Вино, похмелье, амнезия... а что здесь делает паук?!

Мелькору снилась Варда. Ее Свет растворялся в его Тьме, пока от него не остался лишь легкий ореол, окутывающий фигуру Валиэ подобно тонкому пеньюару. И Мелькор торжествовал, ибо иных одежд на Варде не было. Вот она приникла к нему и томно прошептала: – Меня терзает голод. Ты обещал… – О да, меня тоже! – горячо откликнулся Мелькор. Однако Варда потрясла его за плечо и настойчиво повторила: – Меня терзает голод! Тут Мелькор заподозрил, что Варда говорит вовсе не о том голоде, про который он подумал вначале. Он, конечно, предполагал, что голод проснется – но после, а никак не до того, чем они собирались заниматься. Впрочем, Варда, похоже, ничем таким заниматься уже не собиралась. Она трясла его за плечи, повторяя странным скрежещущим голосом: – Меня терзает голод!!! Проснись! Мелькор с трудом разлепил глаза, и лишь благодаря отточенному за время заключения в Чертогах Мандоса самообладанию удержался от крика: над ним нависла жуткая восьмиглазая тварь, черная и мохнатая – страшнее небритого Тулкаса. Гигантская паучиха с силой трясла его твердыми зазубренными лапами. – Приснится же такое, – пробормотал Мятежный Вала, про себя решив, что лучше было бы остаться в предыдущем сне с резко проголодавшейся Вардой. Он повернулся на другой бок, намереваясь заснуть покрепче и найти более приятный сон – от тряски нещадно раскалывалась голова. Но паучиха с искренним возмущением проскрежетала: – Да сколько можно спать! Меня терзает голод, ты же обещал! – в последних словах, кажется, даже прорезалась обида. – Ладно-ладно, – сдался Мелькор. – Прекрати меня трясти! Раз обещал – значит накормлю. Честно говоря, Темный Властелин даже отдаленно не представлял, чем надо кормить таких существ. Но какая разница, если это сон. Здесь хоть золотые горы обещай, хуже не будет. – Исчадье злобы! – не унималась паучиха. – Я исполнила твою волю. Но меня по-прежнему мучит голод. – Чего сразу исчадье злобы-то? – возмутился Мелькор. – Сказал же, накормлю. Но прежде скажи, какую еще мою волю ты исполнила? – Мятежный Вала к своему неудовольствию обнаружил, что совершенно ничего не помнит о событиях последних дней. Или веков? Кто их разберет… – Уничтожила Древа Валинора, – отозвалась паучиха таким тоном, будто это было очевидно. Мелькор резко сел, отчего в голове словно открылась крошечная кузница. Перед глазами вспыхнуло воспоминание: два светоносных Древа, пронзенные его черным копьем; гигантская паучиха – та самая, что нависла сейчас над ним, – высасывает из них соки, обращая могучие стволы в немощные скелеты. О да, Мятежный Вала всегда безошибочно избирал средства для исполнения задуманного. «Значит, не сон», – подумал Мелькор с мрачным удовлетворением. Только сейчас, окончательно придя в себя, он ощутил, что в правой руке у него будто бы зажаты раскаленные угли. Думая, что спит, он мало обращал на это внимание – мало ли что может болеть во сне. – А это еще что? – Мелькор удивленно воззрился на зажатый в ладони хрустальный ларец. Сквозь полупрозрачные стенки просачивался свет. Сильмарили – догадался Темный Властелин. Но зачем ему, Темному до мозга костей, понадобились светоносные камни… – Ты сказал, что это очень важные камни, – проскрежетала паучиха, которую, как умудрился вспомнить Мелькор, звали Унголиант. И не выговоришь-то с такого бодуна (он плохо помнил, где и когда пил, но без труда идентифицировал свое состояние). Превозмогая боль, он поднялся на ноги, быстро приняв привычный величественный вид. Хорошая осанка и правильный взгляд – великое дело. – Расскажи мне все по порядку, – велел он, в упор поглядев в глаза чудовищу. Теперь, зная, что это не сон, Мелькор понимал, что от паучихи исходит опасность, и нападение ее – лишь вопрос времени. Но ему важно было узнать, что он сам делал после того, как покинул Валинор, прекратив притворяться раскаявшимся узником. Теперь он начал припоминать, что отправился к синдар, потренировать боевые навыки в каком-то их селении – и, конечно, после заглянул в винный погреб. Тогда-то у него, очевидно, и родился план уничтожения Света. Это было последнее более-менее отчетливое воспоминание. А великому Темному Властелину не пристало иметь провалы в памяти, сколько бы он ни выпил. – Ты пришел ко мне и сказал, что в Валиноре праздник, и для поддержания имиджа тебе нужен ужасающий эскорт. От тебя сильно несло спиртным, если это важно, а в руках была огромная фляга – вообще-то, по размерам она больше походила на бочку. Ты вытащил меня из моего уютного ущелья на ненавистный свет и обещал, что если я сделаю все как ты говоришь – ты дашь мне все, чего потребует моя алчность, – не преминула еще раз напомнить Унголиант. «Чего только не наобещаешь по пьяни», – подумал Мелькор. – Да-да, помню, – не моргнув глазом солгал он, нетерпеливо махнув рукой. – Что дальше? – Ты потащил меня с собой на этот валинорский праздник, пытался заставить пить – хорошо, что мой яд нейтрализует этот ваш отвратительный, как его… алкоголь! Мелькору стало даже немного жаль паучиху – тяжело жить, все время пребывая в трезвости, особенно Темным. Унголиант тем временем продолжала свой рассказ, и память Мелькора понемногу прояснялась, рисуя перед ним все более и более шокирующие картины. То, что не удавалось восстановить памяти, любезно дорисовывало богатое воображение Темного Вала – это делало процесс вспоминания не только шокирующим, но еще и очень захватывающим. Как выяснилось, прибыв в Валинор, Мелькор сказал, что непременно должен выпить с друзьями, после чего разразился своим фирменным злодейским смехом, от которого столы раскололись, а хилые эльдар повалились друг на друга, создав самую большую кучу-малу за всю историю Амана. Строго говоря, прежде никому в Амане не приходило в голову устроить кучу-малу – Мелькор, как всегда, служил источником свежих и оригинальных идей. Один из обрушившихся столов придавил ноги Оромэ – тут-то все и узнали, как обогатился словарный запас Великого Охотника во время его визитов в Средиземье. Сквернословье Оромэ ожидаемо поставили в вину Мелькору – мол, его твари научили охотника этим словам, пока тот преследовал и убивал их. «Вот еще, – подумал Мятежный Вала, – стали бы мои зверюшки с ним разговаривать!» Тулкас хотел было по привычке вызвать Мелькора на бой, но Темный Властелин опередил его, водрузив на один из уцелевших столов свою гигантскую флягу (почти такую же большую, как его огромный молот) и провозгласив: «Никто не сможет перепить меня! Даже тебе, Тулкас, прозванный Могучим, это не по силам!» Тулкас, разумеется, взялся доказывать обратное с таким же рвением, с каким развивал свои мышцы. Быть может, если бы он с не меньшим рвением развивал и свои мозги, исход был бы иным, но этим даром Эру Тулкас был обделен, а посему практически не пользовался (а может, потому и оказался обделен, что не умел пользоваться). Очень скоро он упал под стол, и не показывался оттуда до конца праздника (что стало с ним после – Унголиант не видела). Мелькор торжествовал – ему давно хотелось отомстить Тулкасу за свое поражение в Утумно. Крепкое вино синдар ни в какое сравнение не шло с той водичкой, которую именовали вином Валар, поэтому исход подобных поединков был вполне предсказуем. Покончив с Тулкасом, Мелькор занялся своим младшим братом. На этот раз он действовал тоньше: Манвэ не вышло бы взять «на слабо». Потому Мелькор наполнил кубки, подошел к брату и безгранично проникновенным голосом промолвил: «Возлюбленный брат мой, выпьем за мое раскаяние и наше примирение!» При необходимости Мелькор умел выглядеть очень милым и смиренным – особенно талантливо он делал это, замышляя какую-то пакость. Этот талант проснулся в первом из Айнур еще в детстве, и чем глобальнее и изощреннее была пакость – тем более невинно смотрели глаза Мелькора. Цель была достигнута. Манвэ, будучи и без того несколько навеселе, не заметил ни предшествующего дьявольского смеха, ни лежащего под столом Тулкаса, проникся трогательной речью брата и принял кубок из его рук. Спаивать Манвэ до бессознательного состояния Мелькор не стал. Убедившись, что клиент дошел до нужной кондиции, Темный Вала, воспользовавшись осанвэ (Унголиант не знала, что это, но Мелькор был настолько пьян, что время от времени комментировал свои действия, дабы самому не сбиться с намеченного плана), позвал Варду, обещая показать ей кое-что интересное. Обычно Королева Арды отвечала на подобные предложения Мелькора отказом в силу их очевидного непристойного подтекста. Но на этот раз привычного подтекста не было – и Варда пришла, даже несколько удивленная его отсутствием. Пришла она как раз вовремя, чтобы увидеть своего мужа отплясывающим на столе в обнимку с запеченным поросенком. От увиденного Возжигательница Звезд едва не рухнула в обморок и во всеуслышание объявила, что подает на развод. Мелькора это известие очень обрадовало. Он игриво подмигнул Варде и так же во всеуслышание объявил, что если она захочет найти себе нового, более качественного мужа (при этих словах он красноречиво указал на себя) – двери Ангбанда всегда открыты. Напоследок пообещав, что Искажение будет очень приятным, Мелькор воспользовался всеобщим замешательством (его дерзость часто повергала Светлых в замешательство, и Темный Вала с удовольствием пользовался их чувствительностью) и, прихватив трясущуюся от смеха Унголиант (даже она сама не знала до этого, что пауки умеют смеяться), унесся на холм Эзеллохар, где цвели ничего не подозревающие Тельперион и Лаурелин. В очередной раз отхлебнув из своей огромной фляги, Мелькор с победным кличем «Да будет Тьма!» пронзил оба Древа своим черным копьем, и Унголиант смогла наконец напиться тем единственным, что могло ее насытить – Светом. Он пьянил ее почти так же сильно, как Мелькора – вино, а потому ей захотелось его еще больше. Тогда она осушила Колодцы Варды, но и этого ей было мало. – Меня все еще мучит голод, – напомнила паучиха, прервав свой рассказ. – Я же сказал, накормлю! – отмахнулся Мелькор. – Сначала расскажи мне все – а после договоримся. Видимо решив, что деться ему все равно некуда, Унголиант продолжила возвращать ему память. По ее словам, убедившись, что Древа умерли, Мелькор попытался вытащить свое копье, но оно наглухо застряло в огромных стволах. В конечном итоге, по-пьяному упорный, Мелькор сломал копье и, крайне непристойно выругавшись (даже Унголиант отказалась повторять его слова, боясь гнева Эру), отправился, как он сам сказал, повидать старого друга, вновь разразившись своим фирменным смехом. Феанора дома не оказалось (будучи уже очень пьяным, Мелькор забыл, что тот явился-таки на праздник) – зато оказался Финвэ. Он, как и Тулкас вначале, хотел вызвать Мелькора на бой, но Темный Властелин, будучи уже в очень хорошем подпитии, был настроен дружелюбно и вновь водрузил на стол свою гигантскую флягу. Финвэ не смог отказаться – ему давно хотелось попробовать крепкое вино синдар, – и когда Мелькор после нескольких кубков спросил короля нолдор: «Ты меня уважаешь?», Финвэ, с трудом совладав с заплетающимся языком, ответил: «Кане-ш-шно, ик, уважа-а-ю». На это последовал вопрос: «А слабо тебе в Чертоги Мандоса и обратно?» Трезвого Финвэ вряд ли получилось бы взять «на слабо», а вот пьяного – запросто. Король нолдор встал, гордо расправил плечи, пошатнулся, с трудом выровнялся и, кое-как выговорив: «Л-легко!», исчез. Исчез, надо полагать, надолго, ибо если уж попал в Мандос – так просто из него не выберешься. Уж кто-кто, а Мелькор об этом знал. За время своего заключения он успел придумать не менее тысячи гениальных планов побега – и ни один из них не сработал, даже когда ему почти удалось перепилить ненавистную Ангайнор. Так был совершен первый суицид на Арде. Мелькор же ворвался в Форменос в поисках Сильмарилей. Зачем они ему понадобились, Унголиант не знала, а сам Мелькор не помнил – эта загадка так и осталась для Темного Властелина неразгаданной. Он не нашел, где в крепости включается свет, и вслепую бродил по коридорам в сопровождении вечно голодной паучихи. Мелькор ударился мизинцем о тумбочку, потом – вторым мизинцем о ножку стола, и в завершение налетел головой на нечто, по очертаниям напоминающее оленьи рога, едва не выколов себе глаза и намертво запутавшись длинными волосами. Он очень долго, бранясь и скрипя зубами, распутывал смоляные пряди, Унголиант даже предложила просто отрезать волосы кинжалом – но в нее тотчас же полетел этот самый кинжал, к счастью, в ножнах. «Надо было без ножен, – подумал Мелькор – сейчас никто бы есть не требовал». Правда, и рассказать о его злоключениях тоже было бы некому, а история оказывалась весьма увлекательной. Выпутавшись из рогов, Мелькор устремился дальше по коридорам замка. Эру знает как, но он все же сумел отыскать дверь в сокровищницу. «Где же эти Феаноровы стекляшки, поглоти их Тьма?!» – ворчал он, перерывая сундуки. Конечно, Сильмарили излучали свет даже в недрах сокровищницы, но пойди угляди этот свет на дне полного побрякушек ларца! Феанор был отнюдь не дурак, и не стал оставлять самое ценное из творений рук своих на видном месте. «Ладно, возьму все, – объявил наконец Мелькор. – Там разберемся». Где находится это там – Унголиант не поняла, но последовала за Темным Вала, дабы получить обещанное. Так забрал с собой Мелькор все сокровища нолдор, намереваясь позже отыскать среди них Сильмарили, которые были ему зачем-то очень нужны. – Мы пришли в землю Араман, – Мелькор понял, что рассказ Унголиант подходит к концу. – Перебрались через Хелькараксэ и пришли сюда. Ты допил последние капли из своей фляги-бочки, отыскал-таки в одном из сундуков эти свои камни и, пробормотав, что отдохнешь всего пару минут, уснул на груде сокровищ. Прямо с ними в руке – хотя по-моему они тебя сейчас живьем поджарят. – Правая рука и впрямь обгорела чуть ли не до костей, но расставаться с камнями Мелькор не собирался. Зачем-то же они были ему нужны! Надо только вспомнить, зачем… – И все равно не добудишься! – продолжала Унголиант. – Я тебя Эру знает сколько трясла, уж думала ты помер – и на камни какое-то ваше валарское заклятье наложил, не притронуться. Прежде чем ответить, Мелькор на всякий случай огляделся. На юге виднелся залив Дренгист – значит, отсюда уже недалеко до Ангбанда. – Ладно, – произнес он, заранее готовясь отражать нападение, – чего ты хочешь? – Камни, – проскрежетала паучиха, алчно потирая передние лапки. – Зачем они тебе? – удивился Темный Властелин. Ведь прежде Унголиант говорила о голоде. Вот и сейчас она повторила: – Меня мучит голод! – Постой-ка, ты что же, собираешься съесть камни? – переспросил Мелькор. – Ну да, – как ни в чем не бывало ответила Унголиант. И тогда Мелькор испустил вопль ужаса, ибо подумал, что это «белочка» пришла к нему в образе паучихи. От крика его содрогнулась земля, и пришлось эльдар заново отстраивать свои хрупкие жилища. Раскололись скалы, и одна из них упала прямо на голову Тулкасу, только-только выбравшемуся из-под стола. Мудрые говорят, что удар этот не прошел бесследно, и именно с тех самых пор Тулкас все время смеется. Едва не раскололись и головы мучимых похмельем Валар, и ветра Манвэ поменяли свое направление, скинув его с Таникветили. Арда могла бы тогда лишиться своего короля, но на помощь, по традиции, пришли орлы, подняв своего повелителя обратно на трон. Говорят, и сама Таникветиль пошла трещинами, едва не развалившись пополам, и долго работали Майар Аулэ, возвращая горе прежнюю прочность и красоту – им тоже было нелегко, ведь и они пробовали втайне от начальства вино из фляги Мелькора. Крик этот дошел до самых глубоких подземелий Ангбанда, где балроги уже заранее начали праздновать возвращение своего Владыки, опустошая его же винные погреба. Знали они, что влетит им за сие деяние, и, услышав полный отчаяния вопль своего господина, решили, что смогут так же заранее заслужить прощение. Унголиант, воспользовавшись шоком Мелькора, пожрала все сокровища Форменоса, не сумев добраться лишь до Сильмарилей, которые Темный Властелин по-прежнему сжимал в руке. От этого зрелища Мелькор еще более уверился, что белая горячка лишила его рассудка, наслав чудовищные галлюцинации. И чем больше раздувалась от переедания Унголиант – тем меньше он верил собственному разуму, ибо знал, что даже самый могучий из живущих не может спастись от «белочки», если уж она пришла. Сам Эру Илуватар был беззащитен перед нею – Арду, кстати, Единый создал по большей части именно в приступе белой горячки. Но явились балроги, застав Унголиант за обедом, а Мелькора в отчаянии, и взмахами своих огненных бичей загнали паучиху в самую глубокую лощину. И подумал Мелькор: разве можно прогнать «белочку»? – Вы видели паучиху? – спросил он вернувшихся слуг своих. – Она бежала от нас, Владыка, – последовал ответ. – Но пусть попробует только вернуться! О да, пьяные балроги были еще опаснее трезвых, ибо алкоголь в их крови то и дело воспламенялся, взрывая все вокруг. И возликовал Мелькор, ибо понял, что не являлась к нему «белочка» – просто Унголиант склонна к гастрономическим извращениям. В общем-то, о разного рода извращениях Мятежный Вала был осведомлен лучше любого на Арде, ибо большую их часть изобрел он сам – но до поедания камней даже Мелькор как-то не додумался. – Владыка, зачем тебе камни, что принес ты из Валинора? – спросил Готмог, Предводитель Балрогов, когда они, к радости Темных и облегчению Светлых, вернулись в Ангбанд. Мелькор на миг задумался. Он так и не вспомнил этой части своего плана. Пришлось найти новый вариант. Темный Вала величественно произнес: – Ныне уничтожил я Свет Валинора, а камни эти – последняя частица его, и теперь они в моих руках как символ власти моей над Ардой. Эта мысль была весьма неплоха – но Мелькор точно помнил, что прежде планировал что-то другое. Кое-как справившись с похмельем, он отправился ковать себе железную корону, огромную, под стать его амбициям, параллельно пытаясь вспомнить, что же он все-таки хотел сделать с Сильмарилями. Правда, после недавней пьянки голова будто бы раскалывалась на части при каждом ударе молота, и это немного мешало думать. Но Мелькора, как всегда, трудности не останавливали. Использовать для освещения? Бред, к чему в Ангбанде освещение. И так балроги по коридорам разгуливают, никаких факелов не надо. Поймать на них Феанора, как рыбу на наживку, чтобы после долго пытать его в своих подземельях? Неплохая, кстати, мысль, надо использовать – но явно не для этого он похитил светоносные камни. Это было слишком грандиозное предприятие, чтобы затевать его ради одного-единственного эльфа. Нет, все не то… Забросив тщетные попытки вспомнить свой первоначальный план, Мелькор вытащил Сильмарили из ларца, да и оправил их в корону – просто, как говорится, и со вкусом. Оканчивая работу, Темный Властелин мысленно подвел итоги своей вылазки. Во-первых, он перепил Тулкаса, отомстив ему за свое прошлое поражение. Во-вторых, расстроил брак Манвэ. Конечно, надеяться на то, что Варда придет к нему, Мелькор мог только в состоянии очень сильного алкогольного опьянения – но насолить противному младшему братцу, с которым с детства не заладились отношения, было все равно приятно. В-третьих, и это, собственно, самое главное, уничтожил Свет Валинора – по крайней мере это пошло по плану. А в таком пьяном состоянии хоть в чем-то следовать плану – огромное достижение даже для великого Темного Властелина. В-четвертых, отправил Финвэ в Мандос. Это было, строго говоря, не по плану, но все равно неплохо. В-пятых, и это был единственный неприятный момент помимо жесткого похмелья, Мелькор обжег руки камнями Феанора. С ладоней теперь пластами слезала почерневшая обугленная кожа, причем Темный Вала смутно предчувствовал, что обновляться она не собирается. Обиднее всего было то, что Мелькор так и не смог вспомнить, что собирался сделать с Сильмарилями. Впрочем, в итоге он нашел светоносным камням вполне достойное применение, а значит, так или иначе, в целом все вышло весьма неплохо. Владыка Ангбанда покрутил корону в обожженных руках, придирчиво разглядывая творение рук своих, словно решая, достаточно ли оно совершенно для Темного Властелина. Корона вышла отличной: в меру величественной, в меру устрашающей и по-своему красивой, а вправленные в нее Сильмарили очень шли к глазам Мелькора. Темный Вала удовлетворенно водрузил на голову новый символ своей власти – очень тяжелый, зато какой впечатляющий! В конце концов, не так уж и важно, что он собирался делать с камнями изначально – главное, что он нашел способ использовать Свет во имя Тьмы, а это дорогого стоит, и власть Мелькора лишь укрепилась. С такими мыслями Мелькор отправился досыпать, надеясь в спокойной обстановке досмотреть сон с Вардой. Так благодаря крепкому синдарскому вину Сильмарили нашли свой далеко не последний приют в короне Мелькора (камешки даже не подозревали, что это – лишь начало их приключений). Как знать, быть может, если бы Темный Властелин тогда выпил чуть меньше и не забыл, что же такого он хотел с ними сделать, история бы пошла по совсем иному пути.