Вторая ночь

Стивен, Стивен. Осень заливает дождём тротуары. Капли отстукивают по стеклу мерный ритм, и в такт ему бьётся сердце. Оглушительно. Беззвучно. Медленно. Ночь за окном светится огнями, грохочет шумом большого города. Ночь в Шанхае — сколько сейчас в Лондоне? День или вечер, не всё ли равно? Там, в тонущем в закатном солнце Лондоне, молчит телефон, молчит уже два дня. Одну ночь. Несколько тысяч ударов сердца. Тысячи секунд, падающих в пустоту. Лондон близко, невероятно близко. На расстоянии нескольких часов, нескольких мгновений. Нескольких цифр на экране, нескольких долгих гудков из динамика, нескольких капель, стучащих в окно. Лондон медленно погружается в осень, и пронзивший его сердце осколок стекла отражает тяжёлое небо. Лондон живёт, дышит, движется, кружится бесконечной каруселью. Лондон молчит. В бесконечно далёком, будто на другой планете, городе на гудки отвечает тишина. Тяжело ли научиться ждать, Стивен? Смотреть на текущую по стеклу ночь и вслушиваться в молчание — на той стороне. Жить, дышать, беззаботно улыбаться и наслаждаться каждым глотком вина, проживать день, не слыша оглушающей тишины. Не смотреть на экран телефона, не откладывать свои планы, не давать себе застыть в янтаре ожидания. Тяжело ли ждать, Стивен, когда знаешь, что тишина — именно в этот раз — может протянуться в бесконечность? Тяжело ли ждать, зная, что этот телефон может замолчать навсегда? Легко ли — не ждать? Сердце прекращает биться, когда умолкают гудки. Всего одна секунда до того, как станет понятно, почему. Раздастся ли голос на том конце, или экран погаснет, сливаясь с окружающей темнотой? Один вдох между надеждой и реальностью. Один вдох в размеренном ритме дождя. За ним — другой. И третий. Над Шанхаем непроглядная, безлунная темнота. Над Лондоном сгущаются сумерки, холодный ветер кружит по улицам, Лондон зябко дрожит, тянется шпилями церквей к скользящему за горизонт солнцу. В Лондоне, где-то на самых окраинах, затихает маленькая ферма. Покачивают головами лошади в стойлах, засыпают в клетках птицы. Гаснут огни, смолкают голоса рабочих. Ферма пахнет навозом и свежей травой, комьями разрытой земли, машинным маслом и кровью. На другом конце земли, на другом конце Лондона, в пустом доме надрывается телефон, раз за разом играет популярный хит, раз за разом остаётся без ответа. Индикатор зарядки ползёт вниз, подмигивает красным диодом, двигаясь в сторону нуля. К бесконечности. К тишине. Стивен, Стивен, не проще ли не любить? Почти полсотни лет за спиной, почти полжизни — больше, чем полжизни. Неужели этой грохочущей тишины не хватало тебе, пока ты играл, мечтал, искал себя, собирал себя, как рассыпавшийся паззл? Почти полсотни лет, чтобы найти тот единственный недостающий кусочек, который соединит вокруг себя все остальные фрагменты, позволит картинке обрести цельность. Стивен, Стивен, а стоило ли искать? Ответ — где-то там, в пространстве между ударами сердца, между струями дождя. Где-то между Шанхаем и Лондоном, в пустоте между здесь и сейчас, в крохотном промежутке между «да» и «нет». Ответ — в мгновении до того, как линия разъединится, между надеждой услышать голос и пустотой гаснущего экрана. Не проще. Не сложнее. Это всего лишь любовь. Это всего лишь жизнь. Всего лишь чувство. Для него не обязательно совершать подвиги и бросаться с головой в пучину страстей. Не надо быть ни героем, ни злодеем, не надо боли и вскрытых вен, не надо воздушных шаров и красных роз. Не надо лжи любовных романов и реализма семейных драм. Надо просто — быть. Дышать в ритме дождя и слушать тишину. Не бояться, не злиться. Ждать. Верить не сказанному «я вернусь» и много раз повторённому «люблю». Жить, не останавливаясь ни на мгновение. Быть собой. Быть счастливым — самому, не дожидаясь, пока он сделает счастливым тебя. Не проще ли не любить, Стивен? Жить размеренной, спокойной жизнью, ничего не боясь, ни о чём не жалея, топить в рутине смутные желания, в фантазиях видеть неясную тень, у которой нет, нет, нет зелёных, безумных глаз. Не ловить губами произнесённое на выдохе «люблю» — Стивен, Стивен, зачем тебе это? Разве плох был твой идеальный, глянцевый, скроенный точно по шаблонам брак? Над Шанхаем плачет небо. В Лондоне, в пустом, погружённом в темноту доме, угасают последние ноты звонка. Стивен, Стивен… Вновь оживает экран. Гудки как дождь, как удары сердца. Гудки как пунктирная линия на земном шаре, дуга между Шанхаем и Лондоном. Мгновения иллюзии чужого присутствия. «Да». «Люблю тебя». «Со мной всё в порядке». «Я тоже скучал». Шёпот, едва слышный, похожий на вздох. «Люблю тебя». Пауза перед тишиной. Пальцы скользят по экрану. Пальцы скользят по телу, вдох — движение — вдох. Что на этот раз, Стивен? Что ты будешь представлять себе, пока рука скользит по члену, набирая необходимый ритм? Гостиничный номер, тесная каюта качающийся на волнах лодки, твоя собственная кровать в твоём собственном доме, бесконечный выбор. И ещё бесконечные возможности — в будущем, потом. После тишины. Влажные от пота волосы на груди. Резкие движения бёдер, член, вбивающийся в рот так глубоко, что не хватает воздуха, и слёзы текут из глаз. «Ещё, ещё» — иногда бывает так, что не получается сдерживаться, не хватает времени на медленные ласки и надо успеть уместить в минуты то, для чего в другой день потребуются часы. «Ещё» — жар горячего тела под ладонями, протяжный громкий стон, когда член погружается в тугое, тесное тепло. Собственная рука — жалкая, недостаточная замена. Ронни, подающийся навстречу. Ронни, шепчущий «ещё, ещё», Ронни, стонущий от наслаждения. Оставляющий синяки на плечах, оставляющий засосы на груди, дикий, податливый, безумный. Прекрасный. Стивен, Стивен, а было ли это? Или этого Ронни придумал ты, раскинувшись на гостиничных простынях, размазывая по возбуждённому члену смазку, гоня себя к оргазму мощными, грубыми движениями кисти? Что из этого тебе приснилось? Ронни, оседлавший твои бёдра. Ронни верхом, запрокинувший голову назад, Ронни, отдающийся и берущий одновременно. Ронни, беззвучно вздрагивающий в судорогах оргазма. Ронни и его молчание. Его блестящие, как от непролитых слёз, глаза. Его шёпот — воздушный поцелуй. Люблю, люблю, люблю тебя. Семя выплёскивается в кулак, белыми лентами расчерчивает кожу. Люблю тебя. Тяжело ли научиться ждать, Стивен? Лежать ночью, глядя в потолок, стирать остывающую сперму с кожи, выравнивать дыхание под метроном дождя. Разделять фантазии и реальность, воспоминания и мечты. Приказывать себе заснуть, и засыпать с телефоном в руке, и просыпаться оттого, что дождь закончился, и его ровный стук сменился нестройным шелестом шин по асфальту. Оставлять позади всё то, что снилось, и снова жить, улыбаться, быть счастливым. Быть. Стивен, Стивен, вторая ночь ожидания подходит к концу. Над Шанхаем сереет беззвёздное небо, над Лондоном сгущается темнота, чернильной кляксой разливается над спящей фермой, над тихим домом, над молчанием разрядившегося телефона. Тяжело ли научиться ждать?