"Ночная сказочница"

— Расскажи мне сказку! Прежде никто из детей не высказал бы такую просьбу. Она ещё помнила те времена, когда отношение к сказкам было почтительным: матери не брали цветные книжки и не развлекали малолетних зевак, будущих лентяев и лоботрясов дурацкими историйками, а бабушки не качали головой, жалуясь на чрезмерную жестокость современных сказок — да что они только понимают в жестокости, эти квохчущие курицы! Сказки рассказывались в широком и узком кругах исключительно взрослыми — и совсем не ради веселья; сказки были предостережением, опасностью, существовавшей взаправду. Никто не ставил под сомнение существование чуда: вопрос заключался лишь в его проявлениях. А теперь — ну что такое сказка? Обязательный вечерний ритуал для успокоения и утешения разномастных сопляков, беззубая и беззаботная. Нет в ней ничего реального, ни того, что может принести пользу, ни того, что тебя сожрёт, утащит в тёмные миры за непослушание. Этот ребёнок ждёт сказку? Что ж, он получит сказку. — Какую тебе сказку рассказать, милок? — шамкая совсем не беззубым (но, впрочем, ребёнку об этом знать пока не обязательно) ртом, молвит старушка. Вылитая фея-крёстная: в разноцветном атласном наряде, причудливом и странном, похожем на театральный костюм. А что это маячит у неё за спиной? Облако блёсток? Или, может быть, два бабочкиных или стрекозиных крыла? — Про лису хочу! — хитро и одновременно ультимативно заявил мальчишка, подбирая под себя ноги. Ну что ж, про лису так про лису. Вероятно, он хочет услышать, как кот (или петух, или зайчик, или кто там ещё из пищевых пристрастий лисы) обманут рыжую негодяйку и не дадут ей поесть или захватить чужое имущество, будь то дом или рыбный улов. Это древний сюжет, такой же древний, как она сама; но там, где лисица, там всегда — переворачивание мира с ног на голову, там всегда опасность выйти не в то место, которое тебе знакомо (лисы путают тропу, известно ли это маленькому гадёнышу?). Там всегда — опасность быть съеденным соперником более умным и коварным, чем ты сам. Народная тяга к мудрой справедливости всегда помогала зайчикам и курочкам, и это правильно; но неправильно — забывать, что те же зайчики в сказках более примитивных народов просто расчленяли своих соперников и танцевали на их окровавленных телах, а курочки несли золотые яички, после которых их хозяева сходили с ума и в мире творился настоящий кавардак. Ну ничего, ничего, она об этом ещё напомнит. И вот уже мир начинает переворачиваться. Сначала он просто становится не таким, и мальчик в восхищении: что может быть лучше, когда ты попадаешь в сказку! И в какую сказку! Вот эти толстые деревянные стены, которые, однако, хорошо держат тепло, иначе отчего тут так жарко, в январские-то морозы? А, вот почему: белоснежная гигантская печка с причудливым узором на торце греет дом и тех, кто спит на ней! А что это за запах оттуда слышится? Похоже на пышные, слегка маслянистые пирожки с творогом и вареньем… М-м-м, слюнки прямо так и наворачиваются! Мальчишка озирается по сторонам, не веря своему счастью. Он уже спрыгнул с кровати и попеременно трогает то висящие на стене горячие баранки, то связку лука, то квазинародную скатерть-вышиванку. А сам он как был — в пижаме с бэтменовским знаком, босой и разгорячённый одеялом и предстоящим представлением. — Жили-были котик да петушок. Мальчик восторженно вздохнул: из дверного проёма, который раньше был просто входом в детскую, вышла мама. Вернее, это была не совсем мама: это был облик её, приобретший кошачьи черты: ушки, длинные усики, кажется ещё хвост. Впрочем, хвост — это всегда знак демонического, а тут мама вроде бы как положительная героиня. Ох, и несдобровать, если она вдруг проснётся! — Хорошо жили, дружно. Котик на охоту ходил, а петушок обед варил, хатку подметал, песни напевал. Мама достала из ниоткуда рабочий портфель и, поцеловав сына в лоб, направилась к выходу и растворилась в воздухе. Мальчишка восторженно ахнул, но, разумеется, не стал ни подметать, ни готовить. Хотя бы даже импровизированно. Ужасное оскорбление для сказочных существ — когда не поддерживают их сказку, не принимают правила игры. Впрочем, с современными детьми всегда так: единственный способ заставить их активно участвовать в игре — это если аниматор или воспитательница сядут им на уши и просто начнут умолять сделать хоть что-нибудь. Но даже эти люди не понимают всей важности игровых ритуалов… Поэтому она здесь. — Пошёл раз котик на охоту, а петушок запер за ним дверь и начал варить обед. Провести линию между мальчиком и собой — вот она, граница домика, хрупкая, но вполне себе волшебная защита. Хотя сопляк этого, конечно, не понимает, для него это всё всего лишь игра, сказка, которую ему рассказывают, а он не принимает в ней никакого участия. Маленький жалкий потребитель. — Бежит лиса, видит хатку — и к окошку! Три стука по столешнице. Может быть, и не надо было рисовать эту защиту, ведь она и так во владениях мальчика? Но, к сожалению, текст сказки требует добровольного согласия хозяина дома впустить хищную, чужую силу; ну, так уж и быть — она даст ему последний шанс защитить самого себя. Может быть, у него окажется больше мозгов, чем у петушка, и он додумается не говорить «заходи» злой лисе. — Эй, кто тут хозяин? Мальчик недоумённо смотрит на неё, как будто удивившись её вопросу. Похоже, он не ожидал, что от него будут требоваться какие-то действия; возможно, он и сам даже не понимает, какие. Но он хотя бы не вздыхает раздражённо, как это делают все остальные его ровесники… Но сейчас это уже ничего не значит. — Ну я, — неуверенно ответил мальчишка. Она широко улыбалась, плотно сомкнув губы. — Пусти меня в хатку свою, хозяйничек, — жалобно протянула она. Мальчик застыл, не зная, что делать. Он не помнил сказки? Или просто не привык играть в представления? Ну тогда он может расслабиться, эта игра вот-вот закончится. Дальше уже всё будет по-серьёзному. — Ну, пусти меня, — уже не таким жалобным тоном намекнула ему она. Мальчик бросил на неё непонимающий взгляд, в котором ясно читался вопрос «Что мне сейчас делать-то?». Что бы он сейчас ни сделал, важно будет только одно: он либо впустит хитрую лису к себе в дом, либо не пустит. И от этого зависит дальнейшее развитие сказки… и её отношения к этому мальчику. Ребёнок, немного посомневавшись, изобразил, как будто открывает дверь и тут же отдёрнулся: его рука в самом деле нащупала ручку двери, и та издала пронзительный скрип. В комнату ворвался лютый мороз, сильнее обычного зимнего мороза раз в десять. Вьюга завывала так, как никогда не завывает вьюга настоящая. Волшебные тёплые стены тут же покрылись ледяными разводами и инеем, по печке пошли трещины, а ноги не понимающего, что происходит, мальчика опустились на тонкие снежные шапки, образовавшиеся на полу. Теперь она могла улыбнуться и обнажить свою острую, лисью мордочку. Сегодня она — Лиса Патрикеевна, Лисичка-сестричка, не всегда злая, но никогда — добрая, хитрая и коварная лесная жительница, съевшая колобка и обдурившая волка. В прошлые ночи она была Румпельштицхеном, Бабой-Ягой, Верным Иоганном, людоедом, волком, медведем, королевой-мачехой, Кощеем Бессмертным, кем только не; слишком много людей забыли истинные значения сказок. А она — всего лишь та, кто помогает им вспомнить. …впрочем, нет, конечно же, это неправда. Но лисе и положено врать, не так ли? А лиса — цап-царап! Схватила его и понесла домой.