The National – I Nееd Му Girl
Эрен пребывал в отличном настроении, а если говорить точнее, то в чудеснейшем. У него внутри подрагивало сердце в предвкушении вечернего, отчасти феерического, празднества. Знаете, так бывает с каждым вторым. Когда вы думаете о чем-то грядущем и приятном, то вас распирает от всевозможных чувств, вы не в силах удержаться, и ваши губы и пальцы рук дрожат, грудь заполняется чем-то горячим, словно нагретые на солнце вьюнки заплетаются в ребрах. Пришла пора сказочного праздника – Рождества. Эрену казалось, что от нахлынувших чувств он вот-вот заплачет, не разрыдается, конечно, а сморгнет выступившую влагу и затем очень глубоко застыдится. В конце концов ему весной стукнет двадцать лет, он почти (ментально) дорос до Ривая, и плакать от переизбытка сентиментальности было бы по-ребячески. Однако это самое ребячество никуда не делось, и, возможно, без этой изюминки Ривай бы не положил на него глаз, хотя кто знает. – Дров нам хватит на неделю, так что не замерзнем, – войдя в узенькую прихожую, Ривай стряхнул с себя снег, снял теплое темно-серое шерстяное пальто и разулся. Эрен отклонился от спинки тканевого дивана и выглянул в маленький пролет, все еще не веря своим глазам. Сегодня их первое совместное рождество. О, как не умереть от сердечного приступа, ему ведь не пятнадцать-лет-отроду-господи. – А я составил список фильмов, которые мы могли бы посмотреть, – сообщил он довольным тоном. – Если в этом списке нет «Дракулы» Стокера, то можешь даже не просить смотреть с тобой остальные фильмы. Эрен внимательно просмотрел названия фильмов в открытом блокноте на ноутбуке. И подумал, что родители передали ему совсем неплохие гены. Он не забыл, как однажды Ривай нехотя проболтался о любимом кино. «Дракула» висел на почетном втором месте. Эрен заулыбался своей самой обаятельной улыбкой, а потом обратил внимание на мигающие уведомления в углу экрана. «Армин, ты так не вовремя» – Кино готово, можно подключить проектор. – Что, прямо сейчас? – спросил Ривай, складывая в своей манере аккуратно шарф. – Ну… Подумал, что подходящий момент. Ривай цокнул: – Йегер, в тебе нет никакой романтики, – он сказал это таким тоном, будто обращался к самому себе – он был далеко не романтичен. Ривай обладал врожденным шармом, только вот осознанно им никогда не пользовался. – Тогда я лучше разберу оставшиеся продукты, – Эрен поежился и отставил ноутбук на кофейный столик. Они вроде как начали встречаться с Риваем поздней осенью, когда городской парк залился коричневато-красными, желто-охристыми красками, утки в пруду понемногу перебирались на сено под мостками, потому что у них мерзли лапки, а продавцы мороженого и шаров закрывали лавки со сладостями и сахарной ватой. Если посчитать, то выходит совсем маленький срок. Но если отбросить все формальности, то Эрен знал его еще с давних пор, как знакомого матери и как дальнего родственника своей подруги детства. И всегда мечтал однажды начать с ним встречаться, только вот не думал, что это желание осуществится на девятнадцатое рождество в съемном домике у замерзшей узкой реки, подальше от надоедливой цивилизации. Занятия самобичеванием наконец-то прекратились, он надеялся, что Ривай пошел на этот шаг не из жалости к бедному щенку, у которого на мордочке было все написано черным по белому. За окном все еще светло, время переваливало за обед. Светло-серое небо не нагоняло тоску – Эрен любил всем сердцем пасмурную погоду зимой. Снег шел стеной, как летний ливень, серебряные снежинки стекали по миллиону невидимых ниточек жемчужными капельками очень равномерно, словно в замедленной съемке, и это буквально гипнотизировало. Окружавшие остроконечный домик, темно-зеленые высокие елки из-за валившего снега казались сероватыми и тусклыми, как и все остальные голые черные деревья. Ни одна веточка, ни одна хвойная лапа не шелохнулась за день – безветренная снежная погода была самой лучшей в декабре. Эрен готов был до самой темноты смотреть на зимний пейзаж. Поток мохнатых снежинок успокаивал, умиротворял, вызывая неординарные чувства, будто волшебство по-настоящему существовало. Как и «волшебная» обстановка в деревянном домике. Все было чертовски уютным и теплым, казалось, что такую атмосферу можно было найти лишь на снимках фотографов. Теперь же он сам был главным действующим звеном, от которого зависела встреча грядущего праздника. Гостиная, вмещающая в себя до четырех человек, сияла янтарным светом гирлянд, растянутых по всему периметру. Язычки пламени в камине исторгали тепло и жар, согревая изнутри домик. Узорчатый кофейный ковер в середине гостиной был завален бумажными пакетами с неразобранными продуктами и сумками. Плед в причудливый треугольник на соседнем кресле ничуть не выглядел старым, наоборот, Эрену он нравился, напоминая о вышедших из моды вещах, годов так восьмидесятых. Кактусы, не нуждавшиеся в частом поливе, сидели смирно в кривоватых глиняных горшках, расписанных этническими мотивами, и казались в дневном свете бутылочно-зелеными. Оленьи рога над выходом в прихожую стали пристанищем новогодних елочных шаров. Вместо большой елки они поставили в глубокую бирюзовую пятилитровую банку хвойные спиленные веточки, чуть принарядив их и оставив стоять на низеньком столике. Смежная кухонька со светлыми навесными шкафчиками, обеденным столом на двоих и маленькой духовкой отлично подходила этому месту. Оттуда уже потягивало приятным запахом свежей выпечки. В планы Эрена входило испечь песочное печенье, как обычно это делала его мать. Он просто хотел, чтобы Ривай отведал хотя бы маленький кусочек, запивая печенье любимым им черным крепким чаем. Все же центром нарядной атмосферы был сам Ривай. Немного отстраненный, спокойный, он дочитывал что-то важное по работе, сидя в том самом кресле со старым пледом. И Эрен привык видеть его таким, не требуя от него чего-то большего, например, навязанного внимания. Да и куда было спешить? Сегодня рождество, первый совместный уикенд, ночь сокровенных желаний и чудес. Эрену было даже как-то неловко: его «парень» взрослый сложившийся мужчина, а он все еще мальчишка, с глуповатыми мечтами и хотелками, которые явно попахивали максимализмом. И знал бы сам Один, как сильно он хотел понравиться Риваю. Как же мучительно было смотреть на него и понимать, что он перед ним такой идеальный, фарфорово-прочный, устойчивый и мудрый человек. Чертов эстет. Эрен даже боялся представить, как однажды он узнает, какие боксеры лежат у него в ящике – голубоватые, с мультяшными полумесяцами и идиотскими надписями. Боже, пускай Ривай вовеки их не увидит. Ближе к сумеркам, им доставили две огромные сырные пиццы. Ривай ни разу не отмечал рождество в прикуску с пиццей. Ладно, откровенно говоря, в осознанном возрасте он не праздновал в семейном кругу рождество. Ему было то некогда, то он просто уставал и ложился замертво спать с включенной одинокой елкой у себя в квартире. Что ж, пришло время салями и желтого сыра под звуки хлопушек, отблеск гирлянд и под глупый, до искренности заразный, смех Эрена. – Пойду загоню машину, – надевая пальто, сказал Ривай. Эрен кивнул, дожидаясь, пока тот выйдет за дверь. Когда же она хлопнула, то он со скоростью света бросился к пакету с хламом, роясь в поисках пучка рождественской омелы. Или сейчас или никогда! Вытащив вечнозеленый милый кустик с опалово-матовыми ягодами из шуршащего пакета, Эрен оббежал взглядом яркую гостиную в поисках надежного места. «Оленьи рога подошли бы!» Смекнув и подставив стул с кухни, он взобрался на него и, сделав узелок на ниточке, начал примерять кустик. Вот тут слишком высоко, тут сползает, а здесь мешает елочный шарик. Он даже немного расстроился, но когда входная дверь вновь характерно скрипнула и хлопнула, то это чувство перекочевало в замешательство. Ладошки вспотели. – Ты чего там делаешь? – Ничего особенного, – Эрен предал голосу как можно больше спокойствия, оставляя висеть зеленый кустик в кривом положении. Он быстро слез на пол и непринужденно улыбнулся Риваю. – И так хватает игрушек. – Одна просто упала. Ривай прошел в гостиную, а когда хотел поднять голову и посмотреть на рога, Эрен вдруг прикрикнул: «Нет-нет, потом посмотришь», – взмолился про себя Эрен. – Пожа-а-алуйста! Помоги мне. Он корячился у плиты с листом в руках, чувствуя себя последним придурком. Ну что такого было в том, чтобы открыто сказать: «Ривай, давай поцелуемся?». Или еще лучше, предложить поцеловаться под омелой. Раз они встречаются, то стоило бы попробовать?.. – Сейчас все вытечет, поставь, – бросив на обеденный стол разделочную доску, Ривай прихлопнул по ней, показывая Эрену куда ставить противень с ветчиной в клюквенном соусе. – Извини, я давно не был на кухне. Когда вернулся отец, то мама сама готовила, не допуская меня до этого дела, – признался Эрен, посматривая украдкой на Аккермана. Какой же он очаровательный в этом пуловере аспидно-серого цвета. – Глаза сломаешь, я все вижу, – Ривай поднял взгляд на мальчишку. – Перестань так нервничать, это всего лишь рождество. Йегер сглотнул комок, понимая, что напыщенное спокойствие не прокатит. – Что значит «всего лишь»? Для меня оно многое значит, – вдруг возмутился он. – Хорошо. Но я еще ничего не сделал. После слов Ривая Эрен почувствовал, как покраснел словно спелая вишня до кончиков ушей. Что это было?! Все, его войска разбиты, он готов выбросить белый, как чистый снег, флаг, готов капитулировать, черт возьми. Встречаться с человеком, который тебе так сильно нравится – это невероятно трудно. Когда за окном расстелилась непроглядная темень, они открыли бутылку хорошего виноградного вина, полусладкого и игристого. Эрен и не думал, что столь изысканный алкоголь придется ему по нраву. Но он был заведомо подвержен идее, что так на него воздействовало общество Ривая. Рядом с ним даже самая обыкновенная вода, простой чай становились вкусными, как бы странно это не звучало. А уж вино тем более. На скатерти с красной пунктирной лентой стояли бокалы, тарелки и рождественское блюдо. Из колонок ноутбука звучала приглушенная музыка, обстановка была что ни на есть праздничная и личная, а Эрену казалось, что на грамм интимная.Leslie Feist – Lover's Spit (7:34)
И пускай. Ведь ему хорошо, лучше некуда. Клюквенный соус кисло-сладко пощипывает язык на пару с вкусным вином, темного оттенка, Ривай о чем-то болтает, несущественном, но Эрена это веселит и бодрит. Он наконец чувствует себя вросшим в этот домик, в это место, оно напоминает ему сказочную сладкую хижину. Здесь все к месту, все уместно. Голос Ривая приятно звучит за столом, он почти не улыбается, но Эрен знает, что ему не обязательно это делать. – Представь себе, что сейчас где-то в параллельной вселенной, мы сидим и курим травку, – заговорил Эрен, опрокидывая бокал алкогольного напитка. – Придерживаешься данной теории? – поинтересовался Ривай, доедая остатки ветчины в сиропе. – И почему сразу травка? Может, мы бы играли в азартные игры. – На деньги. – На раздевание. – Так нечестно, ты бы сразу выиграл! – посмеялся мальчишка. – Вселенных много, пытайся, выигрывай. Йегер призадумался и потом продолжил: – В какой-нибудь из них мы бы ненавидели друг друга. – Это почему же? – Вот смотри, тебя бы наверняка бесили сопляки вроде меня. Неуверенные, сопливые. Фу. Или я бы ненавидел мужчин вроде тебя, мне бы они казались ужасными занудами и зазнайками, кошмар какой. – Кошмар какой, – повторил Ривай, замечая, каким раскрепощенным стал Эрен. Пацан не давал себе отчета, что он говорит, как ведет себя и какими глазами сейчас смотрит на него. И это он еще при памяти, не пьян. Замечательное вино. – Вот ты, какой идеи придерживаешься? – подставив бокал, спросил Эрен. – Мне нравятся все варианты, это интересно. – И ты отвергаешь существование единого творца? – А кто доказал, что он существует? Эрен пригубил вина и выдохнул. Что-то его не в те дебри понесло. Они ведь сейчас не на факультете философии. Нет, нельзя испортить вечер подобной чепухой. Что за ересь??? – Ой. Поговорим о чем-нибудь другом. – Например, о ветке поцелуев, – в лоб сказал Ривай, всматриваясь в раскрасневшееся как розовая малина лицо Эрена, и неважно отчего оно стало таким, от смущения или от выпитого алкоголя и съеденного сиропа. Всегда он так. Спрашивает внезапно, не давая времени на раздумья. В какой раз Эрен капитулировал под этим покоряющим все внутри взглядом иссиня-темных выразительных глаз. Эрену стало жарковато в свитере, он стянул его с себя, оставаясь в легкой футболке и комкая в руках вещь, при этом явно волнуясь. Нужно дать достойный ответ, не заискивая. – Ну, это древняя традиция. Еще со времен друидов… Ривай его перебил. – Эрен, я не прошу рассказывать мне всю подноготную растеньица. – Тогда что? – Ты повесил омелу в гостиной. – Да. Я повесил омелу, – храбрясь, признался мальчишка. И тут на губах Ривая проскользнула тень еле заметной улыбки. Он выжидающе посмотрел на него. – По традиции, в сочельник в… влюбленные, – Эрен заикнулся, – целуются под веточкой омелы, – а потом его прорвало на повышенный тон. – Да что в этом такого? Я не совершал преступления! Ривай встал из-за стола, сходил в гостиную и оттуда позвал Эрена, с празднично оформленной коробочкой в руках. – Иди сюда, а то я могу потерять его. Эрен проследовал в соседнюю комнату, замер на полпути к Риваю, глядя на ту самую коробочку в его руках. Видимо он решил не ждать полуночи и подарить подарок сейчас. Эрен перевел дух и подошел ближе, беря в руки упакованный кубик. – Я так же могу отдать подарок? – задал глупый вопрос мальчишка. – А мне казалось, что печенье это и есть твой подарок. – Ривай! Я не ребенок, прекрати меня постоянно задирать. Печенье – часть подарка. И ты его не попробовал… – Меньше болтай, – мужчина хмыкнул, кивая на подарок. Поглядывая на Ривая, Эрен раскурочил упаковку, снял ленточку синего цвета. Показалась плотненькая коробочка. Открыв ее, он сделал большие глаза и чистосердечно пришел в изумление. На дне коробочки лежали наручные часы матового оливкового оттенка со стильным циферблатом и прочным мягким ремешком. Выглядели они по-настоящему круто. – Подарок замечательный! Как ты догадался, что я давно хотел себе часы? – Эрен застенчиво посмотрел в лицо Риваю. Тот всего на всего пожал плечами, будто дарить подарки для него плевое дело. – Аккерманское чутье. Эрен хохотнул, примеряя часы. На руке сидели как влитые. – У меня нет Йегерского чутья, но были деньги и желание понравиться тебе, – мальчишка отошел на секунду к собственной сумке, доставая оттуда подготовленный подарок. Не такой строго оформленный, как у Ривая, но по размерам в два раза больше. Отдав ему вещь, он принялся наблюдать. – Так и будешь смотреть? Ривай немного помедлил с распаковкой, замечая на себе пристальный взгляд малахитовых глаз. Ему было непривычно. Да господи, когда в последний раз он перед кем-то раскрывал подарки? Перед дядькой Кенни в детстве, под его возгласы и дикий стеб, отчего потом убегал с мокрыми глазами к себе в комнату, думая, что у него самый отстойный подарок в сочельник. – Мне же интересно. А тебя смущает? – Ладно, не бери в голову. Расправившись с упаковкой, Ривай достал портативную вытянутую термокружку мятного цвета. Она была чудной формы, с вырезанным на корпусе листиком. Покрутил в руках, рассмотрел, а потом оценивающе посмотрел на часы Эрена. Вполне себе достойный подарок, равноценный. Эрен весь извелся: – Тебе не нравится? – Нравится. У тебя есть Йегерское чутье, – ответил сдержанно Ривай, меняясь в лице. От увиденных тонких морщинок, что собрались вокруг глаз Ривая, Эрен и сам растаял в улыбке, робко поправляя выпавшую из общего хвоста прядь темных волос. Риваю понравился подарок, куда дышать. Все читалось как на ладони. Эрену на первое время нужен был ведущий, тот, кто поможет сделать ему первый шаг в отношениях. И пускай он лично не говорил о таких вещах, это было написано на его лице. Он будто умолял в немом крике о помощи, потому что сам боялся сделать что-то не так. Ривай без лишних слов взял его за руку и подвел под зелененький куст омелы, с красными ягодками-бусинами. Мальчишка не отпускал его прохладную руку, ясно понимая, что сейчас должно произойти, и слегка склонил вперед голову – разница в росте смеялась над ними двумя. – С рождеством, Эрен, – произнес вполголоса Ривай, убирая прядку и обнимая ладонями посвежевшее счастливое лицо. Прикоснувшись губами в поцелуе, он прикрыл глаза, чувствуя желанный, наполненный дрожью, ответ. Они неторопливо целовались под омелой, обнимая друг друга и глубоко вдыхая аромат еловых веток, испеченного печенья, каминного тепла и остывшей пиццы. На языках вертелось игривое лопающееся вино и клюквенный загустевший сироп. У Эрена кружилась голова от пылких поцелуев, и оттого, что сегодня всю ночь они будут смотреть кино, есть, пить и болтать. Или выйдет так случайно, что они займутся любовью. А завтра… Завтра еще один день с Ним. И послезавтра. И спустя месяц, два, пять. Ведь они встречаются. Ведь они поцеловались под омелой. «С рождеством, Ривай»