***
Плач. Плач. И вновь плач. А самое главное — страх. Ирис смотрит на своего отца, который держит в руках свиток и зачитывает содержимое мужчине, сидящему напротив. Этот мужчина не в себе, пьян и определенно не настроен на общение. Разговор ведется на повышенных тонах, но ей ничего не слышно. Слезы застилают глаза. (Отец с договором, плачущая Ирис и пьяный Ольгерд сидит на стуле) — …помимо этого, сказано, что ты будешь уважать Ирис, считаться с ее мнением и желанием, а…, — сказал мужчина в черном камзоле, прическа была уложена в короткий хвост. Было определенное сходство с дочерью. Но не в эту минуту. Сейчас он приказным голосом зачитывал условия брачного соглашения и был строг, непреклонен. — К делу отец, а то я терпение теряю. — сказал тот самый Северянин. Изысканное убранство, прическа и многочисленные шрамы, вкупе с вонью водки характеризовали его как давным-давно отчаявшегося и потерявшего сердце мужчину. Была ли когда-то женщина ему близка? Если и было когда-то так, то давным-давно. — Изволь. По просьбе Ирис я расторгаю этот брак, — нильфгаардец твердой рукой разрывает пергамент и бросает под ноги своему зятю. Осталось только сыграть в любимую игру взглядов и дождаться поражения оппонента. — Ты говорила, что будешь со мной до самой смерти, — он сказал эти слова жене, даже не взглянув на нее. Бой сейчас был не с ней. Он глядел на мужчину перед собой холодным взглядом. Прикидывал в голове варианты развития событий. Как и Ирис не слышала своего плача, так и он не видел ее слез. — И я сдержала слово, потому что Ольгерда, которого я знаю, больше нет. — Не так просто отказаться от данного однажды слова, поверь мне, — и сейчас он обратил на нее внимание. Теперь он видел всё. Но не чувствовал ничего. Глаза смотрели на жалкую женщину, прячущуюся за спиной отца и с трудом подбирающей из себя слова. Ольгерд встал. — Ты останешься здесь. Навсегда. — Довольно. Ты не будешь нам приказывать, ты…, — скорости и длины руки хватило, чтобы схватить этого надушенного зануду за мягкий камзол и размозжить его голову о колонну. Глаз висел на уровне подбородка и из всех возможных отверстий кровь лилась рекой. Колонна багровела на глазах у бедной Ирис, упавшей к телу отца. — Отец…отец…Нет-нет-нет…, — тихим голоском, шепотом, она обнимала отца, не обращая внимания, как человек только что убивший его плюнул под ноги и вытер ладони. Ольгерд хмыкнул и сел на скамейку, ловко забрасывая виноград в рот и тщательно его пережевывая. Целую минуту он наблюдал за стенаниями женщины, некогда ему дорогой. Лицо расплывалось в улыбке. Краем глаза он услышал перешептывания за стенами. — Эй, слуги, убрать эту падаль и сбросить трупоедам!***
Но здесь, в настоящей жизни…в ее мире…крик был слышен. Она лежала на кровати и кричала в невыносимую пустоту, в холодные стены и немой костер. Словно этот крик раздавался в запечатанном склепе на дне океана. Конечно, она не смогла бы заметить, как картина окрасилась алыми красками. Там, где находилось сердце мужа. Кровь стекала по полотну и медленно начала капать на дерево. Кап. Кап. Кап. И вот уже не осталось ничего. Лишь черная точка вместо сердца.***
Столовая, в которой сидела Ирис, прибывала в темноте и печали. Пару свечей давали крайне мало света. Стол накрыт, но к еде никто не притронулся. Миски двух черных питомцев с глазами живых людей тоже наполнены едой. Кошка и Собака. Оба смотрели на Ирис опечаленным взглядом. Но Ирис вновь глядела в пустоту под ногами. По комнате ходило интересное создание из плоти. Ни глаз, ни носа, ни дыхания. Рот не открывался и не выражал эмоций. Полное отсутствие жизни несло поднос с кувшином воды и чашками. Голова поднялась, когда скрипнула дверь. Теперь и сама Ирис вспомнила, как он выглядит. Это монстр. В нем было два метра роста и одет он был как священник, читающий загробную молитву. «Где можно было откапать такое создание? Какой темной магией его создали? Ольгерд вновь что-то натворил. Принес жертву» — заплаканные глаза ждали, когда нога человека ступит через порог. Словно заключенная, ждавшая, когда опустится топор грозного палача и слетит голова. Страдания окончатся быстро. Но Ирис не верила в это. Этот шаг сделан. Ольгерд Фон Эверек вошел тяжелой поступью и навис над женой. Палач над заключенным. Но Ирис начала этот разговор первой. В надежде показать стойкость и последние остатки гордости. — Кто это? Очередной монстр? Я же просила тебя перестать. Этих двоих достаточно, — кивнула она в сторону животных. Собака опустила голову, если на нее смотреть, могло показаться, что пошли слезы, и капали они в миску. А кошка виновато гладилась об платье своей хозяйки. Или… заключенной. Монстр поставил поднос и медленно прошел за спиной в темную комнату, в бездну, откуда явился. Ирис не видела. Непокорный Ольгерд нависал над ней, не шевелился с того момента, как вошел. Стеклянные глаза смотрели на убитую горем женщину. Тени под глазами шли засохшей стеной, по которой вниз опускались слезы. — Кот и Пес твоя компания. А он будет стеречь тебя и заботиться о доме. Что бы ни случилось. — Еще недавно я хотела знать, что там у тебя в голове. Думала, что смогу тебе помочь, — Ирис встала и сделала пару шагов к нему. Грустный голос сменился сильным женским, — А теперь меня не волнует, что ты думаешь и чувствуешь. — Я…ничего не чувствую. — А у меня нет сил даже ненавидеть тебя. Выйди, Ольгерд. Я не хочу тебя больше видеть. И он вышел, не проронив не слова. Воспоминание растворилось.***
Ирис сидела на краю кровати и наблюдала, как течет кровь с картины. Голова наполнялась тьмой, а потом сгорела вслед за сердцем. Она смотрела на ту же самую картину, только теперь в ней была жизнь. Вернее, ее отсутствие. Не такое, как раньше, не от недостатка деталей. От боли и печали. Мягкой рукой она твердо взяла картину. Мольберт упал и потрескался, но она этого уже не заметила. Как и то, что дерево загнивало без картины. Мольберт чернел в луже крови, пока Ирис шла в свою мастерскую. Каждая картина была наполнена ужасом. У людей нет сердца, у деревьев - листвы, фрукты заплесневели, а портреты родни расплылись в сотню разных цветов и напоминали те лица, что отражало кривое зеркало. Теперь среди них и Ольгерд. Человек без сердца и глаз. Очередное прекрасное пополнение коллекции мертвых воспоминаний. Но почему-то она хотела увидеть его еще раз. Как единственного из выживших людей. «Поправка… Почти все. Я помню, как ее рисовала. Тот счастливый день, закончившийся тревогой…» — ее мысли были посвящены картине. Собственное поместье. Его красота в былые времена. Цветущие сада. Счастливые пчелы и поющие птицы. Другая жизнь». *** «Ласточка пролетела…Эх, жаль нельзя заморозить время. Ты бы, голубка, отлично вписалась в эту картину. А если тебя приручить? Летала бы от дерева к дереву целыми днями и пела бы песни для всего поместья. А ночью возвращалась бы на жёрдочку и тихо уснула. Да! Нам и правда не хватает животных…» — Мы должны завести собаку. А лучше…собаку и кота. — кисть плавно сделала мазок, завершив контур дерева. Ирис взглянула и казалась довольной, посчитала, что неплохо будет немного помечтать, глядя на голубое небо и прислушиваясь к пению птиц в саду. — Когда придет ненастье, пес будет греть нам ноги, а кот играть клубком шерсти у камина. Как ты думаешь? — Ожидание было томительным, в такой прекрасный день постоянно хотелось быть в движении. Она повернулась к Ольгерда, целиком отданного страницам книги и не обращающим внимания на нее. Ей стало горько. — Ты меня вообще слушаешь? — М-м-м? Ох, да. Прости, дорогая, я зачитался. — он так и не убрал книгу из рук, продолжал внимать словам и глазами путешествовать по страницам. — Такая интересная книга? — Хм…Да, очень. — тяжелый, как поступь несчастья голос Ольгерда отозвался в Ирис. Он обратил на это внимание, одарил добрым взглядом свою прекрасную жену, улыбнулся, чтобы развеять ее тревоги, но после понял, что это не удалось. — Знаешь, пойдем лучше внутрь. — Зачем? — спросила Ирис, пожав плечами. — Тут так хорошо сидеть. Птицы поют, пчелы жужжат… Идиллия. — Прости, любимая… Мне не хорошо. — он увидел, что на небе нет идиллии. Лишь серые тучи, скоро приближающиеся к поместью. Он поднялся и с книгой в руке подошел к жене. Обнял ее и промолвил: — Я пойду в дом, а ты будь осторожна. Ирис так и не смогла вернуться к рисунку. Печаль заполнила ее сердце. Идиллию нарушила погода, птицы улетели.***
Это был первый сигнал и теперь было понятно отчетливо: туч не было, дождь так и не пошел. Так этот момент запомнила лишь она. Реальные воспоминания соприкоснулись с горькими переживаниями внутри ее самой. Картина почти не изменилась. Только цвет небо был темно-серым, как перед началом грозы. Дверь в соседней комнате внезапно открылась. Шаги крепкого мужчины, как могло показаться, раздавались по всему дому. Ножны бились по спине до того момента, пока он не остановился. Внутри Ирис пробудилась надежда. А вдруг это он? И она быстрыми и удивительно тихими шагами вошла в спальню. И столкнулась взглядом с воином. Кошачьи глаза, за спиной два меча. Красив, силен. Но… — Ты не он…, — незнакомец смотрел на нее странно, будто уже видел. Но Ирис не было дела, она склонила голову. Очередная тоска напала на неё. Призрачная надежда ей удастся когда-нибудь встретить своего мужа вновь погасла. Может он мертв, а может что похуже… Об этом ей хотелось подумать одной. Она ушла, даже не признав того факта, что единственное, ради чего этот воин мог пройти через весь дом — она. — Подожди! Я хочу поговорить. — это сработало. У самых дверей, ведущих в зал, она остановилась. Ей стало интересно. Мир был полон опасностей. Может ли этот человек быть связан с ее мужем? «Не упусти, Ирис» — подумала она. — Не в этом месте, — и она двинулась легко и воздушно, как движется осенний лист, упавший с дерева. Они вновь оказались в спальне. Она ожидала его у камина. Чувствовала, как неуверенно он делает шаги, словно жалеет ее. Это и печалило, и утешало. Она не была одна. Но ему в глаза так и не взглянула. Смотрела на огонь, который не затухал никогда. — Прости. Я приняла тебя за другого…, — прервала она молчание. — За Ольгерда? — и стало теплее. Может она услышит новости… ведь его имя она услышала. Впервые за долгое время не у себя в голове. — Я думала, что он вернулся ко мне, — и она не могла не обратить внимания, как он сделал несколько шагов вперед. — Кто ты? Дух? Наваждение? — Я - печаль, — сказала она, все глядя в огонь. На его вопрос она не знала ответа. Кто я? Но пламя не ответило. — Я видел тебя раньше, но тогда ты не была собой. А потом я наблюдал за тобой в твоих воспоминаниях. — Мы встречались? Я не помню…, — волнительные новости. Она усомнилась в том, кто она…Она помнила темные блики с голосами. Жить во многих мирах и везде быть разной — это пугает. Ей казалась, что это кошмары. Судя по всему, все не так. — Я видела дурные сны, вот и все, что я знаю, — дистанция сокращалась. Но ее слова правда, ведь она не могла разобраться в этом. Кошмары преследуют всегда. Поди, разбери, где реальность, когда ты одна в четырех стенах, охраняемая тварью. Воин подошел еще ближе. — Я ищу фиолетовую розу, которую тебе подарил Ольгерд… «Интересная причина забраться в этот мир» — подумала нильфгаардка. — … в тот день, когда я видела его в последний раз. Я засушила ее и держала в спальне, возле кровати. Целыми днями я лежала и глядела на нее, пока она не истлела. А вскоре и я. Мужчина прошел вокруг кровати, вероятно, тешился надеждой, что она ошибается или врет. Но ничего не нашел. Ответ был не там, где он искал. Ответ был ближе. И он подошел к ней вплотную. — То есть…розы больше нет? — В этом мире есть. Посмотри…ты похоронил мое тело, и цветок вновь расправил лепестки, — она повернулась к нему после слов, держа в руках прекраснейшую фиолетовую розу. Самое яркое, что есть в этом доме. Надежда. Память. Луч света. — Я же…Я все спала глубоким черным сном. И только сейчас пробудилась. Как моя прекрасная роза. Когда ты положил на мою могилу палитру, я вспомнила, как рисовала нашу усадьбу в беседке. Разговаривала сама с собой, птицами. Только сейчас я понимаю, что все это не случайно. Те воспоминания, что посещали меня, не обращая внимания на мою волю. Я даже вспомнила, как училась рисовать лицо моего мужа. Скажи мне…Ольгерд здоров? Как ему живется? — У твоего мужа есть могущественный враг. Ты знаешь Гюнтера О’Дима? — незнакомец начал с правды. Тяжелой. — Я проклинаю день, когда узнала это имя — как сильно Ирис разозлилась на тот момент? Даже ей было не понятно. Голос сам наполнялся гневом, но глаза оставались печальными. Слезы пошли. Ирис отвернулась, чтобы их скрыть. — Кто такой о’Дим? И как он вмешался в вашу жизнь? — мужчина задавал крайне правильные вопросы. Она видела обрывки своей жизни. — Это ради меня Ольгерд вызвал Стеклянного Человека, и пожелал себе богатства, а потом и вечности для нас обоих… Ольгерд расправился с о’Димом? Скажи мне, что с моим мужем? — Твой муж ищет все более сильных ощущений и искушает судьбу, потому что в глубине души несчастен. — добрых вестей не существует. Не в этом мире. Не для нее. — Сердце из камня, — сил лить слезы уже не было. Новости, какими бы они не были, не принесли ничего нового. — А значит, ничего не изменилось. Скажи мне, Ольгерд вспоминал обо мне? Что он говорил? — Немного. А я не спрашивал. Он только прислал за розой. — Роза… это все, что у меня осталось…его прощальный дар…, — и рукой медленно она провела по стеблю розы, в надежде, что пойдет кровь. Но если роза и была живой, то ей не была Ирис. И тем не менее, она вновь была прекрасна в ее руке. Ей захотелось подышать воздухом. Нарисованным воздухом из картины. Она вышла на балкон и наблюдала за падающим снегом, напоминавшим больше золу после пожара. Воин следовал следом, а справа в углу сидели те самые кошка с собакой. Минута молчания. Никто не знал, как продолжить диалог. Первым все же начал пришелец из настоящего мира. — Мне показалось, что эта роза для тебя нечто большее, чем просто память. — Я так мало помню…Но когда я думаю о моей розе, я могу вспомнить то, что было. Мир вокруг меня становится настоящим. А я… А я замечаю и узнаю вещи вокруг. Вспоминаю, кто я и кем была. — Мой друг рассказывал мне о чем-то подобном. Ты связана с розой сильными эмоциями, и цветок, это то, что зовется у ведьмаков «шпилькой». Он приковал тебя к этому миру. «Он многое знает. Неужто это правда? Все так плохо, а я все время даже и не понимала, к чему мое существование, если я с трудом вспоминаю былое. Зачем я была нужна? А сейчас...теперь я помню, и расставаться с розой так тяжело. Страшная судьба. Создательница мира является его заложницей» — Ирис бросила мрачные мысли и взглянула в глаза ведьмаку, пытаясь подобрать слова. — Как пришпиленное насекомое? Это ужасно. — Ты должна знать, что если я заберу розу, то ты, может быть, перестанешь существовать — вместе с этим призрачным миром, — с каждым его словом возникало все больше вопросов. Ирис никогда не задумывалась об этом. Она умерла, но оказалась здесь…а что, если ее не станет здесь? — И что тогда случится? Буду ли я свободна от страданий и печали? Или меня ждет лишь пустота? — Не знаю. «Искренний ответ. Тяжелое решение… Зато я знаю одно, живой я уже не буду, возможно, не буду помнить, что когда-то жила». — Я не хочу больше страдать… Но боюсь, что потом — только холод и тьма, а в конце… Нет уже ничего, — промолвила она, ожидая освобождения. Вновь неловкая минута молчания. — Мне нужна твоя роза. Можешь ли ты мне ее отдать? — просьба незнакомца звучит уже в третий раз. Все это время, с самого начала она держала ее в руках. А заметила лишь недавно. Мягкая и прекрасная. Боль и память. Кандалы и ключ. Ее можно было бы сломать, но сил не хватит. Она вспомнила случай, когда впервые получила ее. Она задумалась, пока мысли не перешли в слова. — Она такая хрупкая…Края лепестков порозовели, как в тот день, когда я получила ее в подарок. Не хватает только капли росы, которая скатилась по листу, когда я взяла ее в руки…А может, я поранила палец о шип, и это была кровь? Не помню. — Ты знаешь, я никогда не читала того письма. Мне было незачем. И незачем было хранить цветок, который он мне оставил. Я приняла решение. Я отдам тебе розу, — сказала она без улыбки. Но незнакомец с кошачьими глазами увидел, как ей стало легче. И она это почувствовала. И на прощание взглянула на нарисованный ее руками мирок. Животные наконец-то сделали свой ход. Собака села к ногам Ирис. Кошка запрыгнула на перила балкона, ближе к хозяйке. И пес заговорил. — Наша служба окончена. Благодаря тебе мы свободны, незнакомец, — на этих словах Ирис поравнялась с этим человеком плечом к плечу. Они смотрели друг другу в глаза. — Ирис Фон Эверек, я буду помнить тебя. — Это уже не важно. Прощай, — она улыбнулась. Впервые за долгое время. Роза упала ему на руку, но краем пальцев она почувствовала его тепло. А он…ее холод. Медленным шагом она направилась в спальню, а за спиной мир начал тлеть, стены становились частью прекрасного пепла, который падал, словно ноябрьский снег. Снег свободы.