Алиса в чужой стране

Весь мир застыл во времени, кажется. Секунда, за время которой до меня постепенно доходило услышанное, тянулась, по меньшей мере, год. Я будто закаменела, не могла и шагу сделать. Ближе к Джареду или, напротив, отшатнуться назад. Почти как утром, когда я с ужасом, сдавливающим рёбра, наблюдала за происходящим, и не могла спрятаться от этой безумной сюрреалистичной картины. — Нет, — сдавленно, шёпотом. Я качнула головой, не соглашаясь верить. — Этого не может быть. А почему не может? Всё к этому и шло. Укол на руке, паршивое состояние, потеря памяти. У меня уже давным-давно возникали мысли о том, что такое возможно, но это было скорее защитной реакции. Наподобие «Я лучше настрою себя на худшее, чтобы в итоге либо не разочароваться, либо быть приятно удивлённой». Бредовее не придумаешь. Всё равно ничего не вышло — эта новость полностью выбила почву у меня из-под ног. Он выдохнул как-то нервно. Хотелось спрятать взгляд от него, потупить глаза, но я напротив пристально вглядывалась в его лицо, следя за каждой малюсенькой эмоцией. По нему невозможно прочитать хоть что-либо. — То есть врачи ошибаются? — саркастично и даже раздражённо. Слегка приподнял шуршащий в его руке листок. Господи, он никогда не отвечал с раздражением. Ни разу за эти несколько дней. Глаза защипало. Что-то снова предательски давило на грудную клетку. — Джаред, я не употребляла наркотики… — произношение дурацкое, как и всегда. Но на этот раз это не веселило его, ему не до этого, только не сейчас, — ты же знаешь меня… Что-то заставило сделать шаг к нему. Маленький, робкий шаг. — Нет, в этом и проблема, — отрезал он, заставляя меня вздрогнуть, застыв на месте. — Я не знаю тебя. Даже ты себя не знаешь. Я приоткрыла рот, чтобы сделать хоть глоток воздуха, заполнить им опустевшие лёгкие, но так и не смогла, задыхаясь. Его слова были, как удар, пришедший прямиком в солнечное сплетение. Он прикрыл глаза и шумно вздохнул, увидев, как я переменилась в лице. Показалось, что он хотел было что-то сказать, возможно, даже извиниться, но не мог подобрать слов. Потому что сказал правду. Жалящую, отвратительную до тошноты, но правду. Я не знаю саму себя, и он тем более не может знать меня. Мы просто незнакомцы. Я напридумывала себе слишком многого. — Да, ты прав, — и прикусила губу, опустив глаза в пол. В овальный красный ковёр, который казался мне сейчас просто пятном, потому что всё расплывалось из-за подступающих слёз. — Мне просто нужно время, чтобы… подумать, — неуверенно сказал он, так тихо и немного неразборчиво. Не представляю, как до меня дошел смысл его фразы. Я даже почти не слушала, что он говорил.  Он тоже не смотрел на меня, как и я на него. Не чувствовала его взгляда, хотя можно было убедиться наверняка, смотрит ли, только взглянув на него. Но я не стану. Не подниму взгляд. Мне бы сейчас провалиться куда-нибудь. Стать несуществующей, пустой, прозрачной, провалиться сквозь пол, прямиком к соседям, этажом ниже. Стать проблемой для них. Не для Джареда. Я больше не хочу быть проблемой для него. Для кого угодно, но не для него. Он и так делает слишком многое. Может быть, мне стоит просто уйти сейчас? Покинуть его квартиру навсегда, отыскать полицейский участок снова, попросить их отвезти меня в консульство, где я приняла бы предложение о выдаче определённой суммы на проживание. Никаких больше проблем. И что-то всё равно не позволяет мне этого сделать. — Конечно, — натянула улыбку зачем-то, сделала шаг вправо, ближе к коридору, проглотила ком, чтобы сказать: — Я буду в комнате.  И прежде чем он хоть что-то ответил, развернулась и быстрыми шагами преодолела расстояние до «своей» комнаты. Ближайшая среди всех. Как удобно совпало. — Элис… — неуверенно бросил мне вслед, и я даже замерла на секунду, положив ладонь на холодящую кожу ручку. Затаив дыхание, ждала, что он скажет.  Но он, видимо, не нашелся, что сказать; просто начал, не подумав. Ведь, действительно, дополнять уже нечего. Всё уже сказано. Он будет размышлять, что делать дальше — я буду в комнате. У всех свои роли. Я открыла дверь и скользнула в комнату. Даже не стала закрывать дверь за собой. Прошла в центр, схватилась за волосы. Всё вокруг так давило, боже. Сдавливало меня со всех сторон, сжимало лёгкие, не позволяя дышать. Первый всхлип. Я даже не стала закрывать рот рукой. Не вытирала стекающих по щекам слёз. Села рядом с кроватью, прямо на тёмно-синий ковёр. Что-то невидимое, неосязаемое обволакивало грудную клетку. Казалось, кости сейчас пойдут трещинами, и я услышу громкий хруст. Но я слышала лишь собственные жалкие всхлипы. Сама виновата. Серьёзно — сама. Это только моя вина в том, что я, как оказалось, принимала чёртовы наркотики. Кололась где-нибудь, наверняка с тем самым парнем из воспоминания, который курил дурацкие сигареты и пел дурацкую песню. Что сейчас чувствует Джаред? Боже мой, что он чувствует… Привёл домой незнакомку, сжалился над ней, сделал всё ради её комфорта. А она — наркоманка. Вся эта печальная история с потерей памяти — просто последствия наркотических веществ. Никакой драматичной сказки, в которой я стала жертвой. Жертвой самой себя, только если. И что ему делать теперь? Он наверняка меня просто выгонит. Отвезёт в консульство или в полицейский участок. Или просто выставит за дверь, в чём я сомневаюсь. Что бы я ни натворила, Джаред всё также остаётся хорошим человеком. Он имеет полное право избавить свою жизнь от меня, но одну меня точно не оставит. Убедится, что консульство выделит деньги на моё проживание, а затем всё: «Жаль, что всё так получилось, но я не могу делить дом с наркоманкой, прощай — мы больше никогда не увидимся». Мы больше никогда не увидимся. И эти мысли — как пощёчина. Я заозиралась по сторонам, будто впитывая в себя окружающую обстановку. Пакеты и коробки, которые мы так и не разобрали и, судя по всему, больше никогда не разберём. Тяжёлые шторы на высоких окнах, не пропускающие свет. Белого цвета шкаф, заполненный футболками Джареда, которые он одолжил мне. Этот цитрусовый запах с едва уловимой примесью корицы. Воспоминания, дымкой всплывшие перед глазами, окутали меня со всех сторон. Не как те воспоминания о прошлой жизни — те сдавливали меня, выбивая способность думать, воспринимать реальность. Эти были недавними, они окутывали мягко, с какой-то почти ощутимой нежностью. Просто нарезка никак не связанных друг с другом кадров — как он взял меня за руку, в какой-то степени даже властно, и повёл к выходу из полицейского участка; как я пыталась научить его слову «Мальчишник»; как он закрыл мне глаза, когда мы смотрели «Сияние». И самое главное — его объятие. Я не могла выкинуть его из головы. Его тепло, его сильные руки, успокаивающе гладящие меня по спине, его встревоженно учащённое сердцебиение, которое я слышала, всё крепче обхватывая его шею руками. Я привязалась к нему. За каких-то несколько дней. Он был своего рода опорой все эти дни. Якорем. Спасением. И теперь я просто разочаровала его. Не только его, себя тоже, но его разочарование для меня страшнее в миллион раз. Сколько вообще времени прошло? Сколько я сижу здесь, на этом недавно вычищенном от пыли ковре, глотая собственные слёзы и ненавидя себя за то, чего я даже не помню? Найдя опору в кровати рядом собой, я встала на ноги, слегка покачнувшись. Слёзы постепенно высыхали на щеках, стягивая кожу. Мне бы умыться — охладить себя, свои мысли ледяной водой, прийти в себя, успокоиться и принять для себя то, что произошло. Но из комнаты я не выйду. Не воспользуюсь по-хозяйски его ванной комнатой. Это, конечно, было бы идеальной возможностью мельком заглянуть в гостиную, посмотреть, что он делает сейчас, взглянуть ещё раз на его лицо, чтобы отпечатать его внешность у себя под веками. Мне нужно запомнить его лицо. До дрожи по всему телу нужно. И всё равно не покину комнату. Это было до невозможности страшно. Увидеть в его глазах разочарование или, что ещё хуже, — равнодушие. Услышать его ледяной голос. Лучше уж выброситься из окна. Сделала размашистый шаг к окну. Нет, я не хотела выпрыгивать, потакая отвратительным мыслям. Просто посмотреть на улицу. Прийти в себя. Что-нибудь должно отрезвить меня. Я осторожно коснулась приятной ткани штор и легонько отодвинула её, смотря в темноту за стеклом, которую освещали лишь тусклые фонари. Уже давным-давно стемнело. Если бы не этот чёртов факс, я бы уже лежала в кровати, переживая из-за того, не случится ли снова со мной сонный паралич. Пыталась бы заснуть, прокручивая перед глазами что-либо счастливое, чтобы поскорее провалиться в какой-нибудь приторно сладкий сон, никак не связанный с моим прошлым. Всё было бы совсем иначе, если бы не результаты, пришедшие по факсу. Хотелось перенестись во время несколькими часами ранее или вовсе в предыдущий день. Где никакой драмы, неожиданных новостей и размышлений о ближайшем будущем. А я же ещё так хотела поскорее узнать свои результаты. Теперь бы избавиться от воспоминаний о них. Снова потерять память. Ещё одна попытка начать сначала. Пожалуйста, нажмите на кнопку «переиграть», я не хочу знать того, что знаю сейчас.

***

Время тянулось подобно тягучей карамели, которая по определению должна быть сладкой, даже приторной в какой-то степени, но я кривилась от того, насколько горький привкус был у этого времени, что я провела в комнате одна. Я обошла всю комнату раз тридцать, просмотрела книги, стоящие на полке, хоть и не понимала, о чем они, лежала на кровати, устремив взгляд в потолок. У меня даже появились мысли все же разобрать вещи в пакетах и коробках, которые Джаред решил оставить в покое. Но что если он разозлится? Подумает, что захотела что-нибудь украсть. Наркоманы же так делают? Боже, а что если он вообще сейчас думает, что я напросилась жить у него, чтобы украсть у него что-либо? Он же знаменитость, у него много денег, дорогих вещей. Мне даже представить тошно, какого он обо мне сейчас мнения. Я же с самого начала выглядела ужасно, прохожие считали меня алкоголичкой или наркоманкой, и только Джаред не поверил моей внешности, решил убедиться, что я адекватна. А стоило, видимо, поверить внешнему виду. Сердце снова болезненно сжалось, заставляя меня тяжело вздохнуть. Поскорее бы это ужасное ожидание закончилось. Я даже не могу узнать, сколько сейчас времени. На стене висят часы, которые уже давным-давно застыли на пяти часах. Джаред говорил, что починит их на днях. Не при мне, видимо. Руки сами потянулись к голове, к вискам, стискивая голову с обеих сторон, будто пытаясь избавиться от этих режущих слов. Мне казалось, что я уже успокоилась. Свыклась. Краснота даже уже спала с глаз. А сейчас — всё сначала. Глаза защипало, в горле встал ком. Боже, почему вся эта ситуация так меня задевает, меня же даже не должно было быть здесь. Это всё — нереальное совпадение, равное выигрышу в лотерее. Я могла попасть в руки какого-нибудь насильника, могла попасть под машину, пока искала помощи, могла вовсе не найти никого, кто помог бы мне. Я должна быть благодарной за эти несколько дней, но вместо этого просто рыдаю, как маленькая девочка. Я больше не могу сидеть в этой комнатке. Она душила меня, вырывая из грудной клетки последние нотки спокойствия. Эмоциональное состояние больше походило на американские горки: то я притихала, осознавая, что поделать уже ничего нельзя, то слёзы снова начинали стекать по щекам, и я едва могла дышать в такие моменты. Может быть, стоит всё же выйти? Взглянуть, чем занят Джаред. Или проскользнуть в ванную, умыть лицо ледяной водой, чтобы, наконец, прийти в себя. Сделала маленький шажок к двери, но тут же остановилась. Бояться было нечего, но какое-то неприятное, колючее предчувствие того, что может случиться, если я выйду, сдавило лёгкие. Если Джаред увидит меня и посмотрит на меня с неприкрытым отвращением и презрением? Я не готова увидеть подобный взгляд, от кого угодно — от врачей, от прохожих на улице, от тех двух девушек в трейлере на съёмках, от Дженсена, — но не от Джареда. Пожалуйста, только не от него. Ещё несколько секунд помявшись на одном месте, я всё же шагнула к двери, протягивая руку, чтобы открыть её. Но она распахнулась раньше, чем я успела коснуться ручки. Я видела лишь туловище и ноги — выше взгляд поднять боялась, посмотреть в его глаза сейчас было бы хуже смерти, хоть любопытство и разгрызало рассудок, твердя взглянуть на него и узнать, есть ли в его выражении лица отвращение. Но вместо этого я скользнула взглядом по его рукам: одна лежала на ручке распахнутой в коридор двери, другая же упёрлась в косяк, стискивая длинными пальцами деревянную поверхность. У меня чуть ли ноги не подкосились. Без причины. Видимо, только потому что он рядом. После всех этих размышлений, в ходе которых он, вероятно, решил меня выгнать, он стоит рядом и смотрит на меня. Я чувствую этот взгляд на своей отчего-то слегка покрасневшей коже, но встретиться с ним глазами попросту не могу. — Ты голодна? Вопрос своей неожиданностью выбил из моих лёгких воздух. Я, должно быть, ослышалась. В английском наверняка много схожих по звучанию слов. Я часто заморгала, в растерянности всё же невольно подняв на него взгляд. Едва ли не вздрогнула, заглянув в его глаза. Ни отвращения, ни презрения, ни ненависти, ни злости. Только какая-то лёгкая, как дымка, отстранённость. Даже небольшой холод, едва различимый взглядом, но ощущаемый чем-то в грудной клетке. Смотрит, рассматривает скорее даже. Ждёт ответа. И совсем не моргает. — Что? — так тихо и жалко, по сравнению с его спокойным, твёрдым голосом. Он отошёл от двери, будто выпуская меня из комнаты, которая последние минут десять, двадцать или тридцать, или вообще несколько часов — понятия не имею — служила для меня своего рода клеткой. — Я заказал еду, она должна прийти через полчаса. И пошёл по направлению к гостиной, повернувшись ко мне спиной. Я сделала крохотный шаг из комнаты, настолько осторожно, будто, как только я пересеку эту границу, на меня упадёт что-то громадное и раздавит. Но, очевидно, ничего подобного не произошло, и я просто вышла в коридор, неуверенно последовав за Джаредом. — Я не особо хочу готовить ужин, — пояснил он, садясь в кресло. А мне не это пояснение требовалось. Мне было гораздо интереснее, почему вместо того, чтобы отвезти меня в консульство, он решил заказать нам ужин. Хотя, может, это последний ужин? Что-то вроде «Вот, поешь вкусной еды напоследок, а утром тебя ждёт безмерное одиночество. Наслаждайся». Он взял в руки книгу, так что, похоже, продолжать разговор у него желания не было, и объяснять всё остальное он не планировал. Ответов мне не дождаться, видимо. А я всё также стояла на пороге между коридором и гостиной, абсолютно не уверенная, стоит ли мне проходить глубже и, уж тем более, сесть где-нибудь рядом с ним. Что-то стукнуло в голову, и я всё же сделала решительные шаги вперёд, обошла угол дивана и прислонилась к диванному подлокотнику. Он служил мне сейчас своего рода опорой, ведь, как только я снова оказалась в достаточном маленьком расстоянии от Джареда, ноги предательски ослабли, не желая держать тело. Джаред всё также читал книгу. Зачем было тогда заходить в комнату, если он не хотел завязывать какой-то разговор? Или у него в планах было просто предупредить о скором ужине, оставить меня в полной растерянности и со спокойной душой почитать? Хотя насчет «со спокойной душой» я не уверена. Он так крепко держал книгу, что создавалось впечатление, будто ему нельзя её выпускать из рук, иначе случится что-то непоправимое. — Я не понимаю, — мой тихий голос разрезал тишину, заставив Джареда опустить книгу. — Чего? — уточнил он, оставляя на странице закладку и закрывая книгу. Отложил её на кофейный столик. Видимо, разговор всё же завязывается. Не особо много он успел прочесть, однако. — Того, что происходит. Наконец, поднял глаза. На этот раз я тоже уже почти не моргала. Мы уставились друг на друга, не говоря ни слова. А мою грудную клетку что-то сдавливало всё больше и больше с каждой секундой. — Ты не заставишь меня покинуть твой дом? — задала я самый волнующий меня сейчас вопрос, когда затяжное молчание не прекращалось. Он удивлённо нахмурил брови, немного вытянув голову, явно не ожидая подобного вопроса. Я уже не могла стоять — я чувствовала, как меня слегка шатало, хотя наверняка этого со стороны видно не было. Но я прямо ощущала, что ещё немного, и я рухну прямо на пол, растянувшись на ковре. Поэтому я соскользнула с подлокотника и аккуратно уместилась на диване, подперев голову рукой, как будто сейчас она стала невыносимо тяжелой, налилась свинцом. Прежде такой уютный и уже привычный уголок дивана казался мне самым жёстким местом на планете, хотя по мягкости он за это время никак не изменился. Я всё ждала, когда он ответит на вопрос, а он, видимо, ждал, когда я разовью свою мысль. Он не выдержал очередного молчания первым. Прямо соревнование: кому же надоест сидеть в тишине быстрее. Пока ничья. — С чего бы? В эту секунду я почувствовала себя самым глупым человеком на планете. Потому что всё, что я могла сделать: пожать плечами. Ведь да — с чего бы? Если так подумать — ни одного намека на это не было. Он даже не говорил мне идти в мою комнату, чтобы я оставила его одного, я сама ушла. — Я пообещал, что позволю тебе жить у меня, — твёрдо сказал он, выделив слово «пообещал». Я непроизвольно выпрямилась, настолько, что даже спина заныла. — Я бы ни за что не выгнал тебя. Теперь я знаю слово «выгнал». Случайное изучение английского продолжается. Это слово уж точно мне пригодится. Но о чем он думал тогда все это время, если не о том, как поступить со мной теперь? Понятнее ничего не становилось. — Но это было до того, как ты узнал, что я… — продолжать не хотелось совсем. Он и так знает, что я имею в виду. Он упёрся локтями в колени, слегка наклонившись корпусом, и сцепил пальцы в замок. Его взгляд был серьёзен и настолько напряжён, что я уже жалела, что вообще покинула комнату. Хотя, сидеть в неведении — такое себе удовольствие. — Ничего не изменилось, Элис. — Всё изменилось. Шумно выдохнул, что я рассудила как несогласие с моими словами. Отвёл взгляд, посмотрев куда-то в сторону. Задумался о чём-то, видимо. Я готовилась к очередному долгому молчанию, но и пяти секунд не прошло, как он снова посмотрел на меня, заглянув глубоко в глаза. Мне тут же стало не по себе. Я едва заметно повела плечами. — Это же могла быть не твоя вина. — Мне сначала показалось, что я ослышалась. Ну не может же он защищать меня, это нелепо. Даже я сама себя не оправдываю. — У тебя всего один укол. Если бы это было то, о чем мы думаем, их было бы много. Был бы синяк. Но это только один укол. Тебя могли заставить его сделать. — Короткая пауза. Он, должно быть, ждал, пока я переварю его слова. Что у меня получалось не особо хорошо, к слову. — Да и это не объясняет то, как ты можешь быть в Канаде. Я не чувствовала собственного тела. Будто душа покинула этот едва держащийся сосуд и теперь смотрит на ситуацию со стороны. Смотрит, наблюдает, рассуждает теперь уже адекватно. Не как я десятью минутами ранее. — То есть, — начала я, чувствуя, как пересохло в горле, — ничего не изменилось? Конечно, изменилось. Может быть, он сам этого не хочет признавать — как и я, впрочем — именно поэтому ищет мне оправдания, но отрицать глупо. Какой бы причины наркотикам в моей крови не было, сути это не меняет. Сомневаюсь, что перед отпуском он мог хотя бы подумать о том, что будет в свое свободное от работы время носиться с наркоманкой. — Конечно, не изменилось, — сказал наперекор моим мыслям уверенно, твёрдо, но помедлил перед ответом, что полностью обнажило его сомнение. Я поджала губы и с трудом натянула на себя улыбку. Да, пусть всё будет как прежде. Хотя бы на словах. Так будет проще. Еду привезли довольно быстро, но я от нее отказалась. В горло не лез ни кусок. Какао в пластиковом стаканчике выпила, ведь девать его было некуда — заказанную еду-то можно было убрать в холодильник и съесть потом, а горячий напиток на потом не оставишь. И, что самое удивительное, мы сидели на одном диване. Когда он только сел на уже ставшее мне привычным место, я хотела сесть на кресло, на котором ранее никогда не сидела, но что-то меня дёрнуло сесть рядом. Для меня это было мини-победой над собой, над страхом непонятно чего именно, а для Джареда это ничего не значило. Он просто ужинал, а я сидела довольно близко к нему, пила своё какао, обжигая ноющее горло, и прислушивалась к собственному сердцебиению, молясь, чтобы оно не выдало меня. Но, впрочем, что оно может выдать? Страх сидеть так близко к нему? Я не маленькая девочка. И сейчас максимально неудобный момент играть в чувства. Хотя, если так рассудить, эта игра уже началась, даже если я сама не хотела этого признавать. Я умираю от каждого его маленького прикосновения, боюсь сидеть рядом с ним, вспоминаю то объятие после паралича. Всё это выкладывало вполне очевидную картину, на которую я нарочно смотрела размыто, сквозь пальцы. Так мы сидели минут десять. Джаред ел, а я даже не смотрела, что именно он заказал, просто чувствовала запах еды, от которого меня слегка тошнило. А что именно за запах — тоже понять не могла. Обнимая свои колени, я держала голову на спинке дивана и смотрела куда-то в окно, на тёмные очертания многоэтажек и горящий свет в некоторых окнах. И чувствовала непонятную, неизвестную мне ранее пустоту, которую я не могла объяснить или хотя бы обосновать. Мне не было грустно или что-нибудь в этом духе, просто как-то пусто и всё. Никаких ярких эмоций. Я слегка скосила глаза, решив непонятно зачем взглянуть на Джареда. Он, видимо, задумался о чем-то, держа вилку в воздухе и смотря в одну точку. Осанка идеальная, позу сложно назвать расслабленной, комфортной. Я слишком заглядываюсь на него. Слишком. Лучше уже просто пойти спать. Жутко хотелось просто оказаться в кровати и заснуть, только коснувшись головой подушки. Поэтому я просто опустила ноги с дивана на пол, нехотя поднялась на уставших непонятно от чего ногах, и направилась к комнате, бросив тихое, краткое «Спокойной ночи». Уже почти дошла до порога, отделяющего гостиную от коридора. — Элис. Его голос пригвоздил меня к полу. Заставил стоять на месте и не двигаться, как по команде дрессировщика. Я просто была удивлена, наверное. Не думала, что он ответит что-то, заговорит со мной. Мыслями я уже была в комнате, готовилась ко сну, находилась в безопасном от разговоров одиночестве. Вот он, Джаред, изящно рушит мои планы. — Ты в порядке? На то, чтобы обернуться, мне потребовалось секунд двадцать, повернуться сразу было равносильно шагу куда-то в нескончаемую пропасть. Поэтому повернулась очень медленно, плавно. И то, не до конца: стояла боком. — Конечно, — ответила, даже натянув лёгкую улыбку, которая наверняка выглядела максимально неестественно. — С чего бы мне быть не в порядке? Если между нами ничего не изменилось. Я подумала на мгновение, что последняя фраза заставит его сказать «Ладно, изменилось, ты права, многое изменилось», но он лишь помедлил, опустил взгляд, вздохнул. Вечность прошла, прежде чем он бросил краткое: — Хорошо. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — сказала ещё раз, хотя уже говорила. Впрочем, это неважно. Всё это неважно. Такие мелочи. Поскорее бы оказаться в комнате. Повернувшись к нему спиной, я облегчённо выдохнула, прикрыв на пару секунд глаза. Теперь можно просто уйти, лечь в огромную кровать, положить голову на подушку и провалиться в глубокий, долгий сон. Так я и поступила: стараясь не идти слишком быстро, вошла в комнату, закрыла за собой дверь, переоделась в футболку Джареда, в которой обычно сплю, стянула с постели покрывало, выключила свет и залезла под пышное одеяло. Только вот организм, видимо, был не согласен с моими планами и напрочь отказывался засыпать. Глаза побаливали от недавних слёз и совсем не закрывались, я лишь часто моргала, а прикрыть их удавалось не больше, чем насекунд десять. Тело тоже не поддавалось сну. Казалось бы, такой долгий, тяжелый день. Что ещё нужно, кроме сна? Я пробовала разные положения: на боку, обнимая свернутое одеяло; на животе, повернув голову к закрытому шторами окну; на боку, без одеяла, подложив под голову руку; на животе, уткнувшись лицом в подушку. Чередовала, пыталась выбрать идеальное положение — безрезультатно. Испробовала всё, кроме как лечь на спину. Но лучше я буду мучиться от бессонницы, чем буду спать на спине и испытаю тот ужас, что произошёл утром. Не знаю, сколько времени я провела в кровати в попытке заснуть, но даже Джаред уже, судя по звукам, отправился в свою спальню, выключив везде свет. У меня уже даже были мысли встать, пойти в гостиную, посидеть за ноутбуком Джареда, поучить английский. Но если он услышит, что я не сплю, точно останется в гостиной вместе со мной. Из заботы или из страха, что я могу украсть что-нибудь (я же, черт возьми, наркоманка) — не знаю, но одну точно не оставит. Так что пусть уж считает, что я давно заснула и пусть спит сам. Ему тоже нужен отдых. Прошло ещё много времени, прежде чем я решилась наконец лечь на спину и попытаться заснуть в таком положении. В конце концов, вероятность того, что сонный паралич будет преследовать меня каждую ночь, мала. Я надеялась, что мала, если быть точнее. Я дышала глубоко, полной грудью, чтобы на случай, если снова начнётся тот кошмар, я сразу почувствовала давление на грудную клетку и смогла бы предпринять хоть что-то. И, что странно, именно на спине моё тело расслабилось, и я почувствовала, как медленно погружаюсь в сон. Я уплывала куда-то, выпадая из бодрствования уже настолько, что не могла — и не хотела — пошевелиться. Просто понимала, что если хоть капельку пошевелюсь, все старания заснуть будут напрасны. Лучше просто спокойно лежать и ждать, когда сознание, наконец, отключится. Но в ногах закололо. Лёгкое покалывание, которое сначала невесомо коснулось кожи, а затем распространилось дальше, сильнее. Давление на грудь. Едва ощутимое. Только не это. Убейте меня сразу же, чтобы я не мучилась. Пожалуйста. Прежде чем давление на грудную клетку стало усиливаться, разрастаться, я проверила: могу ли двигаться. И, боже, я не могла поверить, но я не была парализована. Паралич ещё не успел завлечь меня в свои ужасающие объятия. Осознавая, что в любую секунду я могла потерять способность двигаться, я резко вскочила с кровати, ногами запутавшись в одеяле. С раздражением одернула его от себя, кинула прямо на пол, и прислушалась: нет ли какого-либо дребезжания в моей голове. Что делать было необязательно, ведь раз я уже стою, раз я могу двигаться, никакого паралича не будет, пока я снова не лягу в кровать. Я прижала руки к грудной клетке, чувствуя, как сильно бьётся сердце. И неудивительно. Я действительно перепугалась, что сейчас всё снова повторится. Лучше тогда вообще не спать. Комната всё ещё пугала меня. Я озиралась, почти не моргая, боясь, что та тень, тот силуэт где-то здесь, в темноте, ждёт, пока я потеряю бдительность, и он сможет снова убедить меня в том, что смерть дышит мне в лицо. Окутать меня тягучим, словно дёготь, мраком и заставить верить, что я умираю. Я закачала головой, пытаясь саму себя убедить, что здесь никого нет. А холодные слёзы все равно потекли по щекам, будто сопровождая появившийся в голове вопрос: почему я? Почему всё это происходит со мной? Чем я так провинилась? Чем заслужила? Может быть, я раньше была настолько отвратительным человеком, что жизнь решила «вознаградить» меня потерей памяти, ужасным самочувствием, в том числе сонным параличом, который я бы никому ни за что не пожелала испытать? Судорожно глотая ртом воздух, я выбралась из комнаты в коридор, по пути включая свет сначала в нём, а потом и в гостиной. Яркий искусственный свет слепил непривыкшие к нему слезящиеся глаза, но лучше уж так, чем оставаться в темноте, в которой каждый чёртов силуэт напоминает мне то существо, по-хозяйски зашедшее в мою комнату сегодняшним ранним утром. Не спать. Главное — не спать. На ватных ногах я прошла к кухне, начала по очереди открывать шкафчики в попытке найти кофе. Обнаружив его, я достала кружку и дрожащими руками насыпала в неё две чайные ложки кофе. Руки тряслись настолько, что я слегка рассыпала кофе на кухонную тумбу, ведь ложка в ладони вовсе не слушалась. Уберу потом. Сейчас я сделаю только хуже, если попытаюсь вытереть. — Элис? — сонный голос из коридора. От неожиданности я подскочила на месте, чуть не сбив кружку с тумбы. Она прокрутилась вокруг своей оси и, на удивление, встала на место, не упав. Сердце забилось ещё быстрее. Хотя, казалось бы, куда еще сильнее-то? — Ты в порядке? — спросил он как-то недоверчиво, щурясь из-за света. Он, должно быть, спал. А я разбудила шумом. Конечно же, разбудила. Я же всё только порчу. Я только всем мешаю. Лучше бы я оставалась в полицейском участке всё это время. Я ходячая катастрофа. Я — проблема. Для всех. — Да, да, конечно, я в порядке, — забормотала, на удивление, на английском, хотя мне казалось, что мозг откажется воспроизводить речь даже на русском, не то что на неродном языке. Попыталась закрыть банку с кофе, но руки дрожали слишком сильно. — Иди спать, я в порядке. Всё нормально. Когда он успел подойти ближе? Только что стоял в коридоре. Забрал банку из моих рук, сам закрыл её, убрал в шкафчик. Я вцепилась в краешек кухонной тумбы, стараясь угомонить дрожь в руках. Я наверняка выгляжу сейчас, будто у меня ломка. — Это произошло опять? — серьёзно спросил он, смотря на меня. Я старалась не встречаться с ним взглядом. Опустила глаза, рассматривая собственные руки. Такие бледные, кожа почти прозрачна. — Нет, — более спокойно, чем говорила несколько секунд назад. Сердце стало биться капельку медленнее. — Но могло. Молчание пронзило воздух на кухне на какое-то время. Заставляло меня успокоиться, перевести дух, вцепляясь в сознание когтями. Будто шептало «Просто постой в тишине, подумай, осознай, что паралича не произошло, с тобой всё хорошо». И становилось совсем немного, но легче. Только вот глаза почему-то не переставали слезиться. — Я не могу спать, — прошептала, сама не зная зачем. Джареду наверняка всё равно. Он сто процентов ждёт, когда наконец консульство сможет отправить меня домой. Просто слишком вежлив, чтобы забить на меня, на мои проблемы. — Слушай, ты должна поспать… Твоему телу сейчас тяжело. Если ты выпьешь кофе, — он указал рукой на кружку, — тебе станет хуже. — Но я не могу! — повысила тон, даже не заметив. Испугалась самой себя, когда осознала, что почти накричала на человека, который пытается помочь. Вздохнула, нерешительно взглянув на Джареда. Его лицо всё такое же спокойное, без тени раздражения. — Я понимаю, — всё также тихо, даже не думая повышать тон в ответ. И от этого мне стало настолько стыдно, что к щекам прилила кровь, и мне показалось, что моя кожа горит. Хотела извиниться, но Джаред снова повторил: — Я понимаю, Элис, всё в порядке. И сделал то, о чём я и думать не могла, после того, как он узнал о наркотических веществах в моей крови. Обнял. Прижал меня к себе, одну руку положив мне на затылок, а другую держа на моей спине. Я даже всхлипнула от неожиданности. Ему не противно обнимать меня? Зная, что я наркоманка, что я оказалась на улице по своей же вине? Мне самой противно от себя. — Всё будет хорошо, — сказал очень-очень тихо, где-то над моим ухом, и я, не сдержавшись, разрыдалась, снова уткнувшись в его шею, прямо как утром. Его кожа веяла теплом, а равномерно стучащее в его груди сердце будто ритмично повторяло его слова: «Всё будет хорошо». Я не заслуживаю иметь рядом такого человека, как Джаред. Просто не заслуживаю.