Красавица и чудовище

      — Зачем ты опять пришёл?       — Соскучился.       Герой улыбнулся прекрасной белозубой улыбкой, а на его щеках выступили милые ямочки, и чудовище торопливо отвела взгляд. Герой, конечно, был умён и никогда не открывал глаза, но… мало ли. Она не хотела обратить его в камень.       Никого никогда не хотела.       — Вот, это тебе, — сказал герой.       Он подбросил в воздух что-то круглое, и оно на секунду закрыло собой солнечный диск. Змеи поймали подарок, впившись в него уродливыми острыми клыками. Чудовище почувствовала горький вкус кожуры и пряную сладость сока.       — Съев гранат, Персефона смогла вернуться на землю из мрачного аида, — сказал герой. — Если она смогла, то и ты сможешь.       Змеи опустили алый сочный плод в руки чудовища. Он был большой, как мячик для гарпанона. Оказывается, она ещё помнила, что когда-то, в прошлой жизни, играла в эту игру.       — Персефона красавица. Красавицам можно всё, — сказала чудовище и распорола кожуру загнутыми страшными когтями. Она вытаскивала зёрнышки и бросала в омерзительные пасти, которые клубились вокруг её лица.       — Ты тоже красавица, — сказал герой.       Чешуйчатые твари отвлеклись от трапезы, чтобы возмущённо зашипеть. За их шипением чудовище спрятала вздох.       — Ты не знаешь, как я выгляжу.       — Красота — это не только пышные кудри, — усмехнулся герой.       Он совсем не боялся змей. Он, кажется, ничего не боялся.       Когда он пришёл к её унылому обиталищу впервые, травы покрывали землю ещё редким, несмелым покровом, а птицы только-только начали свои брачные песни — Сицилия просыпалась после зимы.       Чудовище в тот раз предупредила героя, как предупреждала всех:       — Откроешь глаза — умрёшь. А подойдёшь ближе, чем на десять шагов — я сама тебя убью.       — Сложно рассчитать десять шагов, когда ничего не видишь, — сказал герой, но с места не сдвинулся.       Он потянулся к сумке, и злобные змеи застыли в воздухе, готовясь к атаке. Но герой вытащил не оружие — он положил на землю две большие ракушки.       — Они с Серифоса. Люблю их послушать, когда скучаю по родине.       — Я ни по чему не скучаю! — соврала она.       — Это хорошо, — не поверил герой и отвернулся.       Он разумно не открывал глаза, пока чудовище была рядом. Шагая вслепую, он даже несколько раз напоролся на окаменевших смельчаков, которые не вняли предупреждениям.       Но героя неудачливые предшественники не смутили. На следующий день он вернулся, и в руках у него были лазурные цветки дельфиниума. Потом он принёс розы. А потом — семечки.       — Даже не имея глаз, подсолнух следует за своим возлюбленным солнцем, — сказал герой.       Уже поспел виноград и птенцы запищали в гнёздах, а удивительный юноша продолжал приходить. Он садился на камень, который для него поставила хозяйка пещеры, и рассказывал о своей прекрасной родине, о войнах и праздниках, о трагедиях и радостях, которые не могла увидеть чудовище. Однажды он даже принёс лиру и спел песню на непонятном, но очень красивом языке.       Иногда, когда героя не было, чудовище пряталась в самом тёмном углу пещеры, где были не видны змеи и когти, прикладывала к ушам ракушки и представляла далёкий, полный чудес Серифос...       ...Зёрна в гранате закончились, и она отшвырнула пустую кожуру.       — Вернись в мир живых, — сказал герой. — Со мной.       По коже чудовища побежали мурашки. Змеи закрыли её лицо, скрывая румянец.       — Ради богов, не шути так.       — Я не шучу. Я люблю тебя.       Сердце чудовища забилось быстро-быстро, и она вдруг поняла, что у неё всё ещё есть сердце.       — Посмотри на меня, — сказал герой. — Не бойся. Я не открою глаза.       Но от боязни навредить у чудовища онемели кончики пальцев, и даже вечно возбуждённые змеи испуганно замерли. Глубоко вдохнув, она перевела на героя осторожный взгляд и увидела его мужественное лицо с правильными благородными чертами, и золотые кудри, в которых будто запуталось солнце, и сильное красивое тело в лёгкой белоснежной тунике…       Он похож на бога, подумала чудовище. А потом она вспомнила то, что старалась не вспоминать, и сжала зубы, чтобы сдержать тошноту. Она вспомнила, как отказала богу морей и как он взял её силой там, на холодных ступенях храма. Бог ушёл, оставив её — поруганную и проклятую. Оставив чудовище. Долгими бессонными ночами она смотрела в морские волны, и ветер больше не играл с её волосами, а злобные фурии, хохоча, называли её сестрой. Она услышала. Она научилась отражать атаки мечей, копий, стрел и пращей, как будто, выживая раз за разом, могла отомстить богам.       — Я не чиста, — прохрипела чудовище.       — Ты чище всех, кого я знал, — сказал герой.       Он сделал шаг навстречу. Море — всегда могущественное и безжалостное — за его широкими плечами казалось бледным размытым пятном. Возможно ли?..       Но небо дало знак. С ветки вспорхнул птенец: едва оперившийся, любопытный, он подлетел к чудовищу, мазнул по плечу крылом, и она взглянула на него.       И птенец упал замертво.       — Уходи! — сказала чудовище. — Хватит мучить меня! Уходи и не возвращайся!       — Я тебя люблю, — повторил герой.       Его глубокий сильный голос отзывался вспышками боли в её ушах. Но рядом не было ракушек, а чешуйчатые гады не могли защитить от звука. Поэтому змеи ринулись к герою, вытянулись на всю длину, зашипели в красивое лицо, обнажив острые клыки, ткнулись тупыми мордами в грудь, шею, живот.       — А их?! — крикнула чудовище, как будто могла перекричать свою агонию. — Их ты тоже любишь?!       Он должен был испугаться.       Но он ведь ничего не боялся.       — Они — часть тебя, — сказал герой и, обхватив одну из чешуйчатых голов ладонями, поцеловал.       Чудовище ахнула и замерла, но не как камень. Она разомкнула губы: через девять шагов она чувствовала желанное прикосновение её героя. Горячая волна разлилась под чешуёй, которую нежно гладили его пальцы, и змеи подались навстречу ласке. Змеи тянулись к теплу, забирались под ткань туники, расстегивали фибулы, прижимались к широкой груди, где билось большое бесстрашное сердце. Змеи скользили вверх по ключицам и плечам, раздвоёнными языками касались колючих по-вечернему щёк, пили с них капельки пота. Змеи скользили вниз и обнимали гибкими телами крепкие бёдра, тёрлись о жёсткие завитки волос в низу живота, обхватывали и ласкали возбуждённую плоть, выпивая жар и влагу. Чудовищу казалось, что она парит. Что она совсем не чудовище, и что вокруг неё — не скалы, а волшебный Парнас. Сладость граната смешивалась с солоноватым вкусом её героя, его стоны бежали вибрацией к её телу, и она впитывала его наслаждение, его силу, доброту и смелость. Все сомнения смыло восторгом, будто чистой водой.       — Хорошо, — выдохнула Медуза потом, когда смогла дышать.       Обессиленные змеи спящим клубком сложились на её голове. Её колени всё ещё дрожали, но она преодолела девять шагов. Подойдя к возлюбленному вплотную, она зажмурилась и подставила свои — человеческие — губы для поцелуя.       — Забери меня из аида, Персей.       — …нашёл я наконец их пещеру, а когда монстры уснули, я подлетел на крылатых сандалиях, посмотрел на отражение этой твари в медном щите и отсёк ей башку!       Он рассказывал пылко, размахивая кубком так, что капельки пивной пены летели в раскрытые рты слушателей.       — И они не проснулись?!       — Не заметили?!       — Одним ударом отсёк?!       — Конечно, одним ударом. Ведь мой муж — герой, потомок Зевса!       Андромеда отодвинула сумку, из которой торчала голова с мертвыми змеями, уселась к супругу на колени и поцеловала в щёку, колючую по-вечернему.       — Все мои подвиги ради тебя, моя красавица, — сказал чудовище.