***
— Добрый вечер, месье Агрест. — Добрый, добрый. Прошу прощения, позвольте вас покинуть. — Добрый вечер! — Добрый, мадам Лоран! Приятного вечера. — И вам, месье Агрест. — Бог мой… Мадемуазель Дюпен! Я никогда не видел её столь прекрасной, как в этот вечер. Никогда не видел её такой яркой. Я никогда не видел, чтобы столько мужчин желало с ней потанцевать. Но для них это всего лишь новый роман — право, им только дай шанс!.. Я никогда не видел её в этом платье. Не замечал, как искрятся её волосы в блеске огней. Она оглянулась, улыбнулась мне… Перехватило дыхание. Боже, каким же я был слепцом. Целуя её руку, скрываю смущение. Устремляю глаза вверх. Ах, эти васильки. Я видел их бесконечное множество раз, но почему-то именно сегодня они кажутся мне совершенными. — Месье Агрест, добрый вечер, — произнесла она с улыбкой. — Добрый. Вы изумительны, мадемуазель Дюпен. Признаться, я даже не узнал вас. Глупец, отпусти же, наконец, её руку! — Неужели? Впрочем, вы тоже изменились со дня нашей последней встречи. — Ещё десять минут назад я был уверен, что это не так, но сейчас… — Сейчас? — А сейчас я осмелюсь пригласить вас на танец. Леди в красном танцует со мной… И никого больше нет, лишь мы вдвоём. Я хочу, чтобы это длилось вечно… Но у меня ощущение, будто я едва знаю эту красавицу, что возле меня.***
— А ведь прошёл ровно месяц с вашего возвращения в Париж. И вы вновь в красном, как и месяц назад, — произнёс я с улыбкой, когда очередная тема разговора была исчерпана, а солнце, изрядно обагрившись, более не желало освещать сад возле моего дома. Сад, в котором вот уже целый месяц я проводил день за днём, вечер за вечером в компании прекрасной леди. — Мне не идёт? — серьёзно спросила Маринетт, будто для неё это было очень важно. — Ах, есть ли хоть что-то, что не подошло бы вам? — усмехнувшись, я встал перед ней и начал вглядываться в её глаза-васильки в попытках запечатлеть смущение девушки, которое непременно должен был вызвать мой ответ. — Не преувеличивайте, месье Агрест, — она отвела глаза и спрятала нижнюю часть лица за приоткрытым веером, таким же красным, как и её платье. Как бы вы ни старались, леди, вам не удастся скрыть от меня то, чего я желаю увидеть. — Признаться, я ждал этого дня, — она продолжила прогулку, а мне оставалось лишь следовать за ней. — Думал: «В день, когда мадемуазель Дюпен вновь будет в красном, я поведаю ей историю своей жизни». — Стоило ли ради этого так долго ждать? — не поворачиваясь, спросила Маринетт. — Поверьте, ещё как стоило! — не в силах быть далеко от неё, я ускорил шаг и уже через пару секунд её рука едва ощущаемо опиралась на мою. — И сколько же по времени займёт ваша история? — пусть теперь девушка находилась подле меня, розы, к сожалению, цветущие с другого бога, интересовали её больше. — Право, я могу уложиться и в два слова, но осмелюсь попросить у вас два предложения, — дабы привлечь внимание Маринетт, я позволил себе поцеловать её руку. — Что ж, я слушаю, — она с улыбкой взглянула мне в глаза и, вновь опершись на меня, более их не отводила. — С чего бы начать?.. Ах да. Я родился… — с важностью произнёс я, но рассказ мой был прерван едва слышным смехом. — Вы уверены, что двух предложений будет достаточно? — спросила девушка, не сводя с меня заинтересованных глаз. — Не так достаточно, как трёх, — с уверенной улыбкой ответил я. — Но я продолжу. Итак, я родился, вырос, был обучен всему, что мешает мне жить и по сей день… — Точка, — завершила мою мысль Маринетт. — Точка, — согласился я, взглянув на девушку. — А потом я встретил вас, — меня тут же приковали её васильки. Эти васильки были так близко, что я видел в них отражение заката и, будто бы заворожённый, был не в силах отвести взгляд, стереть с лица глупую улыбку или как минимум взять себя в руки. — Похоже, двух вам всё же не хватило, — произнесла она после небольшой паузы. — Да, — смущённо усмехнувшись, ответил я. — Я был бы рад, будь у меня в запасе ещё пара-тройка. Маринетт, до этого нежно опиравшаяся на мою руку, прошла вперёд и остановилась напротив. Вновь приковав своё внимание к розам и скрыв очевидное смущение за веером, она произнесла: — Представим, что они у вас есть. Глубокий вдох, Адриан! Отбрось робость — и всё будет так, как ты того желаешь. — Я встретил вас в тот вечер, такую… прекрасную, счастливую, — начав свою самую настоящую исповедь, я подошёл к Маринетт, но та, притворившись, что любуется цветами, украдкой поглядывала на меня, то опуская веер вниз, то вновь приподнимая его до самых глаз. — И я никогда прежде не видел столько мужчин вокруг вас. Не замечал, насколько вы изумительны, — наконец её васильки открыто обратились в мою сторону, но нижняя часть лица всё так же была скрыта за красным веером. — А когда вы взглянули на меня… вот как сейчас, и улыбнулись, у меня перехватило дыхание, — она убрала веер в сторону, открыв мне свою смущённую улыбку. И в самом деле стало трудно дышать. Но это пробудило во мне ещё большую смелость, и я продолжил, с каждым словом всё приближаясь к её лицу. — Никогда прежде я не чувствовал подобного. И поверьте, я никогда не забуду, как вы выглядели в тот вечер, — наконец я достаточно приблизился к ней, и, казалось, уже ничто не могло помешать мне завершить свою исповедь поцелуем. Внезапно мои уста столкнулись с закрытым веером, а Маринетт, то ли насмехаясь надо мной, то ли играя, произнесла: — Месье Агрест, мне пора. Я был поражён и оттого не мог сдвинуться с места, не мог понять, что значат её слова, как вдруг я услышал нежное «до завтра», полушёпотом сошедшее с её уст. Мои уже потухшие глаза вновь оживились и отчасти с одержимостью наблюдали за тем, как девушка направляется к воротам. — До завтра, Леди в красном! — с довольной улыбкой крикнул я ей вслед, а сам тихо прибавил: — Моя… Леди в красном.