То, что испытывает он

Это не любовь. Взгляд уже ставших родных карих глаз вскользь проходит по виднеющемуся под расстегнутым пальто темному деловому костюму, в который одет Онодера из-за какого-то очередного праздника в издательстве. Рицу стоял и смотрел прямо в свою дверь, не решаясь вставить ключи в замочную скважину. Что-то просто не дает. Хотя назойливый голос на периферии сознания упорно тараторит, что причина эта сейчас стоит в двух шагах от него и не может оторвать взгляд. — Заходишь? Рицу кивнул. — Захожу. — подтвердил он. — До завтра, — кинул Масамуне и открыл дверь в свою квартиру. Онодера дернулся в сторону начальника, но тут же чертыхнулся, жалея об этом. Такано остановился, одной ногой ступая на порог дома, и вопросительно поднял брови. — ...Завтра принимать рукописи у Ямакавы-сан? — выдохнул нервно редактор. — Верно. Онодера стыдливо отвел глаза, в душе ругая самого себя. Чего он хочет? Продолжение фуршета? После него обязательно будет болеть спина и ныть задница, он этого хочет? Да нет, конечно. Так какого черта он не заходит в свою квартиру, где он будет в полной безопасности, где до него не начнет домогаться извращенец-начальник? И почему этот извращенец-начальник стоит и по-доброму улыбается ему? — А потом привезти в издательство? — Все так. Масамуне прикрыл дверь, оставив ее немного приоткрытой, и вернулся в подъезд. Мужчина прислонился к стене, перекрестив руки на груди. — И отдать в печатный отдел? — Рицу уже не мог перестать нести бред. Еще чуть-чуть и он бы сорвался на нервный смех. — Именно. Решительным шагом преодолев между ними расстояние, Масамуне накрыл ледяные от осеннего дождя губы своими отчего-то приятно обжигающими. Поцелуй был нежным, словно первый, немного робким и односторонним. Рицу не отвечал. Целуют тогда, когда любят. То, что испытывает он — это не любовь. Тяжелая и когда-то давно ставшая родной рука мягко прошлась по влажным волосам, спустилась к щеке. Онодера с наслаждением закрыл глаза. Касания были такими невесомыми и ласковыми, что даже отстраняться не хотелось. — Что же ты творишь со мной, — прошептал Такано прямо в губы и углубил поцелуй. Рицу не понимал, какого поцелуя хотел Масамуне. Он то чувствовал его язык и подавался вперед, то ощущал только губы, засасывающие его собственные. Пальцы нервно вцепились в пальто соседа. — Ты же любишь меня, — Такано чуть отодвинулся, чтобы рассмотреть лицо Онодеры: чуть запунцовевшие щеки, припухшие губы и легкий туман в зеленых глазах сводили его с ума. — Это не любовь, — покачал головой шатен. И сделал шаг вперед, цепляясь губами за губы своего начальника. Не видя, куда идет, Масамуне ощутимо приложился затылком о дверь своей квартиры, но не выпустил Рицу из своих объятий и даже не подумал разорвать поцелуй. Щелчок замка входной двери сработал как переключатель в его голове, и тогда он понял: теперь их никто не увидит, и можно не сдерживаться. Куда делись их пальто в страстном порыве, ни один из мужчин не запомнил, но в спальню они зашли уже без них, по пути расстегивая пиджаки друг друга, постоянно сталкиваясь руками. Поцелуй болезненно обжигал губы, Масамуне даже, кажется, один раз прикусил Рицу за губу, на что тот прижался к мужчине всем телом. Онодера пытался отрицать то, что происходящее началось с его подачки, но осознание этого грело душу, хотя парень знал, что утром будет корить себя, называя и себя, и Такано последними словами. Но сейчас ему было не до этого. Горячие поцелуи на губах, шее, ушах не давали продумать хоть одну мысль от начала до конца. Звук отлетевших от рубашки пуговиц напросто оглушал, даря некое эстетическое удовольствие от того, что скоро они вдвоем будут делать на этой еще пока идеально заправленной кровати. Но это не любовь. Это его, Рицу, прихоть. Это парень еще пока осознавал, несмотря на свое состояние. Чуть промахнувшись, Рицу едва не сел на пол, но Масамуне не позволил ему упасть, крепко держа за талию. Он понимал, что Онодера выпивал на вечере, но не так сильно и много, чтобы совсем упиться до того состояния, на которое грешил сам Рицу. Оголившись по пояс, Такано бережно переложил Рицу в центр кровати и навис над ним, утопая в таких любимых глазах цвета весенней листвы. А Онодера просто наслаждался этим немым восхищением, что плескалось в шоколадных глазах напротив него. Сбитое дыхание и не думало даже восстанавливаться, но возбуждение уже отогрело замерзшее под дождем тело, а также болезненно упиралось в брюки. — Масамуне, — слетело с языка, и парень закрыл глаза. Мужчина сверху тихо рыкнул и продолжил раздевать и себя, и возлюбленного. Молния на брюках вжикнула в последний в своей недолгой жизни раз, и собачка вылетела с мясом. Такано понимал, что утром наслушается от Онодеры упреков, что сам он разделся аккуратно, а от вещей подопечного остались в нормальном состоянии лишь пиджак и ботинки, забытые вместе с пальто в прихожей, но мужчину мало это волновало. Больше его заботил сам Рицу, так беззастенчиво гладящий себя по вставшему члену, словно он находился в спальне один. Такано склонился над Онодерой, начиная дорожку мокрых поцелуев от губ, продолжая грудью и заканчивая пахом. Брюнет перехватил член у основания и горячо дыхнул на него, и Рицу в первый раз застонал. Мужчина не любил делать минет, но доставлять любимому человеку удовольствие он любил все же больше. Онодера выгнулся дугой, стоило Такано взять в рот до основания, и еще раз громко простонал. С его губ срывался несвязный тихий шепот, к которому Масамуне даже не думал прислушиваться. — Сегодня ты такой послушный, — тихо прошептал он, лицо Онодеры вспыхнуло. — Мне нравится. - Онодера зарделся. Мужчина выпустил изо рта член и, поднявшись, поцеловал Рицу в губы. Того словно не волновало, чего эти горячие губы касались еще секунду назад, и с непривычным для него напором отвечал на поцелуй. Целовал так, будто в последний раз, отчаянно, не сдерживаясь ни в эмоциях, ни в укусах, ни в ласковых словах, которыми он называл Такано, но не слышал сам. Первый палец, щедро покрытый смазкой, вошел без доставления неприятных ощущений. Онодера гортанно застонал, закрывая глаза от удовольствия. Чувство заполненности приятно отзывалось в самом сердце, заставляя его стучать в два, а то и в три раза быстрее. Такано не понимал, как он сдерживает себя при виде такой картины. Второй палец уже доставил немного дискомфорта, но Онодера едва мог терпеть. Ненавидя самого себя остатками самообладания, он насаживался на пальцы, а в его хрипе слышалось томное «Масамуне». И Масамуне все еще держался, хоть его член уже давно упирался ему в живот и невозможно ныл от боли. На третий палец Рицу отреагировал едва слышимым «Наконец-то», которое тут же перебил громкий стон шатена. Такано не скупясь оставлял беспорядочные поцелуи и краснеющие засосы по всему торсу возлюбленного, с силой вводя пальцы. Рицу выгибался и громко стонал, однако понимал, что от одних пальцев разрядки он не получит. Ему нужно кое-что другое от своего начальника. Такано медленно вынул пальцы и навис над Рицу, заглядывая в его глаза, которые почти ничего не видели. — Скажи, что любишь меня. — Нет… — прошептал парень в ответ и отвел взгляд. Терпение Масамуне не железное. Резким движением он перевернул Рицу на живот и поставил в коленно-локтевую. Тот только хотел возмутиться, но Такано грубо вошел в него до самого основания, болезненно сжимая своими большими руками ягодицы подопечного. Рицу вскрикнул и кончил, немного хныкая от внезапной боли в пятой точке. — Скажи, что любишь меня, Рицу. Шатен покачал головой и с молчаливой мольбой в глазах посмотрел на начальника. Такано был зол и возбужден, и эти эмоции смешивались в ядерный коктейль. Онодера еще ни разу не видел его таким. Но это не пугало, это не отталкивало. Это влекло и возбуждало. Масамуне вышел по самую головку и резко вошел обратно до самого упора. Рицу вновь вскрикнул, вцепляясь длинными пальцами то ли в одеяло, то ли в простыню. Несмотря на разрядку, вид семпая был слишком горячим, чтобы обойтись лишь одним разом. Такано сделал еще несколько рваных толчков, чтобы понять, под каким углом нужно двигаться. — Такано, — крупно вздрогнул Рицу и с плохо сдерживаемым наслаждением замычал. Нашел. Задав быстрый темп с самого начала, Такано переместил левую руку с талии на плечо Онодеры и продолжил вбиваться в тело под собой до пошлых шлепков вспотевшего тела о другое. От этих звуков уши Онодеры горели так, что ему казалось, они сейчас явно освещают комнату рубиновым цветом. Такано позволил себе немного постанывать и опустил руку на вставший член Онодеры. Парень громко охнул. Кровать угрожающе качалась и поскрипывала, показывая этим, что не предназначена для таких пылких разборок двух влюбленных человек. Но они оба не замечали это, увлекаясь друг другом все больше и больше. Рицу казалось, что он уже сорвал голос от того, как громко он стонал, а рука Масамуне на его члене просто срывала крышу пареньку, от чего он не мог перестать стонать. Такано, резко войдя до упора, кончил. Горячая жидкость внутри заставила Онодеру вздрогнуть. Не переводя дыхания, Масамуне продолжил входить-выходить в Онодеру, помогая рукой быстрее кончить. Рицу замер, сжимая стенками член Масамуне, и с громким шумным выдохом кончил, все больше пачкая постель. Притянув Рицу к себе за руку, Такано уткнулся носом в плечо парня, пытаясь отдышаться и забыться в волшебном запахе любимого человека. Онодера нежно зарылся пальцами в темных волосах и приник щекой к голове Такано. — Я люблю тебя, — прошептал Масамуне. Рицу не мог сказать «Я люблю тебя» в ответ. То, что испытывает он, — это не любовь. То, что испытывает он, — это зависимость, которую уже никак не вытравишь из него. Он просто зависим от Такано. И тому знать об этом не обязательно.