Придурок, Господи, блять.
***
С Кандой они не сходятся характерами с первой встречи. Все притираются друг к другу, как вожаки двух диких стай волков, готовых растерзать сопернику глотку за право владеть территорией. Они дерутся так, что синяки не сходят неделями, спорят так громко, что срывают голос, и Лави однажды предполагает, что им следует снять отдельную комнату, чтобы «ну, ребят, поговорить, наконец, по душам». И бровями так играет, засранец чертов. Аллен даже не знает, как Канда вообще появился в их окружении. И кому нужно высказать огромное спасибо, вот прям от души, серьезно, тоже не имеет понятия. Уолкер знает только, что виной всему его святая наивность и желание быть кому-то нужным. Глупое, совсем ему чуждое, но, тем не менее, засевшее и слившееся с ним так глубоко и прочно, что менять что-либо оказывается слишком поздно. Это просто происходит. Как должное. Складывается в определенный пазл, кусочек к кусочку, и сердце стучит бешено, готовое разодрать оковы грудной клетки; руки дрожат, ладони влажные, его даже тошнит, и не хило так, отчего требуется пара минут, чтобы привести собственные так не к месту разволновавшиеся нервы. Аллен дышит, не может надышаться этим чувством, что окутывает его с головы до ног. Полный вакуум вокруг него, и в этом космосе он видит только одну звезду. Холодную, неприступную, но абсолютно похожую на него самого. Осознание этого, кажется, выжигает первый шрам у него на сердце.Придурок, Господи, блять.
***
Комнату они все же снимают. Лави иногда хорошие советы дает, и Аллен всегда ему благодарен, но в тот раз, кажется, рыжий друг ошибся. Лучше бы он вообще молчал. Уолкер понимает это только сейчас.***
Их отношения — если можно так назвать то, что происходит между ними — развиваются стремительно. Линали говорит, что слишком быстро, и им стоит повременить с тем, чтобы съезжаться. Ли не доверяет Канде, и Уолкер вполне ее понимает — Канда такая сволочь, он бы ему и покупку любимых чипсов не доверил, что уж говорить о совместном проживании. Но чувствам — это химия, Аллен, подумай еще раз, потом, я боюсь, что будет слишком поздно — все равно. Они сносят его приливной волной, и если бы у него была под рукой доска, то Аллен обязательно бы поймал ее. Ему действительно кажется все правильным и идеальным. Сомнений нет никаких, только всепоглощающая страсть, необходимость — одержимость — быть постоянно рядом, чувствовать всем своим существом своего партнера, делить с ним горе и радость, просыпаться каждое утро в одной постели — это для него на первом месте. Ох, Господи, придурок, не иначе. «Он без души, пустой совсем внутри, ты глянь только, Аллен», — говорит Джонни, пытаясь что-то доказать ему. Но Уолкер не слушает, вообще никого не слушает, потому что всегда привык полагаться на себя и собственное сердце — Мана так учил — а, как оказалось, зря. «Он воткнет тебе нож под ребра, когда ты совсем не будешь этого ожидать. Не сейчас и не через год даже, но когда-нибудь это произойдет. Потому что такие, как он, только на это и способны» — твердит ему разозленная Линали. Он тогда не верил. Наивный.Придурок, Господи, блять.
***
Это происходит действительно, когда Аллен меньше всего ждет. Нет, что Вы, он вообще не догадывается о подобном. Обустраивает любовное гнездышко — они только что перебрались в просторную квартиру, завели котов, Аллен выбирает, Боже-боже, занавески в спальню и скатерти на стол — совершенно ни о чем не подозревая. Пропускает первый тревожный звонок — я задержусь на работе, ты же понимаешь, больше некому.Пожимает плечами, разочаровано вздыхает в трубку, убирает со стола приготовленный ужин — блять, он впервые что-то приготовил сам, а не заказал — но это работа, и Уолкер все прекрасно понимает. Ложится спать, выныривая из дремы где-то посреди ночи и то только от того, что к нему под бок забрался холодный воздух. Канда обнимает его со спины, шепчет тихим голосом короткое «спи», и только утром Аллен вспоминает, что было половина четвертого ночи, когда Юу вернулся с работы. Второй тревожный звонок Уолкер тоже не замечает. Потому что это всего лишь разговор. Ведь так?.. Они ужинают, Канда расслабленно потягивает вино и говорит: — Как ты относишься к изменам? Уолкер отрывается от прочтения какой-то интересной статьи, что читает на планшете, медленно пережевывает, не понимая: — Почему ты спрашиваешь? — он откладывает приборы в сторону, ставит планшет на блокировку и сосредотачивает свое внимание на сидящем напротив партнере. — Мне просто интересно, — поясняет Канда, прожигая Аллена взглядом. — У меня много знакомых, кто достаточно долго в отношениях или в браке, и все, абсолютно все, когда-либо изменяли своим партерам, — он делает глоток вина из стакана, затем отставляет тот в сторону. — Но никто не расстается, все живут, как раньше, потому что понимают, что те измены — мимолетная связь, а то, что у них, уже семья и рушить это было бы глупо и бессмысленно. Аллену неприятен этот разговор. Они никогда не касались подобных тем, но ему казалось, что и так должно быть все понятно. — Это отвратительно, — у него горечь во рту. Аллен трет щеку, хмурится, когда видит непонимание во взгляде напротив. — Я не могу это принять, потому что это… — Уолкер берет в грудь воздуха, потому что паника внезапно охватывает все его существо. — Я не могу принять это, потому что это — неуважение к своему партнеру, к чувствам, что между вами, к себе самому, в конце-то концов, — заканчивает он, делая глоток воды из стакана. — Ну почему же? — Канда, кажется, хочет поговорить об этом всерьез, но Аллен на подобный разговор совершенно не настроен. Он вообще не понимает зачем. Жаль, понимание приходит к нему слишком поздно. Когда третий звонок уже игнорировать не получается, потому что ему приходят странные сообщения. Вот тогда-то и приходит это понимание. Аллен совершенно не знает, кто этот человек и что вообще ему надо от их отношений с Кандой — всегда противно было от таких, кто лез в чужую жизнь, совершенно не заботясь о последствиях и о том, что нужно, в общем-то, следить за своей, а не за чьей-то еще. Кажется, в тот самый миг его сердце разбивается.Придурок, Господи, блять.
***
— И что нам делать? — Канда сидит напротив него в машине, и это первые его слова за полчаса тишины, что обрушивает на них свой гнев, когда Аллен просто предполагает. Уолкер совершенно не ожидает, что предположение окажется верным, но, блять, за язык его никто не тянул, и что теперь делать, уж он-то точно не знает. Аллен реально не знает, что делать со всем этим дерьмом. Потому что думал, что он — особенный. Искать причины в себе и просматривать все картинки-воспоминания в своей голове счастливой жизни — единственное, на что он способен. Только вот это сложно. Блять, это реально сложно. У него в груди дыра с размером с материк, мелкие шрамы от предупредительных разговоров, ссор и собственных ошибок разодрали его так, что не собрать. Он пытается, берет в руки иглу с ниткой и шьет, стежки неровные, крупные, и боль такая, что хочется кричать; он и кричал бы, если бы в этом был бы хоть какой-то смысл и облегчение. Но, увы, нет. Что же им делать, черт подери. Что. же. делать. Ему хочется забыть, спрятать эту черноту и эту вязкую грязь так глубоко, насколько позволит сознание. Ему хочется обратно в собственную скорлупу, в которой уютно и все так наивно-прекрасно, потому что, ну, знаете, любовь — великая сила, у них она особенная. Не такая, как у других. Оказывается, это мнение тоже ошибочно. Аллен делает глубокие вдохи-выдохи, успокаивает рвущееся на волю сердце, держа его в руках, грязных кровью от шитья — ошметки пришиты неровно, и это больше похоже на месиво, чем на сердце — закрывает на секунду глаза, слушая тишину. Пытаясь в ней услышать, что это исправленное сердце все еще способно жить — не существовать — и любить, а потом говорит: — А сам как думаешь? — и берется за ремень безопасности, не глядя на Канду. Смотреть на него не хочется, но в отражении лобового стекла его взгляд прошивает Уолкера насквозь, делая его снова похожим на марионетку. Аллен не чувствует ничего, кроме заполняющей нутро боли. Будто бы это не он захлебывается сейчас от того, что кровь от выдранного с корнем ростка любви, заполоняет легкие так стремительно, что он кашляет ею. Совершенно не он.Придурок, Господи, блять.
***
Машина трогается с места. Аллен держит в руках собственное сердце и пытается пришить к нему еще и этот глупый росток, что по ошибке люди зовут любовью. Пытается.