"Время встреч"

Наруто потерся щекой о подушку. Утро. В незашторенное окно мягко вливался приветливый солнечный свет. Ему вторил осенний гомон конохских улиц, на которых множество людей спешили по своим делам, торопились, подгоняемые наступающими холодами, радио-обещанием скорого первого снега. В комнате плавал, словно ненавязчивая мелодия, уют. Забираясь под одеяло, он обволакивал Наруто, заставляя его глупо улыбаться, зарываясь носом в подушку, ерошить самому себе волосы и уговаривать, что вставать еще рано, что с полчасика еще вполне приемлемо поваляться в постели. Ведь впервые за долгие годы утро начинается так хорошо, с таких приятных незатейливых воспоминаний, от которых хочется злорадно, но по-доброму захихикать, пока никто не видит, пока ты один и можешь позволить себе все что угодно, неожиданно почувствовав себя беззаботным мальчишкой, у которого впереди целая жизнь, а силы в крови столько, что можно одной левой горы сворачивать. Наруто закрыл глаза, мысленно возвращаясь к моменту в кабинете Хокаге, припоминая старое, казалось бы, давно уже забытое ощущение пальцев Саске на своей коже, его дыхание совсем рядом с собой, его доверие, которое даже в негативных ситуациях проявлялось только к нему». Как долго в его жизни не было такого вот ощущения легкости, желания жить, не думая постоянно о чужих судьбах, а вглядываясь и прислушиваясь именно к своей. Это утро хотелось продлить. Этот небольшой момент жизни хотелось записать и затем, случись чего, прокручивать его перед собой, напоминая: и в твоей жизни случается приятное, желанное, как дар небес за долгие страдания. И солнце в такую минуту било в окно ярче, и крики зазывал не раздражали своей обычной однообразностью фраз, и постельное белье, заправленное только вчера, касалось тела всей своей свежестью, удерживая, заставляя медленно и лениво поворачиваться с бока на бок, прочувствовав до конца, что это такое – проснуться необъяснимо счастливым. В дверь, игнорируя звонок, яростно заколотили. Наруто привычно дернулся с постели, сжившись за долгие годы своей работы с привычкой, что, если с утра пораньше кто-то приходит в гости, то, скорее всего, исключительно по делам, и, что самое вероятное, далеко не приятным делам. - Иду! – заорал он, на ходу, путаясь в ногах, натягивая домашние штаны. Тело, позволившее себе расслабиться, поступившись со сложившимися серьезными правилами о том, как надо вести себя даже в домашних условиях человеку деловому и военному, слушалось неохотно, так, словно Наруто стремился причинить себе явный вред, – оно противилось каждым мускулом, неприятно ныло, жаловалось, мстило легким головокружением. За дверью оказался младший Инудзука. Выглядел он так, что у Наруто моментально екнуло сердце: хорошее утро до конца хорошим быть не может, не в его жизни. Киба вихрем ворвался в квартиру, будто пришел не к Узумаки, а к кому-то, с кем тот предположительно ночевал. Уже в коридоре бросил заветное, что не терпелось сказать: - Хикару пропал. Долго объяснять не пришлось. Наруто еще не успел натянуть водолазку, а Киба уже выложил суть дела. - Бабуля их сегодня с утра, часов в пять, в резиденцию прибежала с такими воплями, будто на всю Коноху вот-вот нападение будет. Переполошила всех. - Уже что-нибудь известно? – Наруто сгреб недописанные накануне свитки со стола в сумку. - Не знаю. Туда Морино отправился, а я к тебе. Стоя у двери и закрывая квартиру на ключ, Наруто сказал себе, что все, что он чувствовал сегодняшним утром, все это должно остаться в его доме и, пока он сам будет отсутствовать, незаметно улетучиться через приоткрытую форточку, и никогда больше его не беспокоить. И лишь на секунду, вполуха слушая говорившего в этот момент Инудзуку, он с тоской вспомнил то ощущение, по которому так истосковался за годы отсутствия Учихи в деревне. Лишь еле заметной мыслью вновь прикоснулся к своему мимолетному счастью и тут же моментально сам отпрянул от него, заливаясь злостью и разочарованием. «В первый и последний раз», - приказал себе Наруто. - Слушай, - Киба почесал затылок. – Нехорошо это, конечно, говорить, но круг подозреваемых вообще-то невелик… - он не договорил, заметив, как предостерегающе хрустнул в руках друга свиток. - И сводится он к одному человеку, - мрачно закончил за него Наруто. – Пойдем, - он хлопнул Кибу по плечу. – Проверим, будет ли Коноха гореть еще раз. «И я вместе с ней», - закончил он про себя. - Вы же его арестуете? Его немедленно надо арестовать! Я требую! Как отец! Нет, как гражданин! - Окно вскрыли чем-то острым. Очень умело, но я бы не сказал, что аккуратно. Наруто, за много лет насмотревшись таких вещей и не нуждавшийся в детальном изучении места преступления, все же наклонился, чтобы получше рассмотреть показанную ему раму: лишнее движение, специально состроенный заинтересованный взгляд – лишь бы не обращать внимание на просьбы Арата, лишь бы не ответить ему. А ответить хотелось, и, что страшнее всего, пообещать, что обязательно найдем, что арестуем и посадим, несомненно. От этих мыслей нестерпимо жгло внутри от осознания того, что сейчас он как никогда вынужден согласиться с кричащим за его спиной просьбы и угрозы человеком. - Почему Вы не высылаете за ним погоню? Почему Вы всё еще сомневаетесь? - Кунаем? - Нет, - покачал головой парнишка - чуунин, осматривающий вместе с Наруто раму. – Слишком тонко для куная. Несмотря на то, что все защитные дзюцу в связи со следствием были сняты, Наруто смог оценить, под какой охраной находился дом, в котором проживала бабушка Хикару. «Сакура», - усмехнулся он, обходя здание по периметру. Даже будучи гражданской, Харуно не потеряла до конца своей шинобьей чуткости, настороженности, способности предусматривать опасность даже там, где ее, по сути, быть не могло, и заранее от нее защищаться. Место, в котором жила ее мать и где периодически бывал ее сын, Сакура лично оградила такой системой, сквозь которую спокойно пройти мог только опытный шиноби, человек, который привык к таким ловушкам и замкам, который знает, что такое мастерство взлома. Или лично знал Сакуру и ее способности. - Да, простым кунаем тут дело вряд ли обошлось бы. - Что Вы говорите? – переспросил помощник, следуя за Наруто по пятам и делая пометки в блокноте. - Что-нибудь после себя оставили? - Не обнаружено. - Никаких остаточных явлений? - Абсолютно. - Плохо. Ибики! Морино, не глядя, прохаживаясь по газону, бесцельно разгуливал по палисаднику, в окружении двух молоденьких генинов, таскавших за ним какие-то вещи. Казалось, что идущее вокруг следствие, все эти официальные лица с повязками на рукавах и отличительных знаках на одежде, вся творившаяся суматоха его не касаются. Этот живой человеческий монумент просто вышел средь бела дня на прогулку подышать свежим воздухом и совершенно случайнейшим образом забрел на место преступления. Младшие чины перед ним почтительно расшаркивались и обходили кругом, словно за любое неосторожное прикосновение на них мог пасть его незамедлительный гнев. - Что скажешь? Морино пожал коллеге руку, затем почесал подбородок и пожал плечами: мол, что тут скажешь, дело ясное, обычное. Наруто поежился, застегивая молнию на куртке до самого конца и пряча лицо в ее воротнике. В глаза Ибики смотреть не хотелось: то, что там можно было прочесть, он знал наизусть. Так же, как выкрики Арата, который не переставал требовать поимки и немедленного суда над Саске, молчаливое понимание Морино тяжестью ложилось на неподготовленного к такому повороту событий Наруто. Лучше уж обвинил, чем так, что сразу становилось ясно – от Учихи такого не ждал только один Узумаки. «Время идет – люди не меняются», - подумал Наруто, отворачиваясь от очередного чуунина, пришедшего с новостями, что все ценности в доме целы, ничего не украдено. Он опять остался единственным, кто поверил в человека, кто и мысли не допустил о том, что он в состоянии в глаза говорить одно, а сделать совершенно другое: в сотый раз предать дом, обещание, друга. Наруто стоял среди развороченного истоптанного палисадника, мерз и ощущал себя так и не повзрослевшим мальчишкой, тем самым, что еще сегодня утром лежал у себя дома и улыбался непонятно чему, какому-то ничтожному событию в своей расписанной по минутам взрослой жизни. Только теперь это чувство было отягощающим, потихонечку давящим на самое больное, детское, на то самое, от которого долго избавлялся, доказывая, что он не ребенок и в состоянии как принимать решения, так и нести за них ответственность. В данную минуту Наруто чувствовал, что ни одна ошибка за всю практику его жизни не отдавалась ему с такой болью, как эта. И все потому, что снова и снова виновником его провала оказывался Учиха Саске. - Ну, что? - Киба пожал руку Морино, соглашаясь на предложенную сигарету. – Может, уже на поиски послать? - Уже послали, - отозвался Наруто, тоже закуривая. У ветра есть хорошее свойство. Те, кто его знают – счастливцы. Ветер кружил вокруг трех мужчин, собравшихся вместе - в молчаливое понимание происходящего. Он трепал полы плаща Морино, нетактично лез в ворот легкой Кибиной куртки, одновременно сильнее разжигая яркую точку на кончиках каждой сигареты. Он обволакивал и очищал, проходил рядом, мимо, а казалось, что выбивал насквозь все то, о чем думал каждый из присутствующих, освежая мысли, опустошая горячие от злых и необдуманных желаний сердца. Ветер бился об Ибики, как о скалу. Он теребил Кибу, как упрямый осиновый лист, который не желал отрываться от ветки. Он подлетал к Наруто, приобнимая, заглядывал в глаза, будто спрашивая «Ну, как ты?». Ветер был родной для него. Он был стихией Наруто, доставшейся ему от отца. Поэтому Узумаки запрокидывал голову, упираясь взглядом в безразличное серое небо, и старался ни о чем не думать: просто ждал, когда ветер сделает свое дело, когда он вытеснит из его души все мучительное и тепло-талое, даст возможность вздохнуть свободно. Тогда он поймет, как быть дальше, как надо действовать тому, кто носит звание помощника Хокаге. - Ибики. - Что? Ветер неожиданно стих, прохолодив всем щеки и пальцы, не защищенные перчатками. Пошумел и затаился, прошелся по всем и остановился посмотреть, что же будет дальше. - Я к Хокаге. Надо документы составить. - Подожди, - окликнул Ибики уже развернувшегося к коллегам спиной Наруто. - Чего ждать-то? – встрял неожиданно появившийся Арата. – Вы мне скажите, чего ждать? Пока он моего сына угрохает? Он же маньяк! Форменный маньяк. Он же ко мне приходил, угрожал… Наруто остановился, невольно обратив внимание на запуганного человека, такого обычного, каких по улицам Конохи, и не только Конохи, сотни ходят. Не знает толком, что ему делать, но чувствует себя правым, потому что обижен, потому что каждый сейчас в курсе, что именно он, Арата, - пострадавший, и что именно ему нужна помощь, поэтому он говорит, много и долго, не останавливаясь ни на минуту, изливая все то, что в обычные дни держал бы при себе, страшась нарваться на неприятности. Наруто стало нестерпимо жалко этого маленького человека, такого, каким он в своей жизни никогда бы не хотел стать, чувства которого никогда бы не хотел испытывать. «Интересно, - подумал Наруто, – а что же тогда из тебя выбивает ветер?» - Вы понимаете, что он ненормальный? Чужого… Чужого ребенка похитить! Куда? Ну, зачем он ему? Я знаю! Я знаю! – не унимался Арата, переводя взгляд то на Наруто, то на Кибу. – Он же больной. Извращенец. Я знаю, знаю я! Наслышаны мы про таких! Это же он… Ну, тот, кто тогда Коноху предал, кто с Акацками был! Он! Наруто вздрогнул, задетый воспоминаниями, пронесшимися мимо так быстро, что ухватить их было ни в коем разе нельзя, но даже на такой скорости доставшие по самому больному, краем, а тронувшие оголенный, так и незаживший толком, участок в сердце: какое-то там по счету предательство Учихи, тогда уже осознанное, намеченное, стоящее в том списке, который нужен был ему для достижения цели. - Он моего мальчика… - неожиданно взвыл Арата, утыкаясь лицом в детскую куртку, что держал все это время в руках, регулярно потрясая ею в дополнение к своей речи. – Моего мальчика! Найдите! Найдите его немедленно! Я требую! – он повысил голос, и даже привстал на цыпочки. – Я не позволю, чтобы всякая сволота… - Рот закрой. - Я… - Я дважды не повторяю, - Ибики докурил сигарету, двумя пальцами отщелкнув от себя бычок. – Наруто. Арата застыл на месте, словно громом пораженный, от услышанных слов. - Пойду, проверю, как там дела, - Киба развернулся и зашагал к дому. Арата так и остался стоять с приоткрытым ртом, из которого не успело вырваться очередное требование. Следуя за Морино, Наруто спиной чувствовал все унижение, которое сейчас испытывал оставшийся позади человек, которому даже в своей правоте, вероятно, в единственной за всю его жизнь возможности высказаться, почувствовав себя кем-то большим, чем обычно, – ему отказали, оборвав, дав понять, что даже в горе такие, как он, – никто. От этого было и хорошо, и отвратительно одновременно: Наруто с облегчением подумал, что он даже по праву своего рождения никогда бы не попал в категорию таких людей, но следом пришла мысль, что именно такие, как он, делает подобных людей такими, каким он сегодня ярко и неприкрыто увидел мужа Сакуры. - Слушай, - Ибики остановился за углом дома, там, где не мельтешил народ. – Ты куда поисковиков отправил? - На выходы из деревни. - А по деревне? - Тоже. - Хорошо. - Есть какие-то соображения? - Это не Учиха. Совершенно однозначно. Наруто даже не смог прикурить от удивления. Зажигалка в его пальцах слабо чиркнула, так и не дав огня, и, подобно своему владельцу, замерла в ожидании. Узумаки поднял взгляд на Морино в надежде увидеть там, по меньшей мере, улыбку. Ту вечную, въевшуюся в привычку годами его страшной нелицеприятной работы улыбку палача, который шутит с жертвой перед тем, как перерезать ей глотку. Услышанное ударило по Наруто той силой, от которой не успеваешь закрыться, которую даже не видишь в первый момент, а затем уже поздно: она расколола тебя пополам, раскрошила так мелко, что возможности склеить мысли и вернуть все на круги своя больше нет. Но самое главное – Наруто постарался об этом не думать – сказанное Ибики даровало надежду, о которой он все эти годы уже думать позабыл, и со временем она выветрилась из привычек из-за нецелесообразности. - Не его работа, - пояснил Морино, протягивая Наруто зажигалку, приветливо щелкнувшую огоньком. – Во-первых, сделано грязно, наплевательски. У Учихи рука на такое не поднимется. Во-вторых, подумай сам: он лично привез Хикару в Коноху. Выводы? - У него единственного есть мотивы. - Те, кто устроили взрыв у туманников, могли начать избавляться от свидетелей. - От ни с чем не связанного ребенка? Брось. - Наруто, почему же не связанного? Как раз повязанного по рукам и ногам. Ты Харуно зачем с мальчишкой к ним послал? Просто так, что ли? - Тихо, - Наруто осмотрелся. – Не надо здесь об этом. - Учиха, конечно, еще тот дурак, - Морино в задумчивости поднял взгляд к небу. – Но не до такой же степени. - Я не знаю, Ибики, - Наруто засунул руки в карманы куртки, взглядом упираясь в землю. – Разговаривали мы накануне: он как помешанный. Я же его знаю: что в голову втемяшит – все, до последнего, будет, и любыми способами. Как заведенный, напропалую. - Ты по его адресу проверял? - Да. Его со вчерашнего утра в номере не было. - В гостинице? - Да. - А их квартал? - Черт… Нет, совсем из головы вылетело. - Извините, - раздался невдалеке звонкий мальчишеский голос. – Я ищу Узумаки Наруто. У меня к нему срочное донесение. - Вот еще какое-то счастье привалило, - усмехнулся Морино. - Тут я, - окликнул посыльного Наруто, выходя из-за угла. – Что там еще? Запыхавшийся генин быстро, с исполнительностью во всем своем облике подбежал к Наруто, на ходу протягивая тому сложенный вчетверо лист бумаги. - Ну? – поинтересовался подошедший следом Морино, вставая у читающего Наруто за плечом. Мальчишка перед ними стоял в полной готовности выслушать любое приказание и снова бежать по делам, гордый от мысли, что он работает бок о бок с такими важными в его деревне людьми. Ибики приветливо потрепал мальчонку по голове: - На чуунина еще не сдавал? – поинтересовался он. - Неа. В следующем году, - отозвался посыльный, сверкая довольной улыбкой. - Ну-ну, давай. Буду ждать. - Пойдем, - тихо, почти что с ощутимой радостью в голосе проговорил Наруто, поднимая взгляд от бумаги. - Ну что, прав я был? - У своих он, в квартале. - Ну ты, блин… Разве что только от радости не прыгаешь, - усмехнулся Морино, наблюдая, как Наруто спешным шагом направляется к калитке из палисадника. Наруто приходил нечасто: тоскливо было смотреть на останки некогда великого и могущественного клана, породившего его родную деревню. Квартал Учих – то немногое, что частично уцелело после нападения Пейна на Коноху, то единственное, что практически все в деревне отказались восстанавливать, не находя в этом никакого смысла: единственный потомок сильнейшей в мире шиноби фамилии покинул это место, не появляясь тут даже за тем, чтобы возложить цветы на могилы родителей. Наруто казалось, что в последнее его посещение крыльцо главных врат было перекошено меньше, что мостовая была не настолько разбитой, а кругом не витал такой отвратительный запах гнилого дерева. Осень – время не только красок и умиротворенной нежности, но и время тления, время губительной сырости, неотвратимости крушения всего невечного на свете. Сразу после ухода Саске из Конохи – Наруто тогда шел восемнадцатый год – Узумаки приходил к дому его родителей, к стенам, некогда возведенным самим Учиха Фугаку, садился на порог и так, почти не двигаясь, просиживал несколько часов кряду. Он не видел смысла в спешке, не знал, куда двигаться дальше, не хотел думать о делах, которые к тому времени начали валиться, как снег на голову, на молодого и перспективного шиноби. Смысл его существования, еще недавно так четко и ясно обрисовавшийся, навсегда ушел, исчез за горизонтом, и как быть дальше Наруто не знал. Надо было выбирать новые цели, новые средства к существованию. И через какое-то время, пропустив через душу все, что только позволяли мысли и сердце, Наруто понял, что у него не осталось рядом ничего такого, чего бы он уже не имел, - особо стремиться было не к чему. В том, что сможет стать Хокаге, юный шиноби не сомневался. То, что его друзья останутся с ним, как с верным и преданным человеком, который в состоянии взять на себя ответственность и защитить, – тоже. То, что у него будет жена, а возможно, и не одна, и будут дети – без вопросов, без сомнений, только захоти. Все это, веками сложившееся в непрерывную цепочку жизни, в схему, по которой живут люди, было для Наруто проще простого. Понятное и бесхитростное – оно было скучно. И, сидя на пороге дома, в котором когда-то жил его лучший друг, его вечная живительная сила, заставляющая разрушать преграды и стереотипы, его любимый человек, обрести и потерять которого он умудрился за свою жизнь не один раз, он каждой своей мыслью приходил к тому, что судьба сама выведет – главное не сдаваться. Если ты что-то делаешь, если стремишься к чему-то не бездумно, а прочувствовав каждый момент своего существования, своих поступков, судьба это оценит. А там будет видно. Саске сидел на одной из немногих хорошо сохранившихся крыш. Поджав под себя ноги, он обнимал колени – так, как это обычно делала Сакура. Пришедших он заметил сразу, но даже не обернулся, когда Ибики и Наруто встали у него за спиной. - Учиха! – крикнул Наруто. – Слезай! Поговорить надо. - Поднимешься. Наруто уже было дернулся, но Ибики моментально остановил его, схватив за плечо. - Не надо. Говорю же, не он это. - Учиха, если я поднимусь, то ты у меня ляжешь и не встанешь больше. Голоса отдавались эхом. На пустынных полуразрушенных улицах, подгоняемое ветром, запутавшееся в опавших листьях, оно разносилось по округе, словно разговор призраков, вернувшихся из прошлого к когда-то недоговоренному, так и не свершившемуся. Эти места, знавшие еще походку Хаширамы Сенджу, возводимые руками самого Учиха Мадары, сейчас растревоженные юными голосами, гулко ворчали, недовольные беспокойством того поколения, которое им уже и знать не полагалось, столько времени они уже здесь простояли, так давно им пора быть погребенными, упокоенными, оставленными только в памяти стариков да серого неба. - Ты его чем задел-то? – тихо поинтересовался Ибики, наблюдая, как Саске даже плечом не пошевелил на угрозу. - Да ничего я ему не делал, - отмахнулся Наруто. – Саске! - Спокойно, - предостерег Морино. - Саске! Хикару пропал! - С этого надо было начинать, - вздохнул Морино, видя, как Учиха рванулся с места, слыша, как жалобно затрещали под ним доски. - Как пропал? – Саске, подлетев, схватил Наруто за плечи и дернул того на себя. – Как пропал, я тебя спрашиваю? - Это я тебя хотел спросить! – зло бросил Узумаки в ответ. - Что?! - Ты единственный, кто в этом заинтересован! - Как давно? Откуда? – не унимался Учиха, тряся Наруто. - Это мы у тебя собирались спросить! - Причем тут я, Узумаки?! - Сварливые бабы, честное слово, - вздохнул Морино. - Ты какого хрена мне тут загибаешь? - А что, есть в этой деревне кто-то еще, кто только и талдычит о том, что ему мальчишку с собой забрать надо?! - Да ты, блядь, совсем охуел?! Старинные полуразрушенные здания притихли, словно напуганные громкоголосьем, они, казалось, прижимались к земле, съеживались, стараясь не вмешиваться в разбушевавшееся молодое время. Крики разлетались в стороны, ударялись об одни стены, стремились к другим, и квартал Учих неожиданно ожил, стал какой-то неестественной сущностью, расшевелился, поднятый из глубин забытья теми, кого знал еще малыми детьми. Ибики оглянулся по сторонам, передернув плечами, словно и его коснулось это пробуждение, и именно он, молчавший, не проронивший ни одного крика, заметил это – такой же старый, потрепанный временем. - Ты у меня под суд пойдешь! - Кто? Я? - Ты, блядь! Отпрыск великого клана! - Ты чего сказал? - Руки убрал, Учиха! - Как дети, ей богу, - Ибики плотнее закутался в плащ и молча пошел по вновь живой, наполненной голосами, полуразрушенной улице. Молоденькая куноичи, цокая каблучками, спешно прошла мимо собравшихся, неся в руках поднос с дымящимися чашками. Запахло жасмином, а следом не заставило себя ждать ощущение тепла, по-настоящему хорошего качественного уюта, который можно наблюдать у гостеприимных людей даже придя к ним в рабочий кабинет, обставленный официально и строго. - Дрались, что ли? – тихо спросил Идзумо наклонившегося к нему Ибики. - Да так, - отмахнулся Морино. – Смех один. - Не смех, так нам бы сейчас угольки разгребать, - усмехнулся на это Камизуки. Куноичи, словно это являлось ее особой фамильной техникой, ловко расчистила заваленный, без единого «живого» места стол от бумаг и свитков, затем расторопно расставила чашки и так же спешно удалилась из кабинета, словно ее здесь никогда и не было. О том, что кто-то еще секунду назад здесь хозяйничал, невольно привнося толику теплоты и заботы, можно было сказать, только взяв за горячие бока в руки чашку и вдохнув ароматного пряного чая, после чего воспоминания о принесшем его человеке окончательно покидали голову, заполняя ее самым обычным желанием сделать глоток и почувствовать вкус. Наруто сидел в своем кресле, раздетый по пояс, с накинутым на шею полотенцем – так, будто после душа. - Держи, - одну чашку он поставил перед собой, другую протянул сидящему рядом на стуле, Учихе. - Это что? - Чай. За окном барабанил по крышам дождь, начавшийся с час назад. Он приветливо стучался в окна, смачивая их, затуманивая, стекая по стеклам вниз, к земле, там, где он, собираясь в лужи, станет досаждать невнимательным, не смотрящим под ноги прохожим. Небо затянуло серостью, беспросветностью. Но все вокруг словно ожило, так, будто взбудораженная сегодня, мертвая многие годы улица встрепенулась и потянула за собой все остальное – теребя природу последовать своему примеру, обратив внимание на шумный народ, что проживает на земле. И природа, вняв мольбам, омыла все вокруг, очистила, освежила. Саске аккуратно сделал один глоток, затем второй. Горячий напиток приятно обжигал все нутро, согревая после ветреной холодной улицы и моросящего дождя, накрывшего их с Морино и Узумаки почти на самом подходе к зданию резиденции. Отставив чашку, он принялся вновь вытирать полотенцем волосы, посматривая на точно такого же, только что вышедшего из душа, Наруто. - Идиллия, - добродушно усмехнулся Идзумо. - Сплюнь, - посоветовал Ибики. – Ты мне лучше вот что скажи: начиная с ночи, у вас были несанкционированные проникновения на территорию? - Нет, - Камизуки покачал головой. – Все, кто прибыл в период с вчерашнего вечера и по сегодняшний день, – в отчете. - Отчет? - У Наруто на столе. - Угу. Охрану допросили? - Да. Никто ничего не видел, не помнит ничего странного. Сейчас проверяем людей на гендзюцу. - Вряд ли, - отозвался Наруто. – Это просто наша оплошность. Никто не думал, что за ребенком придут… кроме вот этого, - он кивнул на Саске. - Давай вы снова не будете начинать, - остановил попытку Учихи ответить Морино. – Наруто, что там с отчетом? - Торговцы, торговцы, торговцы, - листал отчет Наруто. – Ничего. Вообще ничего. Чистоган. - Я же говорю, - пожал плечами Камизуки. – Все чисто. Ребята свою работу знают. А на главных мы с Котетсу стояли. Вряд ли кто-то мимо нас прошел незамеченным. - И то верно… - Среди торговцем были наши? - Наши? – не понял заданного Саске вопроса Издумо. - Туманники, - пояснил Учиха. - А, ты про своих… Ну, дай подумать… Была парочка. Наруто снова открыл отчет, бегло просматривая колонку с вписанными в нее странами прибывших в Коноху. - Ничего подозрительного. У нас с туманниками торговое соглашение. Мало ли кто приехал, - Идзумо следил за руками Наруто, перелистывающего бумаги. - Нашел, - Узумаки выдернул нужный ему лист и обвел несколько строк красной ручкой. – Держи, - он протянул бумагу Камизуки. - Проверьте по адресу. - Ты куда? – спросил он вставшего следом за уходящим Идзумо Саске. - Хочу осмотреть дом. Дверь хлопнула, оставляя Наруто с Морино вдвоем в кабинете под барабанящий шум дождя, с каждой минутой все более набирающего темп и ритм, и силу. Ибики протянул руку и с нажимом провел пальцами по стеклу – заскрипело, неприятно резанув слух. - Помыть бы, - вздохнул Наруто, крутанувшись на кресле и развернувшись лицом к окну. - Слушай, - пальцы прочертили еще пару дорожек на стекле. – Мне в голову пришла странная мысль. - Ну? - Тебе страшно от происходящего? - Мне уже давно не было по-настоящему страшно, - ответил Наруто, сцепляя пальцы в замок у себя на животе. - И мне, - вздохнул Морино. - Но почему-то сейчас хочется, как в детстве, закрыть голову руками и сказать, что ты в домике, точно зная, что тебя никто и ничто не посмеет тронуть, - Наруто провел пальцами по кромке чашки, и получившейся от этого звук оказался младшим собратом тому, что создавали пальцы Морино по окну. – Вряд ли мне когда-нибудь снова будет хоть на долю секунды страшно, но от того, что происходит сейчас, хочется бежать, не оглядываясь. - И мне, - спокойным ровным голосом отозвался Морино. – Слушай… Все-таки ты пророк, провалиться мне на этом месте. С неба обрушился нестерпимый ливень. Он шумел, выл, буянил, конца и края не было видно за его руганью и серым беспросветным горизонтом, затянутым однотонной прочной пленкой, сквозь которую еще нескоро пробьется уже ставшее по-осеннему холодным солнце. Мир за окном резиденции на секунду сжался и затем, освещаемый промелькнувшей молнией, развернулся во всю свою широту, необъятность, необъяснимую, тянущую за душу невероятность. Вдали громыхнуло, а затем новый разряд отделил от общего неба небольшой кусок, освещая сидящего лицом к грозной стихи спокойного и задумчивого Наруто. - Не провалился. Хорошо. - Что, пол жалко? – усмехнулся, не поворачиваясь к Узумаки, Морино. - Да, - Наруто улыбнулся новому раскату грома. – Свой. Хотя, кто знает, может, бабой я был бы краше. В ванне оказались стопочкой сложенные чистые полотенца. Сильно пахло ванилью. На зеркальном столике рядом с небольшой раковиной жались друг к дружке разнообразные баночки и флакончики, внутри которых, подобно волшебным эликсирам из сказок, тихо ждала своего часа разноцветная вода. Одиноко и неприкаянно лежала пушистая кисточка. Она была старой, сильно потрепанной. Ее торчащие в разные стороны волоски напомнили Саске бороду Третьего Хокаге, и он невольно улыбнулся, вспоминая, как в свое время старик бранил его, тогда еще веселого пацана за очередной проступок. В тот момент подбородок его смешно и забавно подрагивал, заставляя следом за собой трястись и небольшую седую бородку. Саске протянул руку и дотронулся до кисточки. Сколько лет она у Сакуры? Сколько прошло времени с момента, как эта вещь оказалась у нее в доме, в ее руках? Ручка у кисточки оказалась прохладной, неприятной для человека, который пару минут назад мерз и мок под дождем, добираясь сюда из резиденции Хокаге. У Саске появилось непроизвольное желание взять ее в руки, согреть своим теплом, такое сильное, словно это было важно – для него, для Сакуры или в память о ней. Но пришедшая в голову мысль так же быстро пропала, как и появилась, стоило только Саске взглянул на себя в зеркало. Перед ним стоял взрослый мужчина, уставший за последние дни, с каждым годом все более напоминающий покойника - отца и так печально известного Конохе деда. Время постепенно подбиралось к Саске, начерчивая на его лице то, чего не минует каждый, – непринадлежность человека к вечности. И показалось глупым стоять вот так вот, с какой-то дурацкой вещью в чужом, перевернутом с ног на голову доме, и осознавать себя, свою жизнь, свои поступки, видеть отпечаток времени на собственном лице, в своих глазах, которые уже так много всего видели, так много пропустили через себя в душу – нелепо до отвращения. Саске бросил в раковину кисточку, снял с шеи полотенце, которым вытирал омытое дождем лицо и вышел из ванной. Дом был абсолютно пуст. После того, как следствие пришло к выводу, что находиться здесь дольше просто бессмысленно, Арата с тещей собрали вещи и уехали к родственникам. Сообщивший об этом Камизуки нарвался на полное неприятие этого факта Саске. Учиха смолчал лишь потому, что заметил пристальный взгляд Морино. Но Наруто пришлось выслушать все, что Учиха думает по поводу трусости и подлости мужа Сакуры. - Ты сам сказал, что он собственному сыну ничем помочь не может, - возразил Наруто. – Так пусть хотя бы под ногами не путается. - То есть, пускай отсиживается на жопе ровно, пока его собственного, - Саске передразнил Узумаки, - сына чужие люди ищут? - Ты там не был, - Наруто остановился, разворачиваясь к Учихе лицом. – Не видел этого. Он жалок. Настолько, что лучше бы его вообще не существовало. Давай просто не будем об этом. - Если бы я там был, - Саске перевел дыхание, пытаясь, чтобы его слова звучали спокойнее. – Я бы его живьем в землю зарыл. - Учиха, - позвал Морино. – Ты замашки свои лучше за воротами оставил бы. Тебе мой совет. Шаги словно не принадлежали ему – тихие из-за выработанной годами привычки ходить бесшумно, они напоминали Саске те звуки, которыми их иногда пугали в глубоком детстве старшие товарищи. Когда он был ребенком, так в его понимании ходили, подкрадываясь к живым, приведения. Сейчас Учиха казался себе тем самым эфемерным духом, решившим заглянуть в обиталище людей, приманкой к которому послужило свежее горе, сладкое приторное чувство боли и утраты. Он ощущал себя тем, кто, не будучи в праве, вторгается в чужую жизнь и, что самое мерзкое, в чужую смерть. - Я имею право, - сам себе тихо и твердо сказал Саске. – Я разберусь во всем. И даже голос его предавал, не разносясь по всему дому, а зависая в тишине прямо у Саске перед лицом, словно непреложный факт никому ненужного оправдания, потому как уже поздно, и если оправдываться, то только перед живыми – мертвецам уже все равно, даже если это мать, оставившая в жизни единственного сына. - Я имею на это право, - назло самому себе еще раз произнес Учиха. – Имею. Гостиная была полна хвостов чужой чакры. Даже шаринган не мог уловить всех и рассортировать, какая кому принадлежала – столько людей за сегодняшний день здесь было, ходило, трогало руками, касалось стен, мебели. Все сумбурно вертелось и кружилось, разноцветное, с послевкусием, от которого начинала побаливать голова. Саске оставил попытки уловить что-нибудь ценное и целенаправленно подошел к окну – через него, если верить отчету следствия, похититель проник в дом, даже не заботясь о том, чтобы сего факта никто не узнал. Работа действительно была грубой, неаккуратной и вызывала подозрения, что преступник нарочно сделал все так, чтобы следы его присутствия в доме были заметны почти пошагово – все, как рассказывал Наруто. Для Учихи такие вещи были как черными чернилами ярко и четко выписанные по белой бумаге: один взгляд бросить, чтобы совершенно точно и безошибочно понять что и как. Шаринган моментально уловил следы, тонкими незаметными обычному глазу линиями исполосовавшие подоконник и раму. Как резали, как вскрывали, как влезали в окно, шли через всю комнату, бесшумно ступая по ковру – все до последней детали ясно. «Скальпель, - моментально оценил Саске. – Это медицинский скальпель». Воспоминания услужливо развернули перед ним страшную картину обрыва, с которого медленно и неумолимо, захваченный в гендзюцу, падал человек по имени Кадо. Саске передернуло – настолько живо встали перед ним мертвые глаза человека, только что бывшего живым, таким приятным в общении, казалось, что уже ставшего близким. «Это они же. Но… зачем?» В голове начинал нарастать гул – мысли одна за другой приходили и, вместо того, чтобы выстраиваться в очередь, лезли друг на друга, пихаясь, толкаясь, играя в недосказанность, сбивая с толку. Саске понял, что теперь он точно не уедет домой, пока не разберется в произошедшем, пока не найдет Хикару, пока не исправит все свои ошибки молодости, пока Наруто не объяснит ему, что же все-таки здесь происходит, – все сумбурно, шумно, непостоянно. Гвалт, лавина, обрушившаяся на него после стольких лет спокойствия, которое, казалось бы, уже ничто не сможет поколебать. Страшная сила времени, которая, встречаясь с человеком, несет его в непонятные дали, ничего не объясняя, страша неведомым и маня непознанным. Хлопок раздался так неожиданно, что Саске вздрогнул, а руки сами невольно потянулись к печатям. Но в комнате, на первый взгляд, никого не оказалось, и лишь затем, как Учиха опустил взгляд на пол, осматриваясь, он увидел небольшую жабу со свитком во рту. Сам он пользовался техникой призыва крайне редко, каждый раз внутренне содрогаясь, вспоминая того, от кого ему достался его тотемный зверь: змея принадлежала Орочимару – его самой лучшей, но самой большой ошибке в жизни. Жаба неподвижно сидела на месте, не страшась и никак не реагируя на вставшего в боевую позицию шиноби. Если бы не моргающие глаза, Саске подумал бы, что к нему явилось каменное изваяние, а Наруто достиг таких высот, что имеет возможность перемещать неодушевленные предметы. Но животное моргало и даже дышало. Оно сидело и ждало, пока непонимающий удивленный человек наконец-то соизволит что-нибудь сделать. Почерк у Наруто изменился до того, что Саске не сразу понял, кто писал ему послание: размашистый, такой, какой обычно бывает только у медиков и политиков, а порой и у учителей – Ирука-сенсей, объясняя на доске очередное задание для своих учеников, писал точно так же, спеша и игнорируя каллиграфию. Раздался повторный хлопок - и Учиха остался в доме опять один. Вскоре дом опустел совсем. Хлопнула входная дверь, автоматически защелкивая хитрый замок, и с улицы стало казаться, что даже стекла в окнах потемнели, словно множество глаз, наливаясь слезами, впитывают в себя брошенность и обреченность, чувствуя, что теперь долгое время никто не коснется ногами пола, не отряхнет пыль с комода, не бросит небрежно полотенце на раковину вместо того, чтобы повесить на крючок, не скажет странных слов самому себе, не сделает что-нибудь маленькое и глупое, что можно доверить только родному месту. Дом смотрел вслед быстро удаляющемуся Саске и молчал, со всей своей силой, данной ему от живших здесь людей, не прося ни жалости, ни сострадания. В коридоре так и остался валяться последним признаком того, что здесь еще недавно кто-то был, немного мятый, развернувшийся из трубочки свиток. На нем крупным почерком красовалось сообщение, благодаря которому дом так быстро был покинут. «Мы напали на след», - гласили видневшиеся дому строчки.