Теплыми московскими днями

Слэш
PG-13
Завершён
513
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
513 Нравится 14 Отзывы 78 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

Напоминаю, это сонгфик. Слушаем One direction — «They don’t know about us» …they don’t know how special you are… Они не знают, насколько ты не обыкновенный …they don’t know you really all my life… Они не знают, что ты — вся моя жизнь …they don’t know about I love you… Они не знают, что я люблю тебя …Baby they don’t know about, they don’t know about us… Детка, они не знают, они не знают про НАС

Фёдор открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру. Хозяин — Басманов знал точно — не вернется домой до шести. Включил свет, стянул обувь, куртку, кинул верхнюю одежду в шкаф, прошел в глубь квартиры. Тишина — только шум города сквозь стекла окон. Планировка у квартиры была необычная — буквой «Г», с кабинетом и спальней в дальнем отделении и совмещеным с кухней залом в другом. Федька набирает воду в чайник, находит пачку макарон в ящике. Пока они варятся — сводка новостей на «Первом» по телеку. Вода в кастрюле закипает, и Басманов закидывает «соломку». Помешал, посолил, пощелкал пультом, ничего интересного не нашел. Вспомнил про скорую сессию. Есть внезапно расхотелось — да и не себе готовил. Доварил, слил воду, прикрыл крышкой, оставил на постепенно остывающей комфорке. В спальне холодно — окно закрыть забыли. Федька стягивает одеяло, разбрасывая подушки, и возвращается в зал. Кокон из Федьки, одеяла и пары диванных подушек располагается перед веером тетрадей и учебников на журнальном столике. Следующие три часа пролетели совершенно незаметно: стопка заметно уменьшилась, кружку с горяченным чаем Федька наливал трижды, не умея в одиночестве справляться с холодом российской столицы. Тишину нарушил сначала скрежет в замочной скважине (бесполезно, закрыто изнутри), потом негромкий стук. Федька взвился птицей, метнувшись ко входу. Открыл — и разулыбался, отступая босыми ногами назад: — Иван Васильевич… Грозный стряхнул снег с обуви, плеч и волос. Зашел внутрь, изворачиваясь от объятий Басманова — замерзнет ещё — и скинул пальто на вешалку. Обернулся. От приветственного поцелуя уйти не смог — Федька явно сосредоточился на достижении цели — да и не слишком противился. Иван пробежался пальцами по поджарому боку, заставляя Басманова взвиться на цыпочки и прижаться ближе, уходя от щекотки: — И что мы здесь делаем? Федька попытался ускользнуть от разговора, но фиг его куда-то Грозный пустит — под ребра вонзились крючьями пальцы. — Я… Ну, Иван Васильевич, мы же… — замялся. — А я поесть приготовил! В кастрюле на кухне! Грозный вздохнул. Будучи ректором престижного московского университета, отношения со студентом ставили его в более чем пикантное положение. Благо, Федька в универе не лез, во время уроков не звонил, только периодически после пар не к себе домой шел, а к своему профессору истории и ректору по совместительству. Пока никто не прознал, но, если что, Иван примерно просчитывал «План Б». План этот включал в себя квартирку в Петербурге, репетиторство и маленького паршивца под боком, пристроенного в местный ВУЗ с помощью полезных Ивановых связей. Можно было бы долго размышлять о нежелании ломать парню жизнь, о приличиях и прочей ерунде, но Грозный просто не хотел Федьку отпускать от себя. Привык, привязался, приклеился так, что щипцами не отдерешь. Федька, вильнув бедрами, смылся на кухню. Иван вымыл руки, прокрался на кухню — за спину студенту. — Идеальная женщина — голая, босая, беременная и на кухне готовит борщ, — проговорил многозначительно, обвивая руками талию. Федька сначала слегка офигел от такой наглости, как рыбка хватая ртом воздух, потом приготовился возмущаться, но был заткнут тягучим, нежным, основательным таким поцелуем. Где-то на десятой секунде у него начали подкашиваться ноги, и пришлось схватиться за плечи историка. — Меня поражает… твоя реакция… Чувствительный такой… податливый… — выдохнул Иван, зажимая Фёдора у барной стойки. Парень усмехнулся, ласково тычась носом Грозному в шею: — Я такой себе шеф-повар… но, надеюсь, тебе понравится, — Федька кивает на тарелку на столе. — А сам? — А у меня сессия, — вздохнул Басманов, — студент должен быть голодным. — Насколько я знаю, — ухмыльнулся Иван, — за последние… три недели у тебя баллов ниже высшего не было. Федька разулыбался: — Это ты меня за макароны поблагодарил? — То есть, ты готовишь и спишь со мной только ради оценок? — вскинул брови Грозный. Федька вывернулся, ухмыльнулся котом: — Не только, любовь моя. Ещё ради твоей протекции. И исчез за дверьми спальни. *** У Федора Алексеевича Басманова был дом. Делил он однокомнатную квартиру с младшим братом, жилплощадь подарили родители, но Федьке, не знавшему, как привязываться к местам, в этом доме был нужен якорь-человек. С братом отношения — шаткое перемирие, борьба старшего и младшего, так, что искры летели и раны приходилось зашивать. А Фёдор СВОЕГО человека искал. И встретил Ивана Васильевича Грозного, которого у них поставили историю России преподавать. Как-то… постепенно, незаметно, мягко все произошло. Они впервые поцеловались под снегом накануне Рождества. Федька в университете задержался допоздна, и они вышли вместе. До остановки — пять минут быстрым шагом. Десять — если не торопиться. Пятнадцать — если до слабеющих ног, чужих рук на талии и жаркого дыхания, гоняемого из губ в губы. Это лучший подарок на Рождество, думал Басманов, вцепляясь пальцами в ректорскую куртку. А потом… все было. И неверие поначалу; и ненависть Федькина — за однокурсницу Маринку, с которой ректор флиртовал прилюдно; и презрение Ивана, до которого слухи про Фёдора дошли — что в платье перед приемной комиссией танцевал; и свидания полуслучайные, тайные, от которых дыхание сбивалось и целоваться хотелось. И поцелуи тоже были… Фёдор перемещается в спальню — историю можно и там поучить. Иван проходит мимо — в кабинет. По дороге останавливается, вытаскивая из папки тетрадный листок: — Твоя самостоятельная. Мог лучше написать. Федька фыркнул, заметив краем глаза, что до высшего балла пары пунктов не хватило. Ивану Васильевичу свойствена излишняя критичность. Любовнику помогать в плане учебы он не собирался, да Фёдор и не просил: историю он любил ещё со школы, чем-то трудным не считал и с удовольствием лекции слушал. Но Иван все равно себя предвзятым, видимо, считал, и периодически долгие разговоры о хорошей учебе проводил. Федька кивал, соглашался, потом ластился и лез на руки, нагло затыкая ректору рот. Федька отложил конспект и выгнулся, смачно хрустнув позвонками. Ректор как раз вышел из кабинета — за новой порцией кофе, скорее всего, — и Фёдор, легко поднявшись с постели, пошел следом. — Слезь. Я скоро закончу. — фыркнул Иван, вжатый в столешницу настойчивыми объятиями и поцелуем. Федька расстроенно вздохнул: — Я соскучился, любовь моя. Иван внутренне вздрогнул: слова признаний поразительно легко вылетали из Фединого рта. Но… Он не был скрытным, и в то же время никто из его друзей не удостаивался его открытости. Они получали скупую, четкую похвалу, крепкие рукопожатия, но не более. А к Ивану Федька откровенно ластился. И от этого ректор не чуял фальши. И от этого было еще страшней… Фёдор весь из полутонов состоял, мозаичных кусочков и осколков собственных мечт. В его глазах — прозрачных, неземных — что-то другое было. Люди чувствовали эту инакость. Некоторые Басманова избегали. Другие — тянулись, как светлячки к свету. А Грозный эти инопланетные глаза любил. — ИванВасильич! — улыбался Федька в универе, сияя высветленными солнцем глазами. — Иван, ты… вы… — терялся на свиданиях в тихих кафе. — Иван-Вань-Вань-Вань-Вань… — забывшись, шептал, мечась — горячий, мокрый, стонущий, податливый, жаждущий — по измятым простыням. — They don’t know about I love you, — пел, готовя завтрак на двоих на Ивановской кухне. Басманов, задремав на простынях, вскидывается на укладывающегося по соседству Ивана. Лениво потягивается, придвигается ближе и снова засыпает. *** — Иван… Прости, я… они все знают. Кто-то узнал и разболтал руководству. У тебя будут проблемы, но я… постараюсь, чтоб их было как можно меньше… — Федька всхлипнул в трубку. — Я уезжаю, никто ничего не докажет. Я уже забрал документы… Прости… Я… — послышались сдавленые рыдания, будто парень зажимал рот рукой -… я люблю тебя. Спасибо за все… — и спешно повесил трубку. Грозный опустил телефон. Что-то такое он и предполагал, такой исход был… самым логичным. Но, все же, ректор расчитывал, что Басманов пойдет за помощью к нему. Иван разблокировал телефон. Хорошо, что у него есть друзья-программисты. А у Федьки в мобильнике — аккуратный маячок под картой памяти. Красная точка обнаружилась на вокзале. Чёрт. Быстрый, паршивец. На звонки Басманов не отвечал, сразу сбрасывал. Иван пытался достучаться до студента трижды, пока такси пробивалось сквозь желе пробок. На вокзал он вбегает в без пяти два. Нутром чует — почти опоздал. В зале ожидания Басманова нет, и Грозный несется на перрон, пробиваясь сквозь толпу. Чернильную макушку он заметил еще сверху, проходя над рельсами. Федька, таща за собой огромную сумку — и когда собрать успел? — шел ко входу в вагон. — Басманов! — крикнул Грозный, чувствуя, что не успеет добраться до Федора прежде, чем он исчезнет в нутре вагона. Он боялся, что Федька, услышав свою фамилию, ускорится, но беглец обернулся, поменялся в лице и тяжело спрыгнул с узких ступеней, вызывая раздражный окрик из толпы: — Ты либо заходи, либо не мешайся на входе! Федька выскользнул из массы людей, робко прижимая к себе сумку и как бы отгораживаясь от Ивана. Между ними — пара шагов, или один — широким Ивановским шагом. Грозный не спешит сокращать это расстояния. Лишь протягивает руку: — И куда ты, солнце моё? Сбежал почти… А если б я остановить тебя не успел…? Федька хмурится, закусив губу, и до ужаса боится подойти. Ласковый тон Грозного его ни капли не прельщает. Больше пугает, если честно. — Что нам теперь делать, любовь моя? — мертво улыбается Басманов. Он знает, что уйти ему Грозный сейчас не даст в любом случае. Выследит, найдет, поймает. — Брось, это не конец света, — Иван похож на дрессировщика перед тигром. Тоже медленно приближается, готовый броситься удерживать. Эта медленность дает Федьке время взять себя в руки, и когда Иван подходит совсем близко, Басманов удерживает себя от бегства. — Поехали домой, Федь. От меня не убежишь. И от себя тоже. Федька спрашивает, что они будут делать дальше, и получает в ответ уверенный взгляд любовника: «Я знаю, я защищу, я поставлю на ноги». И Фёдор Алексеевич Басманов просто себя… отпускает.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.