Несемейные ценности

Кейт проверяет электронную почту два раза в день, утром и вечером: ждёт ответов на запросы от экспертов, новостей от друзей, ещё чего-то — сама не знает, чего именно. Но ей только предлагают купить спортинвентарь со скидкой, принять участие в опросе и увеличить член. В ящике пусто — как у неё в голове, как в её съёмной халупе на окраине Манхэттена. В прошлом году Кейт уже не отмечала ни день рождения, ни Рождество, ни Новый Год — но тогда было не до этого, всё вокруг вертелось колесом, а в этом просто… Впервые не хочется. Это же всё семейные праздники, а у Кейт Бишоп больше нет семьи. Утром двадцать второго декабря, в свой двадцать третий день рождения, Кейт привычно заглядывает в почту, стоя в ванной перед треснувшим зеркалом и шкафчиком с оторванной дверью, с зубной щёткой во рту. Одно входящее. Кто-то решил поздравить её ночью или прямо с утра? Кейт сплёвывает ядовито-мятную пену и открывает письмо. Читает его — вдумчиво, несколько раз. Не сразу понимает, что ждала совсем не этого, не хочет признавать, что разочарована и даже порывается написать в ответ, что «Хоукай Инвестигейшенс» сейчас не берёт заказов в Венис-бич, всего вам доброго, с наступающими праздничками, у Хоукая не просмотрены ещё два сериала. Потом сердито откладывает телефон в сторону и так же сердито полощет рот. Отказывать людям в беде Кейт всё ещё не умеет. А тут ещё и случай такой, как ножом по остаткам сердца. Ей пишет пятнадцатилетняя девочка, Энни Уильямс. Просит найти папу, который исчез четыре дня назад: телефон отключен, все вещи дома, возможно, конфликт с партнёрами по бизнесу. Просто уехал за рождественскими подарками и не вернулся. Кейт выгребает из ящика все накопления и садится за ноутбук, обкладываясь на всякий случай ещё и справочниками. Покупает билет на ближайший рейс в Калифорнию, пробивает информацию о мистере Уильямсе и его бизнесе, внимательно разглядывает чужие семейные фотографии. Потом собирается, быстро, кое-как, чтобы не опоздать. Хватает ноутбук со стола и выезжает в аэропорт на «Убере» — на карте ещё осталась бесплатная поездка. Оператор надоедливо поздравляет её с наступающим, и от этого хочется сплюнуть. *** Руки с похмелья почти не дрожат — пожалуй, это стоит записать в список своих лучших достижений за год. Бишоп, похоже, снова забыла зарядить телефон и не подходит к двери. Может, спит так, что не слышит, даже если стучать ногами. Джессика закатывает глаза и лезет в карман за ключами. Как у неё завелись ключи от квартиры Кейт, она не помнит, но факт остаётся фактом. Спасибо, что мудацкий фиолетовый брелок сердечком отвалился. Здесь можно чувствовать себя как дома, и дело не в гостеприимстве и прочих соплях — у Бишоп в квартире такой пиздец, будто она тоже бухает и бьёт стены кулаками. Впрочем, за неделю, что Джесс её не видела, можно было начать. Постель на разложенном диване смята, в холодильнике тухнет одинокий йогурт, рюкзака и лука нигде нет. Куда-то усвистела и даже не позвонила. Джесс пинает табуретку и подходит к столу — хочет оставить флэшку с записью прослушки разговоров Дерека Бишопа прямо здесь, потому что ему и в голову не придёт, что его дочурка живёт и выживает там, где даже клопы передохли. Цепляется взглядом за жёлтые страницы раскрытого справочника с торопливой заметкой на полях — номер рейса, время вылета. Интересовалась калифорнийскими номерами. Один хрен потом переться в Боулдер. Отпустишь её одну — неизвестно, чем песня кончится. Джесс суёт флэшку в карман джинсов, закрывает квартиру и уходит. *** С Клинтом Кейт не разговаривает четыре месяца и девять дней, и совершенно честно не думает об этом. Джессика просила её не дёргать недельку-две, и если Джессика так сказала — её лучше реально не дёргать. Калифорнийские друзья поступили чисто как Юные Мстители — уехали куда-то на праздники вчетвером, решив дружить без пропащей Кейт. Так всегда бывает в больших типа дружных компаниях: только ты исчез с радаров больше чем на десять дней, как тебя вычёркивают из списков приглашённых на тусовку. И из памяти. Просить о помощи некого, так что в этом деле Кейт уж точно взрослая и самостоятельная. «Самостоятельная» звучит круче, чем одинокая. И матерится она совсем как взрослый настоящий детектив, когда допрошенный с пристрастием деловой партнёр мистера Уильямса раскалывается: пропавший мужчина недавно заикался о Боулдере. Проклятое, блядь, место. Ничего хорошего не жди. Но Кейт несётся туда одна, без огневой поддержки. Нужно же успеть вернуть папу девочке к Рождеству. Даже если придётся одной драться против организованной группы бандитов, с луком против стволов — в первый раз, что ли? Не приходится. Промотавшись по городу, а потом проморозив задницу в засаде несколько часов по заветам Джонс, Кейт отслеживает мистера Уильямса у отеля. Довольного жизнью, в яркой спортивной куртке, в обнимку с лыжами и юной блондинкой, ничуть не похожей на скучненькую домохозяйку миссис Уильямс. Она делает несколько фотографий, убирает фотоаппарат, и выкрученный зум противно жужжит. Вдруг всё становится противным: и мистер Уильямс, и рождественская музычка, звенящая отовсюду, и радостные рожи туристов. Боулдер Кейт Бишоп ненавидит уже давно. В горле что-то вдруг гадко сжимается, до тошноты, и Кейт, покидая насиженное место и отряхивая джинсы от налипшего снега, даже не сразу понимает, что. Просто хочется скорее вернуться в свой обшарпанный «офис» и запить это чем-то крепким и горьким. *** На двери «Хоукай Инвестигейшенс» внезапно обнаруживается приличная табличка. Зато не обнаруживается самой хозяюшки, упорно играющей в детектива, и Джессика долго раздумывает, ломать замок или нет. Ключей от этой двери у неё как-то не завалялось. Сломать, с одной стороны, хочется. С другой стороны — Кейт и не просила её тащиться в Венис-бич. Что это вообще было? Что за дебильный хоукайский поступок — пересечь страну ни с хуя, а не дождаться её в Нью-Йорке? Джессика добивает содержимое термоса, разворачивается и решает, что ей просто хочется поскорее отвязаться от Кейт и её замутов. Ведь Бишоп способна сорваться по делам, а сама зависнуть с друзьями хоть на три месяца. Друзья. Она вспоминает о них, идёт к соседней двери и дёргает ручку магазинчика той крашеной, Рамоны, со всей дури. Только потом читает объявление — магазин закрыт на все праздничные дни, хозяйка в отпуске. Бросает оторванную ручку в слякоть и бредёт дальше по улице. К бару. Чем хорошо в Калифорнии — Рождество здесь не похоже на Рождество, никакого тебе снега и гирлянды не бросаются в глаза на фоне вездесущих неоновых вывесок. Только в углу бара стоит сиротливая мелкая ёлка в дешёвых фиолетовых и сиреневых шариках и драной мишуре. Намахивая третий стакан и пропуская мимо ушей ссору какой-то парочки в углу, Джессика сверлит ёлку взглядом и думает, когда эти оттенки стали ассоциироваться не с чем-то (вернее, с кем-то) поганым, а с этой дурной девахой. Телефон у неё, кстати, всё ещё — или снова — выключен. Может, накидаться в одиночку где-то в Калифорнии в Сочельник — ещё и не самый плохой вариант. По крайней мере, никаких неожиданностей, никаких знакомых и — традиционно — никакого смысла. Но, едва Джессика успевает так подумать, в бар вваливается знакомый. Ей, впрочем, знакомый неблизко — зато она зачем-то помнит, что Кейт Бишоп, обратившись к ней за помощью, не разговаривала с Клинтом Бартоном уже три месяца и одиннадцать дней, и, конечно, совсем о нём уже и не думала. Всё встаёт на свои места. Вот куда Бишоп сорвалась, всё с ней ясно. В двадцать три такие вещи, наверное, ещё важны. Как и это ёбаное Рождество, день рождения, Новый Год. — Эй, — окликает она Клинта, заказавшего два кофе на вынос. Кофе. В баре. Будто больше негде. — Передашь Кейт одну хреновину? Он её, кажется, даже узнаёт не сразу. — Кейт? — Клинт хмурится так, что с брови отклеивается пластырь. — Я её уже полгода не видел. Что-то случилось? — Не, — отвечает Джессика. — Сладкого Рождества. Она наблюдает, как Бартон забирает стаканы. Оборачивается к стеклянной витрине — в машине маячат чьи-то рыжие лохмы. Полгода. — Четыре месяца и одиннадцать дней, — цедит Джессика себе под нос, когда он наконец уходит, и у неё вдруг чешутся костяшки пальцев. Зудят под перчатками до белых искр перед глазами, и ещё сильнее — от того, что мужик в углу уже совсем не стесняясь орёт на свою плачущую подружку. — Четыре месяца и одиннадцать дней. В двадцать три года такие вещи ещё важны. *** С утра Кейт кристально ясно, зачем частные детективы пьют по-чёрному. С похмелья так ненавидишь всё и всех, что гадости говорить легко и приятно. Башка трещит, как злоебучий праздничный фейерверк, когда Кейт выкладывает на стол перед Энни Уильямс фотографии её папаши и говорит: — Добро пожаловать во взрослую жизнь. Слова какие-то не её. Подцепленные от Джессики в очередное утро после пьянки, наверное. Девочка старается не плакать — и не плачет, и Кейт от этого ещё злее трёт висок. Деньги с неё брать не хочется, но в итоге она всё же называет сумму — на бутылку «Джека» и большую пиццу. Дверь скрипит пронзительно, на разрыв барабанных перепонок. А потом Кейт собирается и выходит на улицу. Шатается по Венис-бич, пытаясь проветрить голову подальше от закрытого магазина Рамоны, пустого почтового ящика, молчаливого мобильника, на который пару раз звонила Джесс — наверняка по делу, но сил думать об этом сейчас нет. В голове раскручивается одно и то же, неуловимое и мерзкое, как зимний ветер с моря. Может, с мамой в Боулдере всё тоже случилось… не так. Может, в её семье произошло вовсе не то, что она себе надумала. Или — чем чёрт не шутит — вообще ничего не происходило. Как с этим мистером Уильямсом. Может, у неё никогда и не было настоящей семьи. — Добро пожаловать во взрослую жизнь, Кейти, — говорит себе Бишоп и заруливает в единственный открытый поздно вечером в праздник магазинчик. Через час она возвращается домой. Стаскивает толстовку через голову, вскрывает бутылку «Джека» почти со злостью, загружает в ноутбуке вместо какой-нибудь рождественской милой белиберды «Бойцовский клуб». В этом году Кейт понимает, почему Джессика Джонс не празднует Рождество. Она быстро убеждает себя, что ходить по пустым, без единой рождественской фигнюшки, комнатам лохматой, в лифчике и джинсах, с кружкой, наполненной бухлом, — весело и оригинально. И вообще ей самой хотелось сегодня побыть совсем-совсем одной. Настолько, что даже разносчика пиццы видеть не хочется — наверняка же если и приедет, то в шапке Санта-Клауса. Но организму на душевные страдания как-то плевать, он просит еды. Кейт даже не успевает поудобнее устроиться за ноутбуком, готовясь посмотреть, как воображаемый Брэд Питт лупцует мужиков. Едва она заносит палец над номером местной доставки пиццы, как в дверь кто-то люто стучит ногой. Она думает, что ей померещилось. Отпивает из кружки. Стук повторяется, и приходится подняться и открыть. Кейт ждёт кого угодно и чего угодно. Хоть ублюдков из космоса, но не того, что она видит. — Хоу-хоу-хоу, — пьяно басит Джессика Джонс, переступая порог. Наверное, она стучала ногами потому, что обе руки у неё заняты. Или потому, что это такая особая профессиональная вежливость частных детективов. Кейт стоит сбоку от двери, не сразу догадываясь её закрыть. Смотрит на Джесс круглыми глазами, пока та следит на полу грязными ботинками, водружает на письменный стол общипанную ёлку в фиолетовых и сиреневых шарах, ставит рядом с бутылкой «Джека» её сестру-близнеца. Кейт не очень смыслит в сатанинских ритуалах, но, оказывается, чтобы вызвать Джессику Джонс, даже пентаграмму вискарём рисовать не надо. Достаточно просто открыть бутылку. — Я увидела эту блядскую ёлку, — оповещает Джессика прежде, чем Кейт может открыть рот. Разматывает шарф и утирает разбитую губу тыльной стороной ладони. — И как-то сразу подумала о тебе. — Чертовски мило. Не думала, что скажу тебе это. — Будем считать, что я этого не слышала. — Ты же ненавидишь Рождество? — И ёлки. Кейт шлёпает по грязному полу на кухню, пока Джессика вешает куртку и забирает ноутбук на диван. Берёт с полки вторую кружку, слыша, как Джесс по-хозяйски клацает тачпадом и запускает фильм. Открывает ящик, решив сразу захватить нож для пиццы — и смотрит долгим взглядом на ключи, которые когда-то давно собиралась отдать другому Хоукаю. — С Рождеством тебя, кстати, — роняет Джесс, когда Кейт возвращается в комнату, и кидает ей какую-то флэшку. Кейт не поздравляет Джессику — Джессика ведь не празднует Рождество. Она просто суёт флэшку в карман и бросает ей в ответ ключи от «Хоукай Инвестигейшенс».