***
…Кораблёв поставил на журнальный столик, покрытый газетой, скворчащую сковороду с яичницей, банку соленых огурцов-помидоров, бутылку водки, две граненых стопки и плюхнулся на жалобно скрипнувший старый диван. Белый кот неодобрительно покосился на Анисина, чихнул и удалился за сервант. — Интроверт он у меня, — пояснил Кораблёв, откупоривая консервацию. — Не любит общество. Даже моё. Предыдущий повеселее был, ластился, а этот вечно всем недоволен. — Майор швырнул в шкаф тапок. — Придурок мохнатый, ты жрать будешь? Учти, сегодня больше кормёжки не будет! — Получите преимущество при покупке! — рявкнул у соседей за стенкой телевизор. — Только в апреле… Кот тут же вылез из-под серванта, смерил людей презрительным взглядом, прошёл мимо миски с кормом, вспрыгнул на спинку кресла, свернулся клубком и сделал вид, что спит. — Под стать хозяину, — заметил Анисин. — Я тебя в последнее время довольным-то ни разу и не видел. Ворчишь и ко всем придираешься. Смотрю, даже Курочкин тебя избегать стал. Кораблёв кисло улыбнулся и почесал в затылке. — А чему радоваться, Ваше превосходительство? В унынии пребываю: жизнь не радует, на душе муторно. Все вокруг суетятся, что-то делают, решают, а мне даже с дивана поутру вставать не хочется. Что же до Фёдора… Неважно, в общем. Знакомая картина, товарищ майор. Пытаетесь отвлечься, решая детективные задачки? Что ж, похвально. Тут самое главное — в крайность не удариться. — Депрессия, — кивнул Анисин. — Понятно все с тобой. Наливай уж. — Угу, — водка забулькала в стаканчиках. — Но я тебя сюда не бухать звал, если что. Так это, ради приличия. С Фёдором-то теперь не выпьешь… — Чокнулись, опрокинули, закусили. Кораблёв сморщился. — А всё почему? Правильно… Если разбираться детально, семейная жизнь — это зло. — Чего-чего? — переспросил Анисин, подцепляя вилкой кусок еще горячей яичницы. — Откуда выводы-то такие? — Зло, — уверенно повторил Кораблёв. — Да потому что убедили все себя, что человек — существо парное, а в убеждении этом большой изъян кроется, понимаешь? — Он снова наполнил стопки. — Выпьем! Выпили. Молча опустошили пол-сковороды — пауза явно была неловкой. — А в чем изъян-то? — Анисин всё же нарушил молчание, выудил из банки огурец и с аппетитом им захрустел. — Потому что эта парность нужна не всем, а кому-то и вовсе противопоказана! Мне, например! — выпалил Кораблёв. — Я это опытным путём выяснил. Долго, кстати, мучился, заставлял себя с кем-то сходиться, что-то вместе делать, и зря! — А кот? — заинтересовался Анисин предложенной теорией. Не стоит психовать, майор. Нервные клетки медленно восстанавливаются. Кораблёв задумчиво посмотрел на выловленный из банки здоровенный мясистый помидор, потом, решившись, положил его на тарелку, аккуратно проткнул кожицу вилкой, размял в кашицу и принялся макать в неё хлеб. — Кот? Ну ты сравнил! Кот — он гораздо лучше, он разговаривать словами не умеет. Мой, по крайней мере. Женщины молчат редко. — Ну они и молчать умеют выразительно, — Анисин долил водки. — Не знаешь даже, чем на это всё ответить можно. Так что давай выпьем. Будь! — Угу, — Кораблёв отставил пустую стопку и неожиданно зло произнёс: — Баба, она ж всегда сверху! Сначала старается тебя поработить, а потом доминировать! И унизить… Что ж вы так, Леонид Николаевич, почему сразу «унизить»? Где здесь унижение? Каждому нужно соблюдать контроль над ситуацией. — Да ладно тебе, — Анисин махнул рукой. — Это обоюдное стремление. Общечеловеческая черта. Проявление эгоизма и фиг знает, чего ещё. — Ну не скажи, — возразил Кораблёв. — Вот, Фёдор, к примеру. Хороший же был парень… когда-то. Весёлый, душа компании. А сейчас? Да он как с Ольгой в прошлом году сошёлся, все, можно сказать, заживо себя похоронил! Ремонт в квартире сделал, хай-тек, тьфу! Машину свою продал, чтоб денег на ремонт насобирать, ты можешь себе представить? Машину продал! Берлогу свою в гнездышко превратил! — А что в этом плохого? — удивился Анисин. — Хозяйственный он, значит. Завидовать надо, а не жалеть! — Да ты посмотри на ситуацию объективно! Ольга эта малахольная Фёдора с его пространства вытесняет, под себя подстраивает… Ремонт он только ради неё и затеял, нормальная у него хата была, уж получше моих хором, — Кораблёв обвел рукой тесную комнатушку, заставленную старой мебелью. — Но ему ж теперь носки положить некуда, по струнке ходит, пылинки невидимые отовсюду сдувает — сам не так давно жаловался. — Стремление к порядку — черта положительная, — заметил Анисин, вспомнив уютную квартирку Маши, и невольно сравнил её жилплощадь со своими «апартаментами», которые по степени убожества не так уж и отличались от одиннадцати квадратных метров майора. — Да хрен с ним, с ремонтом, — Кораблёв со звоном бросил вилку в тарелку и уставился на Анисина. — Не суть важно… Ольга детей от Курочкина требует! Такой спектакль устроила с уходом-возвращением и добилась своего! Да какие дети в его возрасте, скажи мне, пожалуйста! Не получилось в двадцать лет, ну в тридцать — в сорок-то с лишним зачем? Чтоб одноклассники твоего ребёнка — если он будет, конечно — тебя дедушкой звали? Это ли не идиотизм? «Прорвало плотину, — с сожалением подумал Анисин. — Теперь, пока не выговорится, о деле и не вспомнит. И ведь не объяснишь ему, что Фёдор имеет полное право жизнь свою проживать как хочет. Вы, товарищ майор, тот еще собственник!» Кораблёв между тем окончательно завелся, треснул кулаком по столу, отчего вроде бы спящий кот прижал уши к голове и заколотил хвостом по спинке кресла. — Думал ли Фёдор, когда планировал совместную жизнь с Ольгой, что есть он отныне будет по графику и только овощи? Он же оперативник, капитан полиции, а как начнёт по звонку хрумкать свои салаты, так уж и не знаешь, как его и назвать! Кролик, мать его! — выдохнул Кораблёв и снова налил водки. — Мне даже бутерброды с колбасой есть перед ним совестно, смотрит как на врага народа. А о работе он теперь даже не вспоминает, идей никаких не генерирует, чуть что: а можно я сегодня пораньше уйду? а мне в центр планирования семьи надо, хорошо? Слушай, Анисин, ну вот как можно на это все спокойно реагировать? А мне сейчас Федькина помощь не помешала бы… Нутром чую, х… рень творится какая-то! Реально. — Рассказывай, — кивнул Анисин. — А то я пока ничего не понял из твоих душевных разговоров. Не Курочкина ж ты призываешь у Ольги похитить… Востребованный ты специалист, Анисин! И автослесарь, и детектив, и психотерапевт по пятницам.***
Когда Анисин приблизился к сидевшему у пруда Важнову, тот даже головы не повернул, так и кидал подплывшим уткам раскрошенный батон и тяжко вздыхал. Понедельник, как говорится, и так день тяжёлый, а если ты ещё и в бегах… Не так давно и сам был в подобной ситуации, как тут не посочувствовать? А деду ведь уход нужен, с его то состоянием здоровья. — Вот смотрю я на этих тварей водоплавающих, Слава, и думаю: до чего ж они на людей похожи! Привыкли к халявному хлебу, сами себе пищу не ищут, естественные инстинкты оттого и ослабли, совсем ленивые птички стали, ручные, глупые, врагов даже не боятся, а надо бы. Это и меня касается, кстати. …По аллеям Таврического сада неспешно прогуливались люди, неподалеку устроили фотосессию молодожены. Анисин краем глаза смотрел как рослый жених кружил на руках хрупкую невесту в золотистом платье и венке из цветов — красиво, романтично, пусть и банально. Еще и погода прекрасная: тепло, солнечно. Живи да радуйся. Тем временем, рядом на каменных ступеньках устроились две мелкие конопатые девчушки и их рыжий папаша. Младшая с укором посмотрела на Важнова и продемонстрировала ему холщовый мешочек. — У нас комбикорм вообще-то есть! Уток нельзя булками кормить! — и с готовностью отсыпала крупу в протянутую заскорузлую ладонь Иваныча. — Вишь, какой юный натуралист выискался, орнитолог, — похвалил девочку старик, швырнул корм стае собравшихся птиц и, кряхтя, поднялся. — Прогуляемся, Слава. Дело есть. Обещай выслушать до конца, прежде чем помогать согласишься, а то знаю я тебя! — Надо полагать, — кивнул Анисин и зашагал следом за Важновым по дорожке. — От первого лица хотелось бы историю выслушать, а то слухи разные гуляют, — но от шпильки все равно не удержался: — Не хочешь больше в одиночку партизанить, а, Иваныч? До меня снизошел? А я уж думал, соломенной смерти страшишься. — Не гневись, Слава, — хитро подмигнул ему Важнов. — Не серчай. Так надо было, всё скоро тебе объясню. «Приключений под конец жизни захотелось, — подумал Анисин. — Викинг какой выискался! На поединок кого-то вызвал, о Вальхалле мечтает!» — Ну предположим, — не стал спорить Анисин. — Но как ты от ментов-то ушел, расскажешь? Как Карлсон — через форточку? Неужели правда всё? — Ей-богу, Слава, правда! В окно на кухне вылез, не в форточку, но страху натерпелся, — пожаловался Важнов. — Лет двадцать точно по крышам не прыгал, юность свою бурную вспомнил. Голова кружилась — жуть! Но, главное, протез не подвёл… Я ж как Феденьку Курочкина с майором в глазок увидал, сразу понял, что на старой развалине все стрелки сошлись, и хотят эти доблестные господа аресту меня подвергнуть, потому как следователь подозревает, что вывез я Стёпку Мыльникова в лес и застрелил. — Важнов шутливо толкнул Анисина в бок локтем. — Подозревает меня твой следователь, да? Разумеется, Анисин Машу ни о чем таком не спрашивал, она — тоже, да и к моменту её появления на кухне криминальные новости уже закончились. И вообще, будучи голодной, Маша больше интересовалась блинчиками со сметаной и горячим чаем, поэтому Анисину пришлось довольствоваться лишь ее репликами телефонного разговора с Кораблёвым, из чего удалось узнать немногое, но любопытное. — Ну так люди фильмец интересный посмотрели, с тобой в главной роли, понаблюдали как ты в Выборге у входа в кафе Мыльникову пушкой угрожаешь, в машину его садишь и увозишь куда-то. Логично предположить, что на лесной полянке оставил его именно ты, Иваныч. Может быть, перенервничал, понял, что брать с него нечего и — хлоп! — к праотцам Степана Александровича… чтоб другим неповадно было. Важнов резко остановился и достал из кармана телефон. — Слава, ты мне номерок Маруси продиктуй, а то я забыл, память-то уже не та. Поговорить с ней хочу. «Или пан, или пропал, третьего не дано», — мелькнула в мозгу мысль, прежде чем Анисин согласился. Значит, снова завертелось всё, закружилось… — Марья Сергеевна, категорически вас приветствую, — Важнов присел на ближайшую скамейку. — Это Алексей Иванович беспокоит, вроде как встреча у нас с вами намечалась, ребята с сообщением от вас приходили, но я так спешил, так спешил! Простите, но никак не могу подойти, вот никак! Анисин огляделся. По-прежнему, ничего подозрительного: детишки на роликах, мамочки с колясками, бабульки с собаками. Никто на них с Иванычем внимания не обращает, уши не греет. — Вам разговаривать-то удобно, Марья Сергеевна? Не отвлекаю? Хорошо… Скажем так: знакомые знакомых рассказали. У них и телефончик ваш узнал. Нас же тогда, в славном девяносто девятом, Костик Бородинский познакомил, помните? Заказное у нас было, конкурента я тогда… Помните? Отлично. Так что на правах давнего поклонника вашей красоты и вашего ума скажу: был бы рад пообщаться, но увы… Анисин словно воочию увидел, как Маша замерла в напряжении, стремительно анализируя ситуацию и стараясь понять, правду ли ей говорят или нет. — Ну что вы, Марья Сергеевна… С моим-то здоровьем… Три года ремиссии, да вот опять… Понимаю, все понимаю, со всем согласен, но к вам не приглашайте. Однако можете быть уверены, что не я дуралея этого, не я… Поговорил я с ним и там же, в Выборге, из машины своей высадил, живёхонького. Если б он меня послушался, то все, возможно, сложилось бы иначе, — Важнов, поморщившись, достал из внутреннего кармана пиджака обезболивающее. — Так что простите ещё раз, Марья Сергеевна. Не там ищете. Перезвоню вам при первой возможности. До свидания. И что ты скажешь Маше, друг Анисин? Что Алексей Иванович тебе как отец родной, оттого ты ему и веришь, несмотря на солидный мотив и улики? А ведь скоро придётся. Если ты, конечно, сам убийство Мыльникова не раскроешь.***
…Паззл всё никак не складывался: то ли с деталями он ошибся, то ли с общей картинкой. И, как всегда, умственное напряжение вкупе с алкогольными возлияниями дало ожидаемый эффект. — И долго мне так лететь? — поинтересовался Анисин у пустоты, но пустота, конечно, не ответила. Падение в бездну — замечательный сюжет. Снова смерть, небытие… что там следующее по списку? Эзотерика какая-то. — Это движение из ниоткуда в никуда, — пояснил Анисину внутренний голос. — Пить надо меньше. Жди теперь, пока не отпустит. — У меня уже в ушах звенит! — возмутился Анисин. — Что за сны пошли такие, без музыкального сопровождения? Из ниоткуда в никуда падать было бы куда как приятнее под джазовые композиции! Кстати, ты не в курсе, если мы так и будем с тобой разговаривать, у меня диссоциативное расстройство не возникнет? — Почем я знаю, — огрызнулся внутренний голос. — Ты же меня без конца дергаешь, не я тебя. Вопросы странные задаешь. — А кого ещё спрашивать? — искренне удивился Анисин. — Кстати, почему здесь стало так холодно? Мы не только к пустоте стремимся, но и к абсолютному нулю? — Отходняк, — вздохнуло более умное «Я». — И одеяло к тому же на пол упало. Просыпайся уж, завязывай на сегодня с театром абсурда. Анисин проснулся резко, как от толчка. Рядом с подушкой лежал кот и подозрительно щурил глаза. Соседи в дальней комнате, судя по вибрации колонок и шумным возгласам, спать и не собирались. Пять утра — ни к селу, ни к городу, да ещё похмелье, сушняк. Анисин встал с дивана, покосился на скрючившегося на раскладушке Кораблёва, потянулся за припасенной с вечера бутылкой минералки и шуганул с подушки кота. Пусть уж лучше хозяину под ухо мурлычет, а он попробует в относительной тишине продумать план действий. Неделька должна быть плодотворной, как ни крути. Придётся навыки детективной работы оттачивать.***
Санитар приподнял простыню, и взгляду Анисина предстала бренная оболочка, вмещавшая не так давно душу Алексея Ивановича Важнова. И суток ведь не прошло с их последнего разговора, голос до сих пор в голове звучит, а человека-то больше нет… только тело осталось. Анисин, не отрываясь, всматривался в знакомое лицо: серая кожа побелела, морщины разгладились, на губах застыла улыбка — Важнов сейчас выглядел гораздо моложе своих семидесяти лет, и вообще казался бы спящим, не красуйся посреди лба дырка от пули. — Как насчет идей? Кто, по-твоему, его убил? — спросила Маша, направляясь к выходу. — У нас есть свидетель, который видел Важнова незадолго до смерти: говорит, тот поиграл пару минут с его собакой, потом посмотрел на часы и скрылся за деревьями, а следом прозвучал выстрел. Алексей Иванович упоминал, с кем у него была назначена встреча? — Не упоминал. И я действительно не догадываюсь, кто бы это мог быть. Полагаю, что с Важновым расправился тот же тип, что убил Степана Мыльникова, — Анисин вышел в коридор следом за Машей. В ушах шумело, и ноги подкашивались. — Извини, голова что-то совсем не варит. Ты меня, конечно, не за этим на опознание пригласила… не возражаешь, если я чуть позже с моей версией событий тебя ознакомлю? Не знаю, насколько она близка к истине, но… Маша с тревогой посмотрела на него, заставила Анисина присесть на стул у стены и направилась в кабинет Панова за стаканом воды. Вот так оно, друг. Вроде и был ты готов, что Важнова скоро не станет, а как не стало его — оказалось, что нет, нельзя к этому подготовиться. И ведь знал, что не всё дед рассказал, ой, не всё… Но не стал настаивать на совместных действиях, с другой стороны предпочел копать, думал, быстрее дело пойдёт! Теперь, когда Иваныч отдал богу душу, можно и Маше рассказать, что да как. Надо только с мыслями собраться, чтобы ни одной мелкой детали не упустить. Вопрос в том, хочет ли Маша об этом слышать. …Они молчали всю дорогу до школы; молчали, пока ждали Лизу, да и девочка, сев в машину, не проронила ни слова, и они уже втроём поехали в гнетущей тишине на занятия в математический кружок. Каждый был погружён в свои мысли и делиться ими с окружающими не желал. Первой не выдержала, как ни странно, Маша. Проводив Лизу до входа в здание, она вернулась в машину и поинтересовалась, долго ли ей ещё ждать от Анисина обстоятельного рассказа о событиях, приведших к трагедии. Конечно, Марья Сергеевна, он, Анисин, возражать не станет. Это уже дело чести — докопаться до истины. — Важнов своё расследование проводил, — начал Анисин, — и я ему кое в чем помогал, например, за Мыльниковым некоторое время следил, справки наводил, фотоотчеты составлял. — И с чего такой интерес спустя… Сколько там? Три года? — Маша прищурилась. — Спустя три года после освобождения? Скользкая, скользкая тема, Анисин. Держись намеченного курса, а то на мель сядешь. — Откуда-то узнал старик, что Степан, бизнес его разрушив, не все деньги потерял, и зародилось у него подозрение, что бывший младший партнер попросту где-то их прячет, может в оффшорах, а может и наличкой в чемодане. Только одному Мыльникову такую схему было не провернуть, умом не вышел, и вообще, его и обанкротиться кто-то более смышленый подбил. — Кто? — Пока не выяснил. — Ладно. А кто слил эту информацию Важнову, как думаешь? «Бурят! — обожгла Анисина внезапная догадка. — Вот чёрт, как ты сразу не понял, идиот, это ж Витькин почерк!» И то, как дед тебя на расстоянии стал впоследствии держать, это подтверждает. Значит, скажем следующее: — Не знаю, Маша. Ума не приложу, кто. Нахмурилась, задумалась, в блокнотике почеркала. Поверила или нет?***
«Все — козлы», — видимо, в порыве отчаяния написал кто-то на спинке скамьи, и Анисин сегодня с этим утверждением был совершенно согласен. Козлы, кто ж ещё. Козлы и их капуста. — Фамилии Авдеев и Моськин тебе о чем-нибудь говорят? Кораблёв сдвинул кепку на лоб, потом на затылок, добросовестно покопался в памяти. — Никак нет, Ваше превосходительство, — вздохнул он. — А должны? Должны, наверное, раз следователь Шипов этих двух субчиков тщательно окучивает, а тебя, майор, как раз деятельность Шипова интересует, ведь так? — Ну и что с ними? Что за типы? — Авдеев — бизнесмен, у него строительная фирма. Добропорядочный гражданин, ответственный налогоплательщик. Женат, две маленьких дочки, ни в чем предосудительном не замечен, — перечислил Анисин. — Но ты все равно попробуй узнать, есть ли на него компромат, тебе проще будет. А Моськин — жалкий торчок, никчемная шпана. И обоими товарищами интересуется наш друг Борис, причём живо так интересуется. В субботу вот просил Швецову подменить его и съездить на труп, уверил её, что причина подобной просьбы — семейные обстоятельства… — Ага, у него ж их целых две, семьи-то, раз любовница с сыном из Ростова в Питер тоже перебралась; немудрено, что забегался парень, — коротко хохотнул Кораблёв и тут же посерьёзнел. — А на самом деле? — Не знаю, что там в субботу было, занят я был, но в воскресенье наш Шипов до обеда пас Авдеева во дворе его дома — распорядок дня изучал, а после обеда выслеживал Моськина. — Выследил? — А то ж! Шипов взял его, когда тот закладку вынимал, удостоверением перед носом помахал, в тачку недомерка посадил и за город прокатил. В лесу выгулял. Что капитан юстиции там с Моськиным на природе делал, не знаю, шёл за ними сильно поодаль, но, услышав пару выстрелов, я грешным делом подумал, что Борис Андреевич парня в расход пустил, но нет, оба вернулись, целые и невредимые. Видимо, по консервным банкам стреляли, но Моськин в машину садился с рожей белее снега. — Бред какой-то, — поморщился Кораблёв. — Но зуб даю, крысятничает Шипов. Мутный он тип, только и делает, что всем врёт. Уличить бы его, доказательства найти, но он хитрый чёрт! — Похоже на то, — согласился Анисин. — Прослушать бы его не мешало, авось и побыстрее бы разобрались. Можешь?***
Над городом стояло розовое марево жаркого майского вечера. Анисин медленно въехал во двор, припарковался, вышел из машины и решительно направился к белой «Ауди», в салоне которой сидели два молодых парня несколько неопрятной наружности. Постучал в затонированное окно — открывать ему почему-то не спешили. — Вы чего там, уснули? — участливо улыбнулся он. — Сова, открывай, медведь пришёл! Стекло с жужжанием опустилось вниз. — Тебе чего надо, дядя? Пьяный, что ли? — А если и пьяный, то что? Имею полное право. В Порт-Ройал вези. С губернатором поговорить хочу. — Чего? — взревел тот, что был за рулём, но тут же был остановлен щербатым напарником. — В бильярдную, к шефу, — пояснил он. — Клиент беседовать желает.