stay

      — О чём ты думаешь, Юри? — Виктор тихо спрашивает меня, обнимая со спины и прижимая к себе. Я откидываю голову ему на плечо и таю от нежности его прикосновений, когда он гладит меня по щеке и легко целует меня в висок. Шум сильного дождя за окном отрезает нас от внешнего мира, заглушая посторонние звуки, и создаёт лишь наше с ним пространство. Поздней осенью всегда темнеет рано, но я не хочу включать свет, позволяя сумеркам окутать комнату. «Я думаю о том, как я люблю тебя, и о том, что я никогда не был так счастлив и несчастен одновременно» — вертится у меня на языке, но я проглатываю эти слова, произнося вслух полуправдивое «я думаю о нас». Виктор реагирует предсказуемо, со смехом зарываясь лицом в мои волосы. Маккачин укоризненно смотрит на меня, молчаливо обвиняя в трусости. Рой мыслей в моей голове растёт с каждой секундой, пробуждая задавленный страх, и я разворачиваюсь, пряча своё лицо на груди Виктора, и прижимаю его к себе с отчаянным желанием сохранить в памяти это чувство нашего единения. Виктор успокаивающе гладит меня по спине тёплыми руками. Это всё слишком похоже на прощание, и я не знаю, как разрядить обстановку. Виктор, наверное чувствуя моё смятение, задумчиво произносит мне на ухо:       — Ты сам не свой. Что тебя тревожит? Я молча качаю головой продолжая прятать лицо. Слова застряли в горле, а внутри у меня поднимается буря, и я боюсь потерять контроль. Я всё это время чувствую себя недостойным его. Недостойным его любви. Я отчаянно хотел справиться с собой, задавить эту мысль, удушить, растерзать в клочья, но она, казалось, становилась лишь крепче от моих стараний, и каждый день возвращалась, с извращённой нежностью обнимая меня, не позволяя пошевелиться. Вся моя жизнь была посвящена Виктору, я боготворил его, я обожал его, я мечтал быть рядом с ним. Всё это время меня толкала вперёд идея фикс, что в один прекрасный день я смогу быть с ним на льду, как равный ему, как соперник. Судьба распорядилась немного иначе, позволяя мне стоять с ним как его ученик, и в буквальном смысле как его родственная душа, и мне хотелось плакать от счастья. И выть от отчаяния. От моего слепого инфантильного фанатского обожания остались, пожалуй, лишь мои обширные познания о его истории фигурного катания. Я полюбил его иначе, узнав досконально, выучил наизусть каждое его движение, стал ловить каждый взгляд, понимать без слов каждую эмоцию. С детства я строил вокруг себя высокие стены, ограждающие от внешнего мира, посторонних людей, а Виктор с лёгкостью разрушил их одним лишь прикосновением, врываясь в моё сознание, делая меня уязвимым. Я не отпускаю его руки, когда мы вместе, не могу насытиться его присутствием, мне всё время кажется, что он исчезнет, если я отпущу его. Он прекрасен до умопомрачения, и я не могу поверить, что это счастье, этот чудесный, добрый, смешной, игривый, чудаковатый Виктор действительно принадлежит мне. Кажется, вот и сама проблема. Я не могу поверить. Я не могу перестать думать, что будет, когда ему наскучит быть рядом со мной. Я всё чаще чувствую себя слишком обычным рядом с ним. Я нежусь в тёплом свете, который излучает Виктор, и чувствую, как сам я угасаю день за днём от этих мыслей в моей дурной голове. Кажется, моё молчание слишком красноречиво. Виктор отстраняет меня от себя и обеспокоенно заглядывает в лицо. Я кусаю губы, до крови сдирая сухую кожу, и чувствую нарастающий ком в горле.       — Юри? — он кладёт ладонь мне на лицо и мягко поглаживает скулу. — В чём дело?       — Ты знаешь, — я стараюсь говорить громче, но выходит плохо, — иногда… Виктор молча ждёт, пока я соберусь с духом.       — Мне очень хорошо с тобой. И мне очень плохо, — наконец медленно выдыхаю я, выталкивая тяжёлые слова на поверхность, — я не могу успокоиться. Я не нахожу себе места. Я не могу заглушить поток мыслей. Мне всё время страшно, что когда-то ты разочаруешься во мне, что в один день ты молча уйдёшь, забрав с собой моё сердце, и мне останется лишь существовать в сером без тебя мире. И временами мне кажется, что я скоро сломаюсь. Я не выдержу этого, Виктор. Виктор смотрит на меня, не говоря ни слова, и я чувствую, что ему неуютно. В полумраке его лицо кажется ещё тоньше, чем обычно.       — Я не могу разобраться в себе. Мне хочется проводить с тобой каждую минуту, каждую секунду, но в то же время мне хочется исчезнуть из твоей жизни и никогда не возвращаться. — Предательские слёзы текут по щекам, и я держусь изо всех сил, заглядывая Виктору в глаза. — Что мне делать? Он молчит и растерянно смотрит на меня. Я стыжусь самого себя и закрываю лицо руками. Дождь за окном становится всё сильнее.       — Ты никогда не был со мной так откровенен, Юри, — Виктор нервно посмеивается, мягко опуская мои ладони от лица и вытирая мои слёзы, — это можно считать следующим шагом в наших отношениях? Я смеюсь сквозь слёзы, ловлю его руки и прижимаю к своим губам. Он смотрит на меня, и я безвольно тону в синеве его глаз.       — Ты мой, а я твой. Запомни, Юри. Это не изменится, — дрожащий голос Виктора гипнотизирует меня и я позволяю себе расслабиться, — Я хочу, чтобы ты верил в меня. В нас. Мы справимся, слышишь? Он прижимается своим лбом к моему и едва слышно шепчет:       — Я никогда не встречал никого, кто был бы даже отдалённо похож на тебя. Ты удивителен, ты уникален, ты дополняешь меня, меняешь, открывая те стороны, о которых я и сам не подозревал. Я люблю тебя, с каждым новым днём всё больше, не сомневайся во мне ни на секунду. Я молча киваю, не смея разрушить хрупкое настроение.       — Я всегда буду рядом, — он переплетает пальцы с моими и мягко целует, — я обещаю. Я слишком влюблённо смотрю на него, чувствуя, как бушующая буря во мне медленно и неохотно утихает. И обещает ещё не раз вернуться.