Дашина сказка

Зима… Снег хрустит под ногами снующих прохожих. Яркие огни витрин переливаются разноцветными лампочками. Из небольшого ларька вкусно пахнет сосисками. Предновогодняя суматоха. Думаете, меня это радует? Зря вы так думаете. Зима – самое страшное время для бездомной собаки. Родословная? У кого? У меня? Да вы с ума сошли! Нет, конечно, по моему окрасу можно предположить, что моя мама была лабрадором. А папа, возможно, овчаром. Хотя… во мне можно разглядеть до десятка разных пород. Да я не особо переживаю за свою внешность. Сейчас для меня важнее всего не замерзнуть и не подохнуть с голоду. И снова снующий вокруг меня народ. Никому нет дела до пса, лежащего на люке. Все торопятся в теплые дома, где их ждет горячий ужин, мягкий диван и… семья. – Мама, смотри, собачка! – кричит маленькая девочка и дергает мать за рукав шубы. – Давай ее домой возьмем? Вот, ребенок, а уже какой умный! Правильно, малышка! Меня надо взять домой. Ну же… Проси маму сильнее. А еще лучше – поплачь. Смотри, какой я смешной и забавный? Видишь, как я ловлю пастью снежинки? А еще я умею вилять хвостом. Вот так. А когда я поднимаю голову, то одно ухо у меня встает домиком, а второе… – Фу… – мать тащит подальше от меня девчушку. – Он грязный и блохастый! Пойдем, я тебе лучше куплю в магазине игрушечного! Ну вот… Опять назвали грязным и блохастым! А вы мне в глаза загляните! Посмотрите, сколько в них любви! Да за то, что вы меня возьмете к себе, я будут любить вас любыми! Грязными… Блохастыми… Худыми… – Ну, ты чего тут разлегся? Тяжелый ботинок бьет меня под ребро, и я вскакиваю с теплого люка. И тут же мороз начинает пробираться под мою шкуру. И еще живот сводит от голода! Я бреду по улице, поджимая поочередно лапы, грея их под впалым животом. Эй! Собачий бог! Зачем ты меня сотворил, если я никому не нужен? Лучше бы я был человеком. Может, тогда… – Малыш! Ты потерялся? – я останавливаюсь и оборачиваюсь на голос. Не могу разглядеть лица. Вижу только розовую куртку, похожую на подушку, и шапку с ушками. И еще ботинки. Судя по запаху, они новые. И судя по цвету куртки, это девушка. – Что ты так смотришь на меня? Тебе я тоже не нравлюсь? Почему ты так решила? Ты мне нравишься уже тем, что не прошла мимо и окликнула. А если ты накормишь меня, то понравишься еще больше. – У тебя морда забавная, и уши такие… прикольные. Надо же… Погладить меня по голове? А блох ты не боишься? Нет, нет! Не убирай руку! Еще погладь… Да… Вот тут, за ушком. – А знаешь, что, – к моему сожалению такая теплая и мягкая рука слетает с моей головы и исчезает в кармане куртки, – пойдем со мной! А там тепло? Там будут кормить? А диван там какого цвета? – Все равно кроме тебя я никому не нравлюсь. Может, хоть ты меня будешь любить? Любить? Да я тебя боготворить буду, если ты меня накормишь и дашь поспать в тепле. Хоть один день… Всего один. Я смело иду за своей новой знакомой. А собственно говоря, чего мне боятся? Хуже уже и быть не может. Хотя… А вдруг это живодерка? Вдруг сейчас мне на шею накинут петлю и, как того пса с помойки, уволокут в фургон, и все… Я останавливаюсь возле подъезда и внимательно смотрю на свою спутницу. Теперь в свете уличного фонаря я могу ее разглядеть. У нее грустные глаза. Почему грустные? У тебя есть дом и еда. Семья, наверное, есть. Тебя там любят. Почему же ты грустишь? – Даша, это ты пришла? – из кухни такие запахи приятные. Что это? Да! Мясо! Я в раю! – Мам. Только не ругайся! Моя спасительница снимает шапку и трясет рыжими волосами. Они мягкой волной падают на воротник куртки и сметают с него уснувшие снежинки. – Господи! Откуда ты это чудо приволокла? Даш… Мы же договорились. – Мам… Посмотри на него. Он никому не нужен, и его никто не любит. Потому что он – как я… – Что значит как ты? – я внимательно смотрю то на мою рыжеволосую спасительницу, то на женщину с большой ложкой в руке. Я пытаюсь тоже понять причину недовольства рыжей, но мое внимание привлекает большая капля мясного соуса, свисающая с ложки. Да… Давай… Ну же… Капай! Я жду! Да! И капля падает на пол. – Сама знаешь. Я такая же беспородная, как и он. – Милая моя, – вздыхает хранительница ложки. – Если ты не модель, то это еще не значит, что ты не можешь никому понравиться. – Ой, все, мам! Помоги мне лучше… С Максиком. Да! Максик! Максик? Это кто еще? Не потерплю я тут никаких еще Мак… Погоди… Это ты мне? Это я Максик? Ну-у-у… Имечко так себе. Вот если только… – Максик – это как полностью? – спрашивает хранительница ложки. – Максимилиан! О как… Ну это уже лучше. А то Максик звучит как-то по-кошачьи… Вот оно, счастье! Балдеж! Тепло, сытно. Только вот ванная была лишней. Правда, потом бегать в пене по квартире было весело. И моя рыжуля так заливисто хохотала. У нее такой заразительный смех. И улыбка такая… – Макся, иди ко мне! Она хлопает по кровати возле себя и улыбается. Да она красавица! Таких красивых глаз и такой улыбки я никогда не видел. А еще эта рука на моей холке… М-м-м… Она такая мягкая и нежная. А еще она пахнет ванильным мороженым. – Знаешь, Максик, меня никто не любит. Нет, мама и папа не в счет. Понимаешь, мне уже шестнадцать, а мальчики в мою сторону даже не смотрят. Я некрасивая. У меня ноги не от ушей, как у Сашки. И волосы не такие красивые, как у Ирки. А я знаешь, о чем мечтаю? Нет, не о принце. Это глупо, в наше время мечтать о принце. Они все избалованные и наглые. Погоди-ка… Это ты сейчас про себя говорила? Что ты некрасивая и все такое? Знаешь, по мне ноги с ушами – это некрасиво. Насчет Иркиных волос спорить не буду, но твои мне нравятся больше. И я на все сто процентов уверен, что ни у одной Ирки и Сашки нет таких добрых и красивых глаз и улыбаться твои Ирки и Сашки не умеют так, как ты… – Знаешь, я его сразу узнаю… По глазам. Они будут очень… теплыми. И смотреть он будет на меня, как… Вот как ты смотришь. Эх, Максик! Жалко, что ты просто собака! Я просто собака? Да я самая лучшая в мире собака. А знаешь почему? Потому что не такой, как все. Знаешь, если бы ты просто остановилась там, на улице, возле меня и погладила меня по голове, я бы тебя запомнил. Еда и тепло – дело наживное. Есть теплые люки и объедки в помойке у ларька с хот-догами. А вот доброту найти труднее. Увы, ты не узнаешь, о чем я думаю. А думаю я о том, что ты необыкновенная и вот эти минуты возле тебя я не променял бы на самую мясистую кость на свете. Но… я всего лишь собака. – Мама! Максик пропал! – рыжая девушка влетела в дверь квартиры вместе с запахом снега. – Наверное, убежал за какой-нибудь девочкой! Вернется, когда жрать захочет. – Мам! Он не мог от меня сбежать! Он сидел рядом со мной, пока я с Лилькой болтала. Потом я обернулась, а поводок пустой. Даже пряжка не расстегнута. Как же так? Эта зима никогда не закончится! На тротуаре слякоть и грязь. Такое ощущение, что это все падает с неба. Старые кроссовки промокли, и я чувствую, как в них хлюпает ледяная жижа. Вроде не холодно, но от этой сырости, что сыпется с неба, холодно до жути. И еще хочется есть. Интересно, сколько времени я брожу по улицам и сколько я не ел? И вообще, как я оказался на улице, и где мой дом, и… Главное – кто я? – Вы собаку не видели? Беленький такой, на лабрадора похож окрасом. Ухо одно торчит, а второе… Простите, собаку… Вы собаку не… Извините. Голос… такой теплый, как макароны с вкусной мясной подливкой. – А вы собаку не видели? Извините. Куртка… Розовая куртка, похожая на подушку. И шапка с ушками, а под ней рыжие волосы. Откуда я это знаю? И улыбка. Добрая и ласковая. И рука… Она пахнет ванилью… – Ты с ума сошел, что ли? Я что, нюхаю ее руку? Вот черт… Как неловко! Но она и правда пахнет ванильным мороженым. – А ты не видел случайно мою собаку? Он светленький, и у него такие глаза… глаза… как твои… Она так смотрит на меня. Что она видит в моих глазах? – Тебя как зовут? – Максимилиан, – говорю я и сам пугаюсь своего голоса. – Максик звучит как-то по-кошачьи…