Белый лебедь

Ах, как он танцевал! Как бог, спустившийся на землю. Женечка никогда не уставала смотреть на то, как делают разминку артисты балета. Но один из них нравился ей больше всего. Это был красавец, ведущий артист балета Саша Евлампов. Что за черты, что за изгибы? Неверное, когда его ваяли, то красоты и гибкости по щедрости плеснули на десятерых. Женечка с восхищением и некой толикой тоски и зависти смотрела на прекрасных танцоров, что в её воображении представали белыми лебедями. Мало кто знал, что и она сама тайно дома, ночью, закрывшись на ключ, в зале перед большим зеркалом тоже позволяла себе летать в сольном танце. Кто бы мог подумать, но Женечка, при своих полноте и нескладности, двигалась удивительно легко и грациозно. Злая насмешка Бога. Как при таком росте и комплекции можно было обладать такой завидной пластикой? Никто, даже муж Женечки, не знал о её тайном хобби. А Женечка при любой возможности выбиралась на репетиции балета, чтобы жадными до счастья глазами смотреть с восторгом, замирая и не дыша. Женечка была не такой талантливой, как они, жители театрального небосклона. Её умений вполне хватало на то, чтобы петь в хоре, спрятавшись где-то там на самых задних рядах и издавая вполне чистые, но не громкие звуки. Женя не стремилась в лидеры. Каким же было её удивление, когда однажды на репетиции к ней подошел сам Евлампов. И они разговорились. Женечка, красная до ушей, слушала о том, что Евлампов, оказывается, давно уже наблюдает за ней. За ней, скромно прячущийся в темноте зала или за пыльной кулисой, за ней, что никогда не дарила ему подарков лично, а только через билетерш. С чего так случилось вдруг? Он нашёл её забавной. И они начали встречаться, поначалу просто как друзья. Им было хорошо вдвоём, интересно, весело. На какое-то время Саше даже удалось убедить её в том, что она и вовсе не так плоха. Они ходили к нему в общежитие. Там пили водку из пластиковых стаканчиков на чьих-то очередных шумных вечеринках, а потом поцеловались. На всю жизнь Женечка запомнила это ощущение счастья: прикосновение сильных мозолистых рук, поцелуй словно высеченных из мрамора губ. Что он нашел в ней? Он — полубог, в ней, неказистой, малорослой, полной и застенчивой? Что-то, видимо, нашёл. Но… Он был женат на ведущей прима-балерине, да и Женя была замужем. У них с Евламповым не было ничего общего. Он был для неё единственным. Она очередной. У него было всё, у неё ничего. У него овации, успех, премьеры, телевидение, поклонницы. У неё задний ряд на сцене, маленькая зарплата, муж, проблемы и тайные мечты. У них не было будущего. Вскоре у него появилась другая. Нет, Женечка не ревновала. Разве можно ревновать к чему-то совершенному? Пусть она была у него ради развлечения, ради смеха, зато он был у неё. Снова тайком, незаметно она пробиралась в полный зал на его спектакли, чтобы в темноте и неузнанности смотреть на него с обожанием. Однажды, глядя на него из-за кулис, она случайно обратила внимание на лица тех, кто смотрел на сцену, и с удивлением узнала в этих людях себя. Такие же некрасивые, бледные, рохлые, тощие, полные, но с горящими, живыми, влюбленными глазами. Они смотрели на Александра Евлампова и жили сказкой, какую давал им он в своих движениях. И все они в тот миг были, как он — свободными и сильными, принцами и принцессами, влюблёнными и счастливыми. После спектакля некрасивые люди белыми лебедями расплылись по своим делам. Уплыла и она, унося в душе веру в любовь и стремление к красоте. Уплыла к себе домой, любить мужа, сонного кота Тишку и тайно, ночью, запершись в комнате, танцевать — танцевать перед зеркалом. И думать... думать о том: «О, как это прекрасно быть белым лебедем»! А в это время артист балета Евлампов будет заливать свою горечь, усталость и раздражение водкой. Он уйдет домой из театра совершенно пьяным, злым и бесшабашным. Случайная машина не сумеет вырулить, когда на дорогу вывалится непонятно откуда взявшийся мужик. Евлампова не станет на следующее утро. Но Женечка узнает об этом только к вечеру. Сегодня же она совершенно счастлива в своей маленькой и неказистой жизни. Она танцует одна перед большим зеркалом, думая, зачем ей, дурнушке, бог дал такую пластичность?