Один день

Стайлз грызет подушечку указательного пальца, упершись взглядом в пол. Тишина трещит в воздухе, как заряды электричества. Она называется неловкой. Это когда ты молчишь не потому, что нечего сказать (у Стайлза очень много слов жалят язык), а потому, что любое сказанное тобой не будет нести в себе никакого смысла. Это как быть запертым в спичечном коробке. Стайлз теперь понимает, что чувствовали пауки, которых он прятал там в детстве. — Есть хочешь? — спрашивает он, а горло саднит после долгого молчания. Диван в гостиной Стайлза кажется маленьким необитаемым островком. Вот только Стайлз явно не Робинзон, а Дерек — не его Пятница. Дерек, по сути, вообще не его, но судьба распорядилась по своему долбанутому усмотрению. Раз в год она сталкивает их нос к носу, не позволяя увидеть еще кого-то. Как будто в этом огромном мире, где проживает несколько миллиардов людей, нет больше никого, кроме Дерека и Стайлза. Убийственная романтика. Идеальное стечение обстоятельств. Помеченные судьбой, Богом, Дьяволом или кто там еще есть. — Нет, — коротко отвечает Дерек. Если кто и умеет использовать слова вместо хука с правой, так это волчара. О да, он владеет этим искусством в совершенстве. Хотя. Для них это вообще прогресс. В прошлом году говорил (пиздел напропалую) один Стайлз. Дерек только угрюмо сопел, шагал по гостиной взад-вперед, качал головой, фыркал и бесконечно-бесконечно хмурил брови. Они оба не понимали. Как так произошло, что среди миллиардов людей именно они? Дерек для Стайлза, а Стайлз для Дерека. Какая же хрень, боже. Это произошло два года назад. Вся Стая зависала в лофте. Они замочили очередного сумасшедшего Альфу (ладно, это сделал Дерек) и праздновали свое спасение. Стайлз как раз сидел на кресле, потягивая пивко, и ржал над выражением лица Скотта, поперхнувшегося виски с аконитом, когда ему в глаза словно сыпанули соли. Стайлз матернулся и зажал их ладонью. Бутылка громко стукнулась о пол. К нему подлетел Скотт: ты в порядке, дружище? И Стайлз думал, что, да, так оно и есть. Он в порядке. Жжение прошло, глаза больше не хотелось промыть под напором воды. Но потом произошло то, что произошло. Стайлз перестал видеть Дерека. Дерек, которого оказывается, таким же образом и в то же время скрутило на кухне, перестал видеть Стайлза. Первое время Стайлза не очень сильно расстраивал этот факт. Почти неделю он ходил с довольной миной, потому что ублюдочный оборотень теперь не станет прикладывать его рожей о бардачки. Однако воодушевление действовало недолго. На вторую неделю Стайлз понял, что ему реально не хватает Дерека. Не хватает вечно нахмуренных бровей и поджатых в раздражении губ, не хватает крепкой спины, за которую его прятали время от времени, чтобы спасти жизнь, не хватало сильных рук, оттаскивающих с поля боя, чтобы не пострадал, малолетний идиот. Не хватало колких перепалок и закатывания глаз, когда Стайлз нес какую-то ахинею. Стайлз стал раздражительным, он заводился с полуоборота. Скотт посылал нахуй его и его выебоны и говорил, что они идеальная пара. Оба такие же ненормальные придурки. Если Стайлз срывался словесно, то Дерек спускал пар на тренировках. Бойд и Айзек начали мрачно коситься на него, а Эрика, не скрываясь, предлагала им потрахаться, когда они, наконец, увидят друг друга, чтобы Дерек перестал вести себя как неуравновешенный психопат. Стайлз посылал ее к чертям и предлагал самой заняться усмирением Дерека. Но волчица нагло улыбалась, отвечая, что Дерек-то хочет не ее. Стайлз краснел, как первоклассник, и сваливал подальше от недовольной Стаи Дерека. Ему оставалось просто смириться и ждать, когда истечет год и на одни сутки они снова станут видимыми друг для друга. И этот год тянулся мучительно медленно. От нечего делать, Стайлз начал захаживать в лофт. Он садился на диван или на кресло и смотрел, как садится солнце за огромными окнами. Хуже всего было то, что в этот момент они могли сидеть на одном и том же диване, но не видеть друг друга. Иногда Стайлз чувствовал запах Дерека. Это казалось таким странным, это так било по психике и нервам, потому что он понимал, что Дерек где-то рядом. В нескольких метрах. А чертовы глаза не видят его. Вместо Дерека — пожирающая пустота. Теперь же Дерек — твердое тело, которое можно увидеть, к которому можно прикоснуться. Сидит на противоположной стороне, скрестив руки на груди, смотря в одну точку, сосредоточенно морщит лоб. — Послушай, нам все равно тусоваться вместе еще целые сутки, — вздыхает Стайлз и разворачивается к нему, забросив руку на спинку. — Давай просто перетерпим. Приставка, пицца, фильмы, домино, шашки, шахматы, нарды? Он не может заткнуться. Перетерпит Дерек. Стайлз едва сдерживается, чтобы не забраться к нему на колени и не обнять за шею. Потому что он скучает. Скучает, как проклятый. Отсчитывает дни, недели, месяцы. Он ненавидит всю эту чертовщину с соулмейтами. Зачем иметь родственную душу, но не видеть ее, не касаться? Зачем это все? Проверка на терпение, на прочность? Любовь победит все. Расстояние любви не помеха. Стайлз думает, что тот, кто придумал подобные высказывания, ни хера не смыслит в любви. Или эта любовь просто не для их мира. Любовь в мире Стайлза — это мука, это отчаянье, это искусанные губы и разбитые кулаки, это быть слепым к тому, в ком нуждаешься, в ком смысл существования. Поэтому чхал он на любовь. Слишком больно, чтобы он смог это вынести. И прежде, чем Дерек открывает рот, чтобы что-то ответить: — Потрахаемся? Дерек даже забывает хмуриться. Он приподнимает густые брови и смотрит прямо на Стайлза. — Издеваешься. Не спрашивает, а констатирует. Качает головой и прикрывает глаза, тяжело выдыхая. Мол, что за придурок, за что он выпал именно мне. — Эрика говорила, что нам нужно спустить пар. Плевать, что она говорила это уже очень давно. Плевать, что самой Эрики уже нет в живых. Бойд едва с ума не сошел, когда не увидел ее спустя сраный год. Стайлз смотрел на то, как тот корчится в рыданиях и не испытывал ничего, кроме отчаянной пустоты. Любовь победит все. Однако смерть даже ей не по плечу. — Мне не нужно, — рычит Дерек. Стайлз закатывает глаза. — Брось, на парнях уже живого места нет. Ты их так затренируешь до смерти. Нам обоим это нужно. Стайлзу очень и очень это нужно. Кровь — кипяток, а мышцы мягкий пластилин. Сердце в нетерпении грохочет в груди сильно и громко. У Дерека, наверное, в ушах закладывает. — Я не буду трахать тебя, Стайлз, — цедит он по слогам, взирая на него звериными глазами. У Стайлза от одного этого взгляда встает так крепко, что собственные джинсы кажутся на удивление тесными. Он больной ублюдок. Он скучал настолько, что если Дерек сейчас не позволит прикоснуться к себе, он сдохнет. Вот так просто. Был Стайлз, и нет его. — Я могу трахнуть тебя, — хмыкает Стайлз. Это защитная реакция. Он медленно, но уверенно скатывается с последних тормозов. У них всего несколько часов, несколько гребаных часов. Стайлз закипает от беспомощности и отчаянья. — Не зарывайся, — сквозь сжатые челюсти. Стайлзу хочется проорать ему в лицо: Расслабься, черт подери. Выдерни из жопы эту ебаную пружину и перестань быть таким бесчувственным мудаком. Ори на меня, ударь меня, вытряси из меня, блять, душу, но не делай вид, что я для тебя пустое место. — Я не зарываюсь. Я предлагаю решение нашей проблемы. — Потрахаться — вот решение твоей проблемы? — выплевывает Дерек. Стайлз подвигается ближе. Дерек напряженно застывает, предупреждающе глядя на него из-под насупленных бровей. Мол, что бы ты ни задумал, не делай этого; мол, подвинься еще ближе, я оторву твою руку и засуну в твою же глотку. — Изменить приоритеты — вот решение нашей проблемы. Нам нечего терять, грозный волк, мы и так связаны по рукам и ногам. Он снова осторожно сокращает расстояние. Дерек выдыхает, раздувая крылья ноздрей. — Придвинешься еще ближе — я не отвечаю за себя, Стайлз. Я убью тебя — читает Стилински. Я выверну тебя наизнанку твоими же потрохами. Стайлз улыбается. Он и так уже наизнанку. И касается бедром чужого бедра. Прижимается плечом к плечу. Наглеет и ведет кончиком носа по открытой шее. Горячей, так охуенно пахнущей, шее. Дерек напряжен каждой мышцей тела. Он, кажется, даже не дышит, когда губы Стайлза целуют колючую щетину. А Стайлз ждет, когда же Дерек взорвется и вырвет ему трахею. Скорее бы. Стайлза подкидывает на диване так, будто внутри него гигантская дрель. Во рту пересыхает, а ладони покрываются влагой, стояк упирается в плотную ткань джинсов. Ради Бога, Дерек, прекрати все это. — Ты заносчивый сученыш, Стилински, — рычит Дерек, поворачивая голову, обхватывая затылок Стайлза, заставляя смотреть на него. На приоткрытый рот, на пульсирующие темные зрачки. — Ты сам напросился. Он впивается губами в услужливо подставленный рот. Стайлз стонет, как самая настоящая порнозвезда, взбираясь на колени Хейла. Руки Дерека повсюду на его теле. Гладят, мнут, сжимают. Делают почти больно. Стайлз думает, что умрет от кайфа, от ощущения Дерека наяву, от ощущения жестких губ и члена, давящего в его задницу. Они кусаются, рычат какой-то бред, вылизывая друг друга, впиваясь друг в друга пальцами и ртами. Дерек имеет Стайлза так, что тот еще три дня сидит, кренясь в один бок. Стайлз посылает Скотта с его тупыми подколами и усмехается: Хейл позаботился, чтобы Стилински чувствовал его еще очень долго. Стайлз не против такой расстановки приоритетов. Однако проблема не решилась. Он увяз еще сильнее. Теперь их разделяет не просто время. Они словно находятся в разных мирах.

***

Стайлз стаскивает с Дерека свитер еще в прихожей. Обхватывает его ногами, цепляясь в жесткие волосы, ерзая в нетерпении, сжимая член Дерека сквозь джинсы. — Успокойся, иначе трахну тебя прямо на полу, — хрипит Хейл, оглаживая его ягодицы и бедра, вжимая его в стену, скользя губами и языком по линии подбородка, прикусывая кожу над кадыком, толкаясь бедрами. — Похуй, — отвечает выдохом, ведя ладонью по сильной груди, царапая ногтями подтянутый живот. Дыша громко и влажно, задыхаясь, притираясь телом к телу, вымазываясь в запахе Дерека, чтобы впитался под кожу. Так нужен, господи. Дай ему сил. Лучше реально сдохнуть, чем чувствовать все так сильно. Дереку хватает выдержки донести его до кровати. Они переплетаются ногами и руками, соприкасаются животами и бедрами. Словно если останется хотя бы один участок свободной от прикосновений кожи, произойдет ядерный взрыв, который сметет их обоих с лица земли. Хейл трахает его тягуче, размашисто, Стайлза таскает по простыням, и он вгрызается зубами в костяшки, чтобы заткнуть рот. Потому что это настолько хорошо, что он боится сболтнуть лишнее, боится сказать, что скучал, боится сказать, что не проживет без Дерека больше ни единого дня. И когда они лежат разморенные, потные, уставшие, Стайлз не может удержать язык за зубами. Он когда-нибудь поплатится за длинный язык. Так почему бы не сейчас? — У тебя есть кто-то? — спрашивает невзначай, водя пальцами по мощной груди, соскальзывая на ключицы и впадинку между ними. Рука Дерека на его плече сжимается сильнее. — Это имеет значение? Имеет, конечно, блять. Серьезно, Стайлз, лучше заткнись. — Не то что бы. Я просто хотел сказать, что если тебе хочется, я не… Он против. Он так против, что если кто-то, кроме него, посмеет прикоснуться к Хейлу, он выследит этого кого-то и пустит пулю ему в лоб. — Нет, Стайлз, — обрывает Дерек. Рассеяно ведет ладонью по его плечу. — У меня никого нет. Стайлз выдыхает и кивает. Он знает, что Дерек чувствует, с каким облегчением у него сейчас колотится сердце. Он сдает себя с потрохами. Но Стайлз тут абсолютно бессилен. Дерек не спрашивает у Стайлза, есть ли кто-то у него. Все и так понятно. Дурацкое сердце, выстукивающее куда-то в горячий бок Хейла, не даст соврать.

***

Следующий год превращается в гребаную вечность. Скотт говорит, что Дерек уехал и они не поддерживают связь. Точнее, это Дерек оборвал все связи. Стайлз кусает губы, кивая. Мол, понятно, дружище, спасибо. Именно поэтому, когда надвигается день Х, Стайлз боится его как огня и одновременно не может дождаться. Что-то подсказывает ему, что он расставит все на свои места. Однако поцелуи Дерека такие же жаркие, напористые, требовательные, а руки по-прежнему исследуют его тело нетерпеливо и жадно. Он кончает с именем Стайлза на губах, утыкаясь носом в спутанные и мокрые волосы на виске, пытаясь отдышаться. Стайлз чувствует себя ванильной девчонкой, потому что от переполняющих эмоций хочется разрыдаться. Он держит Дерека в объятиях, а на его животе подсыхает чужая сперма. — Куда ты свалил? — спрашивает он, тяжело дыша. Это не то, что он должен спрашивать. Стайлз вообще не хотел показывать, что это каким-то образом его заботит, но правда в том, что заботит, причем пиздец как сильно. Дерек поднимается на вытянутых руках, заглядывая ему в лицо. Он хмурится. Его волосы всколочены пальцами Стайлза, губы искусанные и зацелованные, а на щеках жаркий румянец. Стайлз проглатывает тупое: «Я люблю тебя. Я люблю тебя, волчара, так сильно, что мне самому страшно. И тебе должно тоже быть. Ты не представляешь, с кем связался». — Скотт рассказал? — Птичка певчая на хвосте принесла. — Стайлз. — Мне просто интересно знать, где теперь твое логово, большой волк. Дерек скатывается с него, ложась на бок. Стайлз тоже поворачивается, подтыкая щеку сложенными ладонями. — Мичиган. — Оу. На самом деле, Стайлз не понимает, зачем ему это. Им все равно не суждено встретиться хоть где-то еще, кроме дома Стилински. Их личный мир. Или их маленький ад. — В гости позовешь? — ухмыляется он, а во рту становится горько от собственных слов. Дерек меняется в лице. Румянец скрывается под смуглой кожей, а щеки словно темнеют. Он ложится на спину, потирает веки, и еще некоторое мгновение просто лежит, прикрыв глаза ладонью. Стайлз не решается придвинуться к нему. Ему кажется, что это не к месту сейчас. Еще он думает, что иногда нужно промолчать хотя бы ради того, чтобы не делать ситуацию еще более запутанной и хуевой. — Прости, — выталкивает он. Вздыхает, жмурится, тоже ложится на спину, усиленно растирая лицо. Порой ты такой придурок, Стайлз. Почти всегда, — подсказывает внутренний голос. — Все нормально, — ровно отвечает Дерек. Но ни один из них так и не двигается. Не нормально. И оба это знают. Было лишь вопросом времени, как скоро их хлипкий карточный домик развалится к чертям. — У тебя есть кто-то? Затяжное молчание Хейла делает настолько больно и хуево, что Стайлзу хочется отмотать время назад и не задавать этот вопрос. Порой счастье в неведенье — чувак знал, о чем говорит. — Как ее зовут? — его голос срывается на последнем слоге. Он откашливается в кулак и пытается принять самый беззаботный вид. Ему тошно так, что хоть волком вой. Дерек молчит еще несколько секунд прежде, чем сухо ответить: — Меган. — Меган, — повторяет Стайлз, усмехаясь. У него болит лицо от этой улыбки. Какой же ты жалкий, блять. — Красивая? Хотя нет. Не отвечай. Уверен, что да. Дерек рядом с ним превращается в гранитную статую. Он не шевелится, Стайлз поворачивает голову в его сторону, чтобы убедиться, дышит ли он. Он осознает, что Дерек не обещал ему хранить верность. Он вообще ничего ему не обещал. Они никогда не говорили о них. Да и о чем говорить. Они видятся раз в год. Видятся и трахаются, ничего более. Какие еще нужны аргументы? Стайлз не знает, какая эта Меган, но почему-то ему кажется, что у нее красивые волосы и губы. Она улыбается Дереку, когда готовит что-то на кухне, она имеет возможность просыпаться с ним каждое утро и засыпать каждую ночь, не боясь, что в один из дней перестанет его видеть. — Это ничего не значит, Стайлз, — Дерек обнимает его поперек живота, притягивает к себе. Утыкается лбом в его висок. — Ей ты тоже так говоришь? Стайлз желает откусить собственный язык. Выяснения отношений пожирают и так бесценное время. Но он ничего не может с собой поделать. Ему больно. Он чувствует, будто его предал весь чертов мир. Это глупо. Стайлз не хотел гребаной любви. Не хотел быть зависимым от Дерека. Но то, чего ты боишься больше всего, обязательно произойдет. Дерек убирает руку, садится на кровати, сгорбившись и запустив руки в волосы. Стайлз не решается прикоснуться к нему. — Я в душ, — говорит и поднимается. Стайлз прикладывает все усилия, чтобы не посмотреть ему в след.

***

Один его вопрос действует как «эффект бабочки». Как там Меган? Дерек закрывается от него. Он опять сваливает в душ, давая Стайлзу ясно понять, что не намерен говорить на эту тему. Но хрена с два. За год эта тема проела Стайлзу в мозгах дыру размером с кулак. Он натягивает джинсы и идет за Дереком в душ. — Что тебя так задело? — выпаливает он в душевую занавеску. Вода продолжает бежать, а Дерек молчать. — Мне уже и спросить нельзя? Какого хрена, Дерек? Почему ты ведешь себя, как шестнадцатилетняя школьница? — Я не хочу обсуждать с тобой Меган. Когда он произносит ее имя, стайлзов кулак так и чешется, чтобы впечататься в керамическую плитку на стене. — Охуеть. Со мной можно только трахаться, понял. Моя задница к твоим услугам ровно раз в год, зачем заморачиваться? В Стайлзе говорит ярость. Все это у него уже поперек горла. Стайлз устал. Очень, пиздецки устал. — Я не это имел в виду. Господи, Стайлз, зачем все усложнять? Иди нахуй. Просто — нахуй. — Это не я усложняю. Это ты конченый мудак. Заткнись, заткнись, заткнись. Дерек дергает занавеску и быстро ступает к нему, оборачивая полотенце на бедрах. Стайлз смотрит ему в глаза, потому что иначе пропал. Складывает руки на груди, опираясь об дверной косяк. — Ты думаешь, тебе одному хуево? — рычит Хейл, приближаясь опасно близко. Стайлз сильнее вдавливается в дерево. Глядит исподлобья, со злостью. — Меган тебя отлично утешает. — Закрой рот. — Иди к черту. Они смотрят друг на друга с яростью, затаенной обидой. Стайлз едва стоит на ногах. Еще немного и он свалится на холодный пол. — Что мне еще сделать, Стайлз? Я вижу тебя раз в год. И каждый раз я будто заново собираю себя по кускам. — Мне пожалеть тебя? Бедный Дерек, который свалил из города. Бедный Дерек, у которого есть Меган. А знаешь, что есть у меня? Ты, блять. Ты. Один раз в сраный год. И не смей говорить мне о том, что это ты собираешь себя по кускам. Дерек обхватывает его лицо ладонями, прикасается лбом. Стайлз вонзается ногтями в его запястья в желании оторвать к хренам эти руки, разбить это лицо, разбить это долбаное лицо, которое он видит во всех своих снах. — Я люблю тебя, — шепчет Дерек. Стайлз горько ухмыляется. Вот, кто нихрена не знает о любви. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. — Стайлз. — Если ты еще раз скажешь мне подобное, я убью тебя. Оболью бензином и сожгу, как когда-то сжег твоего дядюшку. Видит бог, я не шучу. Дерек сжимает челюсти и отпускает его лицо. Отступает на шаг. — Что мне сделать? — повторяет он свой вопрос. Стайлз прячет руки в карманы джинсов, сутулится. Его глазам так же больно, как и ему. Это невыносимо больно — смотреть на Дерека. — Будь счастлив с Меган. Он отталкивается от двери и спускается в гостиную. Дерек не спешит идти за ним следом.

***

— Никаких наркотиков, сын. — Господи, пап. — И никакого алкоголя. — Заметано. Скотт проследит, чтобы я не натворил глупостей. Стайлз складывает последнюю футболку в рюкзак. Отец неуверенно наблюдает за его движениями. — Это всего лишь несколько дней. Мне надо… развеяться, понимаешь? Отец понимающе поджимает губы. — Знаю, сын. Стайлз утаскивает его в крепкие объятия. — Со мной все будет в порядке. Обещаю. Он похлопывает отца по плечу и спускается вниз. На улице его уже ждет Скотт. Лас-Вегас, детка, я еду к тебе. Стайлз натягивает худи, чтобы прикрыть предплечье. Вчера Дитон нанес ему защитную руну. Теперь никто не сможет отследить его истинное местонахождение до тех пор, пока Стайлз сам этого не захочет. Никакие сверхъестественные силы, никакая судьба, карма или что там еще есть. Теперь Стайлз сам вправе решать, как ему поступить. Сегодня день Х. И если им с Дереком все же суждено встретиться, они встретятся. Обязательно.