Неизменное

      В Скайриме праздновала своё время долгожданная и волшебная зима, которую ждёт и старый, и малый. Для жителей Истмарка, Винтерхолда и Белого Берега снег — явление, конечно, обычное, но когда снег своей белизной одаривает земли более южных владений, снег становится чем-то большим, чем обычное явление. Зимой Скайрим становится похож на один большой сладкий рулет из земель, присыпанных снегом точно кремом, глаза нордов зажигаются радостью и добротой по отношению к соседям, врагам и даже зверорасам, к которым в обычное время они бы даже не подошли. Они прислушиваются к звукам метелей, успокаивают гнев и воскрешают в себе времена первых прибывших в Скайрим предков, которые жили рядом и всё делили с целой деревней: и печали, и радости.       На пороге уже стоял любимый праздник северян — Фестиваль Новой Жизни. Праздник, когда в домах собираются большие компании: друзья, родственники, соседи — все ходят в гости, принося поздравления, подарки, пожелания к принявшим их. Праздник, когда детей не загнать в дом, ведь только на Фестиваль бывает самая лучшая метель, в которой можно вдоволь побросаться снежками и воздвигнуть целую крепость около дома. Праздник, когда в тишине у камина обнажаются истинные чувства, когда не страшно признаться во всём, что копилось в душе почти целый год.

***

      В большом доме пахло хвоей и свежеиспеченными сладкими рулетами (Леталин трудилась над ними с самого утра). За окном снежная пурга заметала улицы каменного Виндхельма, а маленькие дети всё равно играли в снежки, сколько бы их не звали домой матери. Одна снежная душа тоже едва сдерживалась, чтобы не выбежать на улицу поваляться в снегу, а другая снежная душа удерживала её дома всеми возможными способами хотя бы до полуночи.       Адериен вновь (уже в пятый раз за вечер) бросила взгляд на тонкую эльфийскую фигуру, которая мельтешила вокруг ёлки с по-детски сияющими щенячьим восторгом глазами, рассматривая каждый из разноцветных стеклянных шаров, и слегка улыбнулась. Каждый год вот уже на протяжении пяти лет она наблюдала за этой предпраздничной суетой своей остроухой компаньонки, которая на каждый Фестиваль радовалась, подобно ребёнку. И каждый год не могла налюбоваться детской восторженной улыбкой.        Адериен считала, что Леталин всегда излучала ни с чем не сравнимый свет солнца, которое жило в ней вместе с природной аурой доброты и беззаботности. От яркой рыжей копны волос и до босых и вечно холодных розоватых пальцев ног — вся эльфийка состояла из скопления добродетелей. Смотря на неё, даже самая пропащая душонка (вроде самой Адериен) хотела стать лучше. С ней невозможно было спорить, на неё нельзя было обидеться, а уж разругаться до смертельной войны — совсем уму непостижимо.       Леталин всегда ассоциировалась у Адериен со сладким рулетом, который был её любимым лакомством, с тонким изгибом её любимого оружия — лука, с первой и самой прекрасной снежинкой, которая приземляется на нос, возвещая о приходе долгожданной зимы. Она ассоциировалась не только с этими вещами, но также и с безудержным весельем, и вечностью. Вечностью их безграничной дружбы, которая началась задолго до их рождения и продолжит жить после их смерти.       — Как думаешь, когда они уже явятся? — прозвучал счастливый голос остроухой, которая до сих пор разглядывала один большой серебристый шар, но никак не решалась его повесить; этот шар всегда оставался напоследок с тех самых пор, как в первый их совместный праздник Гильдия через Адериен вручила его Леталин. Последняя говорила об этом так: «Этот подарок слишком хорош, чтобы быть первым на ёлке, он должен завершать процесс и выделяться из кучи украшений», — из-за чего Адериен, коей привычкой было вешать всю красоту в первую очередь, невольно смущалась и предпочитала большую часть процесса по украшению ели оставить подруге.       Нордка, до того сидевшая в своём излюбленном кресле в любимом углу у окна дома, принадлежавшего давным-давно деду и бабке, а после ставшего домом жертвы виндхельмского маньяка, слегка повернула голову в сторону двери. Маньяка, кстати, поймали они с Леталин — он оказался имперцем, хозяином здешнего «Музея редкостей».       Нахмурившись, словно обдумывая что-то, светловолосая северянка скользнула взглядом по пейзажу за заиндевевшим окном — надвигались сумерки, — и снова перевела взгляд на подругу; морщинки на её лбу тут же разгладились.       — Ты задаёшь этот вопрос уже в третий раз за последние часа два.       — Правда? — эльфийка обернулась через плечо и озорно улыбнулась; она прекрасно знала, о чём говорит её напарница. — А я и не заметила, — и тут же она засмеялась так, как могла только рыжая снежная эльфийка: мягко, беззлобно, но очень заразительно, — от чего и нордка засмеялась в ответ.       — Гелебор у тебя — сама пунктуальность. Я просто уверена, что они не опоздают к празднику. В случае чего, Бриньольф придёт на запах сладкого рулета.       Последнее Адериен бросила слегка упавшим голосом; ей не нравилось пристрастие её заместителя к хлебо-булочным изделиям (в конце концов, от этого набирают вес, особенно в его-то возрасте). Каждый раз, когда Лунный Свет видела у рыжего вора булку хлеба, которую он предпочитал называть своими «важными делами», сразу же била по рукам и с гневным выражением (вместе с крепкими словечками в адрес как вора, так и его хлеба) уходила в поисках утешения во «Флягу».       Леталин, заметив перемену в тоне Адериен, отложила шар в корзину и быстро оказалась на подлокотнике кресла, положив руки на плечи нордки. Её синие глаза выражали беспокойство, но была в них и улыбка, которой она поддерживает светловолосую напарницу всякий раз, стоит той пасть духом. Адериен сделала бы для неё то же самое.       — Ну, и что это? Где наше праздничное настроение? Улыбни-и-ись, Ади! Ну-ка, быстро возвращай улыбку! — она сама попыталась «вернуть улыбку», потянув подругу за щёки и засмеявшись от увиденной картины.       — Ай-ай! — взвигнула со смехом северянка, схватившись за почти белые тонкие запястья эльфийки. — Ну, Лешалин! Пухти меня! — попыталась она воспротивиться, но ничего не выходило; Леталин была безжалостна ко всем, у кого пропадало настроение. В особенности, к ней.       Вместе подруги не заметили, как оказались на краю, а в следующую секунду — на ковре из шкуры снежного саблезуба, которого убил Довакин во время охоты с волчьей сущностью Адериен. Девушки замерли, распластавшись по обе стороны ковра, а потом засмеялись снова. Затем нордка легла на живот и посмотрела в глаза Леталин, повторившей это же действие.       — А помнишь, как вы с Зябликом сидели прямо здесь, а я — в кресле? Вроде не так давно было, а ведь прошло уже без малого три года.       — Ты хочешь сказать, когда мы с Довакином устали тебя просить присоединиться к чтению истории Кризиса Обливиона и стянули за ноги на ковёр? — глаза эльфийки-северянки заискрились от воспоминаний, пробудившихся в её голове.       — Ну, и это тоже, — усмехнулась светловолосая, скользнув взглядом по ели позади подруги.       Между Леталин и Адериен повисло молчание, но вовсе не неловкое, а совершенно обычное, позволяющее придаваться общим воспоминаниям, никак о них не говоря. Им было спокойно в обществе друг друга, не было неловких пауз, недосказанных слов и тайн — всё они делили на двоих, а молчание было их языком. На охоте за маньяком ли, при приготовлении ли сладкого рулета — они могли без слов высказать всё и понять действия друг друга. Наверное, не было ещё такого слаженного дуэта, как снежная эльфийка с необычным для её народа цветом волос и глаз и нордка с любовью к горячительному и всему, что плохо лежит.       — Знаешь, как нам повезло? — подала голос Леталин, когда большие напольные часы, сделанные в Сиродиле по заказу ещё для прадеда нордки (она достала их из захламлённого чулана, куда прежняя хозяйка их упрятала), пробили десять. Они молчали около получаса, просто вглядываясь в языки пламени и мерцание ёлочных игрушек; Адериен, правда, пару раз поднималась к столу, чтобы забрать одну-две бутылки Хоннингова мёда.       — Ммм?       — Мы с тобой знаем друг друга уже пять лет. Пять, Ад! — эльфийка показала руку с растопыренными пятью пальцами, будто подруга не смогла бы без этого представить колоссальность данного числа. — Мы ни разу не разошлись, ни разу крупно не разругались, Ад. Пять лет плечом к плечу — это же так… так круто!       Адериен слегка улыбнулась, пригубив из бутылки мёда.       — Всё потому что ты слишком меня любишь и жить без меня не сможешь, цветик, — ответила она, за что получила лежавшей на полу подушкой в лицо. — Ха-ха, да ладно тебе! Будто это не правда!       В Главу Гильдии Воров, которая держала в страхе всех богачей Скайрима (и даже некоторых торгашей в Вороньей Скале и Бруме), постепенно восстанавливая былое влияние Гильдии в Тамриэле, и которая спасла вместе с последними снежными эльфами и со Стражей Рассвета мир от Волкихарского клана вампиров, прилетела очередная подушка. Дальнейшие пересказы воспоминаний прошли в такой же тёплой шуточной атмосфере.       Когда дверь открылась, впуская дыхание зимы и троих мужчин, Леталин и Адериен мгновенно вскочили на ноги, искрясь от переполнявшего их смеха и поправляя платья и незатейливые причёски (будь то две внушительных размеров рыжие косы или же маленькая косичка, затерявшаяся в светлых волосах). Гости, что-то до этого бурно обсуждавшие, вдруг притихли, застыв на пороге с распахнутой дверью, и пришли в себя только когда Адериен, входя на кухню, с силой захлопнула дверь, что-то ворча себе под нос.       — Заказывали праздник? — спросил Довакин, крепко обхватывая своими большими руками свою хрупкую остроухую дочь.       — Нас, похоже, не сильно-то и ждали? — усмехнулся Бриньольф, кивая в сторону кухни с привычно-приподнятой бровью.       С кухни Адериен не слышала, что ответила вору Леталин, но явно что-то будничное и радостное, раз мужчина тут же оказался за спиной нордки, которая укладывала на тарелку сладкие рулеты, всё ещё ворча.       — Вы опоздали, — сказала она громко, думая, что он стоит где-то неподалёку.       — Ты с этими бормотаниями под нос похожа на бабулю, — раздался его голос у самого уха, отчего Адериен почти подпрыгнула на месте и, резко обернувшись, окинула его злобным взглядом. — Вот, уже морщинки собрались. Ад, ты чего? Не знаешь, что ли, что на Фестиваль нужно быть добрым и весёлым?       — Я добрая и весёлая, Бриньольф, — она уже не злилась, но всё ещё была недовольна, когда, взяв большую тарелку, прошла мимо него в зал с праздничным столом и с улыбкой выкрикнула. — Кто хочет сладкий рулет? Леталин очень старалась. Конечно, я ей помогала, но она бы и без меня с этим справилась. Зяблик, положил мёд! Сначала ты съешь что-нибудь, а пить потом. Мне что, Драконорождённого учить пить? Серьёзно?       Светловолосый норд засмеялся и сгрёб двух девушек в свои сильные медвежьи объятия, словно бы они были маленькими девочками. И Адериен, и Леталин было крайне радостно в его обществе, надёжно и весело. Довакин был названным отцом для Леталин, её поддержкой и опорой в незнакомом мире, а для Адериен стал неплохим соперником на время обучения в Высоком Хротгаре (хотя она и знала, что с исконным Драконорождённым ей не тягаться, но это было крайне забавно), добрым плечом в бою и хорошим собутыльником (хотя пить почти не умел). Он называл их «подрастающей сменой», которая всегда рядом, когда нет его. Но примерять шлем ни Адериен, ни Леталин не стремились, ну уж нет.       Довакин всегда приходил в гости к Адериен, где бы она ни была, в это праздник. Даже если на улице конец света, он приходил, ведь рядом с Адериен в этот день всегда была Леталин.       — Ой, да будет вам! Ребячество да и только! — завопила со смехом светловолосая, высвобождаясь из объятий и оправляя любимое платье, в котором она провожала Довакина на Солстейм.       — Да брось, Ади! — Леталин тоже оставила своего названного отца и обняла подругу со спины. — С Фестивалем Новой Жизни всех нас!       — С Фестивалем! — вторили ей мужчины.       — С Фестивалем! — отхлёбывая из бутылки, выкрикнула нордка. — А теперь давайте уже открывать подарки! Зря я, что ли, подарки упаковывала?       Все с большой радостью стали открывать свои подарки. Гелебор с радостью принял от Леталин её маленький подарок: две рядом стоящие на подставке фигуры из дерева, в которых угадывались черты самого Гелебора и Виртура (а также черты работы одного дреморы-торговца). Довакину Леталин и Адериен приготовили что-то куда более ценное, чем обувь и пена для бритья из Сиродила — две подруги преподнесли ему альбом с рисунками, сделанными их руками: здесь были и они втроём, и игра в карты между Довакином — который после этого проиграет, — и Кинтиром — слишком довольным для начала игры, — и многое-многое другое. Бриньольфу Леталин и Гелебор под дружный смех Зяблика и Адериен подарили самое практичное, что только можно подарить вору — септимы на счастье в грядущем году и рецепт вкусных блинов. А уже Адериен и Зяблик вручили ему со всем торжеством неплохую пару ботинок.       Адериен покосилась в сторону своего подарка для Леталин и улыбнулась. «Ей точно понравится», — подумала она и уже хотела было поднять цветастую коробку, как вдруг со стороны кухни послышался какой-то шум. Вся шумная компания уже давно пошла вынести еду на стол, но шум был явно не того рода. Насторожившись, Адериен поставила коробку на кресло и подошла к проходу в кухню.       — Ей точно понравится, Брин! — взвизгнула Леталин, явно в нетерпении осматривая что-то в кухне.       — После этого, правда, прибавится проблем.       — И грязи…       — И шума…       — И вообще спать как раньше она уже не сможет…       — Так, ну! — надулась Леталин, но посторонний звук заставил её засуетиться. — Шу! Тихо-тихо, малыш! Она же услышит!       — Кто услышит и что? — недоумённо оглядела гостей Адериен, приподнимая бровь.       Но тут мимо юбок светлого платья остроухой девушки мелькнул комок шерсти, с пронзительным писком прыгнув на платье нордки, доведя её до немого восторга и такого же радостного писка.       — Ну вот… — прыснул Довакин.       — С Фестивалем тебя, Ади! — засмеялась Леталин, поднимая маленького щенка на руки. — С Фестивалем от всех нас! О, — она обернулась на Бриньольфа и захихикала, — но в первую очередь — от него. Возьмёшь?       — Спрашиваешь! — фыркнула Лунный Свет, отбирая щенка и улыбаясь. — Ну что, готов стать моим верным псом? О, нас ждёт так много! Но, простите, я забыла одну важную вещь. Только теперь мне поможет мой новый кавалер.       Она исчезла в зале, оставив в недоумении гостей, но когда они последовали за ней, нордка протянула своей единственной на весь свет компаньонке цветастую коробку с большим бантом, придерживая другой рукой изворотливый комок шерсти.       — Леталин, моя дорогая и любимая Леталин, — улыбнулась она. — Мы знакомы уже пять лет — немалый срок, согласна? Пять лет мы отмечаем Фестиваль вместе, делим горести и радости. И в этот день я бы хотела напомнить тебе о том, как важна наша с тобой дружба для меня. Открывай, цветик.       Леталин всегда ассоциировалась у Адериен со сладким рулетом, который был её любимым лакомством, с тонким изгибом её любимого оружия — лука, с первой и самой прекрасной снежинкой, которая приземляется на нос, возвещая о приходе долгожданной зимы. И большая книга, страницы которой ещё не были заполнены, а обложка уже была украшена большой снежинкой на синем бархате, напоминала Адериен о её любимой подруге.       Книга, которая должна была стать их хранителем их истории.       Книга, которая лежала в этой коробке с цветастым бантом.       Только увидев её, Леталин подняла глаза, полные слёз счастья, на подругу и прошептала заветное:       — Спасибо, Ади.