Дата: 11.04.13
Люди дают себе обещания постоянно и еще чаще их нарушают. Рэйчел не была исключением и уже через две недели после знакомства с Марком Джефферсоном по уши влюбилась. Она понимала, как это выглядит, и что говорит о ней самой, но ничего не могла с собой поделать. С самой первой их фотосессии, Марк стал для нее куда большим, чем она хотела признавать. Первое влечение вскоре переросло в страсть, а та сменилась какой-то болезненный тягой к тому, кто был не просто старше и мудрее, но и воспринимал ее, как наивную девчонку, вздумавшую поиграть во взрослую жизнь. Но Рэйчел не возражала. Он был нужен ей! Быть с ним постоянно, каждый день, каждую минуту – этими мысли не покидали ее даже во сне. Марк Джефферсон стал ее болезнью, раковой опухолью на сердце, которую можно вырезать разве что посмертно. Ну, или так ей казалось… И тем хуже был ее поступок, что Хлоя по-прежнему была рядом и даже не подозревала о происходящем со своей девушкой. Одной ночью, когда они зависали на бортике фонтана у кампуса, Рэйчел почти смогла признаться, но струсила в самый последний момент. На следующее утро в их тайном убежище на свалке она снова предприняла попытку. В этот раз с помощью письма, коль не смогла произнести постыдную истину вслух. Увы, но и оно не дошло до конечного адресата. Дописав признание, Рэйчел начала зачеркивать последние строки, показавшиеся ей слишком жалкими, а потом и вовсе психанула, скомкала листок и выбросила его в мусорку. Боже, как же это было трудно! Самая настоящая пытка, ибо совесть мучила ее денно и нощно, не давая нормально спать и сосредоточиться на учебе. Хлоя ведь и правда любила ее, по-настоящему. В то время как Рэйчел, еще со времен отношений с Фрэнком, держала ее, чего уж греха таить, прозапас. Первая любовь стала для нее беспроигрышным вариантом, к которому можно было вернуться в любой момент. Но признаться в этом себе она смогла, лишь повстречав Марка. И то, не сразу. Случилось это во время одной из последних фотосессий в театральном кабинете. Рэйчел облачилась в один из сценических костюмов то ли герцогини, то ли баронессы – не суть! Пока она позировала на фоне постера спектакля, освещенная лучами софитов, Марк фотографировал ее и… тогда-то она и поняла. Среди ее знакомых было немало людей, кто увлекался фотографией. Но никто из них не мог сравниться с Марком Джефферсоном! Он не просто знал, что делает. Его фотосессии были словно живое воплощение страсти и желания. Когда Марк направлял на нее камеру, у них возникала… Рэйчел не могла подобрать верное слово. Он называл это связью художника и модели, но то была лишь внешняя оболочка, фрагмент. Ей казалось, словно сами их души сливаются в одно целое. После такого их неминуемая близость стала лишь вопросом времени... И вот теперь, настоящее. Они с Хлоей гуляют у маяка, только вдвоем. Вечерний закат расписал горизонт тысячью оттенками красного, прибой под скалами приятно шумел, создавая вместе с пением лесных птиц совершенную и прекрасную музыку. Идеальное свидание! А все, о чем она может думать во время него – это о Марке, с которым у нее на завтра назначена встреча после уроков. – Что-то ты притихла, – заметила Хлоя, бросив разрисовывать баллончиком выпуклый фундамент маяка. Ее творение изображало ворона с дымящей сигаретой в одной лапе и горящей зажигалкой в другой. Рэйчел мельком глянула на этот несомненный акт вандализма и выдавила через силу неловкую ложь: – Пустяки, просто засмотрелась на… чаек, да. Ты же знаешь, что его опять закрасят? – А мы здесь не в последний раз, – проказливо хихикнула Хлоя. – В следующий возьмем краски побольше и изобразим что-нибудь покрупнее. Помнишь истории о Бигфутах?.. – Только те, которые заканчиваются неприлично, – отшутилась Рэйчел, намекая на футбольную команду Блэквелла. – Но они кое-в-чем сходятся с настоящими Бигфутами. – У тех и других мозги с грецкий орех, – подхватила Хлоя. Девушки засмеялись и встали рука об руку над обрывом на самом краю скалы, вглядываясь вдаль на пляж и Аркадию Бей. Город отсюда казался таким маленьким, что при желании мог бы поместиться на одной ладони. – Как думаешь, твой дом видно отсюда? Рэйчел пожала плечами и отошла от края. Ей не хотелось говорить о доме. Последний разговор с матерью, которой прислали формуляр с успеваемостью Рэйчел, вышел не самым приятным. Из-за известных событий ее оценки заметно ухудшились, плюс, к ним прибавилось несколько десятков пропусков. Мама была больше расстроена, чем разочарована, и сделала все, чтобы докопаться до правды. Но что могла сказать Рэйчел? Ее личная жизнь – такой запутанный клубок, что она сама с трудом может в нем разобраться. Где уж тут маме… Гхм. И вообще, пусть с отцом сначала все решит, а потом ее учить лезет! – Что это? – желая поскорее выкинуть тягостные мысли из головы, спросила Рэйчел, ткнув указательным пальцем в левый верхний угол постамента с картой города. Ее внимание привлек нарисованный маркером пиратский значок Веселого Роджера. Сколько раз они с Хлоей были тут, но, почему-то, Рэйчел заметила эту мелкую деталь только сейчас. Недовольная, что ее отрывают от граффити, Хлоя все же подошла и заглянула в карту. А увидев, куда указывает Рэйчел, издала тихое восклицание. – О… Я уже и забыла. – Правда? Рэйчел умела распознавать ложь во всех проявлениях. Тем более, если ей пыталась врать такая простая душа, как Хлоя Прайс. – На том пне надпись. Макс плюс Хлоя. Год две тысячи восьмой. Я видела, как ты покосилась на него. Почему ты вечно избегаешь этой темы? – А почему ты не хочешь говорить об отце? – огрызнулась Хлоя, но Рэйчел была непреклонна. – Ладно… Там было наше секретное место. Домик на дереве. – Я так и знала! Пиратское логово? Сундуки, полные сокровищ и награбленных богатсв? – Арр, – невесело согласилась Хлоя, став вдруг очень грустной. Рэйчел обняла ее за плечи и прижалась сзади щекой к волосам. Сегодня Хлоя решила не надевать свою трофейную шапку. Голубые волосы красиво трепетал ветер, дующий вдоль побережья и над скалами маяка. – Расскажи мне о ней, – тихо попросила Рэйчел. – Нечего рассказывать. Мы были лучшими подругами. Я могла сказать ей обо всем, а потом… мой отец умер, и она уехала. Отстойный конец вечной дружбы. – Ты все еще злишься... – Нет, блять, я в восторге! Макс не позвонила мне ни разу с тех пор. И уехала, ничего не сказав. Я ждала, что она попрощается, скажет хоть что-то, но… Ничего. Оставила только дурацкую касету. А за каким хером она мне сдалась, если мне была нужна сама Макс? Голос Хлои оборвался, и Рэйчел обняла ее крепче, радуясь, что никто не видит ее полыхающего лица. Стыд и вина разрывали внутренности. Сейчас ей полагалось сказать то, что сказал бы любой любящий человек в такую минуту. «Я здесь, рядом. Обещаю, все будет хорошо. Я люблю тебя, и мы переживем эту боль. Вместе». Но время шло, а Рэйчел так и не смогла заставить себя открыть рот. Потому что знала: как только заговорит, то начнет рыдать и уже не остановится, пока не расскажет Хлое все. О том, как лгала ей. О своей измене. Дважды! Рэйчел зажмурилась и стиснула зубы, сдерживая паническую атаку. Если Хлоя узнает правду сейчас, то... Нет, уж лучше сразу кинуться с обрыва! Такого позора Рэйчел не переживет и при всем желании.***
Дата: 22.04.13
Просыпаться под пение китов – то еще удовольствие. Низкие протяжные звуки ввинчивались в мозг и отзывались вибрацией в каждой клеточке бессознательного тела. Однако Нейтан упорно отказывался менять звонок на будильнике. Именно их пение помогало ему очнуться после ночных кошмаров, в последние дни ставшие просто невыносимыми. Разлепив веки, Нейтан еще долго лежал и приходил в себя, не различая где явь, а где грезы. Погруженная в готический мрак комната только усиливала его апатию, пока луч прожектора на стене показывал фото с аварией где-то на задворках Блэквелла. Видимо, он снова забыл погасить его на ночь. Нейтан медленно стянул одеяло и свесил ноги на пол. Потом дотянулся до прикроватной тумбы, где стоял пузырек с таблетками от депрессии. Он принял сразу три, желая забыть обо всем, перестать думать. Или умереть. Последнее предпочтительнее. Вечное забвение тем и хорошо, что навсегда подводит черту мучениям. Но когда мысли о суициде стали почти привлекательными, Нейтан вспомнил одну простую истину и решительно встряхнулся, изгоняя из мыслей остатки сна. Он – Прескотт. И будет бороться до конца, чего бы то ни стоило. Перед уходом, проведя весь положенный утренний моцион, Нейтан будто бы наклонился проверить завязаны ли шнурки, а между тем его взгляд привычно скользнул по памятной табличке у дверного косяка. Позолоченная грамотка гордо провозглашала: Нейтану, самому лучшему сыну на свете. Отец всегда был скуп на похвалы. Но тем и ценнее они были, если случалось заработать одну из них. Так и эта табличка, когда-то давно полученная Нейтаном за успехи в учебе, до сих пор заряжала его уверенностью перед началом нового дня. И сегодня ему нужна уверенность как никогда! Предстоящий экзамен определит куда больше, чем просто способность усваивать знания. Сегодня Нейтан докажет свое умение творить историю. И не какому-то вшивому учителишке, а самому Марку Джефферсону! Нейтан понимал, что для положительной оценки мало выложиться на все сто. Придется показать профессору, что его ученик такой же художник, как и он сам. И его работы заслуживают внимания. Как раз для этой цели, перед выходом, помимо фотоаппарата и штатива, Нейтан захватил еще и небольшой пакетик, спрятанный в тайнике за спинкой дивана. В непрозрачном бумажном пакетике лежало все, что нужно для успешной сдачи экзамена: пузырьки с наркотой и шприцами, готовыми к немедленному использованию. Теперь оставалось найти модель, достойную украсить его выпускную работу. И Нейтан точно знал ее имя, возраст, местоположение и все прочее, необходимое для успеха заранее обдуманного плана! Первая половина дня и четверть второй до конца занятий прошли в напряженном ожидании. Нейтан не расставался с аппаратурой для съемки и старался избегать всех, кто лезет к нему с дурацкими вопросами. Не их, блять, забота, почему он так напряжен и зачем то и дело поглядывает на часы! Пусть и дальше копошатся в рабском муравейнике собственных страстей. А ему вот-вот предстоит с триумфом взойти на вершину, и никакая сволочь не помешает… – Эй, Нейт, бро! Логан, вот он, нашел! Нейтан выматерился сквозь зубы и торопливо надбавил шагу. Последний звонок уже прозвенел, и до выхода из кампуса оставалось всего ничего. Только бы успеть вперед толпы, а там пусть хоть обыщутся. Он будет уже на пути к своей цели. – Чувак! Зак налетел сбоку, едва не выбив своей тушей хрупкую технику из рук Нейтана. – Осторожно! – закричал Прескотт, и, не сдерживаясь, обматерил тупого качка, взявшего его шею в дружеский борцовский захват. Заккари довольно заржал. Для спортсмена с мозгом размером с грецкий орех Риггинс довольно стойко сносил оскорбления. Хотя, может причина была куда проще: оба, и Заккари, и Логан, помнили, как Нейтан «выручил» их после зимней игры. Прочухавшись дома и опохмелившись, парни поверили в тот бред, что им навешали на уши предка, а им, в свою очередь, Шон Прескотт. Так что Нейтан теперь мог позволять себе некие вольности в общении с ними, за что раньше однозначно бы получил по морде, едва открыв рот. – Нейт, классно потусили вчера! Прикинь, я ва-аще ниче не помню! Во мы ужрались, а?! В голосе Зака было столько неподдельного восторга, словно он выиграл миллион баксов в лотерею. Вот уж точно самый настоящий Бигфут! Здоровый, волосатый, разве что дубины в руках не хватает. «Чистейший образец деградации человеческого рода, – мысленно сплюнул Нейтан, ужом выскальзывая из гориллообразных лапищ футболиста. – Ну и туша». – Да, точно. Слушай, мне тут кое-куда надо… – Не вопрос, – чуть менее темпераментный Логан подошел сразу после Заккари и попытался взять штатив, уже выпадающий из подмышки Нейтана. На переносице качка красовались большие солнцезащитные очки. Не иначе затем, чтобы скрыть мешки под глазами после вчерашней попойки у маяка. – Давай поможем донести. Куда там тебе? – Нет! – Нейтан ощетинился и торопливо вырвался из окружения футболистов. – Оставьте меня в покое! – Как скажешь, бро, – Логан чуть отступил, сбитый с толку внезапной вспышкой агрессии. Они с Заккари недоуменно переглянулись, но вызнать о ее причинах не успели. Получив желанную свободу, Нейтан выскочил из кампуса и понесся к парковке, где его ждал транспорт. «Быстрее! Не хватало еще опоздать к своему триумфу из-за этих имбицилов!» План предстоящей фотосессии состоял из двух частей: подготовка и реализация. На первую у Нейтана ушла почти неделя, не считая сегодняшнего дня. Выяснить маршрут цели, определить часы, когда она будет совсем одна и организовать все так, чтобы не пришлось возиться с созданием композиции дольше необходимого – все это требовало определенных затрат времени. Но результат того стоил. Когда Нейтан приехал на свалку, то уже знал что и как делать. Недавно подаренный отцом красный внедорожник спрятал среди проржавевших кузовов других тачек. Закрепил аппаратуру на крыше старого школьного автобуса, позаботившись, чтобы все держалось как можно надежнее и захватывало в фокус наибольшую часть поляны. И, наконец, присел на боку выброшенного старого холодильника, где принялся ждать свою модель, которая вот-вот должна была явиться. Она приходила на свалку довольно часто. Иногда в обществе своей чокнутой панковской подружки, но чаще без нее. И сегодня она снова придет одна, Нейтан уверен в этом. А там достаточно подобраться на достаточно близкое расстояние, и... все пойдет точно по плану. Ждать пришлось до самого вечера, когда солнце уже начало скрываться за верхушками леса. Увидев приближающуюся тонкую фигурку со стороны железной дороги, Нейтан повернулся к ней спиной и сделал вид, что увлечен разглядыванием чего-то в телефоне. Но его внешнее спокойствие – всего лишь часть плана. Внутри он трясся от волнения. А чего ему стоило удержать левую ногу, уже начавшую отбивать привычный нервный ритм по земле, кто бы только знал! – Нейтан? Прескотт сделал вид, что оклик застал его врасплох и выронил телефон. Затем резко обернулся и попытался выдавить подобие улыбки. Губы при этом свело судорогой. – Что ты тут делаешь? – спросил Нейтан, стараясь звучать как обычно. И, судя по тому, как безбоязненно она направилась к нему, пока удавалось. – У меня тот же вопрос, – Рэйчел смахнула грязь со свободной части холодильника и присела, обеспокоенно посмотрев Нейтану глаза в глаза. – Давно ты здесь? Обычно Рэйчел надевала на свалку что попроще, но сегодня почему-то пришла в коротких шортиках и легкой футболке на голое тело. Нейтану хватило одного взгляда на нее, чтобы все внутри забурлило, а тяжелая кровь ринулась вниз, учащая дахание. Как же хотелось взять ее! Прямо здесь, сейчас. Пока вокруг никого нет. Но профессор прав. Ради искусства надо идти на жертвы. И ему тоже придется. Нейтан, едва шевеля бледными губами, медленно произнес: – Да. «Хорошо, успокойся, – шуршали в голове взбаламученные шепотки мыслей. – Теперь вытаскивай руку из кармана. Аккуратно, незаметно. Большим пальцем сними колпачок, предохраняющий иглу… Главное не слишком шевелить локтем, иначе заметит!». – Странно, – глаза Рэйчел подозрительно прищурились. Она чуть отодвинулась от него, видимо, заподозрив что-то своим женским чутьем. Нейтан ускорил движения, понимая, что еще чуть-чуть, и весь эффект внезапности полетит в пекло. – Я раньше не видела тебя тут. Что ты забыл в такой… Ай! Девушка болезненно вскрикнула и дернулась, но Нейтан был рядом и успел подхватить заваливающееся набок тело, уже не сдерживаясь и ликуя в голос. Да, блять! Мастески введенная доза подействовала почти мгновенно. Не зря он много практиковался на подушке у себя в комнате, вместо наркоты используя обычную воду из-под крана! Когда дело дошло до практики, все прошло, как по маслу. Пустой шприц улетел в кусты через рельсы. – Не бойся, Рэйч, – жарко прошептал Нейтан в ее широко открытые от страха и недоумения глаза. – Не бойся! Я позабочусь о тебе. Наркоту Фрэнк подгонял качественную. Уже через несколько секунд Рэйчел Эмбер перестала сопротивляться и обессилено обмякла в руках Нейтана. Покорная. Красивая. И такая фотогеничная! – Ты идеальна, – неустанно твердил Нейтан, пока оттаскивал ее к нужному месту, укладывал ее на земле и готовил к первому снимку. – Он будет доволен, точно тебе говорю. Установить автоматический таймер перед каскадом снимков – дело пары секунд, простейшая вещь, не требующая особых навыков. Его фотоаппарат, купленный за баснословные бабки, умел и не такое. – Отлично, – прошептал Нейтан, спрыгивая с крыши автобуса на землю после регулировки положения камеры. Этот снимок должен был стать особенным. Не для портфолио, не для коллекции, а лично для него самого. Как напоминание о дне, ставшем отправной точкой в карьере Нейтана Прескотта – величайшего фотографа всех времен. Теперь главное не налажать в деталях! Профессор Джефферсон безжалостен к любым огрехам. Нейтан лег на землю рядом с ней, потом подтянул обездвиженную Рэйчел так, чтобы ее голова лежала на изгибе его согнутого колена. И, не забывая отсчитывать про себя секунды, принял позу и застыл лицом. Антураж и кровавые эффекты на фоне кладбища он сделает уже на постобработке в Проявочной. Там же, где его обучал Марк Джефферсон в свободное от занятий время, и где Нейтан планировал завершить фотосессию. «Вот она, слава, – счастливо подумал Нейтан, в назначенный срок услышав череду щелчков затвора фотоаппарата. – И все благодаря тебе. Ты, Рэйчел, станешь путеводной звездой моего величия!»***
Дата: 23.04.13
Ни разу за всю свою жизнь она не просыпалась с таким трудом. Казалось, приходится продираться сквозь вязкую пелену сна, почему-то ставшую похожей на кокон бабочки. Рэйчел старалась изо всех сил! Упиралась ногами, снова и снова рвала толстые вьющиеся нити, пока в щелке между ними не блеснул свет… – Просыпаешься? – спросил хор голосов, отражающихся от стенок черепа в пустой голове. – Не бойся. Тут никого, кроме нас. – Н-нейтан, – Рэйчел застонала и кое-как нашарила мутным взглядом своего давнего друга. Тот возился напротив нее с треножным штативом, на который крепится фотоаппарат. – Нейтан… – Не двигайся, – Прескотт раздраженно шикнул на нее и вернулся к работе. – Я еще не закончил. – Что?... Онемевший язык с трудом ворочался во рту, слюна была вязкой и с привкусом желчи. А еще Рэйчел поняла, что ее «мотает», хоть она и сидит неподвижно, связанная по рукам и ногам. Это ощущение было ей знакомо еще по опыту с наркотой Фрэнка. Всего раз она накидалась колесами до такой же кондиции и с тех пор зареклась вообще приближаться к наркотикам. «Боже мой, – с внезапным приступом страха поняла она, не сводя испуганных глаз с Нейтана. – Что он со мной сделал?» Окружение, мягко говоря, не внушило оптимизма. Куча съемочной аппаратуры над ней, и многие из этих вещей знакомы ей по фотосессиям с Марком. Но пугали не столько они, сколько низкие потолки и общее ощущение… Стесненности, что ли? Оно могло быть вызвано и наркотой, но Рэйчел, до трясучки боявшейся старых фильмов ужасов, быстро поняла, чем оно вызвано. Клаустрофобия. Нейтан притащил ее в какой-то подвал или что-то наподобие… Блять, да что вообще он творит? – Ты… – Не утруждайся, – сказал Нейтан, прерывая поток ругательств, уже готовых сорваться у Рэйчел с языка. – Здесь тебя никто не услышит, а я должен… могу работать в любой атмосфере. Он последний раз произвел какие-то манипуляции в камерой и навел ее на Рэйчел. Ее ослепило вспышкой, раз, другой. Потом щелчки затвора стали почти непрерывными, и тогда откуда-то донесся звук вибрирующего телефона. Рэйчел встрепенулась и завертела головой. – Замри! – в тоне Нейтана прорезались истеричные нотки. – Ты все портишь, не понимаешь?! Рэйчел задергалась еще сильнее. С сухих губ сорвалось жалобное: – Хлоя… – А. Да, твоя подружка-панк не сдается, – Нейтан прервал фотосъемку и не поленился сбегать и принести ей телефон. Его бледные без капли крови губы растянула усмешка, показавшейся Рэйчел самым мерзким зрелищем в мире. Он ткнул ей в лицо светящимся дисплеем. – Глянь, уже двадцатый раз набирает! Упертая сучка. Но в этот раз она нам не помешает. Прескотт неглядя выкинул ее телефон через плечо, и Рэйчел содрогнулась, услышав звук треснувшего экрана. Подонок! – А теперь, прошу тебя, – Нейтан отцепил фотоаппарат от подставки и, встав ближе, снова навел на нее объектив. – Не шевелись. Осталось немного, даю слово. Превозмогая приятную тягучую слабость в мышцах, Рэйчел заставила себя наклонить голову и посмотреть в него. Ее ломало от ненависти и наркоты. Но, невзирая на боль, Рэйчел нашла в себе силы открыть рот и злобно пообещать: – Ты сядешь в тюрьму, сукин сын. – Сомневаюсь, – нервно хохотнул Нейтан, не прекращая делать снимки. – Когда ты очухаешься в Блэквелле, то ничего не вспомнишь. Это дерьмо, что я тебе ввел, напрочь сносит башню! Что бы я о нем не думал, но у Бауэрса лучший товар в этом паршивом городишке. Рэйчел словно током пронзило. Она еще раз тряхнула головой и спросила: – Ты это делаешь… из-за него? Чтобы позлить… Нейтан рассмеялся, на сей раз похоже искренне. Он даже фотоаппарат опустил и схватился за боковину стоящего рядом дивана, чтобы не упасть. – Кого, Бауэрса? С чего ты взяла? Рэйчел молчала, и Нейтан постепенно перестал смеяться. Снова их взгляды пересеклись и, спустя натянутую минуту молчания, негромко Нейтан негромко выдавил из себя: – Ты сказала, что ты с ним из-за наркоты. Рэйчел победно усмехнулась. Пусть у нее связаны руки. Пусть даже веками пошевелить лишний раз – усилие, сравнимое с поднятием каменной глыбы на скалы маяка. Она все еще способна ранить! И куда больнее, чем могла бы сделать любая другая на ее месте. – Я была с ним потому что… – Заткнись! – Нейтан взвизгнул и резко взмахнул тыльной стороной ладони. Пощечина получилась хлесткой и очень больной. Рэйчел охнула и завалилась на бок. Перед глазами замелькали разноцветные круги. – Моделей не должно быть слышно. Теперь я понимаю почему он так говорил. Ты не испортишь мне съемку, поняла? От криков Нейтана закладывало уши. В тесной замкнутой комнатке подвала они становились оглушительными, впиваясь в барабанные перепонки роем потревоженных пчел. Рэйчел заскулила и попыталась спрятать голову между коленей, но не вышло. Нейтан грубо толкнул ее ногой и склонился сверху, как палач. Его лицо исказила злобная некрасивая гримаса, а в руке подрагивал шприц, на две трети заполненный какой-то мутной дрянью. Рэйчел закричала и забилась в агонии жертвы, чувствующей на шее клыки хищника. Но ей никто не помог, и все что оставалось, это смотреть, как разум в глазах Нейтана блекнет, поддаваясь зову внутренних демонов. То, чего она так боялась все эти годы, все же случилось. «Марк, – успела подумать Рэйчел, прежде чем ощутила укол в вену, и мир вокруг начал гаснуть. – Помоги мне…»