sick boy

хосок болен, и болезнь свою никогда не отрицал. говорят, переезд из города неудачи в город полной свободы развращает и портит. но с хосоком их старые схемы не сработали: система проржавела и подвела. хосок, пустив крылья по ветру, впервые стоит на ногах уверенно, стойко, крепко. первые несколько месяцев — тяжелая работа, заключающаяся в выборе верной модели поведения. вторые несколько месяцев — естественный процесс размножения слухов о том, что чон хосок скорее сдохнет, чем выдаст чужую тайну. чон хосок — человек, что болен честностью и прямотой; человек, раскрывший душу и принимающий в нее всех страждущих. чон хосок — яма, вырытая характером и гордостью, которую отчего-то нарекают могилой. хосок говорит, чтобы тебя не сожрали с потрохами собственные тараканы, нужно возвести вокруг себя мощеные убеждениями стены. никогда не угадаешь, какая дрянь решится прогрызть нутро, но нужно быть готовым ко всему. чон хосок ненавидит двоедушие, притворство и полную фальшивость. подобных он выводит на чистую воду, а затем просто превращает в пыль, которую позже снюхивает ради пятнадцатиминутного прихода. ему мало для счастья надо, чертовски мало: побольше шума, крышу над головой, пусть та и протекает, и уверенность в себе, которая висит на тонком волоске, что даже не хосоков. хосок говорит, большая репутация решает большие проблемы. с исыль хосоку комфортно. он вытаскивает ее из темных ночей и утром вталкивает в руки обеспокоенного отца. он держит ее золоченные волосы, пока та выблевывает остатки дрянной тусовки. исыль знает, к хосоку можно обратиться за советом, потому что он способен оценить ситуацию со стороны. и почти никто не берет во внимание тот факт, что хосок к своим двадцати прошел почти все круги молодежного ада, где карают и распинают за несоответствие глянцу или за отказ от общепринятого употребления. хосок думает, быть собой — весело. исыль думает, хосок — ебучая редкость, и таких — честных, открытых и попросту готовых — не существует. но хосок все еще держит ее волосы, все еще умывает и, пьяно улыбнувшись, выводит на воздух. чон хосок ненавидит фарс, маскарад и комедию. чон хосок ненавидит актеров и игроков. яркая — рыжая — исыль напоминает хосоку о практике в польше, где денег не оставалось совсем даже на простецкий перекус. монеты — ржавый перезвон, предвещающий потерю в весе, потерю в совести и потерю в жизни. но этих монет хватает на бутылку воды в разгар блядского лета. у хосока аллергия на золото, но золотую исыль он почему-то терпит. на деле — любит просто и по-дружески тепло. потому что исыль отдаленно напоминает ему о каком-то внеземном явлении, способном осветить беспросветную жопу. исыль думает, религия ким тэхена — беспросветная жопа. думает, что до тридцати тэхен не доживет, как и она сама. они — поколение, верящее в вино и сигареты. безнадежный идиотизм, базирующийся на желании выгнать себя из херовой реальности. они просто хотят чувствовать себя лучше, хотят не думать о сложности завтрашнего дня, хотят ощущать сухой ветер и кожу, что раскраснелась. они хотят смущаться и расслабляться. когда исыль пьет с тэхеном, она буквально наебенивается. они договариваются пить рюмка в рюмку, бокал в бокал, но когда кто-то отвлекается, начинается реальное соревнование. они стараются перепить себя же. а завершение такое глупое: появляется какой-то парень, который стабильно утаскивает исыль в разгар пьянки. ким тэхен почти все любит доводить до конца. ким тэхен засыпает, приложившись головой к унитазу. когда исыль зовет хосока отпраздновать ее день рождения, он соглашается, не думая. он соображает над подарком, но все упирается в любимый фиолетовый исыль. потому что она биполярна ориентационно, подвержена психическому ослаблению и зависит от творческого порыва. хосок узнает черты ее личности практически сразу. хосок знает, чтобы исыль заинтересовалась кем-то, нужно всего лишь сказать слово, которое вертится в ее голове. хосок говорит «филистерство», и исыль отдает ему сигарету. исыль отдает ему свое сердце и принимает как брата, мужа или отца. — где ты? — спрашивает юнги: хосок разбирает слова за ветром в трубке. — на курилке. чего такое? — вызвони исыль и стой там. поломай драму и скажи, что она срочно тебе нужна. мы приедем минут через сорок и поздравим вместе. хосок соглашается, звонит исыль и честно признается, что больше терпеть эту жизнь не может. и если они не поговорят — быть беде. хосок думает, что с настоящей исыль он познакомился, когда та сказала, что никто не приходит ей на помощь, но сама она откликается на бессловесный звонок даже посреди ночи. исыль — монета, которую большинство отчего-то предпочитает разменивать. исыль — спешащая, ненакрашенная, но блестящая и сияющая — приезжает через двадцать три минуты. бордовое пальто и темно-лиловый шарф, оторванный белый наушник и тонкие сигареты в пурпурно-розовой пачке. она очаровательная и сочная, и хосок, может, забрал бы ее себе, но дело в ее религии. исыль верит в вино и сигареты. исыль верит в чистое проявление боли. они курят молча. исыль не торопит с рассказом, не давит и поглядывает искоса — не прямо. хосок мнется, смотрит в асфальт. и ему не приходится вымучивать слова, потому что исыль в объятиях прячут какие-то случайные люди, налетевшие с поздравлениями. хосок пишет юнги «быстрее» и закуривает еще одну. ким тэхен появляется с блестящими — золотыми — шариками в форме двадцатки, и все громко поздравляют исыль. она обнимает каждого по очереди, но возле тэхенова уха на пару секунд задерживается. как и тэхенов взгляд на хосоке после. хосок запоминает тэхена по ненатурально черным волосам, по стертой татуировке, выглядывающей из-под черной водолазки, черно-янтарному шарфу и по пальто цвета молочного шоколада. острый подбородок, полосующий нервы. глаза, подведенные по линии ресниц: не густо, не ярко — тонко, для пущей выразительности. тэхен смотрит с налетом легкой усталости и безвесной незаинтересованности. будто он знает все и все видел, поэтому теперь не расточает эмоциональность. но хосок замечает, тэхен бесчувственностью не отличается: ему словно скучно, но попыток найти пылкость или эйфорию он не оставляет. исыль для празднования снимает крутой зал в каком-то блядушнике, в котором помпезные, но дешевые скульптуры в виде задниц. тэхен отвешивает пару шуток, как и все прочие, пока хосок, устроившись на диване в углу, обновляет бесполезные и пустые ленты в социальных ловушках. большую часть приглашенных он не знает и желанием знакомиться не горит, но не строит кислую морду, потому что по календарю сегодня не тот день. чон хосок может от бесконечности и обратно ненавидеть игры, но без них никуда. даже в таком театре, как день рождения, без актерского опыта не обойтись. подлинное лицемерие, настоящее кривляние характером и душой, высококачественные выебоны — все, чтобы угодить и не прослыть ебланом, портящим настроение. хосок ненавидит игры, пока сам играет. исыль вьется, нервничая и переживая. исыль вьется, когда все решают перед тем, как выпить, вещать о знакомстве с ней. тэхен говорит, они познакомились, когда исыль ворвалась в чужую квартиру и чужое веселье с бутылкой свеженькой текилы. пока некоторые, надравшись, вылупливали рвоту в туалетах, раковинах и спальнях, тэхен укрылся на балконе. исыль присоединилась, чтобы покурить. там они текилу и уговорили. — я запомнил одну умную вещь: меня не должно ебать мнение со стороны. если мне нравится кремовый, если мне нравится парень, если мне нравится попса — меня не должно волновать то, что скажут остальные, — тэхен поднимает винозный бокал и утепляет исыль надежной улыбкой, — я всегда буду рядом, исыль, чтобы плюнуть в лицо всем тем, кто может тебя осудить. хосок говорит, они познакомились, когда исыль спросила, кто курит. они вышли на курилку, чтобы перевести дыхание и обсудить уровень говнопроизводительности дня. исыль сказала, что видит некоторых насквозь. и она искренне устала от вранья. она устала от ощущения ненужности, пока нужен кто-то. в тот же вечер она звонит хосоку и просит приехать, чтобы расслабиться. они напиваются и идут гулять по холоду, чтобы посмотреть на луну с какой-то высотки. — я думаю, мое настоящее знакомство с тобой началось в тот момент, когда ты сказала, что я — один из первых, кто, кажется, готов прийти к тебе в любую минуту, — хосок смотрит ей в глаза и замечает в них тонкую влажную пленку смутившей важности, — я всегда приду, исыль. даже если ты будешь в другом конце света. мы все здесь для того, чтобы прийти, поддержать и защитить. — как трогательно, — говорит тэхен, смахивая слезу, которой нет и не будет. хосок только иронично улыбается. тэхен мерзкий в стремлении вырисовать себя таким, каким он, кажется, не является. но сходятся они с хосоком на простом и отстраненном обсуждении вертеровского эффекта. тэхен говорит, он сам — тот же вертер, но только живой по некоторым наблюдениям. хосок почитает вертерово явление, потрясшее когда-то историю массовостью совершения самоубийств. — действительность была преобразована в поэзию, но люди начали поэзию преобразовывать в действительность, — говорит хосок. — потому что людям отчасти хотелось такого же романа в жизни. поэтому вертер и стал кумиром стольких: он возвел свои страдания на самую вершину, а затем сошел с нее коронованным пулей, — говорит тэхен. хосок вспоминает про пародистов, переписывавших «юного вертера» на свой манер, со своей сутью, но с идентичной оригиналу концовкой. хосок рассказывает об одном мальчишке-иностранце, который в семнадцать издал свою интерпретацию вертера. — а потом пустил себе пулю в висок. — драматично, — улыбается тэхен. тэхенова религия включает в себя трагичность, но по большей части моральную, как думает хосок. тэхен просто не производит впечатление мучимого влюбленностью и одолеваемого фактическим страданием. когда тэхена зазывают танцевать, хосок берет пачку и выходит на холодный балкон с видом крайне непримечательным. сигарета на пьяную голову — способ подумать пару-тройку минут о том, какой ты счастливчик или какой ты неудачник. хосок думает, он — везучее ублюдство, которому — по сути — везти и не должно. он думает, дело в позиционировании, приоритетах и манерности. его никто не оценит по внешности, никто не осудит его вероятную неказистость, потому что он знает, о чем говорит. хосок видел многое и многое же не. он столько всего не попробовал, столько всего не узнал. хосок думает, он точно сдохнет невезучим. тэхен говорит, реальная удача улыбается только молодым. тэхен вываливается на балкон, поправляет свое светлое пальто и разглядывает хосоков пиджак: черный, как волосы и глаза. темная гармония. хосоку чертовски идет черный, идет напыщенность и нарциссизм. но хосок не тех догматов установка. — во что ты веришь, чон хосок? — спрашивает тэхен. а хосок не отвечает: элементарность его страха и вместе с тем веры — примитивность конкретных суждений. он не хочет признаваться, не хочет делиться, потому что где-то на подкорке подозревает, что его боязнь — такую типичную и такую детскую — назовут клишированной глупостью. хосок избавляет себя от объяснения тех вещей, что могут расшатать уверенность в себе и своих силах. — я, например, верю в людей, которых веду, — говорит тэхен. — в каких? — в больных и уставших от жизни. мы, знаешь, пытаемся увидеть свет в конце тоннеля, но замечаем его только тогда, когда кто-то из нас оканчивает жизнь пулей, петлей или пилюлей. отсвет души, хосок. — я в своих людей уже верю едва ли. гребаные лицедеи, и слова еще подбирают такие уродские, пока похвалу отвешивают. тэхенов смех — вырытый кем-то из глубин земли колокол, с коего слезла вся позолота: низкий, чревный, гулкий — комфортабельный. ким тэхен поджигает тонкую сигарету и говорит, что верит в вино. — мол, правда в вине? — нет. просто в вишневое вино. — и в сигареты. — да. в ментоловые сигареты, — улыбается тэхен: улыбка косоватая и ровная, карикатурно подведенная краснотой прокусанной и обветренной кожи. тэхеновы губы на вкус, как оказалось, — некрепкая табачная горечь, алкоголь и стейк с кровью. хосок смеется прямо в поцелуй: вместо того, чтобы отдаться ощущению мягкости чьей-то близости, пусть даже и в таком мелком ее проявлении, он предпочитает разобрать вкусы на составляющие. тэхен состоит из множества деталей, и они, собранные воедино, подают образ решительного, волевого, но отнюдь не свободного. если бы тэхен когда-нибудь хотел умереть на самом деле, последовав за своим пресвятым вертером, он бы сделал это точно. — но я не могу умереть, — говорит тэхен, — потому что я уже мертв. — перестань драматизировать, это раздражает. здесь не перед кем ломать блядотеатр. побудь собой хоть на минуту, и ты пристрастишься, — и хосок вдруг отворачивается, закуривая снова: пугливый до отсутствия гарантий, что сам он от трагичного тэхена не переопылится. — если я буду собой, меня выкинут, как старую собаку, — плюется тэхен, — нет никому дела до нас настоящих, всем подавай образ. а сам ты настоящий, хосок? эта твоя хваленная честность — исыль мне все уши прожужжала. кому ты нужен таким честным и категоричным? и хосок только иронично улыбается, замахивается: сонорное взвизгивание пощечины. тэхен болен, и болезни своей никогда не отрицал. он когда-то уверовал в собственную недостаточность; в то, что он — точно, явно и бескомпромиссно хуже всех на целой земле. он знакомится, подает руку, целует трижды в щеки и бонусом добавляет: — лучше свали прямо сейчас, потому что я — больной мальчик, а не потерянный. он подал руку хосоку, но поцеловал в губы единожды. тэхен идет вслед за хосоком спустя несколько минут. хосок умывается, когда тэхен, войдя, щелкает нехитрым замком на двери.  — не уходи. я кое-что покажу, — говорит он, пока хосок тщательно промывает руки. тэхен стягивает блузку, что под горло, и хосок разглядывает татуировки: какие-то еще жирным шрифтом таращатся в свежести, какие-то — уже подстертые кожей о кожу и одеждой. у тэхена под грудью «добро пожаловать в нарциссизм», по шее к плечу ползет «никаких ограничений», на предплечье огромное «больной парень». у тэхена под ключицей — «скольких клеток стоит моя жизнь?». тэхен, повернувшись спиной, раздевается быстро. он заходит в душевую кабину и включает воду. стекло потеет, и за паром тэхен будто растворяется, теряется и меркнет. тэхен промывает волосы — хосок видит тусклое течение сине-черной краски. тэхен натирает распаренную кожу на шее докрасна — хосок видит, как начинает смываться «никаких ограничений». тэхен трет все татуировки, но не стирается только «больной парень». хосок прилипает к душевому стеклу почти вплотную. вот такой тэхен настоящий. растерянный, разобранный на части, смущенный и встревоженный. тэхен трет лицо — хосок видит ровный, почти ювелирный шрам по линии нижней челюсти: кто-то — сам тэхен — провел тонким лезвием. тэхен растирает подводку, и глаза его — неуверенное, оторопелое созвездие, разорванное обстоятельствами, усложнившими существование. когда вода затихает, хосок немо тянется за большим полотенцем. тэхен выходит беспомощным и чуть опустошенным. реальный он — боязливость, шаткость и закомплексованность. хосок оборачивает его в полотенце и обнимает. — мне было шестнадцать, — говорит хосок, — когда я пытался понять систему бермудского треугольника, но в человеческом плане. хосок снимает пиджак, расстегивает пуговицы на манжетах и рубашке. «уродство», «самомнение», «праздность» — под левой грудью, справа на ребрах, слева у тазобедренной кости. тэхен проводит линии, рисует грани и видит настоящую бермуду, где ничего святого: всего лишь иное именование того, чем современность грешит. «нет мира без войны». «приму смерть от собственного меча». «моя болезнь — мое благословение». хосок исписан, но исписан по-настоящему. тэхен снимает фальшивую сережку с губы и говорит, что хочет чего-то действительного. пока тэхен собирает вещи, чтобы уехать, хосоку в рот кто-то пихает кусок торта, проезжая по деснам зубцами вилки. переборщили с корицей и лимонной коркой; грецкий орех горчит. но хосок улыбается и закатывает глаза от удовольствия. тэхен копается, хосок собирается быстрее. уже в такси тэхен скажет, что доподлинно не верит в нарциссизм: ему это просто кажется логичным и обоснованным желанием выжить самому, а не с кем-то. тэхен попросит хосоков телефон, сделает селфи с «v». тэхен поцелует на прощание тепло, вкусно и немного робко. хосок отворачивает лицо от рассвета, пока у берега едва слышно плещется вода. солнце, каким бы ярким оно сейчас не было, холодит и мучает. он вспоминает про фотографию: тэхен застрял в снимке с кривым оскалом, длинными пальцами и черными цифрами на тыльной стороне ладони. «ким тэхен?» «да?» «я верю в смерть». «почему?» «потому что боюсь умереть, не попробовав столько всего». «например?» «кремовый, парня и попсу».