Звезда или Сердце?

      Слёзы душат Элли. Сегодня ночью она так и не смогла уснуть, и теперь стоит у серебристого ручья, в тени фруктовых деревьев, и безутешно рыдает. Рамина поведала ей, что это её последний приезд в Волшебную страну, и Элли горько от того, что она более никогда не увидит ни смешного умного Страшилу, ни доброго Железного Дровосека, ни Смелого Льва.       Кто-то осторожно обнимает Элли сзади мягкими руками. Кто-то, от кого пахнет свежескошенной травой, солнцем и надеждой. Элли доверчиво прижимается к груди своего верного товарища, а он прикасается жёстким подбородком к тонкой шейке, настойчиво трётся, царапая нежную кожу, и голос хриплый, вкрадчивый:       — Что тревожит тебя, мой маленький друг?       Слабые руки шуршат соломой, нетерпеливо комкают край её ночной сорочки, сжимая призывно тёплое молодое тело. Глупая Элли прикрывает глаза, счастливо улыбается и вытирает ладошкой остатки слёз.       — Ах, Страшила, — говорит она, — как же мне не хочется покидать вас.       — Ты никогда не покинешь нас, — насмешливо отвечает чучело.       — Это невозможно, — вздыхает Элли. — Нам с Фредом пора возвращаться домой.       Она поворачивается на шум шагов — Лев и Дровосек смотрят на неё печально, почти с жалостью. Страшила выпускает Элли из своих объятий, и Лев прыгает на неё, валит на траву, зубами срывает одежду.       — Прости, Элли, но мы не можем отпустить тебя, — с сожалением говорит он. А сам раздвигает ей ноги мощными лапами, наклоняется и лижет лицо шершавым языком. Мокро.       Элли гладит его по жёстким усам, дует в нос. Без одежды ей зябко, и она ёжится.       — Мне холодно. — Голос её дрожит, трава влажная от ночной росы. Элли хочется обратно, в тёплый шатёр. И ещё ей почему-то очень страшно.       — Сейчас ты согреешься, — мурлычет Лев и подаётся вперёд, наваливаясь на неё, накрывает всей тяжестью могучего тела, и Элли чувствует, что в промежность словно пырнули ножом.       Её вопль уносится ввысь, к ночному небу, к мириадам мерцающих звёзд, и теряется там, распадаясь на осколки.       Элли знает этот нож, она видела его у дяди Чарли Блека, когда тот как-то помогал отцу на ферме чинить изгородь: огромное, блестящее лезвие, изогнутое остриё, а верхняя кромка волнистая, с кривыми зазубринами. И эти зазубрины рвут сейчас на части её тело, заставляя мутиться разум от нестерпимой боли.       Нож втыкается снова и снова, и Элли кричит, извивается, пытаясь столкнуть с себя жуткое чудище, выбраться из-под разгорячённой мохнатой массы. А Лев не прекращает пытку, его брюхо в крови, он рычит и скалится, прикусывая в экстазе хрупкое плечико Элли. Её мышцы эластичны и растягиваются до предела, но вторгшийся инородный предмет слишком огромен, и плоть трещит, принимая его в себя, и разрывается по живому. Элли сучит ногами, царапает по гладкой, скользкой шерсти руками, срывая ногти. Сходя с ума от боли и ужаса, пальцами хватается за траву и выдёргивает её с корнем, скребёт по земле, оставляя на ней глубокие борозды.       Ладонь вдруг касается чего-то бархатистого, приятного на ощупь. Элли поворачивает голову, видит Страшилу и вцепляется мёртвой хваткой в его мягкий сафьяновый сапог.       — Помоги мне… — хрипит она.       — Я помогу, — говорит Железный Дровосек. Он стоит рядом с чучелом. — Я освобожу тебя.       Дровосек поднимает свой огромный топор — тонкий свист опускаемого лезвия и дикий вопль Элли сливаются воедино, вновь раздирая ночную тишину. Крик переходит в нечеловеческий визг, потом срывается на самой высокой ноте и замирает в вышине. Пальцы Элли продолжают сжимать тонко выделанную кожу, отсечённая кисть покачивается одиноко, похожая на присосавшегося сытого клеща. Из обрубленного предплечья толчками пульсирует кровь, в такт движениям Льва. Его ритм всё медленнее, слабее, и наконец Лев останавливается и отходит.       — Смелый Лев доказал свою смелость. Теперь моя очередь. — Железный Дровосек смотрит кротко, а из глаз льются слёзы. — Мне нужно твоё сердце, моя добрая Элли. Тогда я снова смогу стать настоящим человеком, а ты навсегда останешься здесь, с нами, в моей груди. Так сказал Мудрый Страшила.       Топор вновь взлетает и падает. Грудина Элли сочно хрупает, а из рассечённого живота скользят вниз перламутровые внутренности, скручиваясь кольцами на мокрой траве.       Элли согрелась, ей даже жарко. И уже совсем не больно, поэтому больше не кричит. Словно со стороны — чуть сбоку и сверху — она наблюдает, как Железный Дровосек подходит к её бездвижному телу, распластанному на влажной траве. Рот перекошен в безмолвном крике, раскинутые ноги залиты тёмной вязкой жидкостью, а глаза словно шарики для бильбоке, подвешенные на тонких красных ниточках.       Дровосек наклоняется и руками раздвигает разрубленную грудную клетку, обнажая сердце. Рёбра трещат, раскрываясь, подобно морской раковине, внутри которой пульсирует блестящая бордовая жемчужина. Он достаёт сердце — оно ещё бьётся, трепещет в железной ладони, и кровоточит. Дровосек с силой сжимает в кулаке кусочек тёплой плоти, и красные брызги вырываются во все стороны сквозь стиснутые пальцы, заливая ему руки и лицо.       Сверху Элли видит всё это, и ей снова безумно больно, и нечем дышать. Она кричит. И просыпается.       Её сердце — настоящее, живое сердце — колотится почти у самого горла, не давая вздохнуть. Элли захлёбывается криком, в панике озираясь по сторонам. Она в шатре, в своей тёплой и уютной постельке, которую ей устроили добрые Жевуны. Цела и невредима.       Элли выбирается наружу, ей срочно нужно на воздух, иначе она сойдёт с ума и умрёт. У костра сидят Железный Дровосек и Фред. Смелый Лев лежит рядом, дразня кончиком хвоста задиристого Тотошку. Страшила стоит поодаль, остерегаясь смертельно опасных для него искр. Все разговаривают и весело смеются.       На трясущихся от пережитого кошмара ногах Элли спускается к серебристому ручью, ступает тихонько, стараясь не шуметь, и останавливается под сенью фруктовых деревьев. Она продолжает дрожать, но наконец-то может вдохнуть полной грудью.       Кто-то осторожно обнимает её сзади слабыми ласковыми руками. И знакомый голос спрашивает заботливо:       — Что тревожит тебя, мой маленький друг?..