у нас было слишком мало времени

***

Томас не может сказать точно, когда это началось. Может быть через две недели, а может через два года. Оно пришло само, будто давно ждало, хотело вырваться из груди, наконец-то вдохнуть свежий воздух и поселиться в мозгу, постоянно напоминая, мол, ага, а я все еще здесь. Томас не может сказать точно, что он почувствовал, когда «Ньют» появился, сидя перед ним за столом. Единственное, что он может сказать, так это то, что не был готов. Томас чувствовал, как сердце мгновенно упало в пятки, увидев родную улыбку. Родную, но ненастоящую. Казалось, протянешь руку и схватишь, сгребешь в объятия, как в старые добрые. Но мозг так и твердил: «Томас, нет. Не нужно». А сердце кричало: «Слушай, неужели ты страдал так долго ради того, чтобы зассать и не протянуть руку, а, Томми?». Конечно же мозг был прав. Это он понял, когда при попытке коснуться волос, они растворились. И Томас так и остался стоять один, посреди огромной комнаты, глядя куда-то в угол. Он пытался понять, почему Ньют появляется, а Тереза нет. Разве она не была ему дорогим человеком? Разве она не единственная, кто пыталась уберечь его от всего? Разве его сердце не принадлежало ей? Томас пытался поговорить с Минхо об этом. О его снах, видениях, которые нереально пугают. Правда пытался. Но когда он начинал говорить о Ньюте, сразу же замечал, как улыбка уходит с лица друга, глаза слезятся, а брови сводятся. Продолжать говорить об этом он не видел смысла. Минхо все еще не может смириться с потерей. А может ли Томас? Нет. Конечно же нет. Но то, как что-то похожее на Ньюта, приходящее в любой момент, дает Томасу надежду. Надежду на лучшее, надежду на то, что может он жив. Томми уже настолько потерялся во всем, в своих мыслях, что начинает верить своему придуманному бреду. И он пытается поговорить с Галли. Тот лишь хлопает его по плечу, делая лицо, как у побитого щенка. Именно так выражается сочувствие, или что? Томас не знает, чего хочет. Может быть он хочет продолжить смотреть на родные черты лица, на развевающиеся на ветру волосы, и пытаться видеть в них того Ньюта, который был с ним всегда. Рука об руку. Лучший друг, товарищ, помощник. Может быть он хочет избавиться от этого. Не хочет убивать себя еще больше, чем было. Не хочет каждый раз сдавливать порывы вскочить и обнять этого идиота, который, на самом деле, мертв. Ведь влюбляться в галлюцинацию еще хуже, чем быть отвергнутым в реальной жизни. Ньют приходит каждую ночь, переставая появляться днем. Чувствуя чье-то присутствие к трем часам ночи, Томас подпрыгивает и ищет глазами. Всегда ищет. Сначала, конечно, его встречают лишь черные пятна, и разноцветные блики, появляющиеся от быстрого подъема с кровати. Блики проходят, а в углу уже появляются очертания тела. Оно плачет. Обычно, когда Ньют приходит, то он смеется. Радуется всему, что творится. Будто он вправду выбирается на ночь с того света, дабы увидеть, что же творится здесь. На земле. Но сегодня он плачет. Томас, как всегда вскакивает с кровати и останавливается сразу же, понимая, что еще пару шагов, и он уйдет. Растворится в воздухе, как всегда. Может начать принимать таблетки от галлюцинаций, Томми? — Ньют. На краю сознания он осознает, что жестко тупит, пытаясь говорить с чем-то вроде Ньюта. С чем-то абсолютно нереальным. Ньют поднимает голову, смотрит на Томаса. Смотрит своими глазами. — Чего, Томми? Устал от меня? Его голос хриплый, настолько хриплый, будто он пять минут назад пытался перекричать армию воинов. — Ньют? Ты меня слышишь? — Конечно я тебя слышу. Я — твоя фантазия, я — то, что ты хочешь видеть. — Так и знал, что нужно было тебе сразу руку отрезать. — Юмором не спасешь ситуацию, знаешь же. Зачем шутишь? —  Я не в том положении, чтобы говорить на серьезные темы. Подумать только… Говорю с призраком. Зайди сюда Минхо, он бы отправил меня в психушку. Томас смеется, заставляя Ньюта улыбнуться. — А говоришь, что не смешно. — Я улыбаюсь, потому что ты этого хочешь, дружище. Это замкнутый круг, Томми. Ты никогда не избавишься от своей галлюцинации.