* * *
— Эй, ты же тот самый парень с шарфом! На подступах к стадиону толпа народу, однако у Пауло не возникает никаких сомнений относительно того, кому адресована эта фраза. Он оборачивается, без особой нужды поправляя купленный месяц назад шарф, и почти сразу находит взглядом яркое фиолетовое пятно. Не заметить его сложно — особенно среди прочих фанатов бьянконери, одетых преимущественно в чёрно-белое. Две вещи Пауло выясняет сразу. Первое — парня зовут Федерико. Второе — Федерико совершенно плевать на то, что он не слишком настроен общаться. Пауло отвечает односложно, а иногда и вовсе молчит. Молчит, вполне однозначно демонстрируя нерасположенность к беседе — так кажется ему самому. Любезно предоставленный шанс высказаться — так, по всей видимости, трактует его молчание Федерико. И использует каждый из этих шансов не на сто — на двести процентов. Федерико говорит невероятные вещи. Например, то, что Буффон вблизи действительно похож на Буффона — он лично убедился в этом, когда голкипер «Ювентуса» парковал свой автомобиль у стадиона. Федерико даже удалось сфотографироваться с ним — и Пауло отчего-то ни капли не удивлён. Он провёл рядом с Федерико каких-то пятнадцать минут, но уже уверен в том, что селфи с одним из величайших голкиперов современности — самое меньшее из того, что Федерико способен заполучить, если задастся целью. Когда они наконец доходят до турникетов, выясняется, что их места расположены совсем близко. Тот же сектор, одинаковые номера — только Федерико сидит рядом выше, прямо за спиной Пауло. Он даже не пытается замаскировать обречённый вздох зевком или кашлем — за шумной радостью от столь удачного расположения мест Федерико наверняка ничего не услышит. «Ювентус» проигрывает «Лацио» со счётом один-два. Пауло хочется сорвать с шеи шарф, чтобы придушить им кого-нибудь — в первую очередь чёртова Иммобиле, автора обоих забитых мячей. А потом уже можно перейти к остальным членам команды и вопившим до хрипоты болельщикам римлян. Трибуны медленно пустеют. Со всех сторон Пауло слышит шорох шагов и удаляющиеся ругательства. Он дёргается и стискивает зубы, когда чувствует прикосновение ладоней к плечам — не нужно быть гением, чтобы догадаться, кто это может быть. Федерико смотрит неожиданно серьёзно — настолько, что Пауло с трудом удерживает себя от вопроса, всё ли в порядке, на несколько секунд забыв, где они находятся. И зачем-то утвердительно кивает в ответ на предложение Федерико отправиться в ближайший бар. А в баре Пауло узнаёт кое-что феноменальное: Федерико тоже умеет молчать. Молчать, потягивая тёмное пиво из высокого бокала. Молчать, положив голову на чужое плечо. Пауло искоса смотрит на дурацкую лилию на фиолетовой куртке, на подрагивающие ресницы Федерико — и рука естественно, сама собой ложится на его талию. «Это нормально», — говорит пиво в Пауло, и Пауло с ним согласен. По крайней мере, пока в голове немного плывёт, а эмоции от проигранного матча смазываются за отблесками лампы над их столиком и ровным дыханием едва знакомого ему человека. В следующий раз Пауло удаётся попасть только на матч с «Бенавенто». Он берёт билет на то же самое место — и уже не удивляется, стоя в толпе и слыша откуда-то слева: «Эй, парень с шарфом!» Место Федерико теперь оказывается не рядом выше, а прямо по соседству. И Пауло принимает этот факт как нечто вполне закономерное.* * *
«Ювентус» играет с «Ромой» почти в самый канун Рождества. Центр Турина увешан гирляндами, и ближе к ночи их разноцветные огоньки делают атмосферу в городе по-настоящему волшебной. На стадионе же эти огни заменяют бьющие по глазам софиты — и каждый болельщик видит в них едва ли не больше магии, чем в блеске рождественских огней. Забитый на восемнадцатой минуте гол становится победным для бьянконери. Чёрно-белое море поёт и ликует, пьянящая радость пульсирует в воздухе. Она ощущается всем телом, и от этого у Пауло захватывает дух. Под ним зелёный прямоугольник поля, где игроки «Ювентуса» пожимают руки соперникам из Вечного города и аплодируют трибунам, благодаря фанатов за поддержку. А рядом — сумасшедше-счастливые глаза и улыбка Федерико. Они смотрят друг на друга каких-то несколько мгновений, и в это время всё вокруг словно исчезает: взрытый шипами бутс газон, шум толпы, окружавший их в последние два часа без малого. А затем плечи Пауло стискивают крепкие объятия, а пшеничная чёлка щекочет кожу за ухом. Они открывают рот практически одновременно — и сказанное одним растворяется в голосе другого. — Пойдём в бар? — Поехали ко мне? Второй вариант оказывается более заманчивым. В квартирке Пауло темно — праздничная иллюминация остаётся на главных улицах, за его окнами лишь пара тусклых фонарей. Они не включают свет — и не думают о том, что наутро разбросанные вещи придётся собирать по всему коридору. Не до того, когда единственное, о чём возможно думать — это стоны, скрадываемые поцелуями, и разгорячённое податливое тело, отвечающее на малейшие прикосновения кончиков пальцев. Серая пелена над городом тает, и в незанавешенное окно спальни заглядывают звёзды. Под ладонью Пауло вздымается грудь Федерико — грудь, на которой к утру наверняка оформятся бурые отметины. Пауло не спится, и он осторожно выбирается из кровати. Подходит к подоконнику, тихо ступая босыми ногами, и опирается на него локтями. Звёзды выглядят ближе и крупнее обычного. Кажется, что вот-вот одна из них сорвётся и упадёт прямо на дом, где располагается его маленькая съёмная квартира. За спиной слышится сопение Федерико, и Пауло думает, что эту ночь ничто не сможет испортить.* * *
— Вот чёрт, да у тебя же кофе закончился! Пауло зевает и ворочается, плотнее укутываясь в тёплый одеяльный кокон. Где-то на кухне возится Федерико — хлопает дверцами шкафчиков, грохочет сковородками и тарелками. В другое время Пауло обязательно надавал бы по шее за такой произвол, однако сейчас ему слишком лень. Часы показывают половину одиннадцатого утра, а за окном белым-бело от выпавшего за ночь снега. Пауло накрывается с головой и изо всех сил пытается поймать за хвост ускользающий сон. Тщетно — движение из кухни перемещается в коридор и прогоняет последние остатки сонного оцепенения. Валяться дальше нет особого смысла. — Куда это ты собрался? Скрестив руки, Пауло прислоняется к дверному косяку. Федерико всецело поглощён завязыванием шнурков на ботинках. А когда он наконец поднимает голову и широко улыбается, у Пауло едва уловимо тянет внизу живота. — Сгоняю нам за кофе. Я видел, тут недалеко есть кофейня. «Сумасшедший», — думает Пауло, глядя, как Федерико натягивает поверх свитера куртку и застёгивает её, а после суёт руку в карман, чтобы убедиться в наличии мелочи. «Сумасшедший». Однако вслух Пауло говорит совсем не это. — Шарф надень, а то замёрзнешь. Металлический замок-молния холодит кожу, когда Федерико подаётся вперёд и прижимается к нему, отпечатывая на губах поцелуй. Мягкий и горячий — полностью противоположный пробежавшей по голой груди прохладе. Чёрно-белого шарфа хватает ровно на два оборота вокруг шеи — и на то, чтобы прикрыть эмблему «Фиорентины» свисающим концом с вышитым на вязаном полотне быком. Это выглядит в точности так, как Пауло рисовал в своём воображении пару месяцев назад. Гораздо лучше, чем можно было ожидать. И не в последнюю очередь благодаря солнечной улыбке того, за чьей спиной закрывается входная дверь.