Сбежавшая невеста

Сегодня она умирает от безысходности. Сидя на подоконнике, сверлит безжизненным взглядом пейзаж за окном. Небо, выскобленное ветрами до идеальной глубокой синевы, припудренный близкими сумерками огненный источник ультрафиолета и кусок узкого переулка, одушевлённый граффити, абсолютно безлюдный. Идеальный вечер, чтобы превратиться в кусок мяса с затухающими импульсами чувств. Словно по мановению волшебной палочки, чувства превращаются в краски и запахи, а эмоции — в нестабильную кардиограмму. Агония на вдохе, веселье на выдохе. Хару прижимается лбом к оконному стеклу и прикрывает веки, отдавая себя на растерзание госпоже Истерике. Внутри горит, словно опрокинула в себя ведро уксуса, а не полбутылки коньяка, в котором растворяла кокаин. Даже странно, что его не продают в аптеках как порошок в пакетиках от простуды, эту временную панацею от навязанных сердцем проблем. Ах, если бы он имел свойство стирать воспоминания. Именно те, что под копирку из шекспировских трагедий, где влюблённый в конце обречён стать хладным трупом. Умирать Хару совсем не собирается. Лишь выжигать в себе боль — столько, сколько потребуется, пока не перестанет тошнить от запахов и красок, в которые созидают наркотики, растворённые в алкоголе, её чувства. Так проще смириться, что мечта, наполнявшая жизнь смыслом и радужными эмоциями, обернулась адом саморазрушения и пустоты. Сегодня её ожидает двойной удар под рёбра. Цуна готовится сделать предложение руки и сердца — не ей, конечно же; он никогда не был достаточно эмпатичным, чтобы принять чувства Хару всерьёз. Поэтому и попросил её, их общую подругу, с выбором кольца и цветов. Киоко, должно быть, сейчас на седьмом небе. Носит обворожительно-желанное кольцо с крупным бриллиантом на безымянном пальце и строит светлые планы на будущее. Хару мысленно благословила их брак и заставила себя хотя бы не зарыдать от зависти на глазах подруги. Наедине с собой рыдать можно сколько угодно. — Хару, — голос, мягкий, ласковый, дрожащий от чувств, вырывает её из красочного саморазрушения. Хару откликается и видит перед собой Киоко, такую, какой запомнила ещё днём, помогая подруге собираться на, пожалуй, самое важное событие в её жизни, — в коктейльном платье, с элегантно собранной причёской, только вот с её лица сошли все краски, и улыбка, натянутая, тусклая, выражает не счастье, а боль. Хару салютует внезапной галлюцинации бутылкой недопитого коньяка, но Киоко подходит ближе — в мёртвой тишине особо звонко слышен цокот оброненных на пол ключей от их общей съёмной квартиры — обнимает за плечи и оказывается вполне реальной. — Я ответила «нет», — говорит она, и всё становится на свои месте. Хару обхватывает ладонями её заплаканное лицо и прижимается к горячему лбу, разделяя на двоих их общую беду, ставшую испытанием дружеской верности. Сильная, искренняя и правильная. Киоко плачет безмолвно и жалеет Хару больше себя самой, хотя её сердце и болит не меньше, влюблённое и жестокое в невозможности забыть. Хару знает, что на её месте не смогла бы сопротивляться счастью во имя избежания страданий подруги. От этого Киоко кажется ей почти святой. Сегодня они начинают жить с чистого листа.