она, стараясь не дуть в полную силу, чтобы не издавать мерзкого писка. «Пф-ф-ф», вдыхала обратно. — Она вообще-то нужна, чтобы дудеть, — резонно заметил Ненависть, неосознанно теребя мишуру, которая все еще висела у него на шее. — Пф-ф-ф, — отвечала Грусть, прикрыв глаза.***
— Ты ёлку нарядила? — изумилась Маша, заходя в комнату. — Ага, — откинув чёлку, Лара встала напротив сияющего огоньками искусственного дерева и уперла руки в бока. — Вроде красиво. Только гирлянда… Никогда не умела ее наматывать нормально. Мало огней. По-моему, они все сзади, — она с тихим смехом фыркнула. — Сейчас попра… ааа… ааа! — подойдя к ёлке, Маша едва не опрокинула её на пол, заметив среди ветвей два блестящих глаза. Какое-то время девушка и глазки-бусинки таращились друг на друга. — Пи, — сказала ёлка. — Это Пи, — пояснила Лара и закусила губу. — Пи? — Ага. Он пищал всё время так жалобно… Ну, у меня другого имени и не придумалось. Он вроде отзывается даже. Смотри. Пи! — Пи, — согласились глазки. Котёнок наконец вылез из мишуры, и пушистый комочек предстал перед ошарашенной соседкой во всем великолепии. Отмытый и накормленный, он, хотя и остался пока что заморышем, с гордостью демонстрировал пушистую шёрстку и рыжеватое пятно на груди. — Можно дать ему имя посложнее, как ты любишь. Пилимон какой-нибудь… Или как этот, твой любимый. Белобрысый. Пиральд или как… — Геральт, — Маша закатила глаза. — Ну мы договаривались же… — Но он замерзал, — Лара состроила самую жалостливую моську, на которую только была способна, и едва не сказала «пи». Краем глаза она заметила, что котёнок одобрительно наклонил голову.***
— Ну, ребятки, кому тортика? — сначала офис словно озарился, и все присутствующие чувства непонимающе вытянули шеи. Даже Любовь оживилась в своем уголке. Медленно и торжественно в дверь вплыла сияющая улыбка, а следом за ней и её обладательница — Счастье собственной персоной. — Счастье! — завопила Грусть, вскакивая с пола. — Родненькая! — она кинулась на шею коллеге, едва не сбив её с ног. — Ну тихо, тихо, — отбивалась та со смехом, стараясь держать торт на вытянутой руке. — А то уроню же…***
Ёлка мигала разноцветными огоньками. Скука, удовлетворенно оглядывая развешанные игрушки, позёвывала. Счастье и Любовь, склонившись над столом, о чём-то шептались. — Сама не знаю, что на меня нашло, Счастье, честное слово, — оправдывалась Любовь, словно нерадивая дочь, пришедшая домой позже обещанного. — Они меня вызвонили, я приехала… И давай разводить бурную активность. Толком не огляделась даже… — Ну ладно, ладно, — Счастье погладила коллегу по руке. — Главное, всё устаканилось. Тебе тоже нельзя сидеть в уголке и заниматься самобичеванием… Нужно быть готовой к новым проектам. Только поспокойнее, ага? Без истерик. У Лары тоже всё улеглось, она расслабилась, не за горами тот момент, когда ты снова ей понадобишься. — Ага, — Любовь оперлась щекой на ладонь, пропустив мимо ушей упрёк в «истериках». — Не хватало мне тебя. Когда рядом только эти двое, — она мотнула головой в сторону, — работать ну невозможно. Там, куда она указала, на мягком диване рядом с ёлкой посапывали Грусть и Ненависть. Они лежали почти в обнимку. У Грусти в зубах еще была зажата блестящая свистелка, которая слегка надувалась с каждым ее вздохом, а Ненависть был почти полностью обмотан мишурой. Оба имели на лицах такое блаженное выражение, что Любовь и Счастье широко заулыбались. Новый год был спасён.