Мгновения после

– Готов? В ответ Коичи только кивает и широко улыбается в нависающей со всех сторон темноте. Зеленоватый и чуть мерцающий свет экрана работающего компьютера высвечивает эту больше похожую на оскал улыбку, отражается в глубине тёмных, безумных глаз… Тсузуку понимает: он задал глупый вопрос. Конечно же, Коичи готов. Они оба готовы как никогда, оба ждали сегодняшнего дня уже больше полугода, не проведя ни секунды без подготовки к финальному акту. Всё, чего они добились, всё, что создали или разрушили – всё вело к этому. К этой самой минуте, к концу, к зарождению новых миров. Тонкие и гибкие пальцы ложатся на клавиатуру, последние секунды – милость для тех, кто остался внизу. Коичи не замечает, как, пытаясь унять мешающую здраво мыслить дрожь, до лёгкой боли впивается ногтями в плечо Тсузуку, заставляя его невольно усмехнуться и помедлить ещё немного. Наслаждаясь мгновением… Кажется, стоит затаить дыхание – и услышишь в мнимой тишине два бешено стучащих сердца. Совсем скоро этот город перестанет быть таким мёртвым. С того дождливого весеннего вечера прошла целая вечность, но Тсузуку никогда не забудет, как Коичи смотрел на него тогда. Как сжимал в трясущихся руках стопку ещё таких неумелых планов и чертежей и говорил, говорил обо всём, что сейчас воплощалось в жизнь. Это была целиком и полностью его идея – идея позднего гостя с тихим, срывающимся голосом и покрасневшими от недосыпа глазами. Тсузуку помнит, как не мог разобрать ни слова из его непрерывного монолога и просто следил за движениями бледных губ. Хотел ударить его по щеке, резко тряхнуть за плечи, мысленно проклинал всё на свете… Его реальность была раздроблена на ничтожные части, но он и представить не мог, до чего довёл себя Коичи. Происходящее было безумием, и даже в своей паутине демонов Тсузуку понимал это. До тех пор, пока не взглянул на измятые и исчерканные листы бумаги. Не увидел там отражение собственной сумасбродной мечты. Эти планы и чертежи заменили им тексты песен, заняв место на грубых ободранных стенах. Им пришлось многое исправить и переделать, что-то принять и от чего-то отказаться. Они спорили и соглашались, кричали и еле слышно шептали в туманных сумерках, пуская густо-сизый дым в горячий воздух за балконом. Они больше не собирали режущие руки осколки прошлого – свято веря в успех, они строили будущее, ради которого были готовы пожертвовать всем. Даже в ужасе от своего безрассудства, в экстазе кошмарного риска, Тсузуку с Коичи, втайне от всех, продолжали разрушать некогда могущественные империи убеждений, став друг для друга смыслом и поводом двигаться дальше. Жить и дышать, не касаясь разгорячённых тел. Нет… Теперь они больше, чем соратники или любовники. Они – неутомимые строители нового мира под чёрными лунами. Последняя надежда Вселенной голографической лжи. – Давай, – выдыхает Коичи, вглядываясь в цифры на экране. Он знает всё наизусть, мысленно проговаривает каждый символ, что появляется под пальцами Тсузуку. Несколько строчек компьютерного кода, ещё несколько мучительных секунд тишины… И вдалеке раздаются взрывы. Настоящие взрывы – сначала на самой границе слуха, позже громче, больше, ближе… Реакция продумана, просчитана, ожидаема, самообладание плавится о волнение, нетерпение рождает предвкушение, упорядоченность становится анархией. Коичи бросается к окну. В любое другое время Тсузуку сравнил бы его с ребёнком, несущимся поглазеть на праздничные салюты, но сейчас ему не до этого. Он продолжает зажигать на грани света всё новые звёзды, опаляющие стены из прессованного экопластика. Концертные залы и фальшивые статуи-голограммы, давно забытые огромные пустые квартиры и сотни колонн с высеченными на них именами… Всё превратится в кипящую, пузырящуюся, мерзкую массу, в отвратительное ничто, не в силах выстоять под напором запущенных ими стихий, таких же искусственных, но невероятно разрушительных. На создание запалов для этих звёзд они не пожалели ничего, и сейчас имеют полное право наслаждаться результатом. А результат не заставляет себя ждать. Взрыв. Взрыв. Взрыв. Так далеко – Коичи знает это, но так пугающе громко, настолько… Прекрасно. Он улыбается снова и снова, он знает, что значит каждая вспышка на горизонте, и новые огни – слишком яркие даже в неоновом блеске надменно-высокого Нео-Токио пробирают сознание до приятной дрожи. Коичи смеётся. Это его привилегия – смеяться, пока Тсузуку, делая последние победные штрихи, уже обдумывает дальнейшие действия. Смеяться, запрокинув голову и обхватив плечи руками, смеяться, высматривая вдали огненные цветы, последствия своих решений и унесённых ветрами запретов. Он сам кажется нереальным порождением пламени, сыном гнева и ликования, богом, танцующим средь миражей. Длинные волосы охотно поддаются смелеющему сквозняку, что не может упустить соблазнительную возможность перелезть через оконную раму, пока Коичи открывает окно. Звуки сразу становятся громче, уже слышны визжащие сирены, особенно резкие в эту «судную ночь». Всё это – словно аплодисменты талантливому актёру, лучшая из возможных похвал, и Коичи остаётся лишь принимать новоявленную действительность, замирая от страха и восхищения, не ведая собственной красоты. – Смотри! Иди сюда, скорее, Тсу! Особенно яркая, самая желанная, последняя вспышка. Тсузуку подходит к распахнутому окну и успевает увидеть то, чего они так долго ждали, кусая губы. Падение империи. Отсюда не видно, как в момент гаснут сотни светодиодных букв, лопаются охваченные огнём стены, не слышно криков людей и зацикленного жужжания роботов с повреждённым электромозгом, но воображение рисует это лучше всяких реалий. Светлая сторона сгорит в таком же чёрном пламени, верно?.. Верно. Все грязные и лицемерные тайны, все подневольные обещания и растоптанная гордость. Всё перестало существовать в одно короткое, яростное мгновение. Исчезло буквально по щелчку пальцев. Они давно уже ничего не должны, но эта полночная месть станет завершающей нотой симфонии разрушений. Дальше – новые, нетронутые страницы из полупрозрачной бумаги, и прежде чем перейти к их заполнению, хочется ещё немного полюбоваться прекрасным видом растревоженного гнезда диких пчёл, сплетённого из экранов и проводов. Тсузуку переводит дух и пытается улыбнуться. Коичи замечает это, отвечает наигранным удивлением, – его улыбка-оскал даётся так же легко, как дыхание или трепет непослушных ресниц. Он не позволит коснуться своих холодных рук, не позволит обнять себя или даже сказать что-нибудь невпопад. Не давая взамен ничего, божество страсти из плоти и крови являет собой всё то, что нужно и что ищет Тсузуку. Человека. Безумца. Вдохновение. Пропасть между ними огромна и ничтожна одновременно, сейчас они только вдвоём против зияющего за окном треснувшего идеального мира. Что ж… Тсузуку никогда не противился быть лишь архангелом под властью смертного, которого нарёк собственным богом. Они уйдут сквозь паучью сеть скользких лестниц, оставив на рукавах плесень чужих пороков. Вверх, вниз и снова вверх, мимо клацающих механизмов по древним как мир коридорам. Уйдут, пряча довольные улыбки, не переставая вполголоса обсуждать всё, что только что произошло. А знаешь?.. А представляешь?.. Ни одна рампа не выхватит из темноты их изящные тени, танцующие в призрачном смехе. Так просто. Только тощая крыса тревожно поведёт носом и поспешит скрыться в глубинах пропахшей гнилью трубы. Всё дальше, по хлипким решёткам… Их ждут у самой воды, застывшей цветными разводами бензина. Глупо было предполагать, что они не нашли себе дельных сообщников. Потерявшее смысл прошлое осядет копотью на городских улицах, замёрзнет в истории навсегда. Будущее – за задраенным люком, с бархатным голосом рулевого, будущее в готовых погаснуть карманных фонариках, в исписанных тетрадях, спрятанных в рюкзаках, в похожем на бред замогильном шёпоте и каждом мгновении после фатального погружения. Мотор зажужжит – слишком тихо, чтобы быть услышанным, и они мягко покинут город, следуя по путям, открытым умершей годы назад революцией. Лишь много позже, слушая выпуск утренних новостей по слегка дребезжащему радио, Тсузуку, наконец, поймет, почему, стоя у края бездны, Коичи чувствовал себя таким счастливым.