Удержи меня

Рука у Кайло тяжелая, и хлесткий звук пощечины оглушающ в тишине его личной каюты. Саднящая боль стекает по скуле к уголку рта, обжигает горячей влагой – во время удара Хакс случайно прикусывает губу. Ему хочется кричать, но он уже попытался – и вот результат. Пощечина. Боль от нее – гулкая, но мгновенная, раз – и все проходит. Однако резонанс от удара спускается ниже, заполняет рокотом грудную клетку, заставляет сердце зайтись в безумной дрожи. Да, наверно, не стоило начинать разговор со взбешенным Кайло со слов: «Какого хрена..?» Пусть и очень хотелось знать, какого… Что такого в этой безродной выскочке из Сопротивления, чем она так зацепила Рена, какого хрена он столько времени проводит в разговорах с ней. Генерал облизывает нижнюю губу, во рту солоно и горько, и хочется кричать, ругаться, даже почему-то плакать, но он молчит, только впивается злым взглядом в карие глаза напротив. – Иди к черту! – выплевывает Рен. С момента пощечины прошло секунд тридцать, но Хаксу кажется, что целая вечность. – Ты знаешь, я сходил бы. После тебя это не самая худшая компания. И действительно, сейчас самое время уйти. Оставить Рена наедине со всем его дерьмом, с непонятными метаниями, с тягой к Свету, с… Рэй? – Когда она успела стать для тебя столь важной? – Ты не поймешь! Никогда не поймешь! О, Хакс прекрасно все понимает. Трезво и ясно, без примеси каких-либо чувств. Понимает, как именно сработал эмоциональный капкан, в котором Рен сейчас трепыхается, не в силах вырваться. Кайло и так мотало, как маятник: свет-тьма, свет-тьма, свет-тьма. А тут девчонка со своим Светом, с обещаниями, что все будет хорошо. Да еще и зовет его Беном, против воли возвращая в прошлое. Хакс ненавидит Бена Соло, но, кажется, влюблен в Кайло Рена, и в этом-то вся беда. Девчонка обещает, что все будет хорошо, Хакс ничего не обещает. Скорее всего, все будет плохо. Но даже если будет плохо, он будет рядом. И был всегда. У самой двери его ловит затравленное и вымученное: «Стой». Доли секунды требуются на принятие решения. Уходя – уходи. Хотел бы остановить – остановил бы. Обманом, Силой, как угодно. А не жалким и слабым «стой». Это сказал Бен Соло. Хакс ненавидит Бена Соло. Больше даже, чем его ненавидит сам Кайло. В своей каюте Хакс скидывает форменный китель и думает о том, что если наглая безродная выскочка уведет Кайло к Свету, то он убьет ее. Их обоих. Как? Не важно. Бен Соло должен умереть. Навсегда. Привычным жестом закинуть китель на стол, почесать за ухом Милли, разуться, взглянуть в зеркало – разбитая губа отнюдь не добавляет красоты бледному лицу с залегшими под глазами тенями. Щека не болит уже, но пощечина все еще ощущается очень явно, ментально, эмоционально и ярко, будто ударили только что. Усталость и бессилие накатывают волнами. Все идет по кругу – эти их глупые пляски вокруг одного столба: быть посланным к черту, пойти, а на полпути остановиться – не добровольно, по принуждению; но осознанное рабство в этом случае как свобода – дышится легко, и улыбка внезапно касается губ. И раз за разом: иди к черту, Хакс, нет, не ходи, вернись! Нет, снова иди, или я сам пойду. Свет сводит Кайло с ума. Дверь в каюту открывается, и Рен черным вихрем врывается внутрь. Пылающий взгляд, быстрые шаги – Хакс инстинктивно отшатывается, ожидая очередного удара, но его вдруг стискивают в объятиях. Что за..? Он все еще зол, черт, как же он зол, а Кайло будто забыл все, что было буквально десять минут назад. Шизофреник светанутый! Попытка вырваться успехом не увенчивается – хватка у Рена сильная, а еще он шепчет вдруг в самое ухо: «Не прогоняй меня», и пауза повисает такая, будто «пожалуйста» рвалось с губ, но было удержано. Вот так всегда. Сейчас опять он поведется. Поднимет руки, запустит пальцы в темные спутанные волосы и все простит. До следующего «иди к черту», до следующей ментальной встречи Кайло с Рэй. При воспоминании о девчонке злость снова закипает в груди, и Хакс находит в себе силы оттолкнуть новоиспеченного Верховного Лидера, который вместо «пожалуйста» снова повторяет свое «не прогоняй». – Назови мне хоть одну причину этого не делать! – Ты сам не хочешь, чтобы я уходил. – Хочу! – это слово дается с трудом, но звучит естественно и уверенно, настолько, что Рен теряется. – Ну… тогда больше нет причин. В этом ответе море тоски, в Кайло в последнее время целый океан этой тоски, безбрежный, темный океан. Бездна. Он тонет и как утопающий хватается за соломинку. Если сейчас не удержать его, то Свет победит. И Хакс сам находит себе причину не прогонять. Помимо той, что уже была названа, но так старательно им отрицалась. – Оставайся, если хочешь. Рен садится на край кровати, упирает локти в колени и прячет лицо в ладонях. Ну вот, еще истерики сейчас не хватало. Хакс подходит ближе, присаживается рядом, отнимает руки от его лица и внимательно вглядывается в глаза напротив, пытаясь понять, с кем придется вести диалог, не притаился ли где-то здесь Бен Соло. Но Рен внезапно целует его – горячо, жадно, и это Кайло, его Кайло. Пусть даже сбитый с пути, запутавшийся, но все же сильный и властный, готовый идти до конца. Кайло, который даже целует так, будто галактику завоевывает. Кайло, в руках которого Хакс всегда загорается как пресловутый световой меч. Остается лишь радоваться, что успел снять обувь и китель, и жалеть, что не избавился еще от брюк. На Рене извечный ворох черного тряпья, и Хакс нетерпеливо дергает ткань в разные стороны, рискуя порвать. Поцелуй прекращать не хочется, разжимать объятия тоже, но иначе из плена одежды Кайло никак не вытащить. – Сними сам! – голос в тишине каюты звучит требовательно и чуть капризно, но Кайло подчиняется моментально. – Да, мой генерал! – Блять! Просил же! Это обращение заводит настолько, что в паху все сводит до боли, и Хакс рычит, прежде чем с головой броситься в новый поцелуй. Становится жарче – кожа к коже, укусить, впиться пальцами в тело до синяков, до боли – будто они не трахаться собираются, а вступают в смертельный поединок. Хаксу иногда кажется, что так оно и есть, Рен – чертов садист и ублюдок, обожает любоваться на оставленные им синяки на бледной коже. Остается лишь радоваться, что под генеральской формой их очень легко спрятать. Кайло действует грубо – разворачивает на живот, подготавливает наспех. И остается только цепляться руками за простынь, кричать до хрипа, радуясь отличной звукоизоляции собственной каюты, материться сквозь стоны и пытаться обернуться через плечо, чтобы увидеть тот жадный, голодный взгляд, которым Кайло смотрит на него. Увидеть Тьму и Силу и насладиться этим зрелищем, упиться им, приближая тем самым долгожданный оргазм. Хакса трясет, как звездолет в поясе астероидов, он распластывается на кровати, обессиленный, но довольный. Белье определенно придется сменить, простынь испачкана, на подушке влажный след от слюны. Когда Кайло встает и начинает одеваться, Хакс не двигается с места. Сейчас вместо «не прогоняй меня» будет «ну, я пошел». Останется ответить «ага» и мысленно добавить «к черту». Но Рен вдруг дергает его на себя, заставляя встать, и целует, целует так, как не целовал, наверно, никогда. Осторожно, мягко, вплетая пальцы одной руки в волосы на затылке, а второй придерживая за талию. Наваждение. Но и это еще не самое странное. Окончательно Хакс теряется, когда Кайло гладит его по щеке. Той самой, по которой ударил, и тихо, на грани слышимости, произносит: «Прости». Судя по виноватому взгляду и саднящему ощущению от прикосновения, по скуле уже вовсю расползается синяк. Ну вот еще, нежности не пойми откуда. Вот тут и выясняется, чего боится генерал Первого Ордена. Ему нечего противопоставить этому. Когда океан тоски из Кайло выплескивается не яростной смертоносной волной, а нежным пенным прибоем. Страшно. Страшно, потому что непонятно. Хакс отворачивается к кровати и стягивает с нее простынь прямо на пол. Заваливается на жесткий матрас и бубнит что-то о том, что ему надо бы поспать, да и Верховному Лидеру сон тоже полезен и крайне необходим. Он ждет удаляющихся шагов и тихого шипения дверных панелей каюты, но вместо этого вдруг ощущает движение на матрасе за спиной, а после – теплые объятия. Кровать для двоих довольно тесна, но на боку и вплотную друг к другу места хватает, а еще вдруг становится так тепло и уютно, как не было уже очень-очень давно. – Не прогоняй меня. Внезапно в ногах чувствуется какое-то шевеление, и голой лодыжки касается пушистый кошачий хвост. – Да вы охренели, оба! Это моя кровать! Но веки тяжелеют, и, уже проваливаясь в сон, Хакс слышит на периферии сознания доверительное: «Если ты меня не удержишь, никто не удержит». Хакс вместо ответа сжимает руку, обнимающую его поперек груди. Он знает, что это бред и иллюзия. Не удержит. Но держать будет до последнего. Это правда.