Холодное лето

Человек замычал в кляп, дёрнул ногой. Женщина, склонившаяся над ним, недовольно поморщилась: плохо привязала, раз он ещё может чем-то там дёргать. Непростительный промах. Будь на его месте кто-нибудь из старших учеников, несдобровать бы. Она выпрямилась, сощурила глаза. Дело было не в том, что Ся Цзян посылал за ней худших: как раз наоборот. Если когда-нибудь он и был склонен недооценивать её, то минувшие пять лет излечили его от этого порока. Но лучшим, верным из верных, не удавалось найти ту, что когда-то делила с Ся Цзяном не только часы на тренировочном поле и в учебных помещениях, но и «свадебное вино». От лучших она умела ускользать. Другое дело, что от глупой случайности не спасают никакие умения, а дуракам везёт. Везение и дано-то им Небесами как раз для того, чтобы могли выжить среди сильных и умных. Счастливчик снова замычал в тряпку, мучительно выкатив глаза. По лбу у него ручьём катил пот, на шее вздулись жилы. Всё, что хотела, женщина уже узнала. Нужно же было убедиться, что шпион не только везуч, но глуп и самоуверен без меры и пришёл один. Многого для этого не понадобилось. Она не любила работать так, чтоб оставались следы, но почему-то просто сломанных больших и безымянных пальцев шпиону оказалось недостаточно. Зато когда их кости пробили кожу и плоть, заляпав земляной пол кровью, а запястья треснули, он аж зашёлся в свой кляп, а стоило освободить ему рот, сквозь сопли и скулёж рассказал всё, что знал. Не разбудить бы мальчика. Ся Цзян любил повторять, что он лишь мастер содрать людские кожу и плоть — чтобы обнажить всё, что у них внутри. Но она-то знала — ему просто нравятся допросы, и любимую поговорку следует понимать не в изящно-двусмысленной придворной манере, а так, как она звучала дословно: «обнажить лёгкие и кишки». Для Ся Цзяна был важен не только результат, но и само действо. Она сама была не такова, потому-то наставник, должно быть, и ставил их на тренировках и заданиях с Ся Цзяном в пару: надеялся уравновесить его звериную жестокость её хладнокровием. «Истинное искусство офицера Управления Сюаньцзин состоит не в том, чтобы убивать преследователей одного за другим, — говорил наставник. — Подлинное умение — в том, чтобы не убивать никого. Нет лучшей вехи для охотника, чем труп гончей. Тот, кто послал погоню, узнает, где пропал его человек, и пустит по его следу ещё сотню. Нет, нужно, чтобы люди охотника, возвращаясь к нему, разводили пустыми руками. Раз за разом, год за годом. Тогда, если выдержишь, ты победишь». Она была лучшей ученицей, но Ся Цзян был мужчиной и возглавил Управление, потому что «мы же не варвары какие-нибудь, Синь-эр, чтобы возложить тяготы государства на женщину». Впрочем, в голосе наставника тогда слышалась плохо скрытая досада. Она промолчала. Старший офицер, воин где-нибудь на варварской границе ещё куда ни шло, но женщина — чиновник первого ранга в столице? В Великой Лян — нет, никогда. Невозможно. Ся Цзян тяготы государства взвалил на себя с очевидной радостью. Они росли вместе, учились вместе, ели из одной миски, и настал день, когда Ся Цзян опоясался с ней одним поясом перед лицом Земли и Неба. Их роднило сходство воспитания и вкусов, одинаковое понимание долга и близость устремлений. Её не смущала его радость при виде чужих страданий, не тяготила его властность, а ему она представлялась подходящей женой — красивой, приличного рода, знающей, за кого идёт замуж. Той, что смотрит на него без страха. Этим, наверное, она и привлекла его: она никогда его не боялась. И думала, что в безопасности, потому что второй такой ему не найти. До того дня, когда бестрепетный взгляд рабыни со Скрытого двора не остановился на её муже впервые.

***

Стены в хлипком домишке тоньше бумаги, а мальчик спит прямо за одной из них. Ничего удивительного, что он появляется на пороге — тихий, как призрак, удовлетворённо отмечает женщина. И не задаёт неумных вопросов — с той самой ночи, как она, встряхнув за плечо, подняла его посреди самой глухой поры и объяснила, что они покидают его отца. Она предоставила мальчику выбор, и ей понравилось, что он думал, пока свеча не сгорела почти на четверть мизинца — достаточно долго, чтобы принять взвешенное решение. Сейчас он внимательно смотрит на мать, переводит взгляд на пленника. Тот продолжает тихо стонать, как попавшее в ловушку животное. При виде своих изуродованных рук он заливается слезами. Женщина подаёт мальчику знак приблизиться: — Хань Чжо, подойди. — Голос у неё холодный и плавный, как вода. Пальцы проворно перебирают иглы и лезвия, вшитые в пояс, и останавливаются на небольшом клинке, который она обычно носит закреплённым на предплечье. Её сыну нужно учиться. Мальчик делает шаг через порог и берёт нож.

***

Женщина пришла с запада, и в деревне её не знали. Старосте она назвалась Хань — что же, в Лян во все времена хватало военных вдов и бродяг. Женщина была хороша собой: рослая, статная, плечистая, с сильными руками и загоревшим на солнце лицом. Не из тех, что по сердцу вельможам, падким до белокожих эфирных дев, но крестьяне ценят здоровье и силу. Пожелай вдова Хань устроить свою судьбу, это не составило бы ей труда, но она предпочла жить на отшибе, вместе с сыном. Хань Чжо пошёл лицом в мать, и он-то, как подрастёт, будет хорош даже для столичных вельмож — это было очевидно и деревенским. Крестьяне подозрительны и любопытны, однако спустя всего два месяца домишко на окраине опустел. Вдова исчезла, невзирая на небывало холодное лето, сулящее голод, и дороги, кишащие лихими людьми. Безумная баба, что и сказать: ведь минуло всего пару дней, как дети выловили из речки изуродованный до неузнаваемости, раздетый до нитки труп.

***

Женщина шагает без устали, размеренным, широким шагом. Он могла бы двигаться быстрее, но подстраивается под мальчика. Заплечный мешок то и дело стукается о худую сильную спину, дорожный короб с пожитками оттягивает плечо. Дыхание у неё лёгкое и ровное. Второй мешок, поменьше, несёт сын. Ся Цзян бросил за ней лучшие силы, он не отступится и не ослабит бдительность, но в последнее время его поиски — размахивание руками вслепую. Он раскидывает сеть всё шире, однако и ячеи становятся всё крупнее. Ся Цзян потерял след и не знает, где искать. Вместо этого он утоляет свою ярость и жажду крови, уничтожая всех друзей своей жены, её бывших осведомителей и тех, кто просто мог бы подать ей помощь. Впрочем, даже Ся Цзян не настолько самоуверен, чтобы посягнуть ради личной мести на императорского «законного брата». Янь-хоу в последние годы отошёл от дел, а с императрицей уже давно не близок, но попытка тронуть его со стороны человека столь низкого происхождения, как Ся Цзян, вызовет у императора вспышку гнева. Ся Цзян хорошо знает государя: тот не зря возвёл в императрицы женщину, которую никогда не любил. Он умеет разделять власть при дворе, и именно поэтому его любимице, Юэ-гуйфэй, не бывать императрицей никогда. Женщина тоже знает всё это очень хорошо. Она была не только женой, но и советчицей, и соратницей Ся Цзяна много лет. Поэтому к Янь-хоу она пойдёт в самом крайнем случае: он её последний союзник в столице. Пока что она может только бежать, но она терпелива. Она смогла не дрогнуть, встретив откровенно равнодушный взгляд Сюаньцзи, рабыни-варварки, которую сама же и вытащила из Скрытого двора. Смогла сдержаться, увидев горящий взгляд Ся Цзяна, устремлённый на красавицу Сюаньцзи, принцессу поверженного народа хуа... оказалось — это не сложнее, чем вытерпеть касание калёного железа, которым когда-то наставник учил их с Ся Цзяном терпеть боль. Одна использовала её, чтобы получить свободу и добраться до Ся Цзяна, который мог дать ей больше. Быть полезнее. Второй — для своего удобства и для деторождения. И принял её терпение за готовность уступить. Решил, что сможет её усмирить. Муж никогда её не понимал. Что до Сюаньцзи, то она умеет сражаться, но так, как сражался бы мужчина. Использует своих девиц для шпионажа, подкладывает их в чужие постели и воображает, будто проявляет женское коварство. Сюаньцзи никогда не рожала, и ей неоткуда познать истинную власть женщины. Что бы Сюаньцзи ни делала, теперь ей не удастся изгнать жену своего любовника из их отношений. Мальчик позади сбивается с шага. Тут же выравнивается снова. Женщина сбавляет темп, ищет взглядом подходящее место для привала. Пора. Интересно, когда её сын подрастёт, будет ли он похож на неё не только лицом? Унаследует ли её силу и хладнокровие? Станет ли тоже любить жестоких мужчин и лживых женщин? Отобрав у Ся Цзяна сына и уверенность в своём всемогуществе, отказавшись укрыться в женских покоях и уступить мужа и победу Сюаньцзи, не пожелав стать ни сообщницей преступления, ни ступенькой к цели, она, урождённая Хань Бинсинь, госпожа Ся, теперь навсегда останется занозой между теми двумя. Не даст им отнестись к ней снисходительно. Не позволит им себя забыть.