"Время встреч"

- Ничего не забыла? Сакура оглядела себя, бесцельно порылась в сумочке, поправила прическу и уверенно кивнула – ничего. - За Хикару следи, - приказала она мужу, уже стоя на пороге и второпях поправляя воротничок на детской курточке. Серьезный, с тяжелым, недетским взглядом мальчик лет пяти стоял рядом с отцом и сосредоточенно наблюдал за манипуляциями мамы. - Точно ничего не забыла? – еще раз обеспокоенно спросил Арата. - Точно, - вновь кивнула Сакура и, развернувшись на каблуках, вышла из дома. - Поужинайте: где все стоит – знаешь. Мама приедет в восемь. До ее приезда можешь Хикару спать не укладывать, - уже на выходе со двора дала последние наставления женщина. Арата быстро и согласно кивнул и хотел спросить еще что-то, но жена успела покинуть пределы аккуратного палисадника, защитным кольцом окружающего дом, раньше, чем он успел открыть рот. Калитка, потревоженная Сакурой, жалобно скрипела и раскачивалась по инерции, словно желая ушедшей счастливой дороги. - Бросила нас мама, - в тон калитке вздохнул Арата и взял сына за руку. Хикару невозмутимо хмыкнул и поднял взгляд к небу: начинался вечер. Высокая, элегантная, заставляющая смотреть себе вслед, Сакура украшала и озвучивала улицу своим неспешным шагом. Каблучки цокали по каменной кладке – не захочешь, а инстинктивно обернешься посмотреть, что за дамочка прошла. Ее многие узнавали. Прошло немало лет после того, как Сакура оставила работу шиноби и ради семьи и ребенка перебралась в обычную, мирскую жизнь, но быстро забыть ученицу легендарного саннина у коноховцев не получилось. Сакура занималась общественной деятельностью – много и со зверским энтузиазмом. Под ее руководством был не один социальный журнал и несколько фондов помощи – от безработных до беспризорников. Перед ней расступались, с ней часто здоровались. Ее уважали. Сакура шла и каждой толикой своего тела чувствовала взгляды сограждан – любопытные, одобрительные, вожделенные, негодующие, осуждающие. Они оседали на ней пылью, прорастали потом, въедались в кожу и делали любую прогулку по улице тяжелым испытанием. Сакура шла не торопясь. Шла и вспоминала. - Саске, ты уверен, что не хочешь жить в Конохе? - Уверен. Много лет назад, на холме за деревней они встретились то ли случайно, то ли по велению души – оба, не сговариваясь, в один и тот же час пришли под закатное солнце, задумчивые – каждый в себе. Встретились и долго не знали, о чем заговорить. Их молчание не угнетало, не давило и не требовало разойтись «каждому по своим». Друзья детства, боевые товарищи и даже когда-то враги. В таких случаях есть о чем и поговорить, и помолчать. Сакура выбрала молчание, но Саске неожиданно нарушил его первым. Сказал, что уезжает, покидает Коноху сразу после того, как получит бумагу об амнистии. Забирает с собой Карин и направляется в небольшую деревню рядом с туманниками. Рассказывал долго, не спеша, все от начала до конца – прощался. - Там все чужое. Даже фамильного кладбища нет, - говорила ему Сакура, но уже знала – все бесполезно. Раз решил – уйдет. Ушедший раз не побрезгует сделать это снова. - Сакура. Очень оно мне нужно, это кладбище. - Это же род, корни… - Ствол и крона. А я плод. - Не ерничай. - Я уеду. Надо только с домом определиться. - И начать тихую, спокойную, полную семейных радостей жизнь? – усмехнулась Сакура. - Дом для Карин. Я из дела не уйду. - А я уже решила. - Правильно. Тебе еще рожать. Саске должен был присутствовать на вечере. Сакура собственноручно писала и отправляла ему приглашение. Пришедший ответ был написан аккуратным женским почерком, а не тем ломанным из-за разбитых от «чидори» рук, который помнила Сакура у Саске. Не соврал – забрал Карин с собой, живут вместе. Но, обещая приехать, Саске указывал в прибывающих только себя. Жены на вечере не будет, и Сакура резонно рассудила, что действительно будет лучше, если все они встретятся без своих пар. - Ну кто меня одного отпустит? – ныл в ответном письме из Суны Шикамару. – Работы – пихай, не запихнешь, старшего в этом году в Академию оформляем, младший сейчас на мне висит. А приехать без Темари вообще нереально! Ну, ты же ее знаешь… - Я один не могу, - безапелляционно заявил Чоджи. – Либо с женой, либо не приду вообще. - У меня миссия в этом месяце, - лаконично уклонился Шино. И так почти с каждым. Сакура убила несколько месяцев на то, чтобы собрать расписание своего академского выпуска, еще несколько недель у нее ушло на то, чтобы состыковать людей так, чтобы в конечном итоге прийти на встречу смогли все. Но охотно и без пререканий согласились только двое – Наруто и Саске, от чего у Сакуры нехорошо подкатывал к горлу ком из смешанных, противоречивых воспоминаний своей юности. Появлялась мимолетная слабость – не собирать никого, не приглашать, но Сакура скучала. И каждый раз тоска по беззаботному детству и дружбе пересиливала тревоги. Оставив мир шиноби, касаясь его лишь краем, она не знала, куда себя деть. Смыслом всей жизни стала работа, замкнутым кругом собравшаяся вокруг Сакуры, не предоставив возможности ни на йоту вырваться за свои пределы и что-то изменить. И через какое-то время пришло осознание предстоящей беды всех сильных женщин – одиночества. На работе уважали и ставили в пример, гордились дома, почтительно кланялись на улицах, а личного счастья от этого не прибавлялось. Мужчины Сакуру избегали. Втайне любуясь ею, они предпочитали тех, кто попроще, с кем, сразу видно – ужиться не составит труда. Харуно твердила себе «все будет», и шла в гости к Ино, встречалась в вечерних кафешках с Наруто, с удовольствием сопровождала в прогулках по Конохе приезжающих послов, особенно любила встречаться с Гаарой, который одним своим видом моментально возвращал Сакуру во времена экзамена на чуунина, когда все в ее жизни только начиналось. Ноющему сердцу женщина говорила – потерпи. Уговаривала его и сама начинала верить собственным словам. Но год от года не становилось легче. И в какой-то момент Сакура взяла и написала Саске. Адрес она знала – он оставил. Написала обо всем, но официально, вежливо и совершенно не ждала ответа. Писала как себе в стол. Но через пару недель пришел ответ в половину листа, неровным, моментально узнаваемым почерком. Саске жил. С Карин и двумя сыновьями. Старшему в том году исполнялось три года. А затем пришло все и почти сразу. Скоропалительное замужество и беременность… После рождения ребенка время, возраст и душевное одиночество, которые почему-то пришли на смену джоунинской форме, поначалу не давали о себе знать. Хлопоты о Хикару занимали все мысли, руки и наполняли дом криками, распоряжениями, беготней. Потом стало труднее. Хикару подрос – стал иногда занят самим собой, оказавшись спокойным, сосредоточенным ребенком. Тут же выяснилось, что муж – не тот человек, с кем хотелось бы провести остаток жизни, что главой в семье оказалась именно Сакура, и вести все хозяйство предполагалось именно ей. Арата не возражал и только клялся жене в верности и бескрайней любви, ходил хвостиком, сочиняя глуповатые стихи, и хвастался перед друзьями своей «красавицей». - Зачем тебе это, родная? Ну, ведь хлопот не оберешься, - Арата пристроился сзади, обнял жену за талию и засопел на ухо. - Я привыкла. Это же напрямую связано с моей работой, - отозвалась Сакура, намывая очередную тарелку. - Думаешь, кто согласится? Да столько лет прошло! Никому это не надо. У всех свои дела, работа, дом… Сакура выкрутилась из объятий мужа, передернула плечами, словно скидывая с себя его прикосновения. Отложила вычищенную до блеска посудину и повернулась лицом к Арате. - Думаешь, я одна такая дура – скучаю? - Нет, ну что ты… - открестился муж. - Думаешь, если люди не могут расстаться со своими повседневными делами, они не хотят встретиться? - Я этого не говорил! – запротестовал Арата. - А что же ты тогда сказал? - Я… Да ничего. Ничего особенного. Мне просто тебя, родная, жалко. Все на твои хрупкие плечики ляжет. Я ведь о тебе беспокоюсь. - Иногда мне кажется, что у меня не один ребенок, а два, - вздохнула женщина. Больше всего Сакуру терзали мысли о Саске – самом первом из согласившихся приехать из другой страны ради обычной, малопонятной встречи выпускников. Характер так не меняется – думала Сакура. Значит, он едет ради чего-то. Или ради кого-то – эта мысль пугала Сакуру еще больше. К тому моменту она уже точно знала – никаких жен и мужей. Только двенадцать человек – почти все погодки, выпускники класса Умино Ируки. Благо, боги смерти миловали – все живы. Покалечены, с искореженными душами, но целы. Наруто тоже согласился практически мгновенно. Как-то истерично-радостно воспринял сообщение о приезде Саске и потом еще долго беспокоился о том, чтобы такого передать через Учиху его сыновьям в подарок. - Вы с ним совсем не переписываетесь? - Нет, - Наруто тут же сник: опустились уголки губ, потухли глаза. Время, память – отметила про себя Сакура. - Мы как-то сразу решили, что не станем общаться. Ни к чему это, - отмахнулся Наруто. – У него Карин. У меня… - он ухмыльнулся и неопределенно кивнул головой. – Коноха. Детская мечта стать Хокаге так и не сбылась. Сперва Сакура наблюдала, как он бодро, с энтузиазмом шагает к своей цели, взрослея, набираясь опыта и знаний, не оставляя надежды. Но затем, как раз после отъезда из деревни Саске, в Наруто будто бы что-то сломалось. Он все так же много и при каждом удобном случае говорил, что станет во главе деревни, улыбался, шутил с Тусанде, но никаких действительных шагов в направлении вожделенного титула не предпринимал. В итоге к двадцати пяти годам Наруто встал по правую руку действующего Хокаге и неожиданно оказался самым уважаемым человеком в Конохе. Почти все важные вопросы решались через него. Казалось, это положение его вполне устраивало. Во всяком случае, так думали все. Но тот самый комок воспоминаний говорил Сакуре каждый раз, когда она смотрела на сделанный в далеком прошлом снимок их команды номер семь, что Наруто попросту все равно, что реальная цель его жизни заключалась не в титулах. Но Сакура была умной женщиной и молчала. Уговорить Чоджи было труднее всего. Они с женой жили уединенно, мало где появляясь. Детей у них не было, и эту тему очень любили помусолить на конохских рынках – род Акимичи остался без наследника. И это со временем наложило свой отпечаток на отношение Чоджи как с чужими, так и со своими. Везде казались ему смешки и шушуканья, от каждого собеседника он ждал непонимания, каждого в любой момент готов был сделать своим врагом. Жену любил свято. Общая беда сплотила, спаяла буквально воедино их маленькую семью, и в итоге Чоджи совершенно не хотел расставаться со своей Эйко ни на минуту. Доказывать ему, что таким людям, как шиноби, да еще одного года выпуска, прошедших бок о бок огромное количество бед и неприятностей, будет лучше встретиться в своей, сугубо личной компании, пришлось долго и безрезультатно до тех пор, пока не вмешалась сама Эйко. Что сказала эта тихая и застенчивая женщина своему мужу, осталось для Сакуры тайной, но после разговора с ней Чоджи дал согласие. Так, мало-помалу Сакура собирала как головоломку обрывки и куски своей прошлой жизни, делая их одним целым, направленным в одну точку – в обведенную красным дату на настенном календаре в своем кабинете. На протяжении нескольких недель решать этот ребус было смыслом всей жизни Сакуры. Она просыпалась утром и думала о том, где поселить Шикамару с Темари и детьми, потому как в родовом поместье Нара песчаница жить отказалась из-за плохих отношений со свекровью. Она шла на работу и в уме расписывала меню, выбирала зал. В рабочий перерыв, вместо того, чтобы идти обедать, Сакура бродила по ресторанным заведениям и кафе – осматривая, одобряя, затем критикуя, не решаясь дать конечный ответ за всех сразу. Возвращаясь домой, она обнимала Хикару и рассказывала ему про своих лучших друзей, про то, как они когда-то воевали вместе, про их дружбу и ссоры, про их любовь. Про Учиха Саске. Хикару обнимал маму в ответ и вдумчиво молчал: то ли правда понимал, то ли ему просто хотелось побыть вместе с родным человеком, и он был готов принимать все, даже длинные, непонятные монологи. И чем ближе был назначенный день, тем больше Сакура становилась похожей на больного душой человека. Из нее фонтаном била раздражающая окружающих, коллег по работе и домашних нервозность. Дрожащие в нетерпении руки, вздрагивающая улыбка. Сакура металась с заказанной на вечер едой, с тем, чтобы все было сделано так, чтобы можно было обойтись без официантов. В ее сумке, на ночном столике, в кабинете – везде валялись распечатки меню, карта с расположением столов, документы на снятую квартиру для приезжающих Нара. Все это вместе и в тоже время по отдельности – запомнить, записать, не упустить из виду. Сакура плохо спала, не высыпалась, стала опаздывать на работу, где все прекрасно были в курсе намечающейся встречи, но почему сотрудница реагирует на это так бурно, никто понять не мог. А объяснить Сакура была не в силах. Вместо этого, засыпая, она обнимала подушку и вспоминала, как в учебном лесу, где проходил экзамен на чуунина, она обнимала изуродованного проклятой печатью Саске, еще не ведая тогда, к чему все это приведет. К ней в мыслях приходил повзрослевший, вытянувшийся за два с половиной года Наруто, вернувшийся после обучения у эро-саннина. Эти мысли переплетались с тем, как однажды, преследуя песчаников, Шикамару согласился пожертвовать собой, чтобы Наруто и Сакура успели догнать Саске и Гаару. Ночами, женщине не давали покоя уличные конохские фонари, скудно проникающие мягким светом в спальню. Они наводили на воспоминания о Тсунаде, ее тренировках, затем по крупице воссоздавали образ Шизуне, дополняя его забавной домашней свинкой подмышкой. Все это катилось неостановимой лавиной, заставляя Арату пить по утрам капли от нервов и ходить за женой на цыпочках, пытаясь успокоить, унять разбушевавшуюся память. Саске приехал рано утром. Как и обещал – один. Весь в черном, дорожная сумка через плечо. И обнял, прижимая к себе, не вспомнив ни о сложившейся «холодной» репутации, ни о своем характере. Обнял и начал вытирать проступившие у Сакуры на глазах слезы. Столько лет разлуки оказались большим сроком для обоих. Он изменился. Ожидая, пока Саске пройдет пропускной контроль при въезде в деревню, Сакура смотрела и с ревностью думала о том, что все эти годы с ним рядом был кто-то другой, наблюдал, как он уживается сам с собой и людьми, как он относится к вещам, предметам, поступкам, какой он в быту, в работе, на миссиях и после них. Все, что происходило с Саске, являлось для нее обидной загадкой. Она была ему одной из самых близких, но не знала о нем почти ничего. От предложения остановиться у нее он отказался, мотивировав тем, что устал от семейной атмосферы и хочет побыть один, знакомиться с мужем и навестить родственников - как не услышал. Зато про сына расспрашивал долго и слушал внимательно. И сказал, что был бы рад, представься возможность увидеть Хикару. Сакура пообещала их познакомить и указала в сторону гостиного двора. Воспоминания кружились роем взбудораженных пчел, наперебой лезли в голову, а Сакура шла, пытаясь не ежиться под взглядами прохожих, и старалась думать только о приятном. О том, как сейчас она придет в ресторан, арендованный на всю ночь, как увидит своих ребят и как будет им рада. Как будут рады все. Сакура была в этом свято уверена. Она знала, что так и будет. Шикамару стоял у входа в ночной ресторан. Прислонившись к дверному косяку, он курил, наблюдая, как молочный дым струится, крутится и поднимается к почерневшему небу. Было прохладно, и Нара плотнее заворачивался в осеннюю куртку. Сзади играла тихая музыка, раздавались голоса. Нара не глядя мог сказать, кто говорит, и даже порой угадать, что говорит. Люди за его спиной были частью его прошлой жизни, и почему-то, спустя много лет, так и не хотели убираться из настоящей. Шикамару не возражал. И даже был рад, когда Харуно предложила всем встретиться. Правда, был слегка удивлен ее изменившейся фамилии и почерку. Получив ее письма, он в первый раз за десять лет задумался над тем, что его юность вполне могла уже пройти, измениться и приобрести какие-то другие оттенки. Люди женились, выходили замуж, создавали семьи, меняли работы, переезжали в другие города, страны. Иногда они даже умирали. Шикамару выдохнул с облегчением, узнав, что на встрече будут все двенадцать человек. Жизнь изменилась, но смерти пока не отдала никого. Хотя возможностей было много. Нара знал, что Учиха, несмотря на то, что навсегда покинул Коноху, деятельность шиноби не бросил и со временем стал довольно известным наемником. Нейджи уже не первый год руководит «Корнем». Шино добился успехов в биологии и тоже не последний человек в деревне, а военную карьеру так и не бросил. Чоджи все так же спец-джоунин. Ино, Тен-Тен, Киба, Наруто – никто не ушел из шиноби. Только Сакура предпочла семью работе, и то - это являлось спорным утверждением. Шикамару слушал своих бывших товарищей, сидя за общим столом, и единственная мысль, которая настойчиво билась в голове – все живы. Все родные, но далекие, все живые и слава богу. Нара не мог долго находится с ними – это то же самое, что пить, не отрываясь, концентрированный сок. Приторно, вязко. Нет сил оторваться, но и быть рядом почему-то тяжело. - Шикамару, - из дверей показалась светловолосая голова Ино. – Тебя все ждут. Пойдем, там у Кибы родилась новая идея. - Ками-сама! Помилуй нас - у Кибы родилась идея! – Нара возвел очи к небу. – Все ли переживут? - Шикамару! – раздался настойчивый голос из ресторана. – Ушел поссать и не вернулся! - Киба! – взмолился Шикамару, туша окурок. Помещение было небольшим, очень уютным – Сакура знала, что делала, и поработала на славу, готовя встречу. Без особых претензий и изысков, по-домашнему. Выпивка-закуска, мягкие диванчики, кресла – полукругом, чтобы удобнее было разговаривать, сидя рядом или напротив друг друга. Киба бегал между кресел, рассаживая всех, советуя, где кому будет лучше, кто с кем должен сидеть. Народу было мало, поэтому от Кибы страдали все, кроме Шино, который за столько лет общения выработал к напарнику иммунитет. Женщин Киба рассадил вокруг себя, отгребая всех мужиков на диван напротив. - Киба-кун в своем репертуаре, - улыбнулась Хината подошедшему Шикамару. - Да. А я уже и соскучиться по нему такому успел, - усмехнулся Нара. Задумка Кибы была проста как тарелка рамена. Наследник клана Инудзука решил «вспомнить старое» - сыграть в такую игру, которую в Академии назвали бы повторением пройденного материала. - Повторение – мать заикания, - высказал свое отношение к затее Шикамару. - Сейчас позаикаемся, - весело отозвался Киба. – Итак. В чем суть. Все притихли. Выпитого было уже достаточно. Раскрасневшийся от сакэ Чоджи вальяжно развалился на диване, готовый слушать. Хината и Ино регулярно хихикали в такт друг другу, перешептывались и тянулись за очередным бокалом спиртного, что в свободном доступе стояло на столе. Всем было пьяно и интересно. Все расслабились после первой волны зажатости, любопытства, облегчения – всего того, что накатило при входе в ресторан в самом начале встречи. Сейчас обстановка разрядилась, пропитавшись разговорами, воспоминаниями и алкоголем, разбавилась всплывшей дружбой, прежними связями. И выдумка Кибы оказалась к месту – ночь только нарастала, а разговоры постепенно сводились на «нет», и пора бы уже было появиться чему-то такому неординарному, что займет всех, заинтересует и даст немного передохнуть между обсуждениями изменившейся жизни. - Итак. Все помнят, кто, что творил в Академии? – вопросил Киба. Народ зашушукался. Хината с Ино переглянулись и захихикали. - Хината была влюблена в Наруто-куна, - заявила Ино. - Ино! – тут же вспыхнула Хината. - А разве это не так? – осведомился Киба. - Так… Но как давно это было! – протянула Хьюга, откидываясь на диванные подушки, подобно престарелой вдове, которая вот-вот пустится в долгие, пространственные воспоминания о романах своей молодости. - Ну так вот, - аккуратно прервал ее Киба. – Сейчас ты подойдешь к Наруто и признаешься ему в любви, как сделала это давным-давно. Помнишь? При нападении на Коноху? - Мда, - без энтузиазма отозвался Наруто. Он единственный, кто весь вечер почти ни с кем не разговаривал. Со многими из присутствующих он почти каждый день общался по работе, жизнь некоторых знал в подробностях, являясь прямым и главным помощником Хокаге. А что он мог спросить у переехавшего после женитьбы жить в Суну Нара? Как жена, как дети? Ему часто об этом рассказывал Гаара, посещающий деревню по дипломатическим нуждам. Оставался еще один человек, жизнь которого Наруто не знал и, казалось, знать не хотел – Саске. За весь вечер Узумаки и Учиха не произнесли между собой ни слова. Только поздоровались и поинтересовались, как дела. Все хорошо – ответ, устроивший обоих. - И в чем прикол? – не понял Шикамару. - И это самый талантливый парень в нашем выпуске! - вздохнул Киба. – Я предлагаю поиграть в воспоминания. - Не понял. Вскоре понятным стало все. Ресторан наполнился криками, смехом и улюлюканьем. Оказалось, что однажды Киба подвернул, как он сам тогда сказал, на тренировке ногу, и Шино тащил его до дома на закорках. Киба ехал у друга на спине и орал матерные частушки. После, Шино долго объяснял своим воспитанным родителям, почему его видели матерящимся на улицах Конохи. Как оказалось, Киба тогда первый раз в жизни напился. - Инудзука, я тебя не подниму. - Да не такой уж я и жирный стал! - Да уж, не Чоджи! - Сейчас кто-то огребет за порицание моей большой и полной красоты! - Эй, эй, Чоджи! А ты помнишь, как ты выпрашивал у Хинаты леденцы? - А у Ино тогда были две косы, помните? И Нейджи ей на занятиях по маскировке случайно на одну из них наступил? Помните, что тогда было? - Рискнешь сейчас тронуть мою прическу и о продолжении рода можешь навсегда забыть! Мир ожил. В комнате сидели двенадцать детей – веселых, жизнерадостных и беззаботных. Вряд ли кто-то сейчас смог бы назвать этих людей профессиональными шиноби. Шино тащил на спине Кибу три раза вокруг дивана и два раза вокруг стола, пока тот пел, перевирая, какие-то совершенно беспардонные песни. Дамы прикрывали рот ладошкой, мужчины усмехались. Чоджи за неимением леденца выпрашивал у Хинаты ломтик чего-то фруктового. В конечном итоге Шино все-таки уронил Инудзуку за очередное кресло – с грохотом, смехом и матом. Вспомнилось, что один раз Нейджи, используя бъякуган, по неопытности спутал библиотеку с женской баней – пришлось рассказывать как оно. Шино не нашел общий язык с пришлыми тараканами – сейчас в красках описывал, как, куда и кто из чужих насекомых к нему попал в организм. Причем Инудзука тут же решил сыграть в тех самых тараканов. Завязалась шуточная потасовка. Оказалось, что Сакура в свое время перепутала Саске с Наруто, и непонятно кого хотела поцеловать. И сейчас Узумаки и Учихе пришлось снова поменяться местами, пока Сакура стояла с завязанными глазами, а после была вынуждена, не подглядывая за чакрой, угадывать, где кто настоящий. Целовать в итоге пришлось Наруто – не угадала и на этот раз. - Да, Сакура-тян, на этом моменте ты должна была треснуть меня своей фирменной правой и разразиться обличительной тирадой. - Да брось, Наруто, кто старое помянет… - А помните, как Дайске сидел на первом ряду, перед Учихой, и толкнул тогда Наруто? Воцарилась тишина. Ино с Хинатой снова захихикали. - Ну, - решила разрядить обстановку Тен-тен. – Наруто-кун, тебе повторять сей подвиг. - Общественность требует! – поддержал ее Киба. - Кто это у нас тут общественность? – спросил Наруто. – Ты что ли? - Ребят, стесняется, - засмеялся Киба. - Да иди ты, - буркнул Наруто и направился к Учихе. Сакуре стало трудно дышать. Выпитый алкоголь вдруг неожиданно встал поперек горла. Все сказанное, весь выплеснувшийся смех передернуло и замкнуло. Захотелось закрыть глаза, и чтобы этой встречи никогда в жизни не существовало. Харуно как при замедленной съемке наблюдала, как Наруто подходит к Саске, встает напротив и смотрит внимательно и даже зло. А на лице Учихи ни эмоции. Так, словно все вернулось на круги своя. Они снова в классе и ждут немного опаздывающего Умино. Сегодня у них выпускной экзамен, и Сакура хорошо к нему готова. С утра она долго выбирала, что одеть – так, чтобы выглядеть лучше, эффектнее своей вечной соперницы Яманака. А все потому, что на экзамене будет присутствовать самый красивый мальчик их выпуска – Учиха Саске. Мальчик с тонкими чертами лица, иссиня-черными волосами и пронзительным взглядом, который лучше пропустить, чем поймать – так от него сжимается сердце. Учиха Саске. Ее первая любовь. Ей двенадцать, и она свято уверена, что ее первый поцелуй будет с ним – с таким недосягаемым, великолепным, талантливым, трагичным. А в классе гомон, летают тетрадки, ломаются под шаловливыми пальцами карандаши, выкрикиваются обзывательства. Шум Академии – звуки детства. Более, чем десять лет спустя, Харуно их снова слышит. Опять орет что-то с задних рядов Инудзука, мешая спать Нара. Тихая Хината, о которую запнулся и тут же извинился Абураме. Вечно что-то жующий Чоджи. И Наруто. Мальчик-ураган, мальчик-проблема, мальчик-препятствие, потому что он вечно там же, где и она. Дайске тогда всего лишь потянулся, разминая затекшие мышцы, а вышло из этого – история трех жизней. Если бы не тот случайный поцелуй, может, и не было бы нас, не было команды номер семь, порой думала Сакура. Ей эта случайность казалась пророческой, божественным ударом, от которого было не увернуться. Даже если ты самый талантливый ученик Академии – сам Учиха. Когда сталкиваешься с судьбой, что бы ты не сделал ей в пику — все окажется бесполезным. - Ну, что? – спросил Наруто. – Кто толкать будет? - Зачем толкать? – откликнулся Шикамару. – Маленькие что ли? Давайте сами. - Разруливайте, ребята! – заорал Киба. - Разруливайте, - хмыкнул Наруто. Надо закрыть глаза и пропустить. Не смотреть. Но сил нет, и Сакура видит, как бледнеет Саске, как теряется Наруто, когда подходит к Учихе совсем вплотную. В зале все стихает. Даже дыхания не слышно. - Ну? – подтолкнул кто-то словом, а Наруто от этого вздрогнул как от удара. - Саске, - вырвался у него шепот. Так тихо, что услышала одна Харуно. Даже не услышала – поняла, ощутила. Сказал так, как много лет назад кричал в узорчатых подземельях Орочимару. С надрывом. Не смог скрыть – не выдержал. Саске отозвался моментально – перехватил в поцелуе губы Наруто, схватил друга за плечи и прижал к себе, чтобы не дай бог тот не произнес еще что-то, не выдал застывшим в ожидании людям того, что когда-то давно принадлежало только им двоим. «Саске», - слышится Сакуре. «Замолчи». «Саске». «Помолчи ради всех святых». «Не надо, - просит про себя Харуно. – Не здесь, не при мне». Но вместо того, чтобы исчезнуть, видение становится все явственнее. Это в двенадцать, когда вас толкнули, вы прижимаетесь губами к чужим губам и через секунду в ужасе отскакиваете от такого же «везунчика». Когда вам ни много, ни мало двадцать пять… Забываешь, как это было раньше: не касаясь друг друга, случайно, быстро, смешно – вот как. Прильнув, прижавшись всем телом – так есть сейчас. Полуприкрытые веки у Наруто подрагивают. Сам он весь напряженный, как натянутая струна. Столько пар глаз сейчас смотрит на то, как он целует человека, с которым когда-то связала по рукам и ногам сама судьба. Как связала, так и развязала. Если бы не Сакура, и не было бы ничего, не знали бы друг о друге, слышали бы лживые слухи урывками, клочками. И вечера бы этого не было, когда, чтобы руки не дрожали, надо старательно избегать взгляда, диванного соседствования, доброжелательного вежливого разговора. А правду знает только один человек: Сакура смотрит и видит не забавную Кибину игру, а совсем другое, то, что скрывается, то, что много лет назад сбросилось с плеч и было задавлено в попытке забыть. - Кто из них кого целует? – наклонилась Ино к уху Сакуры. - Не знаю. - По-моему Саске, не находишь? – улыбнулась Яманака. - Да, наверное. Самый красивый мальчик в Академии. Мечта всех девчонок. - Я верну тебе его! – обещает Наруто, когда Учиха самовольно покидает деревню. И в конечном итоге держит данное слово. Саске в Конохе. Саске семнадцать лет. За его спиной убийство учителя, смерть брата, своя собственная команда и никому не знакомая девушка в очках, постоянно льнущая к его плечу. Он вернулся другим, получужим, доказавшим, что связи порвать можно – надо только желание и время. Этим и будет заниматься все оставшиеся до этого вечера восемь лет Сакура – вырабатывать желание и молиться на время. Авось. Все проходит, и это пройдет. Давно уже не та, детская любовь – нет. Но что-то большее, родное – то, трехлетнее, что подталкивало Наруто тренироваться у водопада до потери сознания, что заставляло его вперед своей жизни искать и устраивать чужую. Для Сакуры не было людей роднее, чем эти двое. Друзья, братья… Это святое. Никому не дано вот так вот глазеть на то, что не смогли пережить эти люди. Глупая Кибина игра. Память – самая неизлечимая болезнь, особенно потревоженная. - Хватит! - Что? – непонимающе переспросил Киба. - Хватит, говорю,- ответила Сакура. Наруто нехотя отстранился от Саске, будто не веря тому, что поцелуй приходится прерывать, что надо оторваться от ставших незнакомыми, повзрослевших губ, улыбнуться – мол, ну что, все довольны? Саске нехотя разжал пальцы, отпуская Узумаки от себя. Этот не улыбнется. - Гомофобка, - рассмеялся Наруто больше для того, чтобы разрядить обстановку. - А нам понравилось, - тут же подхватила веселый тон Яманака. – Правда, Хината? – и она толкнула подругу в бок. - Ага, - согласилась Хьюга. - Женщины, - подвел итог Нейджи. Как Наруто отходил от Саске – так отрывают магнит от металла. С трудом, еле передвигая непослушные ноги. Засунув руки в карманы брюк, сгорбившись, потупив взор. Ребята уже перешли на следующего счастливчика, на другое воспоминание, а для Узумаки – Сакура видела – еще не закончился этот этап. Подвиг только начался. Есть такие вещи, которые годами будешь забывать и под конец жизни поймешь, что бесполезно. Положил свои года на что-то совершенно нереальное, недостижимое. Наруто далеко не дряхлый старик, но и в двадцать пять сложно смириться с тем, с чем не совладал в семнадцать, не смог принять и отпустил. Всю оставшуюся ночь Саске пил. Один бокал, затем второй, третий… То ли забывался, то ли стирал поцелуй, чтобы спокойно провести остаток встречи. - Я смотрю, отношения их так и не изменились? – спросила под утро совсем хмельная Яманака. - Ты о чем? – не поняла Сакура. - Я о Наруто и Саске. Ну, ты понимаешь. - Нет, - отрезала Харуно, рассчитываясь с ночным сторожем за охрану ресторана. - Да не гони! – отмахнулась Ино. – Они так и остались врагами? - Да, - твердо ответила Сакура. – Врагами. На рассвете все разошлись. Медленно, неровными шагами, выверенными зигзагами – кто куда. Тен-тен с Нейджи и Шино с Кибой. Инудзуку тащили под руки, и даже пытались нести, но гордый шиноби многочисленных пиал сакэ не позволил никому такой вольности. Шикамару ушел раньше всех – к жене, которая за весь вечер успела два раза прислать гонца с призывом мужа к совести, любви и семейной жизни. Нара каждый раз вздыхал, а когда за окном чуть забрезжил рассвет, повернулся к Сакуре и начал прощаться. - Я так понимаю, что теперь только по делам и то с Гаарой? – спросила Сакура, обнимая. - Да, наверное, что-то вроде, - вздохнул Шикамару. - Ладно. Хоть пиши тогда, хорошо? - Обязательно, - Нара обернулся, обводя зал взглядом. – Береги их, - в конце концов, кивнул он в сторону изрядно выпившего Учихи. - А? – не разобрала смысла Сакура. - Не ты одна тут такая, - улыбнулся Нара. – Я тоже видел. Чоджи уходил почти последним, переваливаясь с ноги на ногу, как некий большой и тяжелый ком с тряпьем. На выходе он долго примерялся к тому, как бы не застрять, и был очень благодарен Сакуре, когда она раскрыла пошире двойные двери. Все благодарили, расплываясь в улыбках и медлительных, пьяных словах. Всем очень понравилось и многие желали повторить. Сакура совершила настоящий подвиг – слышалось то тут, то там. «Это ли подвиг», - вздыхала Харуно, расцеловываясь на прощанье с Хинатой. Вставало солнце. Все еще только предстояло. Новый день, начавшийся с прощаний – тяжелый день. Утро, окрашенное в оранжевые цвета, напоминало некогда любимую куртку Наруто, которую он сжег во время очередной миссии. После не стал покупать новую и переоделся в обычный костюм джоунина. Раннее солнце - еще не теплое, но уже многообещающее – карабкалось, требовало внимания, заявляло о себе на коленках Сакуры, поднимаясь все выше и выше, отвоевывая каждый маленький участок тела. Харуно стояла и смотрела на опустевший ресторан: закрыты двери, задернуты ставни, не пахнет сакэ. Тихо. - Тебя проводить? – Саске подошел неслышно и встал рядом. Повеяло спиртным. А еще чем-то родным, почти забытым, но таким желанным. - Привычка наемника. - Привычка медика – замечать все на свете как диагноз. - Проводи. Если бы так было всегда! Пустынные улицы, на которых ни души, ни взгляда, ни шепота. Когда можно идти спокойно, дышать свободно и не ловить на себе чужих эмоций. Идиллия. И тот, кого любишь, кого хотела бы всегда видеть рядом, сейчас идет по левую руку. Саске смотрел вперед, не оборачиваясь, не рассматривая дома, не читая вывески, не спрашивая, а почему в этом районе теперь нет той закусочной, где они порой обедали в юности. То ли ему было неинтересно, то ли слишком неуютно. Возвращаться к прошлому, которое когда-то оставил навсегда – такое нелегко даже для него. - Останешься еще на пару дней? - Да. Хочу посмотреть на твоего сына. - Пойдем ко мне, - через какое-то время сказала Сакура. – Увидишь Хикару. Сейчас слишком рано, чтобы дома кто-то не спал. Тебя никто не увидит. - Давай завтра. Я приду не как вор. - Ну, я же не об этом… - Я понял. Улица за улицей. Они шли не спеша, подгоняемые в спину растревоженным в честь нового дня солнцем. Разговор не клеился, хотя за весь вечер они так толком и не пообщались, и сейчас, когда тихо и никого рядом нет, можно было наверстать упущенное. Но что-то мешало. Один маленький пункт, зудом терзающий мысли Харуно – он стоял между ней и Саске и не давал поговорить по душам, как когда-то мечталось, живя в разных странах и не видясь годами. - Саске, - наконец решилась Сакура. – А ты все это время с Наруто не общался? - Нет, - просто ответил Учиха. – Мы решили, что игра не стоит свеч. - Наруто говорил мне тоже самое. - Это мой дом, - махнула рукой на светло-бежевое здание Харуно. – Все-таки, может, зайдешь? - Нет. - Ну, ладно. Тогда… тебе по северной дороге и налево. - Помню. Спасибо. Минут пять Сакура стояла у калитки и смотрела в спину удаляющегося мужчины, не в силах отвести взгляд. «Он пока не уезжает», - сказала она сама себе и только тогда заметила, что Учиха от ее дома направился в противоположную северной части сторону. Сердце женщины ухнуло и мягко провалилось вниз. На юге деревни жил Узумаки Наруто.