Рождество в семье Дюпен-Чен

      Снежные хлопья мягко опускались на землю, создавая иллюзию присутствия чего-то волшебного. Люди суетливо носились по улочкам Парижа и забивали торговые центры, торопясь купить аксессуары для создания рождественской атмосферы и подарки для своих родных. У всех было, кому их дарить. У всех была семья и близкие друзья. У всех была компания. У всех, кроме меня. Я же остался совершенно один в этом огромном городе, полном чужого, незнакомого мне тепла.       Рождество никогда не было для моего отца поводом разрешить мне повеселиться. Да и сам он не отмечал этот всеми любимый праздник, предпочитая работу отдыху в нашем узком кругу семьи. Мало того, что отец запретил мне приглашать к себе друзей, так еще и сами они все как один отвечали мне: «Прости, я отмечаю с семьей». А что делать тому, у кого нет семьи?..       Одиночество терзало душу. Даже моя Леди собиралась оставить меня в этот чудесный праздник, который я начинал тихо ненавидеть. Мои внезапные крепкие объятия заставили ее помедлить, прежде чем, как обычно, изящно взмахнуть йо-йо и за пару секунд скрыться с глаз.       Желание во что бы то ни стало заполучить хоть чуточку чужого внимания на Рождество заставило меня отчаянно прижаться к той, кого я любил больше жизни. Кого прикрывал от бесчисленных атак суперзлодеев. За кем мог следовать всю свою кошачью жизнь. И кто до сих пор не ответил на мои чувства.       Доверчиво положив голову ей на плечо, я тихим шепотом объяснил причину своей грусти. Я не боялся, что она меня не поймет. Мы всегда понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Единственное, что она не могла понять, так это моих к ней чувств. Лишь это она игнорировала. И после того, как я открыл ей душу, она отправила меня в гости к другой девушке. К Маринетт Дюпен-Чен, моей милой подруге-однокласснице. Я не мог понять, почему. Неужели она думает, что я смогу променять ее на кого-либо еще?       – Если тебе понравится время, проведенное с ней в канун Рождества, то я разрешу нам снять маски друг перед другом, – тихо сказала она.       Слова ее настолько меня взбудоражили, что я не смог ответить ничего внятного, а моя любимая Леди, ловко вывернувшись из объятий, стремительно упорхнула вдаль.       Терзаемый сомнениями и запертый отцом в своей комнате, я решил, что взгляну только одним глазком. Посмотрю, как празднует Рождество настоящая семья. Та, которая у меня была когда-то. И память о которой постепенно начала стираться под налетом одиночества.       Вызволив на волю Кота Нуара, я запрыгнул на окно и прищурился, глядя на яркие огни родного города. Был уже ранний вечер, а снег все продолжал идти, танцуя под порывами легкого ветерка. Я глубоко вдохнул свежий зимний воздух и решительно выхватил жезл.       Оттолкнувшись от окна, я взмыл вверх, и все мое тело вновь наполнилось ощущением бесконечной свободы. Я обожал это чувство, которое позволяло раскрыть свой настоящий характер. Характер, который Адриан Агрест был вынужден прятать глубоко внутри всю сознательную жизнь.       Маринетт жила недалеко, но я не отказал себе в удовольствии вдоволь попрыгать по знакомым крышам. Без моей Леди ощущения были неполными, но они помогли успокоить царившую в душе печаль. Я не хотел идти в гости с плохим настроением и портить его кому-либо еще.       Добравшись до дома одноклассницы, я с любопытством заглянул в украшенные разноцветными гирляндами окна и замер. Как… красиво. Нет, не многочисленные вручную вырезанные снежинки, развешанные тут и там, и не праздничная елка, не накрытый стол и не упакованные яркими обертками подарки. А девушка. Маринетт.       Она была одета в красное платье с пышной юбкой до колен, которое подчеркивало ее стройные ноги. Наверное, она сшила его сама, она ведь очень талантлива. Никогда не замечал ее подтянутую спортивную фигуру. Интересно, чем она занимается? Бегом или плаванием? А может, каким-нибудь видом боевого искусства? Но в данный момент она занималась танцами. Маринетт, подхватив под руку своего вечно добродушного отца, ритмично двигалась под незатейливую рождественскую музыку и хлопки смеющейся миниатюрной матери. Я бы еще долго наблюдал за ними исподтишка, но тут одноклассница повернула голову в сторону окна и заметила меня. Глаза ее широко распахнулись. Она явно была удивлена. Наверное, моя Леди ничего не сказала ей, и Маринетт совершенно не ожидала меня здесь увидеть. «Что ж, – с горечью подумал я, – не буду мешать».       Резко отстранившись от стекла, я запрыгнул на ее балкон. Хотелось впитать в себя еще немного этого особенного тепла, что хранил ее уютный дом. О таком доме я мечтал всю жизнь. Место, наполненное смехом и улыбками близких тебе людей, где можно полностью расслабиться и просто побыть собой. А я мог сделать это, только прикрывшись маской.       Опустив голову, я еще больше взъерошил свои вечно уложенные волосы, словно пытаясь доказать самому себе, что настоящий я все еще здесь.       Громкий стук люка заставил меня вздрогнуть.       Испуганно подскочив, я резко обернулся, опасаясь худшего, однако Маринетт не стала меня прогонять.       – Если хочешь, можешь зайти, – тихо сказала она, смущенно посмотрев мне в глаза. – ЛедиБаг говорила, что ты можешь заглянуть, но я не ожидала, что тебе и правда захочется провести со мной Рождество.       Через пару минут я уже сидел за столом, окутанный этим волшебным теплом семьи Дюпен-Чен. Ее родители приняли меня как родного. Они помнили, как я спас однажды их драгоценную дочь, и еще раз сердечно поблагодарили меня за это.       Интересно, если бы они узнали, что на самом деле я ее одноклассник с известной фамилией, разбивший ей сердце, они бы отреагировали также? Или выставили бы меня вон? Наверное, все же не стали бы, они кажутся мне очень добрыми людьми.       Теперь я понимаю, почему Маринетт тоже отказалась праздновать с Адрианом Агрестом. У нее дома было намного уютнее, чем в моем огромном пустом особняке. Правда, я все равно до конца не понял, что именно она лепетала, когда отказывала. Долгое время она вообще вела себя весьма странно рядом со мной. И только недавно я выяснил, почему.       «Адриан пугает ее? – думал я. – Ей неприятно его общество? Ведь когда она разговаривает с другими людьми, даже с Котом Нуаром, который по сути и есть я, все нормально». Но ситуация оказалась гораздо проще и сложнее одновременно.       – Ты мне очень нравишься, Адриан, – сказала она несколько дней назад, ни разу не запнувшись и тихо выдохнув от облегчения, которое, впрочем, тут же сменилось напряжением, когда я помедлил с ответом. Маринетт была очень милой и классной девушкой, но мне нравилась другая. О чем я ей со всей честностью и сказал. Я слишком уважал свою одноклассницу, чтобы ей врать.       Ее васильковые глаза тут же потускнели, налившись слезами, и я крепко прижал Маринетт к своей груди. Мне было больно вместе с ней, ведь моя любовь тоже была безответна. Я обнимал плачущую девушку, шепча ей всякие глупости, которые, как я думал, могли ее успокоить. И она успокоилась. Она больше не говорила о своих чувствах ко мне, заявляя всем, что мы всегда будем просто друзьями. Она больше не заикалась и не путала слова в моем присутствии. Глаза ее больше не смеялись.       Леди тем вечером также отчаянно прижималась к Коту, роняя горькие слезы. Я узнал, что у нее был любимый человек, и это разбило мне сердце. Оно разбилось во второй раз, когда я понял, что тот неизвестный мне парень посмел ей отказать. Я бы отдал все на свете за возможность вправить мозги этому идиоту. Или оказаться на его месте.       Или убить, зарядив руку «Катаклизмом». Ведь моя Леди с того дня тоже перестала искренне улыбаться.       Вздрогнув от прикосновения к плечу, я вернулся из собственных грустных мыслей в настоящее. Натянув на губы вынужденно-веселую улыбку, подобную той, что была у Маринетт, я рассеянно отвечал на кондитерские каламбуры отца девушки и впитывал праздничную и почти непринужденную атмосферу этого прекрасного дома.       Спустя какое-то время печаль отпустила меня. Маринетт тоже стала более искренне улыбаться моим озорным шуткам, которые становились все смешнее с каждой проведенной в этой чудесной семье минутой.       Если моя Леди толкнула меня в сторону Маринетт Дюпен-Чен, значит, на то была причина. Значит, я должен постараться расслабиться и хотя бы на один день позабыть о своих переживаниях. И о страданиях двух дорогих мне девушек, одну из которых обидел лично я.       Гордо вскинув нос на очередную провокацию Тома по поводу моих способностей, я сказал:       – О, поверьте, я премяусходно двигаюсь. Мурринетт, иди сюда, – подхватив крайне удивленную, смущенно покрасневшую девушку, я увлек ее в зажигательный танец. Родители одноклассницы лишь рассмеялись и весело захлопали ладошками в такт.       Взмахнув длинными ресницами, Маринетт посмотрела мне прямо в глаза. В ее взгляде читалась неуверенность, словно она боролась с чем-то внутри себя. Будто она решалась на что-то. Такой же взгляд у нее был, когда она собиралась признаться мне в любви.       Адриану Агресту, не мне. Что ты в нем нашла, девочка? Он всего лишь маска, как бы странно это не звучало. Он – созданный моим отцом образ идеального сына. Идеального парня. Идеальной модели. И я поддерживал эту легенду лишь потому, что хотел порадовать его. Хотел, чтобы он начал гордиться мной. Хотел, чтобы он заметил, наконец, собственного сына, брошенного страдать в одиночестве.       Маринетт, слегка прищурившись, смотрела в мои кошачьи глаза, словно пыталась там что-то отыскать. Или она хотела, наоборот, что-то сказать мне этим взглядом?..       Секунда за секундой, такт за тактом, и наш танец подошел к концу. Слегка запыхавшиеся от быстрых движений, мы отстранились друг от друга и снова вернулись за стол под одобрительными взглядами Тома и Сабины.       – А ты был прав, Кот Нуар, у тебя прекрасно получается, – сказала она, лукаво улыбаясь. – Почаще вытаскивай нашу девочку из ее скорлупы.       – Мам! – возмущенно отозвалась Маринетт, очаровательно покраснев и прижав руки к щекам.       – Она права, Маринетт, Кот хорошо на тебя влияет, – добродушно усмехнулся Том, подмигнув мне. Я улыбнулся неизменной озорной улыбкой и шутливо дернул девушку за один из хвостиков.       – Говорите, что хотите, – буркнула она, недовольно вырывая свои волосы из моих когтистых пальцев. Впрочем, смущение не помешало ей снова улыбнуться, когда ее отец, напевая знаменитую рождественскую мелодию, занес поднос с огромным запеченным гусем, украшенным фруктами и зеленью. От вида этого великолепия и его аромата у меня потекли слюнки, а кончик хвоста задергался из стороны в сторону, что, к моему стыду, заметила Маринетт. Но ничего не сказала, лишь по-доброму усмехнулась и снова обратила внимание на своего отца.       Он аккуратно поставил поднос на стол, и одноклассница, хлопнув меня по рукам, сама заботливо положила мне порцию птицы в тарелку. Когда я, прекратив нетерпеливо ерзать, все же смог насладиться этим прекрасным блюдом, то, блаженно прикрыв глаза, не сдержал восторженного «М-м-м».       Вечер постепенно сменяла ночь, а мы все также сидели за опустевшим столом, оживленно обсуждая самые разные темы, активно жестикулируя. Мне было хорошо и уютно, как никогда раньше. Я наслаждался обществом чужой семьи, их едой, украшениями, атмосферой, девушкой, сидящей слева от меня, – всем. Как бы я хотел остаться здесь навсегда.       Однако вряд ли родители Маринетт будут добры настолько, чтобы приютить у себя бездомного Кота. Да и отец не позволит своему сыну постоянно пропадать неизвестно где, появляясь только в школе и на фотосессиях. Как жаль…       Лукаво блеснув глазами, Том вдруг снова вышел на минуту, а затем вернулся с охапкой фейерверков и позвал нас на улицу. Торопливо собравшись, мы высыпали из дома и, отойдя на безопасное расстояние, стали запускать в небо искрящиеся огни.       Шелест, свист, взрыв. И в небе на пару секунд расцветает невероятной красоты цветок, который, озарив яркой вспышкой темное небо, тут же сбрасывает лепестки. Мимолетный восторг, секундное счастье – и вот, небо снова потускнело, будто ничего и не было.       Если моя Леди позволит мне, я могу сравнить ее с фейерверком. Такая же внезапная, такая же потрясающая, прекрасная, вызывающая невероятные эмоции, но также быстро пропадающая в неизвестность. Словно я и не знал ее вовсе.       Быстрые вспышки сменяли одна другую, отражаясь в наших восторженных глазах и глазах случайных прохожих, остановившихся полюбоваться на это великолепие.       Но вот, салют закончился, и люди разошлись. Мы тоже вернулись домой, чтобы продолжить празднование. Однако делать это мы планировали, не сидя в уютной квартире, а прогуливаясь по украшенным парижским улочкам.       Одевшись потеплее и оставив все ненужные вещи дома, мы снова вышли на улицу.       Город встретил нас радостным гомоном. До наступления Рождества оставалось меньше часа. Дойдя до парка, мы неожиданно решили поиграть в снежки. Закидывая друг друга торопливо слепленными снежными шариками, мы заливисто хохотали. Родители Маринетт, словно окунувшись в далекое детство, где они были беззаботными и озорными, громко смеялись вместе с нами.       Отряхнувшись от налипшего на одежду снега, наша вдоволь нагулявшаяся компания вернулась домой за пять минут до полуночи.       Именно в тот момент, когда мы, веселые и румяные, вернулись домой, я понял, что влюбился в эту семью. Я мысленно поблагодарил свою Леди за то, что она все-таки дала мне шанс вырваться на волю и поближе познакомиться с моей милой одноклассницей и ее чудесными родителями.       Минуты бежали все быстрее, и вот наступило заветное Рождество. Праздник, который в Париже ждут целый год. Праздник, который искрится волшебством. Праздник, который исполняет заветные желания.       Улучив момент, я выскользнул на заснеженный балкон Маринетт, надеясь, что она догадается найти меня здесь. Я должен был сказать ей, как много все это для меня значит.       Резкий порыв ветра заставил меня поежиться. Все-таки в супергеройском костюме не так уж и тепло. Когда двигаешься, этого не замечаешь, но когда просто стоишь, то чувствуешь, как холод пробирает до самых костей.       – Кот, – проворчала недовольная Маринетт, выйдя на балкон и вздрогнув от морозного воздуха. – Ты мог просто сказать, что хочешь поговорить. Не обязательно было исчезать таким образом. Мама с папой волнуются, что сделали что-то не так.       Развернувшись к ней, я подошел ближе и мягко обнял одноклассницу.       – А-а-э-э?! Кот, ч-что ты делаешь? – кажется, я напугал ее. Или смутил?       – Спасибо тебе, Маринетт. Это лучшее Рождество в моей жизни, – честно признался я, прикрыв глаза и вдыхая чудесный аромат ее волос, смешанный со свежим зимним воздухом. Такой смутно знакомый аромат, но как бы я ни старался, я так и не смог вспомнить, откуда я знаю его. – По правде говоря, это мое единственное Рождество. Раньше я просто сидел дома в одиночестве.       – Н-но… неужели ты никогда не праздновал его? – пораженно выдохнула Маринетт.       Отстранившись от меня, она неверяще заглянула в мои кошачьи глаза. Наверное, она не могла поверить, что знаменитый парижский супергерой мог остаться в одиночестве не только на этот праздник, но и на все предыдущие. Кроме самых первых, когда мама еще была с нами, но те дни уже почти стерлись из памяти. Я не говорил об этом даже своей Леди. Я знал, что если скажу, то она не откажется провести Рождество в моей компании, ведь у нее очень добрая душа. Поэтому я не стал говорить моей дорогой напарнице всю правду. Не хотел вынуждать ее, не хотел навязываться.       Галдящий на заднем фоне город и яркие краски, заливающие улицы и прогоняющие ночную темноту, позволили мне принять решение, за которое, возможно, ЛедиБаг меня убьет. Но я так больше не могу. Я хочу быть близким другом этой девушки не только под маской. Я хочу, чтобы она поняла, что я являюсь тем самым парнем, в которого она влюбилась. Я хочу, чтобы она увидела и приняла меня настоящего.       – О да. И сейчас ты наверняка догадаешься, почему, – сказал я и тихо прошептал слова детрансформации.       Вспышка, превращающая героя в обычного человека, затерялась на фоне многих других и была замечена лишь одной-единственной девушкой, которая смотрела на меня со смесью шока и ужаса, со смесью неверия и счастья. Почему она обрадовалась? Я думал, она не захочет больше видеть меня после того, как я разбил ей сердце. Я хотел лишь показать ей, что она любила не меня, а маску, и потом, извинившись за причиненные неудобства, уйти прочь.       Но судьба распорядилась по-иному. Маринетт не стала меня прогонять. Напротив, она шагнула ближе и обняла меня намного крепче, чем я ее до этого. Она прижала меня к себе так сильно, словно ее переполняли эмоции. Возможно, она просто была рада тому, что провела вечер не в компании неизвестного парня, а своего когда-то обожаемого одноклассника?..       – Ответь мне, – вдруг тихо сказала она, – ты все еще любишь ЛедиБаг?       – Всем сердцем, – честно признался я, удивленный ее вопросом. Зачем она это спрашивает?       Отстранившись от меня и отойдя на несколько шагов, она вдруг сказала пару совершенно неожиданных слов и на моих глазах, озарившись розовой вспышкой, превратилась в…       – Моя Леди? – неверяще прошептал я, чувствуя, как кружится голова. Я смотрел и не мог поверить. Что это? Сон? Или все же реальность? Если да, то я и есть тот идиот, что посмел ей отказать?! Это себя я должен убить «Катаклизмом»? Зажмурившись, я помотал головой, избавляя ее от странных мыслей, и снова уставился на самую дорогую для меня девушку, которая оказалась неожиданно близко.       – Глупый Кот, – смущенно хихикнула Маринетт, когда я подлетел к ней, но не посмел притронуться и пальцем. Мне казалось это святотатством – прикасаться к девушке, к самой любимой девушке, чувства которой я так безжалостно растоптал не так давно. Я недостоин ее. Недостоин этой красавицы, этой потрясающей творческой натуры, работами которой я искренне восхищался, но не замечал ее саму, что именно с ней я каждый день спасал Париж. Опустив протянутые к ней руки, я сжал их в кулаки, ненавидя самого себя всем сердцем, и обреченно повесил голову. Я готов к любому приговору, моя Леди.       Она вдруг сама сделала последний шаг навстречу и заглянула в мои глаза, наполненные болью от осознания своей ужасной ошибки, и встала на цыпочки.       Дотянувшись до лица, она оставила на моих губах нежный поцелуй. Я замер. Она все еще любит меня? Она меня простила? Видя в моих глазах сомнение, она поцеловала еще раз, и еще. Она ласково касалась моих губ до тех пор, пока все мое неверие не исчезло, уступив место безграничному счастью. До тех пор, пока я сам не прижал ее к себе так крепко, как только мог, и не поцеловал ее в ответ со всей страстью, на которую только был способен.       Уткнувшись ей в волосы, я вновь вдохнул эту чудесную смесь запахов и облегченно рассмеялся. И как я мог не узнать этот восхитительный аромат своей Леди?       Легко подхватив драгоценную ношу на руки, я спустил нас в комнату. Ведь если слишком долго простоять на морозе, можно заболеть. Кто тогда вместо нас будет спасать Париж?       Юбка Маринетт снова красиво взметнулась, когда моя Леди сняла трансформацию. Я все еще не мог поверить своему счастью. Я нравлюсь девушке, которую так сильно люблю! Наши чувства всегда были взаимны! Однако если бы она сняла передо мной маску раньше, я бы не разбил ей сердце. Живо представив, как открываю ту злополучную дверь, за которой вот-вот превратится в обычную себя ЛедиБаг, как обнимаю Маринетт, как она видит мою детрансформацию и заглядывает в знакомые глаза, я помотал головой. Нет. Я все равно не стал бы этого делать. Она слишком доверяет мне, а я никогда не смогу предать ее доверие. Словно в ответ на мои мысли, девушка вдруг с благодарностью посмотрела на меня.       Будто бы и не было всей той боли, что мы причинили друг другу. Будто не было всех тех тоскливых сочельников. Будто мы всегда были вместе. Ловко приземлившись на кровать, я отпустил девушку.       Юркнув в спасительную теплоту родного одеяла, сопровождаемую моими объятиями, она быстро согрелась. Однако мы не отстранялись, наслаждаясь близостью наших душ.       Возможно, смысл супергеройских масок был не только в том, чтобы побеждать злодеев и показать Парижу настоящих себя, но еще и в том, чтобы всем своим существом проникнуться друг другом. Чтобы начать доверять напарнику, как самому себе.       – А ты перестала стесняться, – лукаво протянул я, сладко целуя свою Леди и получая трепетный ответ.       Смущение девушки, которое постоянно одолевало ее, когда она видела перед собой идеальную версию меня, постепенно растворилось в ворохе новых эмоций.       – Котенок, – нежно протянула она, запуская руку в мои волосы. – Мы были такими глупыми, да? Надо было мне раньше снять с тебя маску, Адриан.       Отстранившись, я тревожно заглянул в ее глаза.       – Ты, правда, простила меня? Я ведь растоптал твои чувства. Я думал, ты будешь меня ненавидеть.       – Я люблю тебя, Адриан, – прошептала она, – и теперь все остальное уже не важно.       – Ты потрясающая, Маринетт, – расплылся я в блаженной улыбке и поцеловал руку зардевшейся девушки, – я тоже тебя очень люблю.       А через несколько минут я, вновь надев на себя костюм Кота Нуара, последовал за моей девушкой к столу ее родителей. Мы снова весело смеялись, но теперь я чувствовал себя в их компании намного уместнее, ведь завтра к ним в гости собирался прийти Адриан Агрест, чтобы объявить о наших отношениях. И через несколько лет, заручившись согласием самой Маринетт, попросить у них ее руки.