***
Вокруг на бесконечное расстояние расстилалась мгла из ничего. Всё выглядело пусто и устрашающе, не было стен, потолка, пола. Это место было бесконечным ничем. Это не выглядело, как рай. Там не было яркого солнца, освещающего путь всем светлым и непорочным душам. Там не было мягкого, будто вата, воздуха. Даже дышать в этом месте было сложно. Даниил бывал тут не впервые, но снова и снова вдыхать ему становилось трудно. Где-то далеко был виден странный силуэт, непохожий ни на что. Казалось бы, вот он, здесь, на расстоянии вытянутой руки, но такой далёкий, похожий на маленькую точку. В этом месте не было ни пространства, ни времени. Ноги шагали по пустоте, рассекая пустоту. Вокруг царило молчание. Люди, пугливые и глупые, находясь здесь, ополоумели бы в считанные секунды, но не Даниил. Падший знал своего отца, он знал, что тот может сотворить. Он был напуган, но понимал, что сейчас услышит хриплый, но нежный голос своего повелителя и будет спасён в этой пучине адского страха. Но голос всё не слышался. После недолгих раздумий, ангел решил двинуться вперёд, навстречу странному видению. С каждым шагом он будто входил в толщу воды, двигаться было всё труднее, а цель никак не приближалась к нему. Падшего покидали силы. В какой-то момент он решил раскрыть крылья и долететь до объекта, но и этого у него здесь не получилось. Крылья были неподъёмной ношей, которая тут же толкала ангела вниз, в бесконечную пустоту. Наконец, ослабев и поддавшись усталости, боли, страху, грешный ангел упал в бесконечное ничто.***
Дьявол сидел за столом, скованным из чистого огня. Размеренно он перебирал толстые папки с кучей всяких надписей, листов, пометок, фото. Где-то он томно и уставше ставил печать, где-то черкал что есть мочи своими кровавыми чернилами и выкидывал с презрением под самые ноги, в вечный костёр, взвивающийся яркими клубами и вспышками до самой голени. Ему под ноги упало полумёртвое тело, покрытое ожогами и волдырями, с кусками обугленной человеческой ткани вместо одежды. Оно стонало. Стонало слабо и немощно, тянуло руки к ботинкам Сатаны. Но тот лишь убрал ноги от странного существа и пробурчал что-то в роде: «Не тронь, сучёныш! Я только начистил их». Он удивлённо рассмотрел то, что буквально из ниоткуда появилось перед ним и с лёгким облегчением дотронулся до части спины существа, непокрытой одеждой. — А, Даниил, мальчик мой! — вскрикнул Дьявол и, подняв голову падшего за подбородок, улыбнулся. Он щёлкнул дважды пальцами и тут же перед ним появились его рабы: слабые души, что не готовы были гореть в Аду и стали служить Сатане, не зная, на что подписываются. Испуганные и дрожащие, они схватили падшего и унесли с глаз владыки. Спустя некоторое время Даниила принесли обратно. Он так же стонал, был так же измучен и слаб, но выглядел уже более удобоваримо. Вместо человеческой ткани на нём был сшитый в Эдеме чёрный смокинг. Грешный ангел сидел прямо перед Дьяволом на стуле, скованном из того же материала, что и всё здесь — огня. Разгневанный Мефистофель отправил под ноги ещё одну толстенную папку, буркнув под нос что-то в роде: «Отец, когда, наконец, мне перестанут присылать дела Лилит?» — Здравствуй, Даниил. — Сказал Дьявол уже более менее освоившемуся падшему. — Я же сто раз тебе говорил: чтобы попасть сюда, нужно расслабиться и принять свою сущность. Теперь ты снова болен. Поверь, ещё один такой раз, и ты точно отправишься в небытие. — Он опустил черные, обуглившиеся веки и томно вздохнул. Дьявол, в общем то, не выглядел так, как его описывали людские сказки, но и не выглядел так, как его описывал Господь. Он не был полностью красным, рогатым, с харизматичной улыбкой так же, как не был и божественно красивым и скуластым с серыми глазами и волосами, чуть темнее цвета облака. Он был пугающим, страшным. Фактически, перед Даниилом сидело обугленное и тлеющее тело, покрытое кровоподтёками, гнойниками и волдырями с головы до ног. Но сам Дьявол, кажется, не замечал того, кем является. Он будто привык к тому, что вечно тлеет и смотрел на оппонента пустыми глазами, в которых сияло страшное ничто, как в том месте, которое в какой раз встречало на проходе в Ад падшего ангела. — Я не увидел вас там, владыка. — Сказал скромно Даниил, взглянув в до боли пугающую пустоту глаз Сатаны и невольно отвернувшись. В груди снова поселилось тошнотворное чувство. — Ты не первый раз здесь. — Дьявол смахнул пару бумаг в бездну огня. — Хватит с тебя учёбы. Меня никто не учил сюда проходить. Я учился сам. Я кричал, я страдал, но никто мне не помог. Грешники грешникам не помогают. Даниил молчал. Будто в приступах лихорадки, его трясло. К горлу подступала рвота; она жгла горло и спешила вырваться наружу, но падший изо всех сил пытался сдержать позыв, со стыдом вспоминая первую встречу с настоящим Дьяволом, а не его человеческим телом, когда испуг и отвращение охватили его настолько, что тот без сознания упал прямо под ноги Сатане, в лужу собственной рвоты. В момент жутких и стыдных воспоминаний перед грешным ангелом появилось ведро, в которое вылилось всё отвращение. Мефистофель продолжал спокойно работать. — Когда отец перестанет создавать ангелов? В последнее время они стали слишком нежными. К тому же, тупыми. Батя, — крикнул Дьявол, рассекая воздух над головой обугленной рукой. Даниила снова стошнило, — хватит! Или забери уже от меня их всех! Мне вечного огня достаточно. Тебе не кажется, что посылать мне такие муки в виде их — большой грех? А не кажется ли тебе, что ты давно не бывал в Аду?! — Он кричал изо всех сил и смотрел пустыми зрачками куда-то ввысь, потакая человеческим привычкам, хотя знал, что Рай находится не вверху, а где-то в другом мире. Там, куда путь Дьяволу давно был перекрыт. Бумаги на столе Мефистофеля закончились и тот, сладко улыбнувшись, по-хозяйски, будто кот на своём стуле, потянулся. Жестом он позвал падшего за собой и, встав, по огненной тропе направился в огромный круглый зал, находящийся под огненным куполом. Вся эта постройка по своим характеристикам напоминала юному падшему человеческие церкви. Было дичайше странно, что люди, потакая заповедям божьим, ходили в то место, что по всем параметрам было схоже с главным местом в аду. Не менее странно было и то, что для веры им зачем-то нужно было обивать то, куда они ходят отмаливать грехи, грехами в виде золота, серебра, платины для показания своего величия. Люди были, в общем то, очень противоречивы. Они говорили, что скромность — важнейшая черта в истинно верующем, но сами, фанатично веруя, чуть что противило их интересам, кидались заниматься не своей работой, наказывая тех, кто им не понравился, своими людскими законами. Они жили по правилам, питались по диетам и ограничивали себя в радостях, а винили в этом людей, которые позволяли себе то, что не позволяли эти люди себе сами. Они боролись с тараканами и грызунами, брали на себя всё больше грехов, но удивлялись, почему за это можно попасть в Ад, а потом шли и разбрасывались крошками, да даже целыми кусками еды для тех же тараканов, грызунов. Люди были на редкость странные. Странные и глупые. Тем временем, Сатана стоял и, весело притоптывая ножкой в какой-то известный только ему одному такт, как ребёнок в детском саду, считал в какую дверь зайти. Наконец, выбор был сделан и оба прошли в высокие створки огненных ворот, возвышающихся в несколько раз выше самих проходящих. Внутри кипела работа. Кипела в прямом смысле слова. На огненных платформах среди пустоты сидели куча и куча таких же, как и Даниил, падших Ангелов. У каждого из них было по целой стопке папок из тех, в которых только недавно разбирался Дьявол. Взяв в руки одну из папок, каждый падший рассматривал её и, недовольно подписывая кровавой ручкой, ожидал. В залах стоял гул, треск и шум. Через несколько секунд после того, как документ был подписан, в ногах у каждого падшего появлялась душа одного человеческого грешника. Худая и безликая, иногда тёмная, иногда красная, а иногда грязновато-жёлтая. Они были разнообразны настолько, насколько были разнообразны их грехи. Служители Ада проводили небольшой опрос, желали новоиспечённым чего-то и, сунув свою папку каждому в руки, уважительно указывали им путь куда-то в бездну. Грешники не сопротивлялись и шагали туда, куда им велели падшие; настолько силён был их страх перед этим местом, и их блюстителями в частности. — Мефистофель? — Позвал Сатану откуда-то сзади Даниил, боязливо касаясь плеча. Дьявол посмотрел на него, пытаясь не трогать взглядом глаз собеседника, чтобы снова не напугать. — Да? — Спросил он и тут же зажал уши от раздирающего слух вопля человеческой души, что заметила самого владыку преисподней у входа. Вопль распространился по всему измерению и умножился в несколько раз, когда все остальные грешные души заметили его и подхватили приступ истерии. Мефисто поспешил выйти из этого места, подталкивая перед собой Даниила. — Я весь во внимании. — Сказал он, встав перед ангелом во весь рост и выпрямившись. Падший почувствовал себя неловко. — Я хотел бы задать вопрос относительно вашего времяпровождения на земле. Почему вы выбрали называться Мефистофелем, а не Дьяволом? Ведь фактически это имя взято из художественного произведения… — Даниил посмотрел глазами, полными страха и слепой надежды, на бывшего Архангела. Тот усмехнулся. — Ты бы ещё спросил, зачем я надеваю карие линзы или фотошоплю себе рога к фото. Ты же прекрасно знаешь, юнец: люди любят пафос; они не принимают того, что не впечатляет их слуховое или визуальное восприятие. Как бы они не старались быть скромными, у них это не получится. В них это не заложено, понимаешь? — Он вопросительно взглянул на падшего. Даниил кивнул. — Люди грешны. Такими их создал наш с тобой отец. Ведь, если создаёшь что-то по своему подобию, от тебя самого оно сильно отличаться не будет, как ни старайся. Поэтому мне ни капли не жаль того, что я сделал с Евой тогда, в Эдеме. — Он мечтательно загляделся куда-то вверх. — Ах, Ева, чистая душа. Ну так вот. Даже если бы я этого не сделал, кто-нибудь из них всё равно вкусил бы этот запретный плод. Пусть позже, но вкусил бы. Так что человекоубийца от начала — это не я, нет. Это создатель людей. Это отец, брат мой. — Сатана подошёл к Даниилу и по-дружески приобнял его плечо. Юный падший обернулся и посмотрел на лицо того, кому теперь служил. Оно было всё так же страшно и пугающе, но не вызывало более сильных рвотных позывов. С каждым разом Даниилу было всё легче привыкать к тому, где он находится и кому служит; с каждым разом ему было всё легче вступать с ним в открытый диалог и, если раньше он боялся молвить слово при Мефисто, ибо был наслышан о бескрайней злости и несправедливости Дьявола, то сейчас все большая часть страхов его осталась в предрассудках, поэтому падшему нужно было лишь привыкнуть к облику своего владыки. — Ну, а ещё мне нравится, как это звучит. — Вы сказали, что люди грешны, потому что они подобны Богу, но ведь… — Даниил не успел сказать и слова, как тут же в разговор внёс свою лепту Сатана, преднамеренно обрывая своего слугу на полуслове. — О, мальчик мой, не лезь туда, чего не знаешь. — Он поднял правую руку и выставил ладонь около лица падшего, знаком показав, чтобы тот молчал. — Задолго до твоего появления Бог был тем ещё грешником. Он убивал, и убивал пачками. Он разжигал ненависть, он выкашивал целые города, запуская туда болезни. И даже сейчас он любит посылать людям гадости, которые мягко и беспечно называет «испытаниями». А люди вновь и вновь проклинают меня. Постоянно, каждую минуту, каждую секунду я слышу, как кто-то тихо произнёс, что ненавидит меня, потому что я подослал им это. Но дело в том, что это делаю не я. А трусливый и тщеславный отец, который боится отвечать за свои поступки, но продолжает уродствовать, потому что знает, что он здесь главный. — От ненависти Дьявол тяжело дышал. Сжав кулаки так сильно, что из них каплями сочилась кровь, он тихо взревел. Спустя секунду он закрыл веки и сел на огненный пол, сложив ладони в домик перед носом. Даниил вновь был напуган, но успокаивал себя мыслью о том, что это лишь секундная слабость Мефистофеля. Он ровно стоял на месте, дожидаясь, пока Сатана придёт в себя, полностью игнорируя то, что ему было больно и сложно стоять, а в груди будто варилась каша из его собственных органов. Дьявол раскачивался вперёд и назад, будто пытаясь себя успокоить. Откуда-то из-за плеча Сатаны послышался слабый хрип. Даниил всё ещё стоял там, но был бледен и немощен. — Даниил! — Властно выкрикнул Мефисто, чтобы падший посмотрел на него. Весьма удивлённый, он продолжил. — Как тебе дышится здесь? — Спросил он, встал и подошёл к своему слуге. Падший смог лишь только беспорядочно помотать головой. — Покажись. — Сказал Дьявол и трижды щёлкнул пальцами. К нему выскочили три грешных души и, опустившись перед Дьяволом на колени, поклонились. Даниил, еле соображая, расстегнул пиджак. Даже под слоем рубашки было видно, как сильно расползлось чёрное пятно от сердца падшего до самых коротких рёбер, как еле-еле виднелось на светлой коже, распространяясь на пару миллиметров выше уровня рубашки. Раны от недавнего прохода в Ад почти затянулись, а пятно, бывшее только пару недель назад маленькой точкой в районе сердца, увеличивалось с каждым пребыванием в ад и жгло внутренности всё сильнее. — Стул! — приказал Сатана душам, показав на одну из огненных дверей. Те быстро убежали, а Дьявол, схватив Даниила за плечо, сказал: — Пасть — это всегда больно, друг мой. До тех пор, пока от твоей души не останутся лишь угли, боль будет усиливаться. И, в конце концов, ты станешь таким, как я. Мне почти не жжёт. Разве только каплю. Хотя, знаешь, может я привык? — Дьявол продолжал смотреть в дверь, куда убежали души. Вскоре они вернулись и подставили стул Даниилу. Они дали падшему какое-то горькое пойло, после чего, поклонившись, удалились. — Ты слишком быстро черствеешь. — Сказал Мефисто как-бы невзначай, стоя позади падшего. — Обычно ангелам нужно много веков, чтобы пасть полностью. От этого они сильно не страдают. Но ты… — Сатана рассмотрел его с головы до ног. — Ну будет. Я, в общем то, пал буквально за пару месяцев, не забывая при этом работать. — Сказал Дьявол и резким движением повернулся в сторону одной из 13 дверей в холле. Спустя секунду оттуда вырвался резвый молодой падший, радостно подскочил к Дьяволу и лично в руки отдал ему какую-то папку. Даниил был удивлён, ведь обычно все папки с мёртвыми людьми появлялись на столе у Дьявола самовольно и их, в общем то, никто не приносил. Мальчик задержался возле обоих и радостно прокричал: — Даниил, и ты тут! Я так рад, так рад. Думалось мне, что ты уже не вернёшься с Земли. Когда отец отправил тебя туда, мы, признаться, простились с тобой. Какое счастье, что Мефистофель нашёл тебя! Какое счастье! — Мальчик подбежал и обвил тонкими, загорелыми ручками падшего. Сатана усмехнулся. Даниил, сидя так же неподвижно, как и ранее, удивлённо рассматривал мальчика лет 11 с глазами, будто смоль, и кудрявыми иссиня-чёрными волосами. С самого сотворения мальца Даниил знал его. Ещё в Раю он был резвым и весёлым, таким непохожим на остальных сотворённых ангелов. Потрясённый увиденным, Даниил смог лишь пошевелить губами, задавая немой вопрос «Как?». Мальчик будто понял его и, присевши на корточки рядом с обоими, устало вытер пот со лба. Он вопросительно посмотрел на Мефистофеля и, когда тот кивнул ему, сел рядом с огненным стулом, облокотившись о его бок. — Когда отец выгнал тебя из Рая, — начал мальчик и актёрски выдержал лирическую паузу. Сатана в этот момент изменился в лице, удивлённо посмотрев на Даниила, — на Землю, чтобы ты пожил жизнью человека, врата Эдема захлопнулись. Все мы знаем, что это значит. — Он многозначительно посмотрел на Дьявола, тот кивнул ему, мол «продолжай». — Мне было всего 7. Тогда я был зол на отца. Очень зол. А он всё твердил про своего изгнанного сына, про Люцифера. С этого момента я грезил о встрече с тобой, Даниил. Грезил увидеть тебя в хотя бы в жуткой человеческой шкуре. Ты был единственным, кто растил меня там. А отец так беспечно выкинул тебя, будто бы бракованную игрушку и всё страдал по Люциферу, как по единственному любимому сыну. — Мальчик проглотил ком, собравшийся в горле и, превозмогая обиду вперемешку с желанием заплакать продолжал более низким и дрожащим голосом. — Тогда в моей голове и зародилась эта мысль: спуститься в Ад и убить негодяя, которым были заполнены мысли отца. Убить этого чёрта! — Он мне сразу понравился. — Шепнул Мефистофель на ухо Даниилу и многозначительно кивнул головой. — Когда я спустился сюда, я не сомневался, — продолжил мальчик, — ни в коем разе не сомневался, что обратно уже не вернусь. Ведь, убив, я стал бы грешным. И сами помыслы мои об этом пугали отца, не то что действия. Но когда я пришёл, когда спустился еле живой и упал под ноги к этому… — Сатана закатил глаза, предрекая мерзкое определение своей внешности. — Я понял, что не могу сражаться с ним. А врата Рая для меня уже были закрыты. И так я, восьмилетний падший, стал жить здесь. — Глаза его засверкали от нахлынувших слёз, но ни одна из них не покатилась по детской щеке. Дьявол потрепал мальчика по макушке, сказав что-то вроде «Всё уже в прошлом». — Но знаешь, мне здесь даже больше нравится, — мальчик улыбнулся болезненно, с глазами, полными слёз. — Здесь меня воспринимают, как всех. Я наравне с другими и не нуждаюсь во внимании. Знаешь, оно стоит того. Даниил сел рядом с мальчиком на корточки и любяще, будто настоящий отец, обнял. На тот момент все боли и жжения были ему, в общем то, побоку. Мефистофель непонимающе стоял и пытался осознать произошедшее, пока Даниил утирал слёзы мальцу, который жил на свете, пожалуй, в 10 раз меньше, чем ангел… падший ангел Даниил. — Я чего-то не понял. — Сатана облокотился о спинку стула, обошёл его и сел. — Тебя выгнали из Рая? — Спросил он, но, не слушая ответа, продолжил. — И ты вселился в свою земную копию. — Он посмотрел на падшего. — Ну разве чуть пощекастее. — Дополнил он иронично, но серьёзно. — Так, стоп. В каком смысле? Почему ты не попал сразу ко мне? — Я сказал, что люди глупые. И отец отправил меня к ним. Даже тело создал для меня. — Даниил поднялся на ноги и посмотрел прямо в глаза Сатане. Это всё ещё вызывало какое-то тошнотворное отвращение, но сейчас его эмоции уже не были на грани ужаса. Дьявол, узнав ещё одну деталь о своём новом подчинённом, кокетливо и харизматично улыбнулся. «Что-то новенькое, папа», — пробубнил он себе под нос и произнёс в полный голос: — Начинаю догадываться, почему ты так быстро начал гореть, попадая сюда. — Он взглянул прямо в глаза Даниилу. Казалось, падший уже не боялся и смотрел смело, но руки его предательски тряслись, выдавая страх, пусть и слабый, но со всеми с потрохами. — Понимаешь ли, здесь на тело выливается лишь отражение души: страшное или прекрасное. И если душа пришла сюда уже готовой, то изуродуется она не сразу. Даже на земле предмет, горя, сразу не превращается в пепел. Этому нужно время. Ну, а достигая своего душевного состояния снаружи, что обычно является небольшой тёмной точкой на теле, ангелы, так сказать, делаются черствее здесь, с ходом работы. Вообще сложно остаться самим собой, когда каждый день смотришь на муки и казни. Полагаю, твоя душа начала черстветь ещё в Раю. А никто и не подозревал? Дико звучит. Отец знает всё, каждую мысль своих детей. Безумно интересно, безумно. Мне не удавалось скрыть от отца ничего, а ты сколько времени в душе таил ненависть к людям? — С его лет. — Он показал рукой на мальца, который уже встал и, обняв Даниила на прощание, спокойным шагом удалялся восвояси. — Может, даже раньше. — Мефистофель продолжал удивлённо смотреть на Даниила даже тогда, когда встал. Он дважды щёлкнул пальцами и показал на стул, после на дверь в свой кабинет. Проворные и быстрые души тут же перетащили огненную мебель в другую комнату. — Сотню лет падший ангел жил в раю. Сотню лет сам Бог не мог понять, что его сын — падший. Ты бьёшь все рекорды, брат мой. Это впечатляет, а, поверь мне, меня мало что может впечатлить. — Они дошли до той комнаты, в которую попал Даниил с самого начала, но, в отличие от того, что творилось в его сознании несколькими минутами ранее, сейчас в его душе царили странные и непривычные для него, но очень приятные чувства: гордость и смелость. Смотреть на Сатану было уже более жалко и противно, нежели страшно. Он не мог и представить, какие ужасы пережил тот, поэтому, получив от него удивленную реакцию и даже в какой-то степени похвалу, стал более уверенно ходить по огненным комнатам, более уверенно смотреть на Дьявола, стал понимать, что здесь он не очередной бесполезный хлам, созданный ради того, чтобы служить, а значимый падший. Ведь как много таких, как он, работает на земле и совращает людей ко грехам? Единицы… и он один из этих единиц. Осознание ударило в голову Даниилу так резко, что, задумавшись, падший не сразу заметил, что над новой папкой с умершим Мефистофель застыл, как вкопанный. Он вцепился руками в стол и стоял неподвижно, закрывая собой обзор на то, что же могло быть в папке. — Что-то случилось? — Спросил Даниил Дьявола, стоя прямо за правым его плечом. — Знаешь, что самое обидное в Аду? — Сатана повернулся к падшему лицом и положил руку на плечо. Сейчас они стояли так близко друг к другу, что Даниил мог учуять исходящий от него запах горелой кожи вперемешку с мертвечиной. — Здесь нет алкоголя. — Мефисто отошёл куда-то в сторону и дрожащими руками поправил причёску. — Потому что если бы был, я бы сейчас пафосно выпил коньяка из снифтера, занюхал бы полузасохшим лимоном, а потом потерялся бы в безмерном количестве алкоголя, имитируя, будто пьян. Падший взглянул на стол, на котором лежала красивая красная папка, сверху до низу изрисованная идеальными узорами-угольками. В левом верхнем углу титульного листа была прикреплена фотография улыбчивого молодого человека с белёсой кожей и тёмными волосами. Взглянув на него, Даниил отвернулся и прикрыл лицо руками. В груди застряло жгучее чувство досады. Он поднял взгляд на Дьявола, тот неподвижно стоял на месте. Падший медленно ухватился за страницу и отложил её в сторону. На следующих пяти листах была расписана небольшая биография человека. Потом фото с повторяющейся очаровательной улыбкой. «Жалкий, жалкий человек, — подумал Даниил, — Как печально на него смотреть. Как печально представлять, что с ним будет.» — За кучку людишек ты не волновался. — Сатана усмехнулся. — А вот за одного, который лишь пару лет был рядом… — Сказал он то ли своему слуге, то ли себе, то ли куда-то в пустоту, неизвестность, констатируя жалкие факты о чём-то. Дрожащими руками Даниил продолжал один за другим рассматривать листы, на которых вечным огнём тлели грехи и оплошности мёртвого. Этих листов было больше всего. Десятки или даже сотни. На каждом из них мелким шрифтом было написано много-много разных надписей. Иногда целых полстраницы занимал лишь один день, а некоторые дни почему-то не попадались в списке.…«17 июля 2000 год. Сказал, что не любит мать.»
«20 марта 2005 год. Соврал учителю об отсутствии дневника.»
«17 ноября 2007 год. Поддерживал людей в стремлении к суициду.»…
Дьявол тем временем чинно перебирал всё то, что отложил в сторону падший и то брал в руки, то ставил на место одну из огненных печатей, которые служили для того, чтобы показать круг, куда отправляется грешная душа. Бумаги были собраны и, подняв печать вверх, Мефисто замер. Он вдохнул и на медленном выдохе поставил её в специальном прямоугольнике под именем Гаджиев Никита. Когда Даниил отдавал Сатане последний листок, падший случайно выронил сдавленный смешок. Дьявол строго, даже в какой-то степени разъярённо посмотрел на своего слугу, отчасти не понимая причины его внезапного веселья. Кладя последний лист вниз стопки, он увидел как ярким пламенем горела свежая надпись на последнем листе:«Причина смерти:
Пытался подраться с лавочкой. Был раздавлен соперником.»
Мефистофель печально улыбнулся. — Он прожил короткую и глупую жизнь, нелепо умер и попал в Ад, но, знаешь, эта жизнь стоила того. Посмотри, сколько у него набралось грехов. — Сатана пролистал все страницы из жизни парня перед носом слуги. — Это и сделало его жизнь счастливой. Ведь, как я уже говорил, люди грешны. Он всё равно бы оказался здесь. Хоть там поразвлекался. — В этот момент Даниил посмотрел на владыку Ада сдавленно, с болью в глазах. В душе его творилось нечто странное. С одной стороны его всё ещё одолевала гордость за то, что сам Дьявол был удивлён им. С другой же было страшно смотреть на то, как спокойно и размеренно тот говорит о грехах и об Аду; о тех, кто сюда попадает и о смерти в целом. На то, как он недолго переживал из-за смерти близкого ему, пусть и по земным понятиям, человека. Мефисто, будто слыша его мысли и понимая чувства, продолжил. — Я страдаю за них всех. За каждого. Ты видишь мою работу, мальчик? Это я направляю их на круги ада. Это я направляю их на страдания, будто какая-то человеческая регистраторша на лечение в больничке. Но со временем, — он взял стопку бумаг, собрал их в папку и, чтобы всё лежало ровно, и постучал об стол, — ты учишься не реагировать на это. Да, ты читаешь их жизнь. Да, ты знаешь, что сейчас уготовишь им такие мучения, которые они ещё не видели. Но ты черствеешь. Как хирург, который копошится в органах. Как криминалист, который рассматривает трупы ежедневно. — Он взял со стола ручку с бордово-красными чернилами. «Кровавыми», как их называют здесь. На самом деле они не состояли из крови. Её, по крайней мере человеческой, в Аду, в общем то, нет. Чтобы страдать, не обязательно раниться острыми, режущими и колющими предметами или быть избитым. Здесь не как на Земле. Здесь всё более тонко, изощрённо, изящно. Сатана медленно, каллиграфическим почерком вывел на титульном листе свою подпись. Это было странно для падшего, ибо все бумаги подписывали только те, кто, собственно, и направлял грешников по своим наказаниям. — По правилам, — сказал Дьявол и выдержал некоторую паузу, — грешного, которого я сам направлял по неправильному пути: наставлял, поддерживал и поощрял за грехи; я должен отправить на мучения сам. Признаться, раньше я боялся общаться с этими существами и, если и направлял грешить, то так, косвенно. И этот парень для меня, так сказать, первый. Я лично ещё никого и никогда не отправлял туда. Только ставил печати, проведывал иногда… — Говоря это, Мефисто активно жестикулировал, превращаясь временами из обугленного, тлеющего тела, покрытого кровоподтёками и волдырями, в школьника, который волнуется перед своей первой защитой проекта. Волнение буквально кружило ему голову. И было непонятно, то ли это истерия от внутренней боли, то ли предвкушение какой-то новой стадии работы в Аду. Падший внимательно следил за ним. — Всё таки ты был прав, мальчик мой. — Сказал Сатана Даниилу, будто впервые за свой длительный монолог заметив его. Так, если бы представить, что все его речи не были направлены в сторону своего верного слуги. — Работа здесь — это моя расплата за то, что я дал им такую жизнь. Отчасти. Да, Отец? — Он крикнул это куда-то в пространство. Ранее не слышанное здесь эхо вдруг резко отразилось болью в ушах, будто бы стены вдруг резко начали разрушаться. Такой была сила ненависти. Большой и искренней. Ненависти и любви. Любви к земному? Кто знает… Точно сейчас падший мог сказать только одно: Светоносный пал не потому, что был чёрствым или вовсе потерял душу. Он пал потому, что слишком много чувствовал и переживал. Потому что желал всем достойной жизни, но при этом понимал, что за это настанет оплата. Даже ему самому придётся платить. — Но зачем ты делаешь это? — Даниил поднял вопросительный взгляд на Дьявола. — Ведь можно отказаться, отречься, просто перестать в конце концов! — Он был недоволен. Он был возмущён. Узнав совсем ещё юного себя, Дьявол улыбнулся. — Потому что тогда я уйду в небытие. Признаться честно, я этого боюсь. — Он подмигнул слуге. — Ведь все мы чего-то боимся? Даже я, утренняя звёздочка, любимый сын Божий. В воздухе повисла неловкая тишина. Мефистофель уставился в одну точку, изредка качая головой. «Это не Ад. Это Почта России какая-то!..» — буркнул он себе под нос. Дважды Сатана щёлкнул пальцами и, не размыкая их, обвёл в воздухе овал, который тут же начал гореть по контуру. Через пару минут огонь разнёсся по всей площади овала. Воздух горел ярко-голубым пламенем. Словно в зеркале, в нём отражался Дьявол. Зрелище завораживало, заставляло засмотреться. Вскоре импровизированное зеркало будто бы лопнуло и с того места, где только что сияло яркое пламя, посыпались белоснежные хлопья снега. Падая, они слегка подтушивали огненный пол, от чего под ногами взвивалась лёгкая дымка. В зеркале появились нежные очертания девушки-ангела. Волосы её, точно так же, как и глаза были нежно-голубого цвета и пытливо смотрели прямо в душу, а крылья взвивались за спиной когда-то большими белыми облаками, выглядевшими сейчас, впрочем, как обгорелые куриные крылышки из земных забегалок. Первое впечатление о ней было самое приятное. Но только спустя некоторое время, когда внимание отвлеклось от лица, Даниил заметил, что шея её была почти полностью охвачена чёрным тлеющим пятном. Руки по самые пальцы были покрыты страшными волдырями и кровоподтёками, испускали дым. Мефисто кокетливо улыбнулся ей и спросил: — Почему четырнадцатая дыра не работает? — Сатана посмотрел на неё серьёзно, строго, без намёка на какие-либо взаимоотношения, кроме деловых, хотя ровно секунду назад, казалось, был не прочь пару раз согрешить с красавицей. — Там какая-то душа. Не переживайте, она не пострадает, парень находится там в формате информации. Я уже отправила жалобу администрации, они разбираются. Простите, владыка, больше такого не повторится. Кроме ваших падших сквозь дыру номер 14 никто не пройдёт. — Говоря это, девушка нервно листала какие-то страницы. — Да нет же, пропустите душу прямо ко мне. Это один из моих смертных. — Оу, они уже стали умирать? Право, думалось мне, это произойдёт чуть позже. — Девушка сомнительно подняла правую бровь. — Тот забавный дурачок, да? — Сказала она с явным переживанием. — Очень жаль. Очень-очень жаль. Он мне нравился. — Сказала она и щёки её заметно порозовели. — А вы, кажется, тоже слегка волнуетесь? — Спросила она Дьявола, как-то слишком по-ангельски светло улыбнувшись. Мефистофель опустил голову и улыбнулся. Удивительно, как за несколько фраз круто поменялись тема разговора и настрой собеседников. Теперь они оба казались просто старыми знакомыми, которые общаются спустя много лет разлуки, желают узнать друг о друге всё, что пропустили и ни за что не хотят расставаться. — Да, я помню Адама и Еву. Они умерли как-то быстро после того, как их лишили бессмертия. Буквально в числе первых. — Ну не вспоминай самих Адама и Еву. Их я даже считать не буду. Первый мальчик, которого я накажу, будет тот забавный дурачок-Никитка. — Они обменялись улыбками, будто бы говорили на какую-то сугубо личную тему, о которой другие ничего не знали. В общем то, Даниил действительно не знал, поэтому так и продолжал стоять, скрестив руки. Сейчас он был в роли маленького мальчика, ждущего, пока его мама наговорится с подругой, которую они неожиданно встретили на улице. — Понимаешь, прелесть, первые люди были гораздо более выносливые и смелые, нежели эти. Они знали, как здесь всё устроено, да и я тогда выглядел примерно так же, как ты на данный момент. Им было не страшно. А что сейчас? Сейчас даже сами ангелы меня боятся до паники, потому что им не рассказывают ничего, кроме того, что я плохой. — Он кивнул в сторону Даниила. — Ох, мне до сих пор стыдно за тот свой первый раз, когда я попала сюда. Еле дышащая, напуганная до истерики и зарёванная… Стой. — Этим словом она резко прервала свою собственную речь и внимательно посмотрела на Даниила. — Мальчик мой, это ты? — Руки её потянулись сквозь портал в сторону падшего и жестом подозвали к себе. Даниил подошёл. Тыльной стороной руки она нежно погладила его щёку и взглянула в карие глаза. Улыбка не сползала с её лица. Это обескураживало. Это пугало. — Не пырни его клинком Серафима, пожалуйста. Он мне ещё нужен. — Сказал Сатана, скрестив руки на груди и театрально присев на угол стола. Падший, ожидая подвоха, медленно отшагнул назад. — Это он же? Тот самый мальчик, да? У него глазки такие же… злобненькие. — Падшая расплывалась в умилении, в то время как Даниил молча наблюдал за этим действом и пытался что-то понять. Голова предательски кружилась. Девушка периодически переглядывались с Дьяволом, и ярко они улыбались друг другу. Нет, всё-таки понять их было невозможно. — Из-за тебя её выгнали из рая. — Шепнул откуда-то со спины Мефисто. Падшая залилась смехом и продолжила умилительно смотреть на Даниила. Дьявол вновь пожалел о том, что здесь нет земного алкоголя, ибо как же хотелось сейчас, пафосно сидя на углу стола, потягивать красного вина и загадочно улыбаться. — Он был совсем маленьким, когда я пала. Недели 3 от роду. Совсем ещё карапуз. — Она продолжала умиляться, рассказывала восторженно, будто бы нараспев, а некоторые буквы в тексте поднимала на такую высокую ноту, что сам ультразвук был бы не в силах бороться с ней. Увидев озадаченное лицо Даниила, она решила во что бы то ни было рассказать ему, кто она такая и откуда его знает. Падшего она удивляла всё больше, а ещё больше его удивляло то, как сильно здесь, в Аду, все любят поговорить. Ни в Раю, ни на Земле такого нет. Как, в общем, и настоящего уюта. Как, в общем, и настоящих чувств. — Меня зовут Диодора. Я, как ты мог догадаться, такая же снизвергнутая, как и ты. Не думаю, что ты меня помнишь, но я тебя прекрасно помню, мальчик мой. — Она улыбнулась типичной милой улыбкой маньяка перед свершением своего грязного деяния. По коже Даниила пробежали мурашки. — Я видела, как ты появился на свет. Отец, признаться, любил тебя больше жизни. Ты буквально претендовал на место нового любимого сынка после Люцифера. — Данил обернулся. Дьявол самодовольно улыбнулся уголком губ и как-то косо, одним боком кивнул. — Ты был особенным. «Создание, что не может пасть!» — гудел весь рай. Все из нас могут пасть и, по сути, падших много даже наверху. Тот же самый Израил. Он давно сгнил, но он там только потому, что подлизывает папаше очко. — Сатана поперхнулся и, выдавив из себя что-то в роде «С фразами то поосторожнее», скрестил руки на груди. Даниил посмотрел на него удивлённо, будто увидел в нём что-то новое, неопознанное. — Я тогда, как столетняя молодуха, работала там на побегушках. То там за мелкими приследи, то тут уберись, в общем не самая приятная работа. И вот, твой третий день, собственно тот, когда новорожденные становятся официальными сыновьями и дочерьми Бога, потому что были, так сказать, правильно сконструированы и не отправились в небытие. На тебя мало кто ставил. Все говорили, что, либо ты уже родился с какой-то маленькой гнильцой, либо ты помрёшь. Но так как сам Господь ошибок допустить не может, — из уст Дьявола послышался саркастичный смешок, — все думали, что ты испаришься. Не испарился. И тогда все уверовали в то, что ты действительно не можешь пасть, что ты вечно чист. Отец готов был чуть ли не лично языком мыть тебе ноги, а все остальные ангелы тебя возненавидели так же, как когда-то ненавидели его. — Она изящно ткнула в люцифера указательным пальцем. — Но я не возненавидела. Я сидела с тобой очень часто, так как, кроме тебя, у отца были всё же ещё дела, и он позволял таки другим смотреть за тобой. И я видела эти глазки. Эти ореховые злючие глазки. И я видела, каких огромных размеров в твоей крошечной груди ненависть к чему-то. Только вот не понимала, к чему… Однажды я рассказала о своих опасениях отцу. Секунду, две, три я терпела его строгий взгляд. А потом почувствовала, что задыхаюсь. И поняла, что попала сюда. Здесь меня подобрали, излечили. Я фактически не была больна, но чувства, эмоции. Для чистых ангелов это сущее наказание. Хуже холеры. Я буквально сгорала от душевных терзаний. — Люди. — Сказал Даниил коротко и отрывисто. — С самого рождения я терпеть не мог людей. Они всё ещё тошнотворны для меня, но не до трясучки. Отец готовил меня стать его приемником, чтобы когда он уйдёт на покой, я следил за его террариумом. А я не мог это терпеть. И однажды сказал, что не люблю людей… я помню его искривлённое в какой-то страшной гримасе лицо. И помню, как он сквозь зубы процедил, что, если так, то я буду жить на земле, среди них, и пойму, что был далеко не прав. Но я почему-то не понял. — О, я понял почему ты пришёл сюда такой готовенький. — Сказал как-то весело Мефистофель. — Ты был падшим с самого рождения. Ты ошибка отца, а он ах как не любит признавать ошибки. Поэтому он выгнал кристально чистого, но верно подметившего ошибку ангела из-под отцовского крыла в Ад и собственными руками не пускал обратно (ибо врата за ней не закрылись), чтобы та умерла в мучениях из-за жара от чувств. Но ангел не умерла. Даже больше. Ангелочек подлечилась, заняла важное и ответственное место в аду, тут же начала черстветь, что пошло ей на пользу (здесь по-другому работать невозможно) и, конечно, заняла почётное место в моём сердечке. — Он улыбнулся и положил руку на то место, под которым у людей обычно находится сердце. — Я бы не выздоровела без поддержки и своевременных моральных пинков, спасибо. — Шепнула она робко в ответ и так же приложила руку к груди. — А тебя он пытался переделать, чтобы ты полюбил всё, что только можно полюбить. Отец наверняка хотел как-то переучить тебя, наставить на путь истинный. Он пихал в тебя всё, чтобы на ненависть просто не оставалось времени, но тщетно. Потому что по прошествии лет выяснилось, что ты ненавидишь именно то, во что он тебя тыкал носом каждый день. Тут был второй крупный прокол отца и, ну надо же, какая ирония. И когда ты заявил об этом, он отправил тебя якобы на практику на Землю, чтобы не признавать ошибку и не отправлять в Ад, что значило бы, что ты — его ошибка, — он подошёл к Даниилу и ткнул пальцем в то место, откуда начинали разрастаться тёмные пятна, — и что ты — пал. Но врата Рая за тобой автоматически схлопнулись, что и сказало всем прямо: «Error Бати». На земле ты жил, продолжал ненавидеть, гнил всё больше и больше, а когда я нашёл тебя, ты был уже вот такой вот, готовенький. А больно тебе из-за вот этой чёрной штуки, хочу обрадовать, будет вечно. Потому что ты якобы не умеешь черстветь, и это вот для тебя должно быть не свойственно. Так что отныне душа твоя будет мучиться и страдать от боли вечно. — Он театрально развёл руками. — Понимаешь ли, Ад — это своеобразный суд, поэтому здесь вся гниль души выходит наружу, на наш образ, чтобы я, как самый справедливый и честный судья решил, кого как каз-нить. — Он протянул это легко и мягко, так, будто это было развлечением. — Это доставляет боль, естественно. Не вечную, что касается ангелов, но не касается людей, для которых это идёт в наказание и тебя, появление которого было ошибкой. Бывало, сюда попадали наичистейшие души, а я по неопытности их принимал, да, Диодора? — Он выделил её имя особо строго и укоризненно посмотрел на падшую. — Тогда они как-бы зависали в пространстве. Они не могли гореть, система распознавания грехов давала сбой. Тогда, слава Сатане, мы их отправляли в Рай. Чистым душам это сделать просто. А вот греховные, если и попадут сюда, то туда, — по земной привычке он снова ткнул пальцем куда-то вверх, — им путь закрыт. Кстати, Михаил последние лет 900 не появляется здесь почему-то. — Он усмехнулся. — Надо будет как-нибудь на Земле с ним поговорить по этому поводу. Тут же перпендикулярно порталу в воздухе будто прогремели тысячи и тысячи микровзрывов. В пространстве начало разрастаться какое-то странное чёрное, будто бы искажающее пространство пятно. Оно росло устрашающе быстро, заполонив собой уже порядка полуметра на полуметр в ширину и высоту. Даниил отшагнул. Вновь его посетил приступ боли. То ли от того, что ему недавно напомнили об этом, то ли от внезапно нахлынувшего ужаса перед неизведанным, грудь будто начало выжигать изнутри. Рост субстанции, только что возникшей в пространстве, стремительно замедлялся, пока вовсе не остановился, а внутри неё ураганом закрутились куча маленьких частей. Объединяясь в одно целое, они продолжали хаотично вертеться, пока перед взором наблюдателей две крупные части не объеденились в одну странную синевато-чёрную лужицу с кучей светящихся точек внутри. Дьявол прикрыл глаза рукой, чего по собственной глупости не успел сделать Даниил, поэтому его тут же ослепила резкая вспышка, исходящая то ли из пятна, то ли из жидкости. На пол упало какое-то человекоподобное существо. Худое, до смерти напуганное и какое-то через чур непропорциональное. Существо через силу встало и испуганно смотрело на наблюдателей. Молча, не пытаясь бежать. Казалось, будто что-то держало его в пределах какого-то определённого пространства. Хотя, возможно, в это состояние его привело шокирующее оцепенение. — Явился? — Спросила Диодора робко, с широко открытыми от любопытства глазами. Сие зрелище было вне рамок её виденья через портал, поэтому всё, что она смогла узреть — испуг и удивление Даниила, спокойное принятие Мефистофеля и яркий луч света, озаривший всё вокруг и, если бы не рамки портала, лишивший бы на пару минут зрения девушку-ангела. — Да. Спасибо, всё работает. — Отозвался Сатана и медленным шагом подошёл к существу на расстояние вытянутой руки. Падший тем временем наполовину согнулся, крепко давя на глаза, будто те прямо сейчас без должной поддержки непременно выпадут. Он тихонько подвывал от неожиданности и боли, которая заполонила теперь не только гниющую от ненависти ко всему живому грудь. — О, я так же с Адамом и Евой корчился! — Крикнул Дьявол, насмешливо ткнув указательным пальцем в Даниила и заразительно засмеялся. Всё его тело буквально сотрясалось от приливающих волн смеха, который с каждой секундой всё больше был похож на истерический. Просмеявшись так с минуту, он резко выпрямил спину, натянув её до состояния гитарной струны Е, сделал лицо театрально серьёзным и, оставив страдающего падшего где-то за спиной, повернулся к недавно явившемуся телу. Все были в волнении. Существо, всё ещё слабое и напуганное, будто рыбка, открывало рот и что-то пыталось выкрикнуть. Пристально посмотрев с несколько секунд на это зрелище, Мефисто приподнял левую бровь. Он занёс правую руку для щелчка, печально вздохнул и, понимая, что это необходимо для дела, постарался щёлкнуть. Пальцы беззвучно соскользнули друг по другу. Он снова пристально посмотрел на существо. И снова. Ещё более пристально. И смотрел всё пристальнее и пристальнее по мере градации до тех пор, пока за спиной не начали раздаваться восторженные «Я вижу! Вижу! Ура, вижу всё я, я всё в-и-ж-у! Ой, а это что?! Я видел такое… ДУША! Господи, это что, ДУША НАСТОЯЩЕГО ЧЕЛОВЕКА?». Снова печально вздохнув, Дьявол скорчил гримасу отчаяния и недовольно буркнув под нос что-то типа «Надеюсь, этот будет не такой пищащий, как рыжее нечто. Двоих я не выдержу», звонко щёлкнул пальцами. — …НЕСКОЛЬКО ЛЕТ. О ГОСПОДИ, Я ЖИЛ ПОД КРЫЛОМ САМОГО… — Тут Сатана недовольно щёлкнул пальцами и звуки прекратились. Душа с голубоватыми безднами вместо глаз, на удивление хлипким телом и длинными руками с ногами, полностью голая и не имеющая вторичных половых признаков, продолжала пытаться кричать. Падший яро тёр глаза, чтобы чётче разглядеть нечто, сделал несколько нерасторопных шагов вперёд, встал на одном уровне с Мефисто и с чуть ли не ультразвуковым воплем разлепил веки. — Цирк, ей Богу. — Сказал Дьявол разочарованно и в третий раз пожалел о том, что в Аду нет алкоголя. Но теперь не для антуража, а для того, чтобы, спустившись в своё замное тело, напиться и до забвения опьянеть (благо в человеческой оболочке сделать это было несложно), потому что все эти вопли слушать в здравом рассудке было невыносимо. — Я снова понял тебя, мальчик мой. Ещё больше осознал, что ты подразумевал, когда говорил, что это моя расплата за грехи. Как жестоко; бунт бы поднял, если бы это не каралось исчезновением. Хотя… аквариум в виде людей очень веселит временами. Ты в порядке? — Дьявол с встревоженным лицом повернулся к Даниилу, из носа у которого в тот же момент потекла кровь. Он редко, но глубоко вдыхал, будто выхватывая куски доступного воздуха откуда-то из неизвестности. — Снова? — Спросил Дьявол и щелкнул дважды. Перед ним появились всё те же слабые рабочие души, которые схватили Даниила под руки и почти в бессознательном состоянии вынесли из кабинета Сатаны. Последнее, что тот успел промолвить перед тем, как окончательно отрубился: «Ненависть буквально выжигает. Тысячи и тысячи иголок. Яркий свет…» Диодора испуганно выглянула из-за пределов портала. Наконец ей предстала душа. Особенная душа. Первая исключительно земная душа, совращённая Люцифером и попавшая в Ад. Робко, с дрожащими руками она вернулась к себе, но портал закрывать не стала, будто поддерживая владыку в столь волнительный момент. Он увидел её стыдливые жесты, улыбнулся и подмигнул. Подрагивающей рукой Мефисто поднял кулак в знак того, что всё будет хорошо. Душа устала тратить силы на бессмысленные крики и молча наблюдала. Большие бездны-глаза уставились на Дьявола, пытаясь выглядеть спокойно, но сам мёртвый человек буквально дрожал всем телом. Мефистофель щёлкнул пальцами. Тишина. — Итак, Гаджиев Никита, — Промурлыкал Сатана, собрав со стола папку с личным делом души, — понравилась ли тебе твоя жизнь? Считаешь ли ты свои грехи оправданными и готов ли ты понести за это неминуемое наказание путём выжигания всего дрянного из твоей сущности? — Да. — Сказал Никита чётко и отрывисто. Дьявол листал страницы, в некоторых местах что-то подписывая. В воздухе висел какой-то неловкий, интимный, но немой вопрос. Превозмогая ужас перед зрелищем, душа промолвила. — У тебя голос… как там. Как на Земле. Это ты? Тот… парень? — Ну ну. — Ответил Мефисто, более менее успокоившись и заполняя бумажки. — Ты хорошо начинал, не надо сыпаться на этом простом вопросе. Общайся со мной, как обычно, как там, в людском мирке. Кстати да, это был я. Только немножко в другом теле. Я понимаю, мой вид сейчас вызывает тошнотворные ощущения, но блевать ты не можешь. Это радует. Хотя бы кто-то здесь не будет блевать при первой встрече. Люблю людей за это. Вы тут, так сказать, в разобранном состоянии. Только душой. — Сатана закрыл папку, положил на стол и, приветливо протянув руку для прощального рукопожатия, по-товарищески начал речь. — Ну… Никитка… — Стой. — Сказала душа Никиты, протянув руку вперёд ладонью к лицу собеседника. — У меня ещё вопрос. Когда я сюда попадал, я летел прямо через стены, облака и далее, далее, далее; я будто бы в космос попал. Вот в этом уже состоянии. А потом меня засосала, будто бы разобрала на части и выплюнула эта чёрная дичь. Я ничего не понял. Как это работает? Я был в чёрной дыре? Почему… — хотел продолжить неугомонный умерший, но Дьявол прервал его тремя короткими щелчками. — Ты можешь выйти за пределы границ. Так уж и быть, тебе перед вечными муками я расскажу, как устроен ваш мирок. Поверь, мало кому это удалось узнать. В каком-то роде ты даже первый. — Мефисто наполнил лёгкие новым воздухом. Диодора улыбнулась, тоже готовая услышать историю. Никита, наконец, узнал в злобном и строгом, ироничном и пугающем Сатане своего людского друга. Те же повадки, та же улыбка, то же стремление быть в центре внимания и держать всё, пусть и на расслабленном веселе, но под чутким и строгим контролем. — Итак, основой… — Тут тихим, спокойным шагом, в откуда-то взявшемся новом костюме и почти с идеальной (если не считать прожигающую местами даже райскую ткань гематому на всю грудь) внешностью, в так называемый кабинет Дьявола вошёл Даниил. Он поправил пиджак и, посмотрев на душу, вовсю рассматривающую огненный пол и зачем-то пытающуюся прыгать на нём, скорчил недовольное лицо. Мефистофель одобряюще кивнул ему и дополнил. — Даниил, мальчик мой, ты тоже можешь послушать. Поверь мне, брат, этого ты не слышал даже в небесном училище. — Даниил? — Душа перестала прыгать и замерла, стоя на земле, в положении чайки. У Никиты было озадаченное лицо. — Тот, который.? — Тот, который. — Сказал Даниил и выпрямился. Как ни странно, вид души вызывал у него скорее отвращение, чем какие-то дружеские чувства, хотя на Земле они и были неплохими знакомыми; тем более хилое синее тельце не вызывало жалости. Ни обнять на прощаение, ни даже удосужиться сказать лишнее слово этому бывшему человеку не хотелось, хоть падший так и представлял это себе после нескольких лет скитаний по земле и полному отдыху от райских оков дисциплинарного режима. Хотелось поскорее скинуть это существо в бездну, чего было не видно по Сатане. Тот явно излишне расчувствовался по какому-то человеку. В этом моменте падший окончательно убедился: Ад — место чувств, недоступных в Раю. Здесь могут любить, страдать и мечтать. Странно, очень странно, что именно сюда попадают все заядлые грешники, ведь с самого рождения самая ненавистная для человека вещь — дисциплина, коей в Раю слишком много, чтобы кто-то был доволен жизнью там. Даже если кто-то и попадал туда после смерти, всё равно потом спускался сюда. Можно ли вообще назвать это место местом наказаний? Не ясно. — Получается, всю мою жизнь меня окружали служители чёртового ада в оболочках людей, в том числе и сам Дьявол, а я даже не подозревал об этом? — Оба земных друга Никиты кивнули. — Morning care мне в антидепрессанты… — Так вот, друг мой. — Мефисто обошёл свой письменный стол, и, подошедши к душе, обнял её за плечи по-дружески. Даниил тем временем, услышав снова этот хриплый, грубый и неприятный, словно скрип тормозов, голос, почувствовал в груди адское жжение. Рубашка плавилась, прилипала к коже, сильно пахла горелым, а перед глазами снова всё поплыло. Он сел на пол и, облокотившись о стену, сделал вид, что слушает, пытаясь на самом деле абстрагироваться от этого голоса, который однозначно не делал состоянию падшего лучше. Сатана посмотрел на него, как на маленького, уставшего ребёнка, уснувшего после долгой игры в кубики посередине комнаты, улыбнулся и продолжил свою речь. — Все, что слышат меня сейчас — существа, по сути, особенные. В тайны человечества постигнуты немногие. Далеко немногие. Итак, основой, на которой лежит ваш мир, является материя. Думаю, пока ты вис в ней в связи с неполадками в связи, ты понял, что космическое пространство — та же материя, что и та, которая связывает примерно всё. — Никита, было, вдохнул, чтобы задать вопрос, но тут же его прервал строгий жест руки рассказчика, который, в общем то, терпеть не мог, когда его перебивают, но обожал перебивать сам, вспоминая посередине рассказа какую-нибудь очередную историю и по мере градации переходил из рассказа в откровенную проповедь. — Да-да, а как ты должен понять, что есть космическая материя? Как думаешь, почему, когда умирает душа, все люди говорят, мол «она улетела в небеса»? Потому что, освобождая тело, она фактически улетает в небеса. После она пролетает все сферы воздуха, которые отец создал в вашем аквариуме, так сказать, для комфортного проживания (вы у него из питомцев, знаете ли, любимчики; у вас есть буквально все условия для жизнедеятельности), а после вылетает в вакуум. Попадая в чёрные дыры, чего бы я не советовал делать земным телам, которые туда почему-то стремятся; душу, то есть тебя, эта дыра расщепляет на куски информации. Человеческому глазу ты незаметен, как и всему земному. У них там, признаться, многое тормозит. И телепортов, и веществ многих нет. Хорошо хоть люди там более менее что-то похожее пытаются творить. Ну, а вообще у вас неудобно — жуть. Лагающая до усрачки система. Отцу бы разобраться с этим. Ну так вот, этими кусками информации ты как бы телепортом… — Он запнулся. — Даже не знаю, как проще то вам, глупеньким людишкам объяснить. Ну пусть телепортом, ты на своём земном уровне знаний разницы всё равно не почувствуешь. Так вот, так называемым «телепортом» эта информация, душа проходит через множество проверок, архивов и тестов, с которыми работают отдельная бухгалтерия, целые офисы, устройство которых я тебе даже объяснять не буду. Ты и при жизни прекрасно понял, что это такое. — Никита кивнул. — Вся информация (то есть ты в другом формате) из бухгалтерии направляется в исполнительный цех посредством, как бы это сказать то… — Дьявол задумался. — Ну пусть собирательных чёрных дыр, которые склеивают бесчувственную информацию обратно в душу. Там уже души расспрашивают, как я тебя в начале, ставят им окончательные печати с подтверждением и отправляют вечно мучиться в адском огне. — Закончив свой рассказ о том, как попадают в Ад, Мефисто улыбнулся самодовольно и выпрямился во весь рост. — А в Рай как попадают? — Спросила озадаченная сложным для понимания монологом душа. — Не имею ни малейшего понятия. — Сказал Дьявол и сделал два шага вперёд. Нагнувшись, он озабоченно посмотрел на падшего. — М-да… Даниилка, — он пощёлкал пальцами перед лицом бывшего ангела, — как в рай попадают? — А? Да никак, Господи. Там же дети одни. Ей Богу, детский сад. Тотальный отбор и архивы только здесь. Там всё куда проще. Если не в Ад, то там тебя просто загоняют, как в вольер, и радуйся. Рано или поздно всё равно сюда сгонят. — Интересная схема… — пожал плечами Сатана и снова повернулся к душе. — Ну что, Гаджиев Никита, пора тебе отбывать в мир BDSM’а, адских наслаждений и горячих развлечений. — Сказал он, ярко улыбнувшись, но тем не менее как-то неловко, сжав кулаки за спиной и тревожно раскачиваясь взад-вперёд. Было видно, что он не хочет, совсем не хочет отправлять эту человеческую душу на мучения, что он привязан к этой человеческой душе. — Не отправляй его туда, в пекло. — Сказал Даниил, вставая с пола. Самого его пугало, что в данной ситуации, когда, казалось бы, его просто обязаны переполнять чувства; когда он должен быть готовым от горя потери прыгнуть в бездну за знакомым, он не чувствовал ничего. Ровным счётом ничего, кроме необоснованной неприязни, желания выполнить какой-то несуществующий долг, отвращения. Дьявол, эмоциональный и чувствительный Дьявол тем временем будто бы вспыхнул пламенем внутри. Из-под слоя одежды слабым потоком повалил чёрный дым. Он горел и не замечал этого, настолько привычным было для него вечное падение; вечная мука, которая заставляла его чувствовать всё больше, больше, приближаясь к человеческому подобию. Это раздражало, это пугало. Падший откашлялся. Из горла надменным хрипением вырвались необдуманные, но правдивые фразы. — Ты же не хочешь этого. Ты любишь его. Как знакомого, как друга, как коллегу, как человека. Зачем же тогда потакать прихотям отца? — Наслушавшийся за сегодня нотаций в стиле Мефисто Даниил чувствовал себя так, словно только что научил учёного чему-то новому; словно, будучи желторотым и неопытным цыплёнком, перещеголял саму курицу. Сатана заметно напрягся и лишь мямлил в ответ что-то в духе «Ну я же тогда исчезну», «Оплата за мои грехи слишком велика», «Я всё ещё хочу существовать» и «Я с горем пополам принял первые сотни, тысячи падших и своими руками казнил их. Я справился тогда. Справлюсь и сейчас». Диодора молча и взволнованно наблюдала за этим. Душа, чувствуя себя лишней, замолкла и встала ровно, рассматривая вместо местного интерьера собственное удивительное тело. — Знаешь, я понял, почему мне так тошно здесь. — Падший гордым шагом подходил к владыке Ада, он смело изъяснялся, тщеславно мыслил. — Ты мне был не страшен. Ты был мне противен. Противен, как люди. Противен, как отец. Ведь Люцифер, Дьявол, Сатана, Утренняя звезда, любимый сын Бога, как громко тебя не назови, сущность от этого не поменяется. На Земле меня всегда удивляло то, почему я отношусь к тебе так спокойно, как ко всем людям. Думал, может это из-за смертного тела? Но оказалось, что нет. Это из-за того, что ты мне неприятен так же, как и они. Посмотри на себя, ведь ты же копия отца. Ты ненавидишь его за определённые действия, но при этом позволяешь себе творить их точно так же. — Он шёл медленно, но уверенно. Он то опускал голову, то поднимал; говорил он мечтательно, рассуждающе. А когда наконец подошёл к Мефисто вплотную, посмотрел на него строго, изучающе и, смотря прямо в глаза, продолжил. — Ты вершил восстание, но когда тебя поймали за хвост, засел здесь, на работе, которую ненавидишь. Ты потащил за собой других ангелов. И постарался воссоздать иллюзию того, что так и надо. Но на деле ты лишь трус, который боится пойти против системы, потому что, дойдя до крайней точки, видит опасность для себя. За тебя воевали те ангелы, что хотели свободы чувств, а получили они лишь боль и невыносимые рабские условия. Ты — отражение отца. Но ты не правитель в этом мире, как бы не пытался им казаться. Ты такой же, как и он. Злой, безумный и глупый; не желающий признавать своих ошибок и излишне идеализирующий свой образ. Ты трусливый. Потому что, как бы ты не держался за власть, — Даниил губами приблизился к уху Дьявола и прошептал сладко, медленно, получая удовольствие от каждого произнесённого звука, — ты лишь пешка в его руках. И ты это прекрасно понимаешь. Мефисто поменялся в лице, собрался и в секунду сделался серьёзным. Он не отошёл от оппонента, продолжил смотреть ему в глаза, что доставляло падшему удовольствие. Сам Дьявол сыпался. И главное от чего? От правды. Как иронично. Сатана сыпался от того, что его уличили в том, против чего он шёл веками. Дым из чёрной, обугливающейся кожи повалил клубами, ожоговые волдыри заполнялись свежей кровью, поочерёдно от маленьких до более крупных лопаясь. Мефисто вскипал от злости и негодования. С каждой секундой лицо искривлялось всё больше. Диодора зажмурилась и отвернулась; душа вжалась в стену. Даниил наблюдал и хладнокровно улыбался, стоя буквально в паре миллиметров от разъярённого Дьявола. — Ты так похож на отца сейчас. Ловлю вьетнамские флэшбэки, как он сгонял меня на Землю, боясь признаться в своих ошибках. А сам потом продолжил припеваючи наслаждаться жизнью, забыв про собственные косяки. — Падший буквально кайфовал от сказанных слов, с каждым звуком приближаясь и приближаясь. Расстояние между оппонентами сошло на нет. Они впивались взглядами друг в друга. Казалось, назревала драка. — Вон отсюда, щенок. — Сказал разъярённо, тихо, сквозь зубы Мефистофель. — Тебе нужно выполнять р… работу на Земле. Или придётся понизить тебя по должности. Ты будешь бегать у меня, как эти слабые души, что кричали о помиловании. Ты будешь выполнять самую грязную работу. Ты будешь убирать за вновь прибывшими в адском пепелище, лечить таких же слабаков, как и ты сам. Какой никакой, но властью я обладаю, деточка. Ну что? Я поставил тебя на своё место. Почему ты ещё не поднял бунт против меня? Неужели испугался? — Ворот рубашки, всю правую штанину и кисть руки Сатаны залило густой кровью, которая, вскипая, струилась из лопнувших волдырей. С каждой секундой обагрялся всё больший кусок ткани костюма Дьявола, но он не обращал на это внимания ровно так же, как Даниил не обращал внимания на сильнейшее головокружение и тошноту. — Ты только что повторил его слова, брат. — Сказал напоследок падший, сделал шаг назад и, медленно и красиво растворяясь в воздухе, исчез. Мефисто был вне себя от ярости, вне себя от боли и печали, вне себя от страха и обиды. Всё ещё истекая кровью, которая лилась теперь вместе с коричнево-зеленоватым гноем из ран и пачкала белую рубашку в странные цвета, он повернулся к Никите. Душа его стояла тихо, безмолвно, боясь сказать лишнее слово. Лицо Сатаны было напряжено, натянуто и строго. Откуда-то из портала послышалось дрожащее женское «Он не виноват… не надо… человеческое отродь…». Диодора замолкла, поймав на себе взгляд искорёженного в дикой, сумасшедшей улыбке, испещрённого трещинами, кровоподтёками, гнойниками и угольной коркой лица. Чувства смешались в Мефисто в единый комок, который проглатывал всё, кроме ничтожной паршивости сущности бывшего архангела. Взглянув ещё раз на Никиту, он резким волевым движением схватил того за подбородок и повертел голову души из стороны в сторону, рассматривая каждую деталь в нём. — Ради тебя, мой хороший?.. Разве что в самый паршивый день моей жизни. Я не мой отец. НЕ МОЙ ОТЕЦ, чёрт подери! — Крикнул он резко куда-то в воздух. Все присутствующие от испуга вздрогнули. — Я, Люцифер, старший сын Божий, отказываюсь карать этого молодого человека. — Сказал он, отпустил душу и сделал неуверенный шаг назад. — Ты свободен. — Обратился он к Никите. Воспарив на пару сантиметров над землёй и широко раскинув руки, душа испарилась.***
В это дежурство у скорой помощи была слишком напряжённая ночь. Люди буквально толпами попадали в беды: кто застрянет в заборе, кто воткнёт пилочку для ногтей в руку, один паренёк даже умудрился надеть на себя лавочку и умереть от удушья. — Да что ж ты, дурак! Умереть эффектно каждый может, а ты попробуй эффектно вернись! Ну же! Меня ж уволят… — разочарованно говорил санитар между тем, как пытался оживить юного и явно нетрезвого молодого человека посредством непрямого массажа сердца и дыхания рот в рот. Тут парень сделал резкий глубокий вдох, широко раскрыл зелёные глаза и громко вскрикнул: — Мои друзья в Аду работают! — Поздравляю со вторым рождением, друг мой. — Сказал Доктор, пожав руку нерадивому пациенту. Никита был не в доумении, что сейчас произошло: сон это был или явь.***
По всей архивной, в кабинете Мефисто и, в общем то, почти везде послышался надрывный женский крик отчаяния. Это было не киношное «Неет», это было не глупое и бессмысленное «Аааа» и даже не утробный рык. Это был крик боли. Крик в знак того, что всё потеряно. Крик, который через минуту своего непрерывного звучания прервал звук большого, страшного взрыва, осветившего всё вокруг. По всему Аду и даже по материи раздался мощный толчок. Последним словом, что сказал Дьявол перед тем, как навсегда исчезнуть стало простое и незатейливое, не заглушающее крики отчаяния, как и саму боль потери слово «Спасибо». Яркий свет, которым залило весь Ад, медленно поднимался вверх, собирался в туман, из которого, туша все адские огни, посыпался блестящий, будто самостоятельно излучающий свет, белый снег. Он покрыл всё вокруг. Повеяло холодом. Потеряв правителя, Ад замёрз. Охрипшим голосом Диодора продолжала кричать. Она кричала и не слышала себя. Она не могла поверить в то, что сейчас произошло. Она будто бы находилась в астрале, будто спала. В ушах всё звенело. В районе сердца кололо сильнее обычного. Пятно на груди начало медленно сходить, открывая белоснежную и тонкую женскую кожу. Она могла бы ненавидеть этот мир за жестокость, Даниила за слабость, а Мефистофеля за вспыльчивость, но просто не могла. Находясь в Аду, она буквально каждую секунду испытывала жуткие боли. Ноги сводило, всё тело будто бы прокалывало горящими иглами. Так она жила больше сотни лет. Она чувствовала и страдала. Совершала прелюбодеяния и страдала. Она страдала всегда. Даже тогда, когда просто сидела и разговаривала с тем, кого любила, она готова была умереть от концентрации той боли, что выпадало ей здесь. Но не могла. Пятно исчезло с её ангельской кожи, а за спиной вновь появились огромные белые крылья. Ад остыл. Она больше не могла чувствовать, потому что просто напросто устала. Боль за столь долгое время перестала мучить её. Врата рая бесшумно и тихо открылись для её персоны. Осев на пол, Диодора прекратила существовать, оставив от себя лишь чистое и непорочное тело ангела. Ангела, который не может пасть.***
Даниил вернулся в своё родную человеческую оболочку. Она сидела на диване. Тело у этого двадцатиоднолетнего парня, признаться честно, ломило не по-детски. Решив успокоиться, падший решил, что лучшее, что он может сделать с телом сейчас — налить свежего молока, выпить и лечь спать. Для уверенности он ткнул пальцем в тело сидящего рядом двадцатилетнего парня. В анабиозе. Великолепно. Довольно, будто бы нашкодивший, но не пойманный ребёнок, он потрепал тело Дьявола за щёки и зачем-то сунул палец ему в нос. Время было почти утренним. На светлеющем небе ярко-белым огнём загорелась крупная утренняя звезда. «Красиво. Без преувеличений красиво.» — Подумал мужчина и развернулся, было, в сторону кухни, как сзади надрывным и местами подскакивающим на слишком высокие ноты голосом закричало тело Мефисто: — Ты кто? Я где? Отпусти меня, рыжее чудовище! Мне, между прочим, 15 лет! Я востребованный актёр! Я, быть может, талант! Ну-ка, жирный лисяра, признавайся, что происходит? — Кричало тело, дёргаясь и смешно подпрыгивая на диване. Теоретически смешно. Практически не очень. Даниил весь напрягся, повернулся и посмотрел на человека. «Какой противный», — подумал он про себя. Пазл в мозгу не складывался. «Как такое может быть? Неясно. Такое может произойти, чисто теоретически, только если…» Взгляд юноши попал на яркую, никак не пытающуюся затухнуть или сойти с неба утреннюю звезду, затем на парня, затем снова на звезду. Даниилу стало как-то странно, страшно и непонятно. Промямлив что-то типа «Секундочку. Я попробую всё тебе объяснить. Хотя я сам толком не понимаю, что происходит», Даниил развернулся и вышел на кухню. Тело некогда Дьявола послушно и испуганно ждало. Еле налив себе дрожащими руками целый стакан молока, он жадно выпил всё до последней капли. В спину подул холодный ветер. Падший в человеческом теле в оцепенении замер. Он знал, кто может сделать так и ждал, что будет дальше, не пытаясь сбежать. Встреча с отцом была неизбежна. В ушах послышался невыносимый гул. Человеческое тело рефлекторно зажало уши. «Мальчик мой, Даниил. — Услышал сын ласковый и строгий голос отца. — Ты очень умно говорил сегодня. Ты так чётко строил предложения, так ясно выражал свои мысли, желания и позывы, что в мою голову пришла одна интересная мысль: ты мог бы стать отличным правителем Ада. Ты ведь не такой, как я, цитата „злой, безумный и глупый; не желающий признавать своих ошибок и излишне идеализирующий свой образ“. И ты не такой, как он. Мёртвый правитель. Он умер, потому что был слишком чувствителен и импульсивен. Тебя я создал действительно кремнем. Я так думаю… по тому, по крайней мере, как ты себя ведёшь, сынок мой. Отныне ты правитель Ада. Отныне падший архангел, заметь мой дорогой, архангел Даниил правитель Ада: Дьявол, Сатана, Воланд, Мефистофель, судья и каратель для душ, как угодно. Вся власть твоя, мой хороший.» — Медленно и чётко проговорил Бог. Шумы прекратились. Ветер перестал назойливо дуть в затылок. Тело нового владыки тьмы впало в анабиоз. Стакан выпал из его рук и разбился на тысячи осколков.***
Воздуха вновь не хватает. Стоя на пустоте, новый правитель Ада смотрит в пустоту. Бесконечное ничто. Материя. Его пространство, его работа. Ненавистная работа. Дышать сложно. Бесцветное ничто тяжёлой гирей давит на грудь, не даёт дышать. Лёгкие будто заполняются водой. Зная эту систему изнутри и не видя смысла пытаться спастись, Даниил расслабляется. Материя поглощает его.