Шаги

Гермиона проснулась в черной комнате. В абсолютно черной! С отвращением вскочив с узкой койки, застеленной черным потрепанным бельем, она кинулась к окну, на котором не было штор. Зато по контуру оно было зачем-то обклеено полосками черно-серой бумаги. По ощущениям, она смотрела на город с высоты второго этажа. Город тоже был черным — от поблескивающего лужами асфальта до мутного неба. Только вдали, на каком-то высоком строении, кажется, краснели огни. Гермиона вцепилась в обшарпанный подоконник, на котором виднелись в полумраке несколько слоев облезающей краски. Черной. Сейчас она закроет глаза, а когда откроет, окажется снова в своей спальне в Хогвартсе. Зажмурившись до звезд под веками, она сосчитала до пяти и... снова уставилась в черное окно. Да что же это такое! Гермиона лихорадочно ощупала свою одежду в поисках палочки, потом на всякий случай перерыла кровать. Палочки не было. Она закусила губы, чтобы сдержать дрожь, и попыталась прогнать зарождающуюся панику. Ей необходимо мыслить рационально — в этом ее сильная сторона, поэтому нужно успокоиться. Она неизвестно как оказалась в незнакомом месте без своей волшебной палочки. Ждать спасения не перспективно, следовательно, нужно выбираться отсюда и каким-то образом связываться с дружественными волшебниками. Итак, решение принято. Она выдохнула и посмотрела на черную облезлую дверь. И тут же со сдавленным вскриком вскочила на койку! Дверь не была обычной дверью... Она вспучивалась, выгибалась в ее сторону, шла волнами по всей поверхности. Гермиона зажала рот руками, чтобы не кричать. А дверь медленно перемещалась по стене в ее сторону... Вдруг краем глаза Гермиона заметила что-то странное. Что-то красное среди мутной черноты. На стене возле ее головы появлялось пятно. Красное. Как кровь... Она отпрянула от стены — и вовремя! Из красного пятна к ней потянулась рука. Гермиона отпрыгнула к противоположной стене и оттуда, стоя на трясущихся ногах, смотрела, как рука втягивается обратно в пятно, а затем оно постепенно исчезает, будто втягивается в стену. Тем временем дверь снова приближалась... Гермиона заметила это и одновременно — новое красное пятно за своей спиной на уровне шеи и плеч. Она отскочила, успев ощутить прикосновение гладких влажных прохладных пальцев к выступающему позвонку. И закричала! Не успевая обдумывать свои действия, она бросилась к койке, схватила мятую простыню, обмотала ей правую руку и, зажмурившись на секунду, распахнула дверь. Пространство искривилось перед ней, будто отраженное в мыльном пузыре, и она оказалась в пустом коридоре без окон, освещенном мертвенным светом из квадратных светильников на белом потолке. Гермиона заметалась из стороны в сторону. Оба конца коридора терялись в лучах этого бледного света, и было неясно, какое направление выбрать. Она интуитивно метнулась в одну из сторон и побежала. За поворотом наконец показалось окно. Ведь это было окно, закрытое гардинами лимонного цвета? Почему-то жутко захотелось подбежать и отдернуть их. Гермиона с трудом остановила себя в одном шаге от странных штор. Ей показалось, что они шевельнулись, словно приготовились... к чему? Напасть на нее? Что за бред, шторы не могут нападать. Или могут?.. Она снова испытала желание прикоснуться к блестящей шелковистой ткани. Собрав в кулак волю, Гермиона пошла на компромисс: она коснулась штор, но не рукой, а простыней. И едва успела отпрянуть! Гардины обвились вокруг черной тряпки, сжали ее, перекрутили, издав при этом сладострастный стон, а затем с размаху вышвырнули в окно! Гермиона оцепенела... Она прижала руки к щекам и... услышала чьи-то тяжелые медленные шаги... Они приближались... Еще и еще... С каждой минутой... Через силу помотав головой, она почти пришла в себя. "Бежать!" И она бросилась вперед, как можно дальше от шагов. Она бежала со всех ног, а они были такими медленными... Но догоняли ее. В стене коридора показались двери. Тяжелые, железные, в хлопьях ржавчины. Запертые. Гермиона дергала ручки дверей одну за другой. Они не подавались... А шаги были уже совсем рядом. Еще дверь, и еще! Гермионе казалось, что сердце застряло у нее в горле, бьется там и мешает дышать. Пожалуй, тот, кто шагает, ее не догонит — она умрет здесь сама, она задохнется! И она снова дергала ручки дверей, еще и еще в этой бесконечной череде ржавчины. Наконец, когда ей уже казалось, что она упадет без сил, одна дверь подалась. Гермиона скользнула внутрь, в помещение с низким потолком, освещенное самыми обыкновенными тусклыми лампочками. Все пространство вокруг нее занимали трубы. Ржавые и не очень, сухие и покрытые капельками воды, толстые и тонкие, прямые и извивающиеся как змеи. Они сплетались, образуя непроходимые препятствия и коридоры между ними. Гермиона пошарила по двери, нащупывая задвижку. Задвижки не было. А за дверью опять слышались шаги. Уже совсем рядом... Она едва сдержала рвущийся с губ всхлип и заозиралась в поисках чего-нибудь, чем можно подпереть дверь. Но вокруг не было ничего, кроме труб, так крепко сплетенных друг с другом, что достать хотя бы одну не представлялось возможным. А тот, кто шагал, уже стоял под дверью... И она бросилась бежать по ближайшему коридору из труб. Опять. Коридор становился все теснее, темнее и ниже, а трубы... Трубы пульсировали. Они словно дышали в едином ритме. И это было так страшно... Она зажала ладонями рот и побежала вперед. Пока еще можно было бежать, пока трубы не сжали ее со всех сторон, не поглотили в своих железных пульсирующих недрах... А он, тот, все шагал и шагал. За ней... Гермиона споткнулась за выступающую тонкую трубку и упала на пол. А вставать было уже некуда. Над ней, низко-низко, навис потолок из змеящихся труб, бьющихся в ритме ее сердца. Она поползла на четвереньках по извилистому коридору-лазу. Куда угодно, только подальше от шагов! Саднили разбитые колени и ладони, но она не могла остановиться и передохнуть. Это было выше ее сил. И вдруг... коридор закончился тупиком. Она прижалась спиной к железной стене и обернулась. Он шагал... И вот на стене возле поворота показалась его тень. И Гермиона закричала! Так, как не кричала никогда в жизни! Так, будто эта самая жизнь зависела сейчас от ее крика. Трубы запульсировали сильнее и загудели. Стены ее тупика стали сжиматься... Она попыталась упереться в них руками в последней надежде неизвестно на что, но руки соскользнули. Трубы сжали ее грудную клетку и затем — сердце. И оно, ее сердце, лопнуло с влажным всхлипом... * * * Гермиона судорожно вздохнула. И удивилась этому — разве она не умерла? Приоткрыла глаза. Чернота... "Может, лучше бы умерла" — мелькнула предательская мысль, а сама она собралась зажмуриться обратно, сдерживая тошноту — теперь ее еще и покачивало. И зажмурилась бы, если б не знакомый голос: — Долго же вы приходите в себя, мисс Грейнджер. И это после закапывания противообморочных капель! Лучше сразу ответьте: выбрали модификацию с увеличенной концентрацией русалочьей травы? Мысли закружились хороводом: профессор Снейп, модификация, черная мантия, концентрация, противообморочные капли, русалочья трава, профессор Снейп... — Мисс Грейнджер! — с некоторой тревогой окликнул ее профессор, не дождавшись ответа, но заметив блаженную улыбку на ее лице. А мысли Гермионы тем временем еле-еле выбрались из хоровода. Зелье! Она варила зелье у Миртл! Почувствовала дурноту... и после этого оказалась в черной-черной комнате. Ее передернуло от воспоминаний и она уткнулась лицом в мантию Снейпа. Черную. Но не страшную. — Мисс Грейнджер! Вы еще живы? — все пытался достучаться до нее профессор. "А ведь он несет меня на руках!" — подумала Гермиона и, прокашлявшись, ответила на заданный несколько коридоров назад вопрос: — Да... да, я выбрала ту модификацию, где русалочьей травы кладется полторы унции. Ей показалось, что он облегченно выдохнул. И тут же довольно ехидно осведомился: — А травы свежей собрали, не правда ли? Вчера или даже сегодня? Она почувствовала подвох, поэтому ответила несколько неуверенно: — Д-да... Сложно быть уверенной и задирать нос, когда тебя куда-то несут. Да еще кто-то в черном. — Даже удивительно, мисс Грейнджер, как это вы не изучили всю информацию о русалочьей траве, — слова «вы» и «всю» он выделил голосом. — Неужели ни в одном источнике вы не нашли, что в течение трех лунных суток до и после Хэллоуина она имеет совершенно другие свойства и передает их зелью, в которое ее добавили? Апполинарий Загравский пишет, что человек, надышавшийся парами хэллоуинской русалочьей травы, окунается в самые страшные воспоминании из своей прошлой жизни. Я всегда скептически относился к теории реинкарнации, но, быть может, теперь вы меня просветите? Что там с вашей прошлой жизнью, а, мисс Грейнджер? Гермиона, во время его речи успевшая обругать себя всеми последними словами, замотала головой: — Нет, сэр, только не это! Моя настоящая жизнь нравится мне гораздо больше! Тут она услышала обеспокоенный голос мадам Помфри, а профессор Снейп довольно аккуратно уложил ее на больничную койку. «Белую!» — отметила она с восторгом. И с чуть меньшим восторгом услышала, как он сказал медиковедьме: — Позовите меня, когда кошмары вернутся...