weakness

В один холодный зимний вечер анклав страдал от скуки. Он перепробовал все: прошел до конца пятую часть Героев меча и магии, прочитал все журналы Гео, какие нашел, вытер пыль со стеллажей…оставалось только одно. Россия все же покинул свой кабинет, придя на свист чайника. − Ива-а-а-ан, − протянул Пруссия, вертя в руках серебряную ложечку. − Помнишь, ты обещал мне рассказать кое-что? Взамен на мою тайну поведать свою. − Угу, − Брагинский кивнул, задумчиво отпив глоток. − Правда, твой секрет давно всеобщее достояние, ну да ладно. − Не придирайся к мелочам, − отмахнулся Гилберт. − Начинай. − Ты сказал как-то раз, что Старый Фриц был для тебя больше, чем обычный правитель, и тебе плевать на мнение остальных, считающих это нарушением негласных законов, − русский подпер кулаком подбородок, глядя как бы сквозь собеседника. − У меня тоже была… слабость. − Я никому не скажу, − пруссак заинтересованно прищурился. − Ясное дело, в ином случае голову оторву, − беззлобно отозвался Россия. − Итак, это был далекий 1672 год… *** Весна уже отгремела капелью и бурной зеленью. На подходе было лето, жаркое, наполненное болезненно-яркой синевой небес и золотом полей. А пока судьбоносная ночь камнем упала на Москву. Ветер бился в ставни, завывая как дикий зверь. Сквозь густые тучи изредка пробивался молочный свет луны. Иван неторопливо прогуливался по улицам, недалеким от Кремля. Никто из людей не замечал его, для них он был всего лишь тенью, мелькнувшей на периферии бокового зрения. Он ждал. Всей кожей ощущал, что должно случиться нечто, от чего все кардинально изменится. Сердце нервно трепыхалось в груди. Где-то далеко металась в горячке царица Нарышкина, читал молитву дряхлый священник, хмурил брови царь. Город замер в нетерпении. − Родится после полуночи − до семидесяти двух лет проживет, − дрожащим голосом произнес поп. − А если раньше? − Алексей Михайлович сурово посмотрел на церковника. − Пятьдесят три, не больше, − развел руками тот. И тут тишину прорезал резкий, надрывный крик наследника. Государь чертыхнулся, поп перекрестился. Под звон колоколов Иван неспешно проскользнул в терем, миновав стражу, и предстал перед Романовым. − Мои поздравления, государь, − склонил голову Брагинский. Алексей кивнул и распахнул дверь, впуская свою страну в светлицу. Наталья Нарышкина с усталой улыбкой держала в руках кружевной белоснежный сверток. С ее молчаливого согласия Иван взял его и вздрогнул от пронзительно взгляда необычно темных для младенца глаз. В их пугающей глубине он увидел разъяренные морские волны, норовящие разбить в щепки хрупкое судно, вспышки выстрелов пушек и много-много сражений. − Он будет невероятно сильным. Возможно, жестоким, но справедливым, − после некоторого молчания промолвил Россия и вернул ребенка матери. Он знал, что немало забот принесет ему этот странный, ни на кого не похожий мальчик. *** − Петр Алексеевич, к тебе гость, − сообщил слуга, заглянув в дверь. − Назвался твоим старинным другом. − Пусть войдет, − отозвался царевич, не отрываясь от игры в солдатики. − Здравствуй, − вошедший поклонился. − Не забыл еще меня? − прозвучало несколько насмешливо. Петр уж было хотел осадить наглеца, но подняв голову, передумал. − Иван! − наследник налетел на Брагинского, крепко обняв и чуть ли не повиснув на нем. − Редко ко мне захаживать стал, обижаешь. − Батюшка ваш, Алексей Михайлович, совсем делами государственными загрузил. Как смог, так примчался, − он вздохнул с сожалением и потрепал младшего Романова по волосам. − Жаль, жаль, без тебя очень скучно, − мальчик скорчил рожицу. − Вань, а Вань… Помоги от матушки сбежать. На реку. − Не пускает? − понимающе улыбнулся страна. − Угу, − Петр насупился. − Заругает нас потом… Ну, попытка не пытка. Пойдем ненадолго, − Россия заговорщически подмигнул. − Спасибо! В очередной раз прибегнув к своим способностям маскировки, Брагинский незамеченным провел с собой царевича, вызвав тем самым его бурный восторг и кучу вопросов о механизме этого явления. − Только я так умею, − отрезал Иван, пробираясь через заросли камыша. − Подрастешь − расскажу. − Я запомнил, − хмыкнул мальчик, пробуя ногой воду. − Холодная, − и стянул с себя сорочку. − Простудишься, − неодобрительно посмотрел на него Иван. − Нет, − отмахнулся Петр и прыгнул в темную, почти неподвижную воду. Потом вынырнул, судорожно хватая ртом воздух. − Ну, как? − с толикой ехидства спросил Брагинский. − Хорошо! Ух, хорошо! − Романов прищурился на солнце. − Поплескался и хватит, − не терпящим возражения тоном промолвил Россия. Царевич с некоторым сожалением выбрался на берег, дрожа от холода. Страна молча укрыл его своим плащом, скользнув взглядом по худощавому, бледному телу. Ребра и тазовые кости сильно выступали, придавая фигуре наследника угловатость. И это еще он в отрочество не вступил, подумал Иван. Вытянется, небось, как верста коломенская. − Что смотришь? − недовольно буркнул Петр. − А что, нельзя? − приподнял бровь Брагинский. − Приказываю отвернуться, − мальчик поднялся на ноги и нехотя вернул плащ владельцу. Россия, ясное дело, и не думал подчиняться. Он и сам не знал, почему не может отвести глаз от молодого, нескладного тела. Тогда не знал. *** − Стрельцы на подходе, Петр Алексеевич! Сестра твоя, Софья, ультиматум шлет. Мол, сдадимся − в живых оставят, − испуганно сообщил десятник, пав ниц. Лицо юного царя исказилось жуткой гримасой, он сжал кулаки и зашатался. Упал бы, если бы не Иван, так вовремя его подхвативший. − Змея подколодная, − выдохнул государь, обвиснув в руках своей страны. − Она не глупа, но наивна, − ухмыльнулся Брагинский. − У нас есть достойный ответ. Петр недоверчиво воззрился на него, но выслушал и сделал, как предложили. Благодарно прошептал что-то Ивану на ухо, сжал крепко, и у того сердце встало на мгновение. Россия бы все отдал, чтобы снова увидеть в темных, порой безумных глазах восхищение. *** Это был первый полноценный выход в свет царя. Он заговаривал с каждым встречным, расспрашивал немца-хозяина дома о строении и механизме разных диковин, стоявших на полках, успел пройтись по саду и чуть не свалиться в колодец, сплясать с красивой девушкой, назвавшейся Анной Монс, но тут же сбежавшей, даже не удостоив поцелуя. Романов выпил много шампанского и сидел теперь на скамейке под яблоней, погружаясь в тоскливую, мрачную хандру. Когда такое происходило, все обитатели дворца предпочитали затаиться и переждать бурю. Один только человек мог в такое время не опасаться гнева государя. Хотя именно человеком он не был. − Что пригорюнился, Петр Алексеевич? − Россия незаметно оказался рядом. − Есть причина, − он краем глаза посмотрел на собеседника. − Вот скажи, ведомо ли тебе, стране, такое понятие, как любовь? − Отчего ж нет, − как можно ровнее ответил Иван, чувствуя, как все внутри сжимается. − Так объясни, почему она так жестока и своенравна? − карие глаза маслянисто блеснули при свете луны. − И кто заслуживает ее? Избранные? Вот ты, ты любил когда-нибудь? Брагинский ответил не сразу. Кусал губы, переводил взгляд с деревьев на иссиня-черное небо. Размышлял. Затем все же сказал. − Любил. И сейчас люблю, − его голос чуть дрогнул. − А я не могу, понимаешь? Зная, что ответа не получу. Но ведь я заслуживаю быть любимым, да? − Петр схватил Россию за воротник и тряхнул. − Несомненно, − хрипло отозвался тот. − Совершенно точно, − и притянул к себе смертного, отыскал в темноте его сухие, обветрившиеся губы и поцеловал, ощущая на языке горечь слёз их обоих. − Что творишь-то, бесстыдник, что творишь? − молодой царь отпрянул на секунду, потом снова прижался к Ивану всем телом, молчаливо требуя того, чего ему всегда не хватало − тепла и чувства защищенности. *** − Пес паршивый, сколько еще раз я поймаю тебя на казнокрадстве? − прошипел Романов, комкая в руках лист бумаги. − Ну, отвечай! − стоявший на коленях Меншиков получил пощечину. − Больше не повторится! − чуть ли не плача, произнес советник. − Клянусь! − Я это уже слышал, − с тихой яростью сказал Петр и вздернул министра над полом за шею. Тот дергался и хрипел. − Дрянь такая, лжешь и не краснеешь. Я тебя прощал столько раз, а ты… Тут на плечо царя легла тяжелая ладонь. − Государь, я хочу напомнить, что являюсь воплощением народа. И если народ будет недоволен вашими поступками, может возникнуть бунт, − вкрадчиво промолвил Брагинский. Петр онемел от возмущения, но отпустил Александра. − Пшел вон! − и отвесил прощального пинка. Меншиков поспешил ретироваться. После император обернулся. − Это угроза? − костяшки его пальцев побелели от напряжения. − Что ты, упаси господь. Всего лишь предупреждение, − Иван мило улыбнулся, но вокруг него сгущалась темная аура. − Не дерзи мне, − горделиво бросил Петр, глядя на свою страну сверху вниз. − А то что? − Россия расхохотался. − Голову отрубить прикажешь? Так я новую отращу. Не забывай, я бессмертен, а ты лишь человек. Не испытывай мое терпение, − Романова вжали в стену, и как он не пытался, пошевелиться не смог. − Думаешь, я тебе все с рук спущу только потому, что люблю? Глупый мальчишка, − кривая ухмылка. − Я твой правитель, − задергался Петр. − Ты должен меня слушаться! − Если захочу, − оскалился Брагинский и впился смертному в шею, оставив багровую метку на белоснежной коже. Рванул камзол в стороны, пуговицы застучали по полу. Зашарил горячими ладонями по впалому животу, повел ниже, ниже, заставляя царя выгибаться и стонать. Завалил на персидский ковер, стаскивая штаны и ловя затуманенный, с нотками затухающей злобы взгляд. *** Лязг железа, запах крови, алый туман перед глазами. Битва пьянила, будила первобытную, ни с чем не сравнимую ярость. Рвать плоть, упиваясь жутким, темным триумфом, вспарывать глотки и животы, сносить головы и насаживать податливые тела на штыки… Но это были люди, просто пешки. Иван искал по всему полю сражения своего настоящего противника и кровожадно улыбнулся, заметив знакомую фигуру неподалеку. − Здравствуй, Иван, − поприветствовал соперника Бервальд, склонив голову в вежливом поклоне. − И тебе не хворать, Швеция, − хмыкнул Брагинский. − Приступим? Бой завершился в пользу России. Он сидел верхом на шведе, вытирая кровь с лица, и подсчитывал потери сторон. Потом все же поднялся, укрыл поверженную страну ее флагом, и направился к государю. Тот был неожиданно холоден и немногословен. Иван перехватил взгляд Петра и все понял. − Ревновать вредно для здоровья, Ваше Величество. К тому же, мы победили, − и кровавый, соленый поцелуй. Романов не смог долго обижаться. *** Тот день был сумрачный и промозглый. Вся природа была серой и унылой. У Брагинского с утра болело сердце. То тупой, ноющей болью, то резкой, рвущей на части и жгучей. Он прекрасно знал, что происходит, но не хотел себе в этом признаваться. − Государь желает вас видеть, − сообщил слуга. На непослушных ногах Иван прошел в покои. Царь был изможден болезнью и не похож на самого себя. Испарина выступила на бледном лбу, под глазами залегли глубокие тени, морщины в уголках рта стали виднее. − Иван…я столько не успел тебе сказать, столько не успел сделать… − император закашлялся, и Россия метнулся, чтобы приподнять его на подушках. − Ты всегда был со мной рядом, терпел меня и прощал мои ошибки. И теперь, на пороге смерти, я ни о чем не жалею. − Я тоже, − тихо произнес Брагинский, чувствуя, как пульс Петра Великого замедляется. И склонился, целуя его в самый последний раз.