Когда вся планета окутана болью, Мы вытерпим всё и очистим любовью. Сжимается сердце от страха порой, Но мы вместе, мы вместе. Гильза — «Вместе»
***
— Сашка, — подбегаю к парню и заключаю его в объятия. — Это ты! — выдыхаю куда-то в шею. — Живой! Чуть отстраняюсь, рассматривая его. Он немного вытянулся и стал, кажется, ещё тоньше. Щёки чуть впали; возникает ощущение, что о скулы можно порезаться; кожа тонкая, как пергамент, и отдаёт чуть-чуть синевой. Отросшие волосы неровными покромсанными прядями свисают до плеч. Глаза покрасневшие, а под ними залегли тёмные круги. Мелкий. Родной. В груди щемит от нежности. Как же он смог всё выдержать? И какое же это счастье — наконец снова его видеть! Обнимать... — Я так рад, — не выдерживаю и снова прижимаю к себе. — Вы… — он запинается, весь напряжённый, как струна, в моих объятьях. — А…Андрей?! — В голосе столько недоверия. — Я тебя помню… — произносит как-то поражённо и теперь уже сам прижимается ко мне. — Мелкий, — глажу его по спине, волосам. — Как ты? — не могу найти в себе сил отпустить своё счастье. — Больше никогда не поедешь куда-либо без меня! — Он кивает и всхлипывает. Отстраняю от себя парня и заглядываю в его лицо. Так и есть: глаза на мокром месте, по щекам текут слёзы. — Ты дома, — прикасаюсь ладонью к его щеке, только сейчас замечая под пальцами заживающую царапину — и ещё одну у внешнего уголка глаза, и на носу… — Всё теперь будет хорошо! — Он тянется за рукой, когда я её чуть отстраняю. — Обещаю! Прижимаю парня к себе и вспоминаю, что на аэродроме мы не одни. — Капитан, спасибо. — Женщина под моим взглядом вытягивается по струнке и отдаёт мне честь. На губах улыбка. Хотя я и сам, наверное, сейчас не лучше. — Береги его, — она подходит и кладёт руку мне на плечо. Киваю и снова раз за разом вдыхаю такой родной аромат его волос. Обещаю. Что бы не случилось, я уберегу его. Как же я скучал! — Я скучал, — это чудо просто читает мои мысли. И такой тихий голос, но от него мурашки идут табуном по всему телу. — Я тоже, родной мой, — отстраняюсь, заглядывая в глаза цвета грозового неба. — Я не могу без тебя, — произношу почти шёпотом, и меня, скорее всего, не слышно: на аэродроме постоянный гул. Но Сашка... он понимает. Беру его лицо в ладони и большими пальцами стираю с ресниц влагу. Не допущу больше, чтобы он плакал. Прижимаюсь лбом к его лбу, а он так и не открывает глаз, только кулаки сильнее стискивают по бокам мою рубашку. Какой же он красивый. Светлая кожа, что так контрастирует с моей смуглой, выгоревшие волосы, маленькая родинка на щеке и просто невероятные, бездонные серые глаза, что сейчас скрыты пушистыми ресницами. Прижимаюсь губами к родинке, он чуть вздрагивает и распахивает веки. Язык мелькает между губ, приоткрытых навстречу, и я, не удержавшись, целую его, чуть всасывая нижнюю губу. Провожу языком по верхним зубам, нёбу и встречаюсь с его языком. Попутно оглаживаю плечи, а Саша перемещает свои руки мне на шею и сам весь тянется ко мне, как к солнцу. Такой страстный, нежный, открытый и невероятно желанный. Прерываю поцелуй, слыша недовольный стон. — Пойдём домой? — не отстраняюсь от него далеко. В ответ вижу кивок и долгожданную улыбку на губах. Беру своё счастье за руку и тяну в сторону парковки. Люди смотрят нам вслед осуждающе, но они ведь не знают, через что мы прошли. Раньше я даже не мог обнять своего парня на улице. Или взять за руку. Или, не приведи боги, поцеловать. А что подумают люди вокруг? Но когда мне сообщили, что автобус, в котором он ехал на какую-то экскурсию, боевики взяли в заложники, и я больше двух недель не знал, жив ли он... Да, наверное, именно тогда я понял, что на мнение окружающих мне очень глубоко наплевать. У Сашки нет здесь родственников, и очень долго я вообще не мог ничего добиться от военных. «Вы ему никто», — говорили мне на каждом шагу. Я не смог бы следить за ходом операции по освобождению, и уж тем более меня бы не пустили на закрытый аэродром, куда приземлился вертолёт с немногими выжившими. Спасибо капитану: она тогда взяла меня под свою ответственность, увидев в нашей истории свою, правда, намного более трагичную. Сейчас, обернувшись, я могу увидеть, как люди обнимают своих родных, что, как и я, до конца не верили в возможность снова их увидеть. А мы уже садимся в машину. — Я посплю чуть-чуть? — шёпотом спрашивает это чудо, когда я опускаюсь в водительское кресло. Глаза уже закрыты, а на лицо спадают волосы. — Чудо, — беру с заднего сидения плед и, укрыв его, тянусь к ремню безопасности, который он не удосужился пристегнуть. Чуть откидываю назад кресло. Раньше Сашка часто засыпал у меня в машине, особенно после универа. Смотрю на его спокойное лицо, а сам снова улыбаюсь. Теперь всё будет хорошо, я в это верю. Моё счастье, мой смысл жизни спит на расстоянии вытянутой руки от меня, и я знаю, это самое главное.